Вскоре Черный рыцарь перестал успевать за де ля Шатром. Тот вертелся, как белка в колесе, молниеносно атакуя противника с разных сторон. Он ловко уходил от ударов меча или перехватывал клинок на полпути к цели и тут же делал стремительный выпад. Наконец Черный рыцарь, сообразив, что щит сковывает его действия, последовал примеру шевалье - бросил его. Однако это мало помогло - сказывался большой вес турнирного облачения. Спустя какое-то время он начал дышать как загнанная лошадь, и Раймон де ля Шатр, опасаясь, что герольд прекратит схватку раньше времени, решил покончить со своими играми.
Он поймал Черного рыцаря на замахе. Тот как раз стал в позицию "бык", держа меч на уровне головы, сбоку. На этот раз шевалье уже не сдерживал силу удара. Он снова выполнил свой коронный колющий выпад, только теперь настолько стремительно и точно, что его противник поначалу ничего не понял и даже попытался сражаться дальше. Но кровь, густо окропившая арену, и мгновенная слабость, сковавшая движения, заставили Черного рыцаря сначала опуститься на колени, а затем и завалиться набок.
- Бой прекращен! - трубно вскричал герольдмейстер, заметив, что де ля Шатр снова замахивается мечом.
Но шевалье уже не слышал его. Сверкнул клинок в лучах вечернего солнца, дамы ахнули, а народ закричал в радостном предвкушении смертельного исхода (увы, жители Эннебона и окрестных деревень не страдали чрезмерным человеколюбием). Последовал удар. Раймон де ля Шатр не нанес никаких повреждений павшему рыцарю, лишь обрубил ремешки, которыми шлем крепился к кирасе. Затем он нагнулся, обрезал остальное крепление, снял шлем с поверженного противника - и отступил, пораженный до глубины души. Перед ним лежал Жерар де Гито!
* * *
Однако вернемся к месту засады разбойников. Небольшой обоз во главе с рыцарями постепенно приближался и нервы у лесных бродяг стали пошаливать. Они ожидали увидеть только немногочисленную охрану ростовщика, как уверял харчевник Маттео, но оказалось, что вместе с евреем едут еще и два рыцаря. А с ними шутки плохи.
Наконец общие опасения высказал предводителю шайки Жакуй, никогда не отличавшийся храбростью.
- Дурачье! - рявкнул Бешеный Гиральд. - К нам в руки падает золотой плод, а вы боитесь! У нас есть арбалеты, мы снимем рыцарей, как рябчиков с куста.
На том немного и успокоились. Правда, Жакуй, очутившись на своей позиции, тут же залез на дерево. Он проявлял свою храбрость и прыть лишь тогда, когда все жертвы, кто мог держать оружие, лежали на земле и наступало время грабить. Но лучше бы ему в этот день сказаться больным или отстать от шайки. То, что он увидел, потрясло его до глубины души.
Из густого перелеска, неторопливо переваливаясь с ноги на ногу, выползал на дорогу дракон! Он был страшен, как исчадие ада, и при каждом движении издавал шум, похожий на тот, который издает град, молотя по железной крыше. Жакуй протер глаза - уж не померещилось ли ему с похмелья?! Вчера они неплохо погуляли, прощаясь с неприветливым Эннебоном, где нельзя было и шагу ступить, чтобы не нарваться на ночную стражу. Навара с грабежей хватило лишь оплатить то, что они съели и выпили у Маттео, поэтому его наводка на богатого ростовщика оказалась очень кстати.
Но вот дракона увидели и остальные разбойники. И не только увидели, но и услышали - зеленое чудище издало страшный рев, от чего, казалось, задрожал весь лес, от корней деревьев до кроны. А затем случилось и вовсе страшное - дракон начал плеваться огнем! В расположении разбойников послышался ужасный грохот, полыхнул огонь и черный дым мигом заволок дорогу и подлесок.
Обезумевшие от ужаса грабители, бросая оружие, разбегались во все стороны. За ними последовал и изрядно перетрусивший Бешеный Гиральд, храбрившийся до последнего, чтобы не уронить свой престиж. Он хоть и превратился в кровожадного бандита, тем не менее был подвержен обычным суевериям и предрассудкам, впитанным с молоком матери. А Жакуй, совсем потерявший способность соображать и даже забывший, что находится на дереве, отпустил ветку, за которую держался, и грохнулся с приличной высоты на землю, где и затих в беспамятстве.
Увидели дракона и рыцари. Видение казалось столь невероятным, что де ля Шатр сначала протер глаза и только после этого схватился за меч.
Его опередил Оливье де Клиссон. Убить дракона! На глазах своей возлюбленной! Какой подвиг может быть самым великим для истинного рыцаря? Он буквально вырвал свое копье из рук перепуганного оруженосца, пришпорил коня и помчался к Рейнмару, который все еще рычал в усиливающую голос трубу, потому что и сам ошалел от переполоха, устроенного Франсуа "дымным порошком". Шпильман никак не ожидал столь потрясающего эффекта от "представления".
Увидев приближающегося рыцаря, готового нанизать его на копье, как бабочку на булавку, Рейнмар сначала попытался избавиться от своей драконьей машкары. Но и маска, и все остальное сидело на нем благодаря усилиям жонглера, как влитое. Тогда он пустился бежать, что выглядело со стороны очень комично. Однако Франсуа, наблюдавшему эту картину, стало не до смеха: у рыцаря были явно кровожадные намерения, нужно спасать друга.
Франсуа, пренебрегая безопасностью, выскочил на дорогу и закричал, размахивая над головой своим колпаком:
- Стойте, стойте! О, благородный рыцарь, остановите своего коня! Это не настоящий дракон, а всего лишь фокус!
Оливье де Клиссон сумел удержать своего огромного жеребца, только подняв его на дыбы. В какой-то момент Франсуа показалось, что эта громадина обрушится ему на голову, и присел от испуга.
- Какого дьявола ты полез под копыта?! - рявкнул Оливье, понемногу остывая, тем более что "дракон" исчез из виду - спрятался в кусты.
- Мессир, это было представление, - ответил жонглер, постепенно приобретая свой обычный нахальный вид и чересчур вольные манеры. - Просто мой напарник переоделся в дракона и наделал много шуму. Мы бродячие жонглеры.
- Представление? А куда подевались зрители? - недоверчиво спросил рыцарь. - И где твой напарник?
- Здесь я, ваша милость! - раздался веселый голос и на дороге появился Рейнмар - все еще в костюме дракона, но уже без маски. Рейнмар тащил за шиворот Жакуя, который ошалело вертел головой, не понимая, что с ним приключилось, - Вот один из наших "благодарных" зрителей, - продолжал шпильман. - Только этот несчастный находится под огромным впечатлением от выступления и пока не может говорить.
- На вас хотели напасть разбойники, шайка Бешеного Гиральда, - объяснил Франсуа. - И мы решили немножко пошуметь, чтобы вас предупредить. Фокус удался как нельзя лучше - разбойники с испугу разбежались. А это один из них.
- Разбойники… Дракон… - Оливье де Клиссон перевел взгляд на Рейнмара, который все никак не мог вылезть из своего костюма, и вдруг раскатисто расхохотался.
Он продолжал смеяться и тогда, когда к нему на выручку примчался Раймон де ля Шатр, а затем и оруженосцы. Шевалье сначала не понял причину этого гомерического смеха, но затем, узнав о "представлении", присоединился к Оливье, и приближающийся обоз встретил богатырский хохот. Вскоре смеялись и все остальные.
Только ростовщик Элиас перевел событие в практическую плоскость. Отсмеявшись, он сказал:
- Нужно отблагодарить жонглеров за их храбрость. Не будь их, разбойники могли нас ограбить… или даже убить! - Он нервно передернул плечами и полез в большой кошель, где у него лежали деньги.
Франсуа даже облизнулся, как кот при виде кувшина со сметаной, когда увидел, что ростовщик вытащил из сумки целую горсть золотых.
- Эти два храбреца совершили настоящий подвиг! - торжественно вещал Элиас. - В мире мало найдется людей, готовых пожертвовать своей жизнью ради других. Ведь разбойники могли раскрыть обман, и тогда фокусникам не поздоровилось бы…
Еврей все говорил и говорил, а Франсуа с обалделым видом пялился на его руку с монетами, которые просачивались сквозь пальцы, словно песок, и с тихим звоном падали обратно в кошель. Наконец Элиас закончил свою поучительную во всех отношениях речь, поддержанную одобрительными криками рыцарей и оруженосцев, и вручил шпильману и жонглеру по одному шездору - все, что осталось у него в ладони.
Франсуа и Рейнмар раскланялись со своим "благодетелем" и в весьма мрачном расположении духа (за что старались и рисковали?!) стали собирать пожитки.
Тем временем рыцари устроили Жакую допрос. Он рассказал им все, как на духу, умолчав лишь о роли Маттео в разбойном предприятии. Жакуй хорошо знал, что тот, кто попытается подставить харчевника, долго не заживется на свете. "Повесить мерзавца!" - вердикт импровизированного суда был единодушным, но тут за Жакуя вступилась Жанна.
- Прошу вас, мессиры, отпустите его на все четыре стороны, - обратилась она к рыцарям. - Не стоит омрачать наше столь приятное путешествие…
Оливье де Клиссон сразу понял, на что намекает возлюбленная. Действительно, висельник как-то не способствовал хорошему настроению и радужным надеждам на будущее. Посовещавшись с де ля Шатром, - а шевалье не мог не уступить своей госпоже - он решительно махнул рукой и сказал, обращаясь к помертвевшему от ужаса Жакую:
- Ты свободен. Благодари сеньору! Но если я еще раз встречу тебя на узкой дорожке, то заколю, как свинью, без лишних разговоров, где бы это ни случилось. Пошел прочь!
- Ваша милость… чтобы я… да никогда в жизни! Клянусь святой Бригиттой! - Жакуй говорил, отступая назад и кланялся, с трудом веря в свое спасение. Затем, не выбирая дороги, он бросился в заросли, откуда еще долго был слышен хруст ломающегося сухостоя.
- Эй, а вы куда? - окликнул Оливье де Клиссон штукарей, которые вновь собрались в путь.
- Нас ждет дорога, мессир, и новые впечатления, - суховато ответил Франсуа, сильно огорченный "щедростью" еврея-ростовщика.
- Если вы никуда не торопитесь, я хотел бы пригласить вас погостить в моем замке, - сказал рыцарь.
- Пожалуйста, - добавила Жанна. - Вы доставите нам огромную радость. И потом, вы наши спасители, и мы еще не отблагодарили вас как следует.
- Ах, пресветлая сеньора и вы, мессир! - воскликнул повеселевший Франсуа. - Вы так добры к нам! Можете не сомневаться, никто из вас не пожалеет о приглашении. Уж мы постараемся доставить вам и вашим домочадцам большое удовольствие и много приятных часов общения с лучшими - не побоюсь этого слова! - мастерами своего дела.
- Да уж, мастера… - проворчал про себя де ля Шатр. - Надо будет расспросить, чем они так напугали разбойников. Грохот, дым, огонь… чертовски интересно. Особенно в плане защиты крепости от вражеского нападения…
Спустя небольшой промежуток времени обоз двинулся дальше. Все оживленно обсуждали дорожное происшествие, а главные его виновники, Франсуа и Рейнмар, удобно устроившись на одной из телег, потягивали доброе винцо, втихомолку изъятое жонглером из запасов ростовщика. Возница Элиаса все-таки заметил это безобразие, но благородно помалкивал; не каждый день случаются чудеса, и тем более не каждый день можно узреть своих ангелов-хранителей во плоти.
Глава 12
Вагант
Вышене ненадолго хватило осторожности и предусмотрительности. Слишком много соблазнов для молодого человека таил в себе быт любого европейского города, а уж Любека - тем более.
Кого только не встретишь на его улицах! Многоязыкие и многоликие представители разных племен и народов в своих путешествиях никогда не обходили стороной богатеющую не по дням, а по часам столицу Ганзы. Здесь их ждали не только безопасный кров, хорошая еда и добрые вина, но и различные развлечения, иногда немыслимые в других краях.
Улицы и площади Любека, особенно в праздничные дни, представляли собой яркое, красочное зрелище. Отличались своей одеждой дворяне. Их костюмы были чрезвычайно пестры, и новоиспеченный рыцарь-бакалавр Готье де Брисэй иногда чувствовал себя неловко в своем скромном одеянии.
Обычно гостям Любека и бюргерам запрещалось носить оружие в городе (за исключением ножа, самой необходимой вещи в любом застолье), но этот запрет не касался дворян, расхаживающих по улицам с мечом у пояса. Головы щеголей-аристократов украшали небольшие шляпы с пером, к одежде были подвешены многочисленные бубенчики, и народ издали слышал, что приближается дворянин, а золотые или серебряные цепи на шее, украшенные драгоценными каменьями, вызывали зависть и нередко косые взгляды не только простолюдинов, но и вполне зажиточных бюргеров.
Многие дворяне носили короткие плащи. Вышеня не удержался и купил себе такой же - из дорогой ткани, обшитой понизу мехом. Но приобрести разноцветные шоссы, в которых одна нога голубая, а другая красная, он не решился. Так же, как и модное красное полукафтанье с необыкновенно широкими рукавами, сужающимися у кисти рук.
Первое время Вышеня, пристроившись в каком-нибудь укромном уголке, любил наблюдать за прохожими. Вскоре он уже знал, что человек в длинном платье голубого цвета, напоминающем монашескую рясу, с подбитыми мехом рукавами, на плечах которого возлежала массивная медная цепь с бубенчиками - алхимик. А важно выступающие господа в широких кафтанах до колен скромных цветов - почтенные бюргеры. Люди в полотняных шароварах и широких, подпоясанных обычной веревкой кафтанах, украшенных, как и их широкополые шляпы, раковинами, - это пилигримы, посещающие святые места. В руках они держали длинные посохи, сбоку у них висели сума и переплетенная ремнями фляжка.
Но больше всего внимание Вышени привлекали молодые люди примерно одного с ним возраста. По их любопытным взглядам и крайне рассеянному виду можно было предположить, что они неместные. Спустя какое-то время он узнал, что это странствующие школяры и студиозы - ваганты. Они блуждали по всей Европе в поисках знаний. Жили ваганты подаянием. Получив деньги, они живо проматывали их и начинали терпеть нужду в самом необходимом. Ваганты вели крайне беспорядочную жизнь, пьянствовали, волочились за девушками и были готовы на любое бесчинство. Они отличались крайней дерзостью и выдумкой, точно как нищие, которых в Любеке было полно. Однако вызвать жалость и сострадание у прагматичных бюргеров было трудно.
На площадях города часто выступали фокусники и акробаты. Их чрезвычайно пестрые одеяния тоже были увешаны колокольчиками, но звучали те по-иному, чем серебряные бубенчики дворян, - более грубо и не очень благозвучно. Потешали публику и странствующие монахи в сильно поношенных рясах, опоясанных веревкой. Иногда они рассказывали смешные истории случайным слушателям, но чаще всего продавали различные святые реликвии. Особо доверчивым монахи нашептывали на ухо, что знают, где зарыт клад, и выражали готовность за определенную сумму указать это место.
Но больше всего Вышеня любил ходить на любекский торг. Он чем-то напоминал ему новгородский, хотя был богаче и разнообразней. Торг начинался с того момента, как на ратуше вывешивали красный флаг. По торговым рядам ходили в сопровождении прислуги хозяйки и девицы, что не могло не привлекать молодого боярина.
Цветные одежды городских модниц сразу бросались в глаза. Их платья значительно отличались от сарафанов новгородских девушек. Они соблазнительно облегали тело и отличались чересчур длинными рукавами и большими шлейфами. У каждой женщины возле пояса висела кожаная сумочка, а разнообразие головных уборов потрясало… Только у девушек головы не были покрыты; они носили переплетенные лентами косы, пущенные вдоль спины или свернутые на голове в виде короны.
Однако самым удивительным было то, что за женским платьем и головными уборами зорко следил городской совет. Однажды Вышеня наблюдал, как почтенную даму, обратившую на себя внимание особенно длинным шлейфом, волокли под руки в ратушу, чтобы сравнить ее шлейф с выставленным там в качестве образца. Бюргершам нельзя было носить одежду с дорогой вышивкой и золотой оторочкой, шелковое платье и горностаевые шубы, переплетать волосы золотом или драгоценными камнями. Виновные в нарушении установленного правила подвергались штрафу и общественному порицанию. Короче говоря, вольный город Любек оказался на поверку не таким уж и свободным.
Однажды поразила Вышеню казнь фальшивомонетчика. Его подвесили над котлом с кипящим маслом и медленно опускали - так, чтобы тело сварилось постепенно, в течение долгих часов. К ногам осужденного был привязан груз, чтобы тот не мог выдернуть ноги из горячего масла. Ужасные вопли несчастного долго преследовали Вышеню по ночам; до таких жестокостей, как "цивилизованные" любекцы, жители Великого Новгорода еще не дошли…
Вышеня недолго обретался на постоялом дворе. Вскоре его любекский покровитель, Гартвиг Витте, подыскал ему жилище, подобающее истинному дворянину, не нуждающемуся в средствах. Это был каменный дом бюргера - трехэтажное кирпичное здание с высоко приподнятой черепичной кровлей. Глава семейства умер, и теперь всеми делами заправляла хозяйка, госпожа Гунильда Мюнихс. Видимо, дела у нее шли не так хорошо, как хотелось бы, и пришлось пустить постояльца. Впрочем, госпожа Мюнихс, видимо, ожидавшая в качестве жильца какого-нибудь противного типа, приятно оживилась, увидев молодого и весьма симпатичного дворянина.
Спустя два месяца после того, как Вышеня прибыл в Любек, он заскучал. Его деятельной, энергичной натуре была противна созерцательная мирная жизнь. Вышеня уже обшарил весь Любек вдоль и поперек и знал его не хуже местных жителей. Интересные события проходили мимо него, мелькая, как в калейдоскопе, а он должен был сидеть тихо, словно мышь в подполе, как поучал его Гартвиг Витте, и носа никуда не казать. Мало того, начались холода, и все нормальные люди проводили свободное время в харчевнях и портовых тавернах. Но туда Вышене путь был заказан - чересчур осторожный герр Витте предостерегал, что в таких заведениях он может встретить своих земляков, и купцы из Газейского двора Великого Новгорода узнают, где он прячется.
Нечаянная встреча с вагантом, молодым человеком двадцати пяти лет, мигом перевернула все представления Вышени о человеческой природе и выветрила из его головы многие глупости.
Все случилось в один из редких погожих осенних дней, когда небо наконец прояснилось и перестал идти надоедливый дождь, превративший узкие улочки Любека в болото. Вышеня от нечего делать глазел на недавно построенную Мариенкирхе - церковь Девы Марии. Его интересовало не столько само строение, сколько целые спектакли, которые разыгрывала у входа в церковь шайка нищих. Для большей доходности они привлекали в свои ряды школяров, переодевая их в лохмотья. Разве могли отказать в щедром подаянии богобоязненные бюргерши несчастным малюткам?
Правда, во всем этом представлении для ряженых был один малоприятный нюанс - школярам разрешалось просить милостыню, только если они добросовестно посещали школу и считались послушными учениками. Тех, кто вел себя иначе, школьные учителя имели право наказать за нищенство, причем магистрат мог оказать им в содействии - в виде доброго пучка розг, выданных бесплатно для порки нерадивых хитрецов.
- Печально видеть, как богатые швыряют деньгами, и сознавать, что ты не можешь им в этом помочь, - вдруг раздался голос неподалеку.
Вышеня повернул голову и увидел примечательную личность, в которой весьма просто было распознать ваганта - востроносого, черного, как галка, в изрядно прохудившейся одежонке и башмаках, подвязанных веревочками, чтобы не расползлись окончательно. К широкому кожаному поясу вагант прицепил на ремешках большой кошель, похожий на вымя выдоенной козы, а за плечами его висела видавшие виды лютня.