В этом узком пространстве с ловкостью акробатов перемещались два повара в белых куртках, колпаках и фартуках. В печи уже гудел огонь. Нарезав на мелкие куски пласты солонины, повара загружали мясо в котлы. Кочаны капусты, морковь, свекла, репчатый лук разноцветным ворохом высились на столе. Пучки изумрудной зелени - петрушка и укроп - лежали отдельно, дожидаясь своей очереди.
При виде командира повара встали по стойке "смирно", сжав в руках оловянные половники. Они доложили Козлянинову, что процесс изготовления обеда в разгаре. Конечная его цель - щи с мясом и свежей капустой для нижних чинов, гуляш из баранины с тертым горохом - для офицеров. А еще у них есть кипяток, и для гостьи они сейчас сварят кофе, благо печь раскалилась достаточно.
Аржанова кивнула головой в знак согласия. Оборудование судовой кухни, где рационально использовался буквально каждый квадратный сантиметр площади, ее заинтересовало. Пребывая на "Хотине" неделю, она обратила внимание на отношение моряков к еде. Однообразие и суровость морской жизни делали ее чуть ли не единственным удовольствием, доступным флотским людям в плавании. Из-за нехватки еды или ее плохого качества на корабле мог даже вспыхнуть бунт, о чем и рассказывал ей недавно Тимофей Козлянинов.
Без сомнения, камбуз являлся территорией по своему значению совершенно особенной. Если бы мысли мореходов имели силу электрических разрядов, то медные его красно-желтые стены под их воздействием светились бы и днем, и ночью. Так часто они думали обо всем, происходящем там. О том, что лежит на разделочном столе, что уже распадается на части под острым поварским ножом, что покуда варится в котле, закрытом крышкой.
Кофе для капитана бригадирского ранга и его прелестной спутницы повара подали в смежное с камбузом помещение - посудную кладовую, где тоже было чисто и светло. Усевшись на рундуки и держа чашки с горячим напитком в руках, они обозревали ряды полок с разнообразными деревянными мисками, тарелками, блюдами, чашками для нижних чинов и оловянными, и серебряными - для офицеров. Беседа, посвященная корабельному быту, в этом интерьере и при аппетитных запахах, долетающих с камбуза, вышла у них по-домашнему спокойной и почти задушевной.
На третий день путешествия из Кафы, уже имея рапорт штурмана о том, что до Ялты "Хотину" осталось идти примерно двадцать миль, командор осмелел. Он решил познакомить вдову подполковника Ширванского пехотного полка с настоящей морской службой. Бушприт, якорь, камбуз - лишь частности, детали флотской жизни. А главное в ней все-таки другое - мачты, реи, паруса, стоячий и бегучий такелаж.
Однако утро теперь выдалось не такое ясное и тихое, как вчерашнее. На небе собирались тяжелые дождевые облака. Ветер стал переменчивым. Он то надолго затихал, и тогда паруса "Хотина" обвисали, не давая ему двигаться вперед, то вдруг сильный порыв его вновь ударял в серо-белые полотнища, заставляя их упруго выгибаться и нести военный трехмачтовик по волнам с изрядной скоростью.
Предложив Анастасии руку, Козлянинов увел ее совсем недалеко от шканцов и вахтенного офицера Мориса Орелли, грустно посмотревшего ей вслед. Они остановились прямо в двух шагах от грот-мачты. Капитан бригадирского ранга поднял голову вверх, и Аржанова тоже сделала это. Отсюда, снизу, с наветренной стороны грот-мачта просматривалась вся, как огромное рукотворное дерево, вознесшее свою вершину с длинным, бьющимся на ветру вымпелом к самому небу.
Используя старый прием, капитан пустился рассказывать о том, как делают мачты и реи. Но Анастасия его не слушала. Приложив ладонь к колонне, выкрашенной белой краской, русская путешественница ощутила, что грот-мачта вибрирует, гудит и постанывает, точно живое существо. Ветер, могучий властелин моря, испытывал ее на прочность. Удержаться ей помогали ванты, наведенные с обоих бортов, а также толстые пеньковые тросы, тянущиеся от носа и от кормы - штаги и фордуны, - но ведь невероятно трудно, страшно и ответственно один на один противостоять стихии…
Анастасия, будучи человеком дисциплинированным, старалась не покидать отведенной ей для прогулок открытой палубы юта. Хотя иногда желание подойти к мачтам поближе у нее возникало. Но пугали окружающие их груды снастей, висящих, лежащих, двигающихся и неподвижных. Кроме того, она не хотела мешать матросам, занятым на парусной вахте. Теперь, когда командир "Хотина" находился рядом с ней, эти опасения исчезли. Козлянинов, прервав повествование о судовых конструкциях, пристально наблюдал за собеседницей.
- А хотите подняться на грота-марсовую площадку? - внезапно задал вопрос командор.
- Она высоко?
- Нет. Метров двенадцать над палубой, - капитан указал на крепкое, почти квадратное сооружение из черных балок и досок на грот-мачте над их головами.
- Лезть по вантам? - уточнила Аржанова.
- Ну да, как лазают матросы.
- Вообще-то боязно.
- Ерунда, - произнес он уверенно. - Я полезу вместе с вами и буду страховать. Здесь нет ничего необычного. Любой мальчишка юнга на моем корабле скажет вам это.
- Разве я похожа на юнгу?
- Вам же нравится менять обличья, - Козлянинов улыбнулся совершенно невинно. - Кстати, костюм я приготовил. Думаю, он придется впору.
- Значит, все предусмотрено… - Анастасия в растерянности взглянула на собеседника. Слишком неожиданным казалось его предложение.
Командор, видя ее колебания, заговорил снова:
- Ни с чем не сравнимое зрелище - море в лучах солнца и с высоты птичьего полета. Оно движется и сверкает, подобно сказочному миру. Может быть, вы полюбите его так сильно, как я. Может быть, в испуге перед великой стихией навсегда отвратите от него свое сердце…
Несколько поэтически и высокопарно, но очень трогательно изъяснялся с ней сейчас пересмешник. Раньше она и предположить не могла, будто у него в запасе есть такие слова, фразы, сравнения, эпитеты. Однако, неизвестно почему, тотчас поверила в их искренность.
Если принять приглашение, то чисто технически осуществить восхождение по веревочной лестнице над палубой "Хотина" для Аржановой не составляло особого труда. Ее физическая подготовка была всесторонней и безупречной. Женское самочувствие ныне допускало большие нагрузки. Останавливало Анастасию лишь одно соображение: как отнесутся к этому другие офицеры, не вызовет ли ее поступок насмешек и кривотолков среди команды флагманского корабля?
Но кают-юнга капитана бригадирского ранга черноокий кудрявый отрок по имени Варфоломей, одинакового с ней роста и телосложения, застенчиво улыбаясь, уже протягивал Аржановой узелок о одеждой.
- Берите, Анастасия Петровна, - голосом неотвратимым, как команда "Огонь!", произнес Козлянинов.
- Вы настаиваете?
- Только прошу и предлагаю.
- Вы, Тимофей Гаврилович, будете отвечать за все.
- Это безусловно…
Верная служанка поначалу не поверила собственным ушам. Потом всплеснула руками. Потом принялась плакать и причитать, углом фартука вытирая слезы. Наконец, у нее вырвалось восклицание: "На кого ж вы нас покидаете?!" Тут Аржанова велела Глафире замолчать и побыстрее подавать ей матросские принадлежности: зеленую куртку-бострог, широкие белые штаны, черную круглую шапочку, немного похожую на колпак и сделанную из поярка.
Зеркало в адмиральской каюте достоверно показало все перемены во внешности молодой женщины. Козлянинов действительно угадал с размерами. Лишь штаны оказались длинноваты. Но она укоротила подтяжки и придирчиво посмотрела на свое отражение. Ни дать ни взять, морячок лет пятнадцати, стройный, ладный, подтянутый, находился перед ней. Пожалуй, в общем строю команды "Хотина" его и не отличишь от настоящих мореходов.
Закрыв за барыней дверь, Глафира бросилась к походному иконостасу. Она начала горячо просить Пресвятую Деву Марию заступиться перед Всевышним за рабу его Анастасию, смелую до безрассудства. Кроме молитвы, горничная прибегла к заговору-заклинанию. По ее разумению, командир "Хотина" подбил вдову подполковника на смутное дело вовсе не из добрых побуждений.
Потому, поклонившись три раза на восток и перекрестившись, служанка возвела очи к низкому потолку каюты и зашептала оберег от злого человека:
От злых дел, от злых людей,
На твоих Божьих премудрых словах
Утвердил небо и землю, солнце и месяц,
Луну и звезды Господни.
Так утверди, же сердце Анастасии
От зла, по стопам и по заповедям.
Небо - ключ, земля - замок тому ключу наружному.
Так тын, над аминями аминь. Аминь!
Трижды произнеся заклинание, она затем трижды сплюнула через левое плечо, чтобы отогнать сатану, явно сыгравшего здесь немалую роль. Только теперь Глафира сочла, что сделала все возможное для спасения барыни, и вернулась к прежнему своему занятию - вязанию носка.
Глава седьмая
Осенний шторм
На высоте ветер был сильнее.
Сначала он помогал Аржановой взбираться по наклонной веревочной лестнице, точно невидимыми ладонями прижимая ее к вантам. Но последняя часть пути на грота-марсовую площадку требовала особой сноровки. Здесь так называемые путенс-ванты располагались под обратным углом. Чтобы преодолеть их, приходилось висеть спиной вниз, делать рывки и одновременно с ними хвататься руками за следующие перекладины-веревки.
Козлянинов, поднимавшийся за Анастасией, в этот момент подставил плечо и мощно поддержал ее, почти вытолкнул наверх. Тела их невольно соприкоснулись, что, конечно, являлось нарушением правил этикета, принятого в дворянском обществе. Однако, очутившись на грота-марсовой площадке, русская путешественница как-то позабыла об этикете.
Картина, ей представившаяся, ошеломила Аржанову.
Площадка под ногами, сбитая из толстых досок, показалась ей большой, а палуба "Хотина", оставшаяся внизу, - маленькой. Порыв вольного черноморского ветра заставил ее тесно прижаться к мачте спиной, а водная поверхность, ослепительно сверкавшая в лучах солнца, - закрыть глаза. Потом она их открыла и увидела облака. Медленно плыли по небу причудливые синеватые, лиловатые и дымчато-серые громады. Очень странно вели себя чайки. С пронзительными криками, чуть не задевая грота-марс крыльями, они парили и парили в хрустальном небе, и Анастасия могла рассмотреть их черные глаза-бусины, острые клювы, белые перья на груди.
- Полезем дальше? - спросил командор.
- Мне и здесь хорошо, - ответила она.
- Это - грота-марс. Там - грота-салинг. Всего-то тринадцать метров, - он указал пальцем вверх, на еще одну черную деревянную площадку, но гораздо меньшую, над их головами.
- В следующий раз, - сказала Анастасия, продолжая крепко держаться за мачту.
- Ладно, - он кивнул. - Тем более что к моряцкому племени вы приобщились.
- Неужели? - Она усмехнулась.
- Да, взобраться на грота-марс - первое испытание для новичка. Выдержит, быть ему на флоте.
- Благодарю покорно.
- Зря сердитесь. Самое страшное - позади.
- Нисколько я не сержусь.
- Не лгите, Анастасия Петровна, - он наклонился к ней, и совсем близко она увидела его ясные голубые глаза, светлые волосы, сейчас гладко зачесанные, собранные сзади в косичку, и губы, плотно сжатые. Он был серьезен и печален.
- Зачем вы устроили это?
Мужественный мореход долго молчал и наконец признался:
- Наверное, потому, что вы мне нравитесь. Безумно нравитесь. Но у меня нет шансов. Вы существуете в каком-то другом, параллельном мире…
Тут капитан бригадирского ранга, пользуясь беспомощным положением спутницы, ее поцеловал. Он сделал это так нежно, так бережно, словно боялся, будто Анастасия, подобно белой чайке, немедленно взмахнет руками, как крыльями, и улетит от него в морскую даль, слепящую бликами, вечно подвижную, космически неизмеримую.
Разве могла она ему не ответить?
Через минуту они уже целовались на площадка грота-марса, абсолютно для того неприспособленной. Во-первых, перила там имелись только с одной стороны, наветренной. Во-вторых, поворачиваться им мешали тросы гардель и борг, проходящие с четырех сторон от мачты на расстоянии полушага. В-третьих, они все время спотыкались об огоны, или петли, вант, в количестве двенадцати штук, закрепленные на мачте снизу, и о толстенные канаты штага и лось-штага, на них накинутые. Одно их устраивало: паутина стень-вант, тянущихся вверх от грота-марса к грота-салингу, надежно укрывала влюбленных от взглядов с палубы.
Совсем не наглым ловеласом, победителем женщин, выступал командир "Хотина". Скорее, наоборот, - застенчивым вздыхателем, рыцарем печального образа, лишь мечтающим о пленительных прикосновениях, но отнюдь не добивающихся их силой и настойчивостью. Эта деликатность и волновала, и подкупала Флору. Поколебавшись немного, она сама расстегнула зеленую куртку-бострог.
Прозрачная батистовая рубашка обтягивала ее груди. Соски, твердея, темнели под тонкой тканью, как бутоны дивных цветов. Двойная складка пуговичной застежки скрывала главную тайну Анастасии - боевой шрам от скользящего удара кинжалом. Беловатая его узкая полоса пролегала точно между двумя прелестными холмиками. Если бы Козлянинов захотел расстегнуть рубашку, то она бы решительно его остановила.
Но командор не намеревался доводить ласки до последнего предела. Просунув тяжелые ладони под куртку, он сжимал талию вдовы подполковника и целовал ей шею и плечи. Чуть позже, встав перед ней на колени, он слегка прихватил губами соски, сначала левый, потом правый. Сладкий протяжный стон был ему ответом.
Бешеная радость мелькнула в глазах капитана. Он выпрямился. Женщина, которая казалась Козлянинову далекой, точно вершина горы Эверест, его любила и ему отдавалась. Пусть не здесь и не сейчас. Главное - она дала ему заветный знак. С такой наградой он преодолеет тысячу препятствий, пройдет сквозь огонь и воду, поразит насмерть гадов земных, пресмыкающихся во прахе, поймает волшебную Жар-птицу, скрывающуюся где-то в поднебесье.
От грот-мачты командор шагнул к перилам, раскинул руки в стороны и, повернув разгоряченное лицо к ветру, дико заорал:
- Море! Солнце! Небо! Я вас люблю!..
Анастасия только улыбалась.
Она не осмеливалась передвигаться по шаткому полу грота-марса с подобной уверенностью и свободой, а лучше чувствовала себя, упираясь спиной в толстую колонну мачты. Русская путешественница застегнула куртку на все ее шесть пуговиц, от пояса до горла, и поправила на голове матросскую шапочку. Она считала, что пора возвращаться на палубу флагманского корабля и приводить в порядок нынешние невероятные впечатления.
Капитан бригадирского ранга так не думал. Ему хотелось продлить свидание. Обняв возлюбленную одной рукой, другой он указал ей на юг и заговорил о своих последних плаваниях. Они проходили там, за жемчужной дымкой, скрывающей Босфор и бухту Золотой рог, в теплых южных морях: Мраморном, Эгейском, Ионическом, Адриатическом, Средиземном. Среди островов, скалистых и зеленых, в портах итальянских, марокканских и греческих, возле прибрежных османских крепостей, окруженных соленой водой, - вот где провел он целое десятилетие своей жизни, вполне достойное воспоминаний.
В 1770 году Козлянинов, будучи офицером на корабле "Святослав", участвовал в знаменитом, победоносном для русских сражении с турецким флотом у Чесмы. Затем, в течение пяти лет находясь в составе Архипелажской экспедиции, он командовал разными военными парусниками: "Ростислав", "Страшный", "Георгий Победоносец". Жестоких схваток на море и на берегу произошло тогда немало. Фортуна, дама чрезвычайно капризная, благоволила по большей части не воинам ислама, а внезапно нагрянувшим в их края пришельцам из дремучих лесов и неоглядных полей великой северной страны.
При боях в Архипелаге из 75-ти кораблей и судов наши потеряли один линейный корабль "Святой Евстафий", их же противники - 16 судов этого типа, кроме того, - еще 365 других, более мелких плавсредств. За все сожженные, потопленные, захваченные корабли, пушки, знамена Адмиралтейств - коллегия насчитала морякам гигантские наградные - 375 064 рубля 64 копейки. Таковые деньги по указу Екатерины Второй, весьма довольной действиями своего военно-морского флота, казна им выплатила немедленно.
В воздаяние его героических подвигов в Архипелаге, императрица пожаловала Козлянинова в капитаны второго ранга. Получил он и орден Св. Георгия 4-го класса: по совокупности, за 18 успешных морских кампаний. Но выше всего командор расценил особое доверие государыни. Она назначила мужественного морехода руководить секретной миссией, цель которой заключалась в проводке пяти фрегатов с Балтийского моря в Черное под видом торговых судов.
Военные корабли перекрасили, забили на них пушечные порты, пушки спрятали в песочный балласт. В трюмы они приняли грузы длительного хранения: железо, свинец, воск, кирпич, парусное полотно. Отряд мнимых "купцов" вместе с сопровождающая его фрегатом "Северный орел" под командованием Козлянинова вышел из Кронштадта 14 июня 1776 года. Он обогнул берега Европы, миновал Средиземное море и прибыл в Стамбул. Но дальше турки суда не пустили. Секрет операции турецкая разведка разгадала. Русским, несолоно хлебавши, пришлось возвращаться домой.
Впрочем, эта неудача не повредила карьере Тимофея Козлянинова. Царица в мае 1778 года пожаловала его в капитаны первого ранга. Находясь в Ливорно, он познакомился с марокканским беем, вызвал доверие к себе и удачно провел довольно сложные переговоры. В результате восточный владыка разрешил нашим кораблям заходить в порты своей страны беспрепятственно и беспошлинно.
Собственно говоря, описание роскошного дворца со зверинцем, парком и фонтанами в Танжере, где обитал марокканский бей с гаремом в девяносто шесть наложниц, и явилось последним эпизодом в красочном повествовании. Капитан бригадирского ранга вдруг замолчал и нахмурился, вглядываясь в небесную даль. Оттуда, клубясь и сгущаясь, двигались к "Хотину" свинцово-серые тучи. Они закрывали горизонт и опускалась все ниже и ниже к воде. Море под их мрачной сенью с неправдоподобной быстротой меняло свой цвет: голубой, зеленовато-синий, просто синий, темно-фиолетовый, густо черный.
- Что случилось? - спросила Аржанова.
- Будет шторм, - ответил Козлянинов.
- Это опасно?
- Ничего, "Хотин" выдержит. У нас есть минут тридцать для подготовки. Поверь, краса моя, не впервой мне штормовать в морях и океанах. Главное - действовать правильно и верить в удачу…
Ветер завыл, как дикий зверь.
Но русская путешественница и капитан бригадирского ранга уже находились на палубе флагманского корабля. Анастасия, объятая тревогой, спуск с площадки грота-марса совершила скорее, чем подъем, четко выполняя все наставления командора. Сойдя с вант он еще успел незаметно пожать ей пальцы правой руки и в два прыжка очутился на шканцах, рядом с вахтенным офицером Морисом Орелли.
На паруснике сыграли сигнал over all - аврал.
Первым заливисто засвистел в короткую металлическую дудочку, всегда висящую у него на груди, боцман Белоглаз. Мелодию подхватил на более высокой ноте, играя на такой же дудочке, его помощник - боцманмат Зеленов. В барабан ударил артиллерийский барабанщик, стоя у грот-мачты в красном каштане. В ответ на эти призывы корабельные служители разных чинов и должностей бросились на квартер-дек. Застучали по трапам и палубам матросские сапоги. Десятки голосов, перекликаясь, повторяли: "Все наверх! Все наверх!"