Русское правительство серьезно отнеслось к заявлениям наследника престола. Они совпадали с задачами России, создававшей новую систему безопасности у своих границ на юге и юго-востоке. В марте 1777 года Шахин-Гирей переправился на полуостров с Тамани во главе отряда ногайских татар и с батальоном русской пехоты. Беи и мурзы при всеобщем ликовании народа избрали его ханом. Новая страница в трехсотлетней истории крымско-татарского государства была перевернута.
Веселитский знал из служебных записок и инструкций секретной канцелярии Ее Величества об этих событиях. Многое рассказывали ему непосредственные их участники - главный мурза Едисанской орды Джан-Мамбет-бей, а также Сахиб-Гирей, царствовавший в Крыму с 1771 по 1775 год. Одного никак не мог понять чрезвычайный посланник и полномочный министр: почему молодой самодержец так быстро утратил популярность в народе?
Никто не говорит о черни. На Востоке благодаря влиянию ислама она особенно темна, забита, бесправна. Никто не говорит о родовой аристократии. Реформы значительно уменьшили безграничную власть беев на полуострове. Но крымско-татарское дворянство, то есть мурзы? Ведь Шахин-Гирей, как и Петр Великий, проводил преобразования, учитывая их интересы. Он назначал их на высокие и хорошо оплачиваемые должности в своей администрации, в новом, регулярном войске, создаваемом по европейскому образцу. К сожалению, за эти годы не слишком много богатых и влиятельных мурз перешли в стан твердых и последовательных его сторонников…
Парфентий, наблюдая за барином и его августейшим гостем из комнаты через окна, выходящие на веранду, точно вычислил время ритуала, исполняемого здесь неукоснительно. Поднос с двумя чашками дымящегося черного кофе и вазочкой с тонкими ломтиками пахлавы он подал в тот момент, когда беседа приобрела непринужденный характер. Веселитский вручил хану план подготовки к переезду. Шахин-Гирей бегло его прочитал. Они принялись обсуждать всевозможные детали.
Как истинный поэт, светлейший хан питал необоримое пристрастие к подробностям, даже самым мельчайшим. Конечно, он удивился, что Филисов не станет его провожать и приписал это собственным неприязненным отношениям с обер-комендантом. Потом задал вопросы о почетном карауле: кто будет ехать впереди его кареты - адъютант или подполковник Щетнев, командир батальона? Сколько солдат будет стоять, у ворот и сколько - у трапа корабля? Какую музыку станет играть полковой оркестр?
Немало беспокоили повелителя и бытовые условия. Тут Петр Петрович сильно затруднялся с ответами, так как сам на корабле "Хотин" еще не был. Имеются ли там каюты, приличествующие положению монарха? Можно ли в них перестелить ковры? Ибо светлейший хан никогда не пользуется хороссанскими или турецкими, но только - крымско-татарскими килимами, принадлежащими к типу кобекли-орта и никакому другому.
- Что это такое? - спросил посланник.
- Гениальное произведение моего народа.
- Они есть в вашем дворце в Бахчисарае?
- Да. У меня в спальне. Два из них я привез в Кафу, из Кафы - сюда, в Керчь. Видя их, я засыпаю спокойно.
- Не могу припомнить, - признался Веселитский.
- Ну как же! - заволновался хан. - Во-первых, расцветка. Основная: темно-синяя, желтая или коричневая, во-вторых, узор. Он состоит из трех рядов прямоугольных рамок, середина его - из пяти рядов концентрических ромбов, углы каковых заканчиваются тоже ромбами, но - небольшими. Или же заканчиваются они схематизированными трехлепестковыми цветами ярм-гуль…
Бесспорно, его светлость сейчас пребывал в отличном расположении духа. Он долго рассказывал действительному статскому советнику о килимах. Человек тонкого художественного вкуса, Шахин-Гирей замечательно разбирался в особенностях сих ремесленных изделий. Он даже пообещал по возвращении ханского двора в Бахчисарай подарить Веселитскому ковер "кобекли-орта" своей любимой расцветки и размером не менее 3,58 на 2,93 метра.
"Как странно, - размышлял тем временем дипломат. - Столь высоко ценить вещи, изготовляемые народом, но не любить самое народ. Затеять настоящую революцию в стране, но не обладать железной волей революционного лидера. Раздавать направо и налево должности, деньги, привилегии, но не создать вокруг себя тесной когорты преданных единомышленников, без которых никакая революция не делается…"
Петр Петрович слушал монолог хана о килимах, согласно кивал головой и тайком посматривал на карманные часы на серебряной цепочке с брелоком. Он давно извлек их из правого кармана камзола, держал, зажав а ладони, и чувствовал, как внутри механизма качается балансир, как ритмично пощелкивают зубчатые колесики, сцепляясь друг с другом, а на циферблате толчками передвигается длинная минутная стрелка.
- Ваше превосходительство! - громко провозгласил Парфентий, появившись на пороге. - По вашему вызову прибыла сейчас госпожа Аржанова, вдова подполковника Ширванского пехотного полка. Прикажете принять или отправить восвояси?
- Анастасия Аржанова? - услышал этот доклад светлейший хан. - Неужели она снова в Крыму?
- Разве вы знакомы с ней, ваша светлость? - делано удивился Веселитский. Ему было кое-что известно о предыдущей командировке Флоры на полуостров.
- Знаком, - кивнул Шахин-Гирей.
- Может быть, пригласить ее?
- Обязательно. Я по-прежнему неравнодушен к женской красоте.
- Думаю, вам есть с чем сравнивать, - пошутил действительный статский советник. - Гаремы восточных владык…
- О нет! - перебил его правитель, - Вы ведь знаете, я - против диких азиатских нравов. У меня только три жены…
"И восемь наложниц в возрасте от четырнадцати до двадцати лет, купленных на невольничьем рынке в Гёзлёве!" - добавил про себя Веселитский.
Однако пикантный разговор о женщинах им пришлось прекратить. Камердинер привел на веранду посетительницу. Петр Петрович ожидал опять увидеть на ней синее карако, так выгодно подчеркивающее ее стройную фигуру. Но не по-осеннему теплая погода позволила Аржановой сегодня надеть обычное платье для визитов изумрудного цвета, накинув на плечи тонкую шаль из валенсийского кружева.
- Добрый день, ваша светлость! Добрый день, ваше превосходительство! - присела в глубоком реверансе молодая женщина, одновременно приветствуя и хана, и главу русской дипломатической миссии.
- Добрый день, любезная Анастасия Петровна! Вижу, отдых пошел вам на пользу, выглядите вы замечательно! - Петр Петрович шагнул к ней, поцеловал протянутую руку, весело заговорил о погоде.
Возможно, светлейший хан тоже хотел бы прикоснуться губами к прелестной ручке, так же запросто обратиться к старой своей знакомой, с улыбкой говорить ей комплименты. Однако восточный этикет подобных вольностей не допускал. Согласно законам шариата, в общественных местах, на людях мужчинам следовало избегать женщин, как зачумленных, зато дома они могли обращаться с женами и наложницами точно с рабочей скотиной.
Правитель крымско-татарского государства лишь издали чуть-чуть поклонился красавице, приложив правую руку сначала ко лбу, потом - к сердцу. Таким образом, он оказал ей почет, почти немыслимый в исламском обществе по отношению к лицам противоположного пола.
Аржанова это понимала.
- Безмерно рада снова видеть вас, ваша светлость, - сказала она. - Надеюсь, вы пребываете в добром здравии?
Анастасия начала светскую беседу и повела ее легко, свободно, просто. Прошлые встречи с Шахин-Гиреем давали ей такое право. Доверяя русской путешественнице, посетившей его страну осенью 1780 года, хан тогда передал с ней частное письмо к великой царице. Еще он просил вдову подполковника в разговоре с государыней хвалить его правление, больше рассказывая о достижениях, чем о недостатках. Она честно исполнила его просьбу.
Впрочем, Екатерина Алексеевна в том особенно и не нуждалась. Она давно составила себе мнение о молодом хане крымском, одобряла его реформы, финансировала их на протяжении пяти лет. Кроме того, о положении в Крыму ей регулярно докладывал статс-секретарь Турчанинов. Он подготавливал свои рапорты на основании донесений тех "конфидентов", что секретная канцелярия Ее Величества имела на полуострове и в Северном Причерноморье…
Конечно, Флора своими чувствами владела вполне и скрыть их за вежливой улыбкой могла. Но все же изменения, произошедшие с Шахин-Гиреем за эти два года, бросались в глаза и вызвали у нее искреннее сочувствие к повелителю крымских татар. Первый раз она увидела щеголя, будто бы час назад покинувшего какой-нибудь великосветский салон в Петербурге, красивого, стройного, уверенного в себе, озабоченного только своей внешностью. Ныне стоял перед ней человек, переживший какое-то несчастье и им чрезвычайно угнетенный, вялый, обрюзгший, небрежно одетый. Правда, на мизинце правой руки у него по-прежнему сверкал золотой перстень с крупным рубином, на мизинце левой руки - перстень с таким же большим изумрудом.
Их дальнейшая беседа касалась в основном главного события - отъезда хана в крепость Петровскую. Шахин-Гирей оживленно говорил о своих планах. Вдруг, глядя на Аржанову, он спросил, придет ли она на его придворный праздник, который хан хочет устроить здесь, так сказать, на прощание.
Веселитский насторожился.
Ни о каком придворном празднике он доселе не слышал. Наоборот, Шахин-Гирей вечно жаловался ему на свою несчастную жизнь в Керчи и мечтал вырваться отсюда поскорее. А теперь вознамерился проводить праздник. Где, в каком месте? На какие деньги? Для каких людей?
У правителя был свой ответ на вопросы посланника.
Юсуп-бей из рода Яшлав, верный его сторонник, владеет не только городской усадьбой, но и обширным загородным имением с домом, садом, виноградником. Оно расположено в трех верстах от Ени-Кале, совсем рядом с деревней Коп-Кыпчак, в живописной долине. Престарелый татарский вельможа не раз приглашал Шахин-Гирея посетить его имение. Печальные обстоятельства мешали принять приглашение. Но сегодня, как правильно заметил господин посланник, все изменилось. К тому же начинается сбор винограда. Праздник получится не слишком дорогим, но торжественным. На него придут те, кто своими трудами и заботами оберегал и поддерживал правителя в его изгнания.
Действительный статский советник быстро переглянулся с Флорой. Пожалуй, в предложении хана все-таки содержалось что-то полезное. О придворном празднике заговорят. Он может стать своеобразным знаком для всех последователей "русской партии" в Крыму: дело сдвинулось с мертвой точки, готовьтесь к последней схватке, друзья, победа - не за горами.
Им хватило двадцати минут, чтоб обсудить детали действа. Праздник, или скорее придворный раут, то есть прием монархом своих подданных: здешних беев и мурз и почетных гостей - офицеров с российских военных кораблей, частей гарнизона и сотрудников дипломатической миссии - они назначили на седьмое сентября, за день перед отъездом. Деньги на освещение сада и музыкантов давал Веселитский из казенных сумм. Угощение, весьма простое: фрукты, сладости, напитки - брал на себя светлейший хан. Юсуп-бей пока ничего не знал об этом, но Шахин-Гирей уверял, будто против воли повелителя тот никогда не пойдет.
Расставаясь, они сердечно улыбались друг другу.
Едва ли чрезвычайный посланник и вдова подполковника догадывались, что Шахин-Гирей придумал все это прямо здесь и исключительно из-за русской путешественницы. Она невольно напомнила правителю то восхитительное время в Санкт-Петербурге - примерно десять лет тому назад? - когда он был гостем Екатерины Второй. Наследник крымского престола привлекал к себе всеобщее внимание на балах в Зимнем дворце, кутил в обществе офицеров лейб-гвардии Преображенского полка, любезничал в салонах столичной знати с великосветскими дамами.
О, какие это были женщины!
Божественно-обворожительные, свободные, веселые. Они грациозно танцевали менуэт, блистая обнаженными плечами, легко цитировали стихи Петрарки, со знанием дела обсуждали последние политические новости из Европы. Ни одна из них не стала его любовницей. Но разве только наслаждения плоти могут волновать сердце истинного поэта?..
Веселитский проводил именитого гостя до кареты, вернувшись на веранду, он нашел Аржанову уже сидящей за столиком под кипарисами. Парфентий, который симпатизировал прекрасной посетительнице с первого ее визита, сейчас подавал вдове подполковника на китайском сервизе с сусальным золотом угощение: кофе по-турецки, сливки, мед, абрикосовое варенье и восточные сладости - халву и рахат-лукум. Действительный статский советник сел за стол напротив Флоры и вздохнул.
- Иногда мне очень жаль светлейшего хана, - сказала Анастасия и положила в рот засахаренную ярко-оранжевую половинку абрикоса.
- А вот мне нисколько, - жестко ответил Петр Петрович.
- Почему?
Дипломат долго молчал, ожидая, пока камердинер наполнит и его чашку горячим кофе, добавит туда сливки. Затем он растворил в чашке две десертных ложки меда, тщательно перемешал и попробовал. Напиток получился вкусным.
- Молодой хан крымский часто пренебрегал моими советами, - заговорил Веселитский. - Но у него самого нет ни воли, ни сил, чтобы держать ситуацию в стране под контролем. Теперь он перекладывает ответственность за случившееся на мои плечи. Государыня мною недовольна.
- Откуда вы знаете?
- Я получил высочайший указ о переводе из Крыма в Киев.
- Просто обстоятельства изменились.
- И что в них нового, по-вашему?
- Вы же сказали: Шахин-Гирей больше не может управлять государством.
- Да, - подтвердил Веселитский.
- Ныне это очевидно многим, - продолжала Анастасия. - Светлейший князь Потемкин получил несколько конфиденциальных посланий из Крыма. Их написали знатные, влиятельные представители "русской партии". Они тоже низко оценивают возможности правителя и выражают горячее желание немедленно передать Крымское ханство под скипетр Самодержицы Всероссийской. Согласитесь, предложение весьма заманчивое и интересное…
Петр Петрович слушал Аржанову внимательно. Бесспорно, она приехала сюда с какими-то особыми инструкциями секретной канцелярии Ее Величества, заметно отличающимися от тех, что были даны ему два года назад. Конечно, время идет. Кроме того, он - лицо официальное, дипломатическое. Он - всегда на виду, всегда рядом со светлейшим ханом. Может быть, от того крымско-татарские вельможи к нему и не обратились. Они не верили в его объективность. Но кто эти люди? Почему их письмам придали вдруг такое серьезное значение в Петербурге?
Анастасия уклонилась от прямого ответа. От Потемкина она знала, что на полуострове "много затруднений произошло от трактований политических господина Веселитского". Однако никто не уполномачивал ее рассказывать подобные вещи действительному статскому советнику. Ей предписывалось лишь встретиться с ним и с Шахин-Гиреем, рассмотреть их отношения хотя бы поверхностно и о том сообщить в столицу. Затем чрезвычайный посланник и полномочный министр, покидая Керчь, должен был передать Флоре адреса и выходы на своих наиболее надежных "конфидентов" в Гёзлёве, Ак-Мечети, Эски-Крыму и Карасу-базаре.
Дальше путь Анастасии лежал, причем - по морю, для большей быстроты передвижения и безопасности, именно - в Гёзлёве, на встречу с каймакамом, или главой тамошнего административного округа Абдулла-беем из рода Ширин. Это он конфиденциально писал губернатору Новороссийской и Азовской губерний, вице-президенту Военной коллегии и генерал-аншефу светлейшему князю Потемкину. Лично каймакама Аржанова не знала, но с его любимой сестрой Рабие встречалась, посетив во время прошлого приезда в Гёзлёве турецкую баню. Для нее это знакомство получилось совершенно незабываемым. Теперь молодая женщина надеялась, что и Рабие вспомнит русскую свою подругу, представит ее брату…
Довольно долго стучал обухом плети по воротам городской усадьбы Юсуп-бея десятник первой сотни гвардейцев-бешлеев крымского хана. Рядом с ним, держа лошадей в поводу, переминались с ноги на ногу еще трое телохранителей в форменных темно-синих кафтанах и металлических шлемах. Их прислал сюда Шахин-Гирей с важным поручением: сопровождать русскую путешественницу в имение к татарскому вельможе по старой дороге от Керчи в Ени-Кале и от новой крепости до селения Коп-Кыпчак. Десятник, помянутая о приказе повелителя, терпеливо повторял:
- Сайгъылы урус мусафирлер, ашикмалы. Бизлер кичигирмыз…
- Тохта, достум! - отвечал ему из-за ворот густым басом сержант Чернозуб.
Сама Анастасия в это время пребывала в состоянии легкой паники. Она с помощью служанки уже сделала прическу, наложила легкий макияж и повторяла Глафире, что надеть на придворный раут ей совсем нечего. Горничная раскладывала ее наряды на низких диванчиках - сетах, какие стояли вдоль стен в комнате, и коротко характеризовала предметы одежды примерно в таком духе: - А вот юбочка вас очень даже стройнит… А здесь кружавчики самые фигуристые… А платье-то, платье миткалевое, оно один раз всего надеванное… А шаль тоже модная, ни на ком здесь я ее не видала…
Вдова подполковника прикладывала к себе подаваемые служанкой вещи, смотрела на свое отражение в зеркале и бросала их обратно на диванчик. Ничто, по ее мнению, в полной мере не соответствовало столь пафосному мероприятию Шахин-Гирея, проводимому вечером в саду, на свежем воздухе как для русских, так и для татар.
Дома, а Аржановке, она оставила роскошней вечерний туалет, в котором танцевала на губернском балу, устроенном Потемкиным в Аничковом дворце в Санкт-Петербурге зимой, в начале этого года. Ей в голову не приходило, что он может понадобиться в Крыму. Там, в северной столице, она отдыхала, здесь, у теплого южного моря, работала. Потому для командировки на полуостров Флора приготовила абсолютно другие костюмы.
Прежде всего это была одежда в восточном стиле, как женская, так и мужская. Для роли крымской мусульманки - фериджи - широкая накидка, скроенная в виде халата, но с капюшоном, закрывающим лицо, в которой женщины здесь появлялись на улице. Затем этери - длинное платье с треугольным вырезом на груди, надеваемое на белую рубаху, шальвары, или просторные штаны до щиколоток, под платье, папучи - туфли из воловьей кожи без задников, с загнутыми вверх носами. Для роли молодого мусульманина годились те же шальвары, но с сапогами из мягкой кожи, кафтан без воротника, застегивающийся на "воздушные" петли из шнурков, фетровый колпак и чалма - длинный узкий кусок ткани, на него наматываемый определенным образом, шелковый платок для подпоясывания кафтана.
В сундуке лежали и другие вещи, надеваемые крымскими модницами и модниками, изготовленные из бархата, шелка, парчи, достаточно дорогие, хорошо подогнанные к фигуре Аржановой. Но она решительно захлопнула крышку этого сундука. Нет, не татаркой надо ей предстать перед гостями хана, но светской дамой, приближенной к двору великой Екатерины.