Секунд-ротмистр для торжественного визита надел новый форменный кафтан с золотым аксельбантом на правом плече, который указывал на его должность при генерал-аншефе Потемкине. Кроме аксельбанта, имелся у него и документ, подписанный светлейшим князем. В нем предписывалось всем должностным лицам Российской империи оказывать содействие обер-офицеру Новотроицкого полка, откомандированному для исполнения особого поручения. Эта бумага произвела нужное впечатление на адъютанта Филисова, и Мещерский без помех попал в кабинет командующего Керчью и Ени-Кале.
Петр Федорович, увидев перед собой офицера привилегированного кирасирского полка, коих в армии насчитывалось всего-то пять, сильно удивился. Он внимательно прочитал потемкинское обращение и воззрился на визитера испытующе:
- Каким ветром вас занесло сюда, секунд-ротмистр?
- С инспекцией, ваше превосходительство, - почтительно доложил ему Мещерский.
- И что инспектируете?
- Дороги, ваше превосходительство. В рассуждении скорого похода корпуса графа де Бальмена в Крым.
- Гм… Похоже на правду, - сказал генерал-майор. - А зачем ко мне пожаловали?
- Представиться по команде, ваше превосходительство, и взять предмет из штаба армии на Украине в крепости, вашему управлению вверенной, присланный. "Диоптр" называется.
- Да, такое распоряжение у меня есть. Значит, отдать его вам?
- Так точно, ваше превосходительство.
- Но ваша фамилия в той бумаге не указана.
- Досадная ошибка канцеляриста, ваше превосходительство.
- Указана фамилия некоей госпожи Аржановой. Это она будет стрелять из ружья с "диоптром"? Хотел бы посмотреть на таковое дивное зрелище. Чтобы бабы у нас за стрелков становились! Кому сказать, так мудрено поверить…
Генерал-майор пустился рассуждать на излюбленную тему. Молодой офицер терпеливо слушал и ждал, когда Филисов прикажет адъютанту доставить прибор в свой кабинет. Однако обер-комендант закончил речь неожиданно:
- Где она, эта самая Аржанова? Нету. А я секретную вещь могу отдать лишь под ее собственноручную расписку. Вы поняли, секунд-ротмистр?
- Понял.
- Вот и идите себе с Богом!..
Пришлось вдове подполковника выбираться из экипажа. Увидев ее, генерал-майор несколько умерил свой пыл. После получасового разговора, отчасти походившего на светскую беседу, отчасти - на допрос о пристрастием, отчасти - на моноспектакль, который Петр Федорович устроил для единственной хранительницы, продолговатый деревянный ящичек с крышкой, запирающейся на крючок, очутился в руках Анастасии. Она написала расписку. Затем Филисов проводил прелестную посетительницу до дверей кабинета. Его адъютант в изумлении наблюдал за сценой их прощания. Никогда прежде обер-комендант не был так любезен с женщинами.
- Вы понравились старому солдафону, - сказал князь Мещерский, помогая Аржановой сесть в экипаж.
- Вообще-то я старалась, Михаил. Но с людьми, ему подобными, ни в чем нельзя быть уверенным до конца…
За новым поворотом дороги открылось взгорье с двухэтажным домом и садом, обнесенными высокой каменной стеной. То была усадьба Юсуп-бея из рода Яшлав. Лошади, видя, что родная конюшня близко, перешли на галоп. Заметив подъезжающий экипаж, прислуга загодя открыла дубовые ворота. Карета на хорошей скорости вкатилась во двор и остановилась у дальнего его угла. Створки ворот тотчас захлопнули и заперли на засов. Мещерский, первым спрыгнув на землю, галантно подал руку Аржановой.
- Слава тебе господи! Матушка-барыня благополучно возвернулися! - Рослая, широкая в кости женщина лет сорока, в чепце и длинном белом фартуке, повязанном поверх юбки, торопливо вышла навстречу Анастасии.
- Ты разве беспокоилась, Глафира? - спросила Аржанова.
- Самую малость, ваше высокоблагородие, - улыбнулась горничная.
- Почему?
- Да как вы наряд этот московский в Крыму-то наденете, так обнаковенно чтой-то у нас и случается.
- Глупости говоришь.
- Уж простите меня, бабу деревенскую, - служанка взяла у барыни перчатки, шляпку и сумочку. - Есть у меня суеверия, не обессудьте…
Сколько помнила себя Аржанова, столько находилась подле нее Глафира. Ей было полтора годика, а дворовой крепостной девчонке, назначенной нянчить барского первенца, - двенадцать лет. За ее смышленость, ловкость и услужливость доверили ей господа ответственное дело. Полюбила малышку Глафира всей душой и ласкова была с ней, точно с собственной сестричкой.
В шесть лет наняли Анастасии гувернантку-француженку. Но контакта с воспитанницей она не искала, а больше интересовалась противоположным полом. Потому Настя много времени, особенно по вечерам, проводила с Глафирой. Та от своей бабки, деревенской знахарки и колдуньи, знала много русских сказок, прибауток, побасенок и охотно рассказывала их маленькой барышне.
В шестнадцать лет Глафиру выдали замуж за кучера и конюха Досифея, мужчину обстоятельного, сугубо положительного, непьющего. Затем у них родился сын Николай. Но это не помешало Глафире, теперь уже вместе со своей семьей, сохранять верность госпоже, делить с ней радости и горести, вместе идти по жизни.
Таким образом, секретная канцелярия Ее Величества, приняв на службу вдову подполковника Ширванского пехотного полка, заполучила в качестве бесплатного приложения и трех ее крепостных. Флора ничего никогда им не объясняла и не задумывалась над тем, ведомо слугам сие обстоятельство или нет. Простейшие правила конспирации они усвоили, в долгих поездках проявляли выносливость и терпение, стрелять постепенно научились.
Особенно радовал Аржанову Николай, сын Глафиры и Досифея.
Сперва она определила юношу в помощники к отцу. Досифей же у нее был на все руки мастер: и кучер, и истопник, и лакей, и сторож. Но вскоре выяснилось, что Николай лошадей боится. Взявшись за дрова и печи, он чуть не устроил пожар в барской усадьбе в деревне Аржановка. Прислуживание за столом важным гостям барыни однажды закончилось опрокидыванием на пол подноса с чашками из мейсенского фарфора, наполненными компотом.
Совсем отчаялся молодой слуга. Но встреча с кирасирами Новотроицкого полка все изменила. На него обратил внимание сержант Чернозуб, человек богатырского роста и телосложения, храбрец, умелый воспитатель солдат. Сержант научил Николая заряжать ружья с кремнево-ударным замком и стрелять из них. Оказалось, Господь Бог наделил его невероятным глазомером, старанием и точностью в уходе за огнестрельным оружием. За подвиг, совершенный в крепости Чуфут-Кале, Аржанова подарила ему штуцер образца 1778 года, изготовленный на Тульском оружейном завода для унтер-офицеров егерских батальонов.
Отменное это было изделие.
Ложе и приклад - из полированного орехового дерева. Ручной сборки металлические детали, как-то: граненый ствол с восемью нарезами внутри, мушкой и прицельной планкой, замок с огнивом и курком, латунные спусковая скоба и затыльник приклада - все тщательно подогнано одно к другому. Весил штуцер около четырех килограммов, длина его достигала 115 сантиметров.
Правда, заряжался он не быстро и не просто. Круглую свинцовую пулю диаметром 16,5 миллиметра и весом в 30 граммов следовало сначала завернуть в промасленную тряпочку или кусочек кожи, а потом забивать в ствол деревянным шомполом. На это уходило более полутора минут. Но стрелял штуцер у Николая очень метко на сто пятьдесят шагов, с некоторым отклонением от цели - на двести-триста…
Теперь штуцер, который сын горничной нежно именовал "дружком", лежал на сдвинутых вместе низких столиках - кьона. Вся разведывательно-диверсионная группа следила за тем, как молодой стрелок с помощью отвертки прилаживает к казенной части его ствола "диоптр" - медную трубку на четырех "лапках". Внутри ее находились линзы, особым образом отрегулированные, а на одной из них - черное перекрестье прицела. Николай охотно объяснял собравшимся, как работает "диоптр", и предлагал после установки его пойти во двор и пострелять.
Но Глафира сказала, что сначала будет обед и приказала Досифею и Николаю накрывать на стол. Это она выразилась условно, имея в виду русские обычаи.
Стола в усадьбе Юсуп-бея из рода Яшлав никогда не имелось. В саду, под решеткой, увитой виноградом, находился топчан, или деревянный настил на коротких ножках, покрытый ковром, с разбросанными на нем сафьяновыми подушками. Там и расстелили достархан, или скатерть. На нее поставили миски с кеш-кеком, или кашей из прожаренного и размолотого проса, сдобренной подсолнечным маслом. Еще принесли блюда с нарезанными помидорами, огурцами, сладким перцем и зеленым луком и стопки белых пшеничных лепешек пита.
К обеду, по крымско-татарским обычаям, следовало добавить чего-нибудь мясного, хотя бы кашик-бурек - маленьких пирожков, начиненных мелко порубленной бараниной. Но слуги Аржановой не сделали этого. Ведь сегодня был постный день, празднование чудотворной Донской иконы Божьей Матери, которую создал Феофан Грек в XIV веке. Небольшая копия ее хранилась в походном иконостасе экспедиции.
В честь церковного праздника Глафира, женщина набожная, вынесла икону в сад и установила перед достарханом. Ибо по правилу, заведенному Анастасией, обед у них являлся чем-то вроде ритуала, присутствие на нем считалось обязательным. Здесь, преломив хлеб вместе со своими людьми, она могла накоротке беседовать с ними, наблюдать и оценивать их состояние как физическое, так и моральное. В такие минуты их духовная связь, в которую Флора всегда верила, ощущалась ею более явственно, зримо. Они привыкли к этому и нуждались в ее поддержке. Но и Аржанова как будто получала силы, необходимые для управления маленьким боевым отрядом.
Собравшись в саду, солдаты и слуги подошли к достархану, встали на колени, хором прочитали обычную предобеденную молитву и трижды перекрестились. Затем Аржанова повернулась к иконе. На согнутой правой руке Богоматерь держала сидящего Иисуса-младенца и склонялась к нему головой. Нежно и трогательно, касаясь своей щекой ее щеки, смотрел на Марию Сын Человеческий. Коричневый ее хитон оттенял младенческие одежды, написанные сияющими золотыми красками.
Анастасия негромко, но отчетливо начала читать на церковнославянском языке тропарь Божьей Матери ради иконы ее "Донская":
- Заступница верных, Преблагая и Скорая, Пречистая Богородице Дево! Молим Тя пред святым и чудотворным образом Твоим, да якоже древле от него заступление Твое граду Москве даровала еси, тако и ныне нас от всяких бед и напастей милостиво избави и спаси души наши, яко Милосердая…
Глава третья
Сбор винограда
Один переезд равен двум пожарам, и Веселитский последующие два дня провел в самых разнообразных хлопотах.
Во-первых, он руководил сотрудниками дипломатической миссии, которые разбирали ее архив, входящие и исходящие бумаги. Часть из них сожгли в камине, часть - уложили в ящики, обитые кожей, перевязанные толстыми кручеными шнурами, запечатанными в нескольких местах сургучными печатями.
Во-вторых, много времени ушло на упаковку собственного имущества миссии - ковры, гобелены, шторы, кое-какая мебель, а также вещи, предназначавшиеся для подарков аборигенам за услуги, которые они оказывали русским дипломатам. Крымско-татарские чиновники обожали подарки и нередко просто-таки вымогали их. Правительству о том было известно, и деньги по соответствующей статье казна отпускала. Потому среди запасов тут имелись и ювелирные изделия - часы, брелоки, табакерки, фляги, трости, украшенные драгоценными камнями; и галантерея - ножницы, бритвенные наборы, зеркала; и меха - шкурки горностаев, лис, белок, песцов, соболей; и ткани - бархат, парча, шелк, муаровые ленты. Общая стоимость товаров достигала немалой суммы: 13 812 рублей и две с половиной копейки. Веселитский долго проверял ведомость, прежде чем поставил на ней подпись.
Затем с письмом вице-канцлера графа Остермана действительный статский советник отправился в штаб-квартиру Филисова. Генерал-майор принял его тотчас. Он не скрывал радости от того, что из Керчи в Петровскую в ближайшее время выедут две важные персоны, весьма его раздражавшие своим присутствием в крепости, вверенной безраздельной власти обер-коменданта. Потому беседа протекала легко и даже приятно. Филисов уважил все просьбы Веселитского. Он предоставил военные фуры для перевозки дипломатического багажа в порт, выделил необходимую для этого охрану.
После некоторых перепирательств оба сановника согласовали и церемониал проводов светлейшего хана Шахин-Гирея: двадцать выстрелов из пушек, почетный караул в виде одного батальона Троицкого пехотного полка под командованием подполковника Щетнева. Тем не менее сам Филисов в церемонии участвовать наотрез отказался, сославшись на плохое здоровье. У него-де открылась старая рана на левой ноге.
"Ну и черт с тобой!" - почти весело подумал чрезвычайный посланник и полномочный министр, забирая подписанные генерал-майором распоряжения о десяти фурах и полуроте Троицкого полка для сопровождения их.
Еще нужна была ему встреча с правителем крымско-татарского государства. Но до апартаментов Шахин-Гирея Веселитский добрался лишь к вечеру. Телохранители-саймены, хорошо его зная, пропустили Петра Петровича за ворота. Однако хан в приемную не вышел. У него началось интимное свидание с третьей женой, и дворецкий не осмелился беспокоить повелителя, возлегшего на ложе удовольствия с самой молодой и красивой из его женщин.
Досадуя на Шахин-Гирея, подверженного столь распространенному на Востоке пороку сладострастия, посланник все же написал для него коротенькую записочку по-итальянски и оставил небольшой сундук, окованный латунью и запечатанный красными императорскими печатями. Его вместе с дипломатической почтой привез из Санкт-Петербурга прапорщик Бутков. Так всегда доставляли в Крым три тысячи рублей серебром - ежемесячный пенсион, назначенный царицей хану с тех пор, как он, свергнутый с трона старшим братом, бежал из Кафы в Керчь.
Лишь на закате дня Петр Петрович вернулся домой. Утомленный всей этой суетой, он даже не захотел совершить обычный променад по дороге на берегу бухты и лег спать. Сон пришел сразу и страшными видениями не прерывался. Значит, в калейдоскопе событий теперь не нашлось ничего такого, что заставило бы человека в узких сапогах восстать из прошлого, явиться в день нынешний и тревожить старого разведчика и дипломата своими угрозами.
Утром, едва Веселитский покончил с завтраком, Парфентий доложил ему о прибытии именитого гостя. Светлейший хан Шахин-Гирей пожелал посетить главу русской миссии лично. Ему передали записку и сундук с деньгами. Правителю не терпелось узнать поточнее содержание депеш из Петербурга.
Хан попросил Веселитского обходиться без лишних церемоний. Они оба вышли на веранду и сели в кресла у столика под четырьмя кипарисами. Темные кроны деревьев скрыли собеседников от любопытных глаз, могущих наблюдать за резиденцией чрезвычайного посланника со стороны улицы.
- О чем говорят последние послания моей великой покровительницы? - задал вопрос Шахин-Гирей. Он владел русским языком безукоризненно. Вообще языки были тем предметом, который давался ему легче всего.
- Новости хорошие, ваша светлость, - ответил Веселитский.
- Давно мы тут ждем таких новостей.
- Теперь все изменится.
- Вы хотите сказать, что Ее Императорское Величество приняла решение…
- Да. Оно - поистине судьбоносное.
- Россия вводит войска на полуостров! - догадался хан.
- Именно так.
- Священна воля Аллаха, - дрогнувшим голосом произнес Шахин-Гирей и наклонил голову, не желая выдавать бурной своей радости. - Я знал, Всемогущий и Всемилостивейший не оставит меня в горький час испытаний.
Петр Петрович внимательно посмотрел на него:
- Ныне, ваша светлость, вам надлежит отплыть из Керчи в крепость Петровскую, корпус генерал-поручика графа де Бальмена сосредоточен недалеко от Перекопа. Он ожидает светлейшего хана, чтоб вместе с законным повелителем крымских татар снова водворить в государстве мир, покой и порядок.
- Вы поедете со мной, господин посланник?
- Это - приказ государыни.
- Отлично! - Хан улыбнулся. - Вы были добрым моим советчиком в беде. Теперь разделите со мной радость.
- Всегда к вашим услугам!..
Веселитский действительно в любое время был рад услужить Шахин-Гирею. Для этого, собственно говоря, его и послала в Крым в ноябре 1780 года царица, наделив широкими полномочиями. Правда, список услуг не оглашался, но постепенно в нем появлялись новые и новые пункты. Так получалось потому, что светлейший хан все больше утрачивал интерес к своей стране и управлению ее делами, пренебрегал прямыми обязанностями монарха, не хотел встречаться и беседовать с подданными даже очень высокого ранга, а если встречался, то демонстрировал им только гордость и презрение.
Хотя когда-то начиналось все и не так уж плохо.
Сын Ахмад-Гирея, который никогда не царствовал, но правнук Хаджи Селим-Гирея, знаменитого правителя Крымского ханства в XVII веке четырежды всходившего на престол, Шахин родился в 1746 году. Отец его умер рано. После этого семья немало скиталась по свету. Сначала они жили в Турции, потом - в Греции и наконец - в Италии. Любознательный мальчик сумел все обернуть себе на пользу. В Турции он посещал престижное медресе султана Баязида, где освоил арабскую грамоту и выучил примерно треть Корана наизусть. В Греции он изучил греческий язык, в Италии - итальянский.
Венеция на несколько лет стала прибежищем для правнука великого Хаджи Селим-Гирея. Здесь он самостоятельно занимался в библиотеке при Дворце дожей и досконально познакомился с западноевропейской историей и литературой, стал сочинять стихи. Красивейший город Европы произвел на будущего хана неизгладимое впечатление. Он решил, что будет жить у моря.
Однако представителям царствующей династии Гиреев не дано самим выбирать свой жизненный дуть. Тем более стихосложение вовсе не является единственно возможным занятием для них в эпоху войн, мятежей и переворотов. Старшие родственники вызвали двадцатитрехлетнего Шахина в Бахчисарай и определили на службу: сераскером, то есть военачальником к ногайским татарам, в Едисанскую орду, кочевавшую по степям Северного Причерноморья.
В 1771 году, при воцарении в Крыму его старшего брата Сахиб-Гирея, Шахин был назначен уже калга-султаном, то есть наследником престола. Затем во главе крымско-татарского посольства он отправился в Санкт-Петербург. Северная Венеция напомнила ему годы юности и совершенно очаровала. Он прожил там около года, регулярно встречался с императрицей Екатериной Второй. Ей молодой татарин излагал свои блестящие идеи государственного переустройства. Шахин-Гирей хотел превратить средневековое Крымское ханство, давнего вассала Османской империи, в независимую и свободную страну, управляемую по законам просвещенного абсолютизма. Дело было за малым - требовалось возвести реформатора на трон.