- Меня проинформировали, что я могу к вам обратиться только в крайнем случае…
- И он, как я понимаю, не за горами.
- Именно так. Мне и моим друзьям нужно как можно скорее убраться из Любека. Куда угодно и любым способом.
- М-да… - Кордт, испытующе глядя на Вышеню, пожевал губами. - Никак, святая инквизиция упала на хвост?
- Нет. Я нечаянно порезал в "Красной селедке" сына любекского бургомистра. Но даю честное слово, не я первым начал драку!
- Эк вас угораздило… - Старик сокрушенно покачал головой. - Это гораздо хуже, нежели святая инквизиция. Теперь его отец, Хинрик Пап, спустит на вас всех собак. А у него связи везде. По суше вам точно не уйти… Остается море.
- Ну и отлично!
- Отлично, да не совсем. Порт тоже будет под жестким контролем. Да, это сложный вопрос… - старик задумался.
Вышеня ждал, что он предложит, с душевным трепетом. Наконец Кордт глубоко вздохнул, еще раз сокрушенно покачал головой и молвил:
- Придется вам, мессир, и вашим друзьям какое-то время отсидеться у меня. Пока в городе не утихнут страсти. А потом мы найдем нужное решение.
- Но ведь к вам могут прийти!
- Могут. И я даже уверен, что придут. Но это не беда. У меня есть хороший тайник… правда, он немного тесноват для троих, но лучше временные неудобства в глухой каморке, нежели посреди вольного простора болтаться на виселице.
- А как те двое? - Вышеня кивком головы указал на дверь. - Ведь они скоро узнают, кто я и зачем явился.
- Считайте, что они уже все забыли, - твердо ответил Кордт.
- Сомневаюсь. Я уверен, что бургомистр - и не только он (тут Вышеня вспомнил про Зимана) - назначит за мою голову солидную сумму. Выдержат ли ваши парни такой большой искус?
- Во-первых, тайник им неизвестен, а во-вторых… - Старик невесело улыбнулся. - Во-вторых, предательство будет стоить им головы. И они это знают. На худой конец, я как-нибудь отбрешусь. Мало ли по какой причине могли заявиться ко мне чужестранцы. Меня никто не тронет. Уж поверьте.
- Что ж, хотелось бы верить.
- Сейчас вам придется уйти и пересидеть где-нибудь в кустах, неподалеку отсюда, а спустя какое-то время, когда мои парни уйдут, я подам знак - посвищу, и вы вернетесь…
Тайник Кордта оказался подземным складом контрабандного товара. "Так вот почему Ламбер сказал, что старик не шибко нуждается в деньгах!", - подумал Вышеня, рассматривая мешки, тюки и бочки. Убежище и впрямь было тесноватым, но никуда не денешься - ради сохранения жизни можно вытерпеть все, что угодно.
- А старичок-то твой оказался с двойным дном, - весело прокомментировал ситуацию вагант. - И товар здесь недешевый: нидерландское сукно - это контрабанда. А янтарь в бочках, тюки с мехами и любекской кожей "кордуан" (очень ценный товар, между прочим), похоже, ждут не дождутся, когда их тайком погрузят на судно и тихо отправят куда требуется, здорово сэкономив на таможенных пошлинах. Ловко!
- До этого нам нет никакого дела, - угрюмо сказал Истома и нервно вздрогнул.
Взращенный на вольном просторе, он очень не любил замкнутые пространства, и подземелье сильно его угнетало. Склад старика казался Истоме гробом, откуда ему уже никогда не выбраться. Несмотря на заверения боярина, что опасаться нечего, ситуация, в которую они попали, казалась ему западней. "Лучше погибнуть на свободе, нежели в этой яме, - брюзжал он. - Нас загнали сюда, как крыс в ловушку, того и гляди кипятком ошпарят…".
В голове Вышени тоже бродили разные нехорошие мысли. Можно ли доверять Кордту? Мессир Джеральд далеко, а любекская городская стража вон она, рукой подать. Даже Гартвиг Витте не поможет - он просто не знает, где находится беглый рыцарь Готье де Брисэй. А дать знак ему, послать гонца, чтобы он передал ростовщику письмо, Вышеня не мог, не имел права. Если гонца перехватят, то пострадает не только Гартвиг Витте, но и тамплиеры, скрывающиеся от инквизиции. Этого уж точно допустить нельзя ни в коем случае.
Что касается Клауса Тойнбурга, то ему все было нипочем. Он спал, как сурок - и ночью, и днем, пребывая в полной уверенности, что его приятель-рыцарь обязательно найдет выход из создавшегося положения. Вагант пребывал в восхищении, оказавшись в безопасном подземелье. Особенно понравилось ему то, как оказался замаскирован тайник. Кордт проделал какие-то манипуляции со своим массивным ложем, и оно легко сдвинулось с места (само!), открыв люк в полу. Но еще больше пришлось ему по душе, что Кордт кормил и поил их, как на убой. У беглецов всегда имелось и мясо, и рыба, и свежий хлеб, а главное - доброе вино и пиво.
Вышеня сразу, без лишних разговоров, достал свой кошелек и отсчитал старику ровно половину золотых, которые в нем находились, - за услугу. Кордт улыбнулся, увидев стопку монет на столе, но ничего не сказал, лишь одобрительно кивнул головой.
Им пришлось сидеть в подземном убежище около двух недель. Все это время старик приносил неутешительные новости - рыцаря Готье де Брисэя искали везде, на море и на суше. Во все города Ганзейского союза были направлены гонцы с описанием его внешности, так что бежать требовалось подальше от Балтики.
Вспоминали недобрым словом и Клауса, но его "шалости" с ножом были восприняты достаточно спокойно - чего еще можно ждать от беспутного бродяги? Ваганты всегда отличались буйным нравом и часто участвовали в пьяных потасовках. Так что его проступок считался в Любеке обыденностью, своего рода представлением, которое вносило в пресную монотонную жизнь бюргеров какую-то новизну и малую толику острых ощущений. Даже те, кого он зацепил в драке, не испытывали к нему чувства мести.
А вот Готье де Брисэя бургомистр Любека поклялся достать хоть из-под земли. Так он всем и объявил, не догадываясь, что очень близок к истине. Богатый любекский купец Маркворт фан Косфельде, отец убитого Вышеней купеческого подмастерья, и вся его родня тоже не остались в стороне от поисков. Как Вышеня и предполагал, за его голову было назначено приличное вознаграждение, и, естественно, нашлись охотники из местных нищих и бродяг, которые тоже подключились к поискам. Кому не хочется поживиться на дармовщину? А некоторые из них могли знать, чем занимается старина Кордт. И на него могло пасть подозрение, как на укрывателя беглецов, в первую очередь.
Поэтому, когда наступило с таким нетерпением ожидаемое освобождение из добровольного заточения, Вышеня почувствовал огромное облегчение. А уж про Истому и говорить нечего. Когда холоп наконец-то ступил на борт судна контрабандистов, готовящегося отвезти их в Нидерланды, то он готов был целовать палубу.
Судно оказалось небольшим, но довольно шустрым. Грузили его ночью, в полной темноте, с потрясающей оперативностью. Вышеня не знал подробностей договора старого Кордта со шкипером, но когда беглецы поднялись на палубу, их немедленно заточили в трюм и приказали выходить на свежий воздух только по ночам. Вскоре судно подняло якорь, и волны Траве приняли его в свои ласковые объятия, как мать родное дитя.
Контрабандисты очень боялись пиратов, и шкипер молил всех святых, чтобы проскочить самый опасный участок пути - "кошачью дыру". Так моряки называли пролив Каттегат. Мало того, что там встречались морские разбойники, так еще и коварные отмели сильно затрудняли судоходство. Но контрабандистам приходилось рисковать - ночь была их помощницей и защитницей.
Наконец судно, которое называлось "Морской конек", вышло в пролив Скагеррак и все свободно вздохнули. "Пролив выступающего мыса", как значился на карте шкипера Скагеррак, был куда безопасней Каттегата. По крайней мере, в его водах шкипер мог не опасаться судов ганзейцев, которые терпеть не могли контрабандистов, мешавших торговле, и преследовали их как святая инквизиция богохульников.
Что касается пиратов, то эти разбойники рыскали везде. Особенно отличались английские - своей жестокостью и нахрапистостью. До поры до времени они орудовали главным образом в проливе Ла-Манш и в окрестных водах, нападая на корабли, курсирующие между Британскими островами и континентом, но уже начали добираться и до северных морей.
После смерти в 1327 году короля Англии Эдуарда II английский флот пришел в упадок, и пираты, почувствовав слабину, расплодились в неимоверном количестве. Тогда английские купцы, следуя примеру Ганзы, создали собственные средства обороны от морских разбойников. Возникла Лига пяти портов, в состав которой вошли города Гастингс, Ромней, Хаит, Дувр и Сандуич. Совместная флотилия содержалась за счет особой подати, взимавшейся с членов Лиги, и должна была обеспечить безопасность торговых судов английского купечества. В компенсацию за оказываемые услуги британская корона дала право кораблям Лиги обыскивать все суда, проходившие через Ла-Манш.
Предоставление Лиге таких прав привело к катастрофическим результатам. За короткий срок ее высшие должностные лица превратились в обыкновенных пиратов, грабивших корабли своих конкурентов под охраной королевского эдикта. Многие порты поддерживали дружественные отношения с пиратами, предоставляя им убежище, взамен чего морские разбойники щадили их корабли. Поэтому шкипер "Морского конька" не без основания опасался, что на пути к Нидерландам, куда он держал курс, ему могут повстречаться английские "борцы с пиратами". С контрабандистами те вообще не церемонились: груз изымали, а судно вместе с экипажем отправляли на дно.
И все-таки, несмотря на молитвы шкипера и моряков, "Морской конек" нарвался на большие неприятности. Откуда появился корабль пиратов, не мог сказать даже впередсмотрящий - моряк с орлиным зрением, с утра до ночи не покидающий мостик, все вглядывающийся вдаль. Шкипер в отчаянии хотел было направить судно к берегу, да вовремя вспомнил, что как раз в этом месте находится самая коварная мель Скагеррака. Осталось уповать только на попутный ветер и течение, добавляющее скорости. Однако вскоре стало ясно, что корабль пиратов более ходкий, чем сильно загруженный "Морской конек".
- Если это англичане, мы пропали, - угрюмо сказал шкипер своим пассажирам, которые после Каттегата получили право находиться на палубе в любое время суток.
- Мы будем драться! - запальчиво заявил Вышеня.
Шкипер лишь тяжело вздохнул ему в ответ. В отличие от ганзейских судов, контрабандисты не держали вооруженную охрану, и хоть сами были вооружены, но по части храбрости и презрения к смерти не шли ни в какое сравнение с морскими псами, готовыми ради добычи перегрызть горло любому противнику, даже если он сильнее их.
- Это датчане! - вдруг прокричал впередсмотрящий, рассмотрев как следует пиратский корабль.
Шкипер оживился.
- Флаг! Какой у них флаг? - спросил он моряка.
- Красный!
Шкипер криво улыбнулся и приказал:
- Спустить парус!
- Зачем?! - в один голос воскликнули пассажиры "Морского конька".
- Это датские пираты. Слава Господу! Они хоть и ограбят нас до нитки, зато отпустят живыми. Им невыгодно чересчур пугать торговый люд, иначе не будет никакого дохода. А парус я приказал спустить, чтобы не злить пиратов. Иначе мне точно не сносить головы.
Пришлось Вышене смириться, хотя он и горел страстным желанием попробовать в настоящей драке чего стоит его обучение у мсье Гильерма.
Вскоре корабль пиратов приблизился настолько, что стали видны даже мелкие детали оснастки и лица разбойников. Они сгрудились у левого борта и довольно скалили зубы.
Корабль пиратов своими обводами был похож на гончую - узкий, стремительный. Он мало напоминал суда ганзейцев. Вышеня разглядывал его с интересом. Пиратская посудина походила на судно викингов - обшивка внакрой, резко скошенный форштевень и навесной руль. Мачта с большим прямоугольным парусом стояла посередине и удерживалась вантами. На ней было закреплено "воронье гнездо" для наблюдателя и лучников, а клотик венчало изображение креста. Боевая палуба занимала около половины длины корабля и поднималась над основным корпусом на стойках. На носу и корме скалили клыки какие-то диковинные звери со страшными мордами, видимо, драконы.
Все произошло так, как и предполагал шкипер "Морского конька". Датские пираты оказались на удивление обходительны. Они никого из команды не тронули, только заставили перенести груз на свой корабль да изъяли монеты из кассы шкипера и все оружие (оно тоже стоило денег), в том числе и меч Вышени. Когда все "формальности" были закончены, капитан пиратов неожиданно обратил внимание на пассажиров ограбленного судна.
- А это кто? - спросил он шкипера.
Тот на какое-то мгновение замялся, возможно, даже хотел соврать, вспомнив, кто попросил доставить рыцаря в Нидерланды. Но затем решил ответить честно, опасаясь, что пират раскусит подвох и одним взмахом меча перечеркнет все его надежды вернуться домой, к любимой Гретхен, которой он давно обещал на вырученные деньги разбить розовый садик.
- Бретонский рыцарь, его оруженосец и странствующий мейстерзингер, - мрачно сказал шкипер.
- Мейстерзингер? - На загорелом, обветренном лице пиратского капитана появилась широкая улыбка. - Отлично! Вот он-то нам и нужен. Должен же кто повеселить нас на пиру. Верно я говорю, друзья? - обратился он к пиратам.
- Виват нашему капитану! - закричали в один голос морские разбойники и вверх полетели их вязаные колпаки.
- Да и рыцарь нам пригодится, - продолжил капитан по имени Хавард, остро глянув на Вышеню. - Ведь за него могут дать хороший выкуп. Ингирид, Тори, взять их!
Пираты во главе с Ингиридом, помощником Хаварда, гурьбой накинулись на пассажиров "Морского конька", хотя те и не думали сопротивляться, и поволокли их на свой корабль. Шкипер, глядя им вслед, лишь горестно прикусил губу - он представил, как ему придется отчитываться за пассажиров перед Кордтом, который при всей своей покладистости временами бывал беспощаден. Похоже, премилый садик, мечта его Гретхен, может совсем удалиться туда, где находится Нифльгейм, - царство вечного холода и тумана…
Шкипер, несмотря на то что время от времени приходил молиться в кирху, был тайным язычником и приносил жертвы морским и прочим божествам. Практичный человек, он мудро рассудил, что боги - как старые, так и тот, которому он поклоняется в церкви, - сами разберутся, кому что полагается.
Глава 15
Париж
Раймон де ля Шатр придержал лошадей, запряженных в тяжелую повозку, на возвышенности, откуда открывался великолепный вид на Париж. Утренняя дымка все еще висела над Сеной, немного смазывая очертания домов, но солнце уже показало свой божественный лик, и мягкие волны солнечного розоватого света, растворив остатки ночных теней, разлились по городу, сделав его необычайно привлекательным. Даже мрачный городской вал, состоящий из двух стен - вертикальной внешней и внутренней, слегка наклонной, - не портил общего впечатления от красоты утреннего Парижа.
Шевалье приходилось бывать на валу, и он знал, что промежуток между стенами из тщательно подогнанных камней засыпан щебенкой и залит известью, а сверху него проходит дозорный путь, вымощенный каменными плитами и огороженный парапетом с бойницами. С внешней стороны над валом возвышались круглые башни, отстоявшие друг от друга на расстоянии полета стрелы - примерно тридцать туазов. Ворот у Парижа насчитывалось одиннадцать - шесть на правом берегу и пять на левом; днем проход в город был свободен, а по ночам ворота запирали.
В одни из этих ворот и намеревался въехать де ля Шатр, чтобы потом перебраться на правый берег Сены - тот был наиболее оживленным. Там находился главный парижский рынок - зерновые, хлебные и мучные ряды, лавки, где торговали птицей, обширный молочный ряд и живодерня, где жили и работали мясники. На Сен-Жан-ан-Грев продавали сено, а на Веннери торговали овсом, и шевалье просто обязан был туда заехать, потому что корм для его лошадей был на исходе. На правом берегу реки находились дома мастеров и ремесленников и самые известные в Париже улицы, где проживали "веселые девушки", готовые обслужить клиента в любое время дня и ночи.
Вспомнив о девушках, Раймон де ля Шатр сладко потянулся и на его лице появилась улыбка мартовского кота - конечно, если она существует в природе. Он так и остался холостым, поэтому никогда не упускал случая при посещении Парижа отправиться в квартал, где у него были, если можно так выразиться, верные подружки. Правда, когда он узнал, что девицы сравнивают его со знаменитым Мишо по прозвищу Трахаль, который прославился своей неутомимостью в любовных играх, но недавно отправился в мир иной, шевалье несколько поумерил свой пыл. Хотя, по здравому размышлению, и годы брали свое, а тут еще война, будь она неладна…
Де ля Шатр озабоченно нахмурился и хлестнул кнутом своих одров, чтобы они прибавили шаг. Именно война и погнала шевалье в Париж. Вряд ли кто сейчас смог бы узнать одного из лучших рыцарей Бретани в образе виноторговца-провинциала. Одежда шевалье была чистой, но изрядно поношенной, широкополая шляпа закрывала лицо, покрытое густым загаром, а борода, отпущенная им ради маскировки совсем недавно, делала его неузнаваемым. Повозка, на которой Раймон де ля Шатр собирался въехать в Париж, полнилась бочками и бутылками с вином, а под соломой, устилавшей ее дно, лежало оружие.
Бутылки можно было бы и не брать, но шевалье - битый гусь: знал, что вино - самый лучший пропуск в город соблазнов, куда стремились попасть не только порядочные люди, но и разные смутьяны, мошенники и проходимцы. И он угадал - возле ворот стояла стража, проверявшая всех, кто въезжал в Париж. Де ля Шатр не стал устраивать представление, а сразу же тупо ткнул в руки сержанта четыре вместительные бутылки с добрым бургундским вином. Стражники тут же сменили гнев на милость, даже не попытавшись пошарить в соломе, и копыта лошадей зацокали по изрядно загаженной городской брусчатке…