Больше от этого пня ничего нельзя было добиться. Приходилось подчиниться обстоятельствам. Гости набросились на маисовый хлеб, и, вопреки всем сомнениям, многие британские едоки даже сочли, что его мало.
У вернувшегося к своим обязанностям Робера веселье как рукой сняло. Он закончил обед в одиночестве, замкнувшись в своей обычной отчужденности.
В четыре с четвертью часа караван продолжил путь. Ослам волей-неволей приходилось ускорять шаг. Спуск по извивающейся тропинке был стремительным. Держа ослов за хвосты, погонщики неслись по крутому скользкому склону. Дамы и даже мужчины не раз проявляли беспокойство. Один только Пипербум сохранял невозмутимость. Поглотив огромное количество пищи и не высказав никакого неудовольствия, он мирно покачивался на двух ослах. При таком комфорте он презирал все другие трудности дороги, и, как бы аккомпанируя его хорошему настроению, над ним непрерывно висело облако сигарного дыма.
На улице Орты Гамильтон в сопровождении Робера поспешил за своим моноклем. Он получил его с выражением крайней любезности, на которую не стал отвечать. Как только его желание было удовлетворено, он опять сделался надменным, как обычно.
В восемь часов погонщики, получив плату за свои услуги, удалились вместе с ослами. Пассажиры, голодные и измученные, собрались за столом "Симью", и никогда еще корабельная кухня не имела такого успеха.
Молодожены тоже были за общим столом. Где пропадали два дня - они и сами толком не знали. Поглощенные друг другом, супруги ничего не видели вокруг.
Саундерс тоже чувствовал себя превосходно, но совсем по другой причине. Томпсоновская авантюра с обедом не прошла ему даром, вызвав возмущение путешественников. Саундерс не мог скрыть удовлетворения. И не мог отказать себе в удовольствии испортить Томпсону настроение.
- Стюард,- позвал он громко,- принесите мне еще один ромштекс, пожалуйста.
И затем обратился к барону через весь стол:
- Питание в заведениях высшего класса, я говорю о сегодняшнем обеде, имеет, по крайней мере, ту положительную сторону, что делает терпимой еду на борту корабля,- закончил он иронически.
Томпсон подпрыгнул на стуле словно ужаленный, однако ничего не ответил. Да и что он мог ответить? Общественное мнение на этот раз было не на его стороне.
Глава VIII
ПРАЗДНИК ТРОИЦЫ
Этой ночью утомленные экскурсией пассажиры спали долго. Когда утром двадцатого мая некоторые туристы поднялись на верхнюю палубу, корабль был уже далеко от Фаяла.
Отправившись из Орты в семь с половиной часов, "Симью" следовал так, чтобы путешественники получили некоторое представление об островах, где планировалось высаживаться.
Когда Роже, сопровождая своих американских спутников, появился на палубе, корабль, проходя вдоль южного побережья Пику, оказался напротив горы, спускающейся к морю лестницей предгорий. Была видна столица острова Лажинс, высоко наверху - францисканский монастырь. Столицу окружали разбросанные повсюду хижины. Конические крыши были сделаны из сплетенных злаковых стеблей, и поэтому город походил на деревню.
Побережье казалось суровым, но это впечатление мало-помалу смягчалось. Горы постепенно снижались, взору открывались прекрасные пастбища.
Туристы прошли пригород Кальеа, обогнули восточную оконечность Пику, и, когда склянки зазвонили к обеду, стал виден остров Сан-Жоржи.
Все утро Робер не выходил из каюты. Роже не преминул обратить внимание сестер Линдсей на его отсутствие.
- Морган изучает остров Терсейра,- ответил смеясь де Сорг,- до чего же интересный у нас гид.
Вопросительный взгляд Элис заставил его объясниться, при этом француз не позволил себе ничего оскорбительного в адрес Робера, отнюдь нет. Однако заметил, что внешность господина Моргана и его манеры странным образом контрастируют с его скромными обязанностями. По убеждению Роже, гид не осведомлен в том, что касается его ремесла. Эти его соображения только подтвердили собственные наблюдения Элис о переводчике "Симью".
- Я абсолютно уверен,- заключил Роже,- что где-то видел его. Но где? Обязательно вспомню, и тогда станет ясно, почему столь светский человек выдает себя за профессора.
После этого разговора Робер еще больше заинтересовал Элис. И когда после обеда он поднялся на палубу, она обратилась к нему с вопросом, шутливо рассчитывая привести в замешательство.
"Симью" в это время продвигался между Пику и Сан-Жоржи. Он шел вдоль острова, представляющего собой плато длиной в тридцать миль и шириной в пять, как бы заброшенного сюда капризом природы.
- Что это за остров? - спросила Элис у Робера, когда в поле зрения появились дома в несколько этажей.
Но Робер уже изучил путеводитель от корки до корки.
- Урселина,- ответил он.- Именно здесь в тысяча восемьсот восьмом году произошло последнее самое страшное землетрясение в этих краях, вызвавшее ужас у жителей Пику и Фаяла. Пробудились пятнадцать кратеров, один из них был поистине гигантским. В течение двадцати пяти дней вулканы извергали пламя и лаву. Город неизбежно бы погиб, если бы не чудо: поток лавы изменил направление и устремился в море.
- А потом?
Этот вопрос задал Джонсон. История с вулканом заинтересовала его, он прервал свою прогулку и прислушался. Робер обратился к нему.
- С тех пор,- сказал он,- извержений не было, но почти каждый год остров встряхивает. Сан-Жоржи моложе других Азорских островов и, как и западная часть острова Сан-Мигель, больше других подвержен воздействию подземных процессов.
- Ол райт,- удовлетворенно отозвался Джонсон и сразу отошел.
Почему он остался доволен ответом Робера? Не потому ли, что ответ оправдывал его решение не сходить на землю? Такое поведение было вполне в его духе, и с самого начала путешествия он не менял своих привычек. Утром, в полдень и вечером он минут пять прогуливался по палубе, толкая пассажиров, дымя сигаретой и что- то бормоча. Затем его не было слышно. Чем он занимался остальное время, можно было легко догадаться. Цвет его лица, постепенно становясь все более красным, давал на этот счет самые точные и красноречивые разъяснения.
В два часа пополудни "Симью" обогнул мыс Розалиш и, прибавив скорость, направился на северо-запад, на Грасьозу. Пассажиры успели разглядеть северный берег Сан-Жоржи с выступающей над морем метров на шестьсот скалой. А вдали уже вырисовывались более спокойные и плавные очертания Грасьозы. К четырем часам "Симью" находился в трех милях от этого острова, но по сигналу капитана Пипа неожиданно повернул к Терсейре. Его высокий берег виднелся милях в двадцати пяти.
На палубе показался Пипербум, сопровождая очень сердитого Томпсона. Робер, оставив своих собеседников, подошел к администратору.
- Возможно ли,- обратился тот к Роберу, показывая на невозмутимого голландца, как всегда окутанного облаком дыма,- втолковать что-нибудь этому дымящему бегемоту?
Робер сделал беспомощный жест.
- Очень досадно,- ответил Томпсон.- Представьте себе, он категорически отказывается компенсировать мне убытки.
- Какие убытки? - поинтересовался Робер.
- Ну как же? А раздавленный осел, а четыре других осла и погонщики дополнительно. Мне это обошлось в копеечку.
- Он отказывается?
- Категорически. Я уже изнемог, объясняясь с ним жестами. Как будто имеешь дело с камнем. Посмотрите только на него.
Пипербум, раскинувшись в кресле, почти совсем исчез в дыму. Глядя в небо и посасывая трубку, он полностью отрешился от ничтожных забот этого мира. Робер с невольной улыбкой перевел взгляд с гневного лица Томпсона на безмятежное лицо пассажира.
- Все имеет свою оборотную сторону,- ответил он, разведя руками, и Томпсон был вынужден с этим согласиться.
В шесть тридцать "Симью" находился всего в нескольких милях от западного берега Терсейры. Уже давно маячила его вершина, возвышаясь на тысячу метров. На юге склон плавно спускался к морю и круто обрывался. Повсюду виднелись явные следы еще недавних подземных потрясений. Темными пятнами выделялись на зеленом фоне долин потоки лавы, возвышались то здесь, то там конусы пепла и пемзы, медленно разрушаемые дождем и ветром.
В семь часов стала видна гора Бразилия. Еще через полчаса, обогнув этот дикий мыс, вышли к городу Ангре. В восемь часов корабль стал на якорь, не потушив, однако, котлов.
Удобная позиция в центре ангрского рейда открыла пассажирам одну из самых великолепных панорам, какой только мать-земля могла порадовать взоры своих детей. Позади - безбрежное море с четырьмя островами справа и слева и черные отвесные скалы с другой стороны, образующие как бы огромное ложе, где безмятежно распростерся город Ангра. Защищенный с севера и юга фортами, в лучах заходящего солнца, город выстроил амфитеатром белые дома, колокольни, соборы. Дальше среди холмов виднелись небольшие поселения, апельсиновые деревья и виноградники, плавно поднимающиеся вверх.
Воздух был мягким, погода великолепной, веял свежий бриз. Очарованные пассажиры находили, что только меньшие масштабы отличают этот залив от неаполитанского.
Но в наступившей ночи скоро все исчезло.
Капитан Пип, привыкший к такой красоте, направлялся в свою каюту, когда матрос подвел к нему только что поднявшегося на борт человека.
- Сэр,- обратился к капитану незнакомец,- я узнал, что ваш корабль прибывает на ангрский рейд, и решил присоединиться к экскурсии, если только…
- Это совершенно меня не касается,- прервал его капитан.- Бистоу,- обратился он к матросу,- проводите джентльмена к мистеру Томпсону.
Гость вошел в каюту как раз в тот момент, когда Томпсон обсуждал с Робером программу на следующий день.
- К вашим услугам, сэр,- сказал администратор в ответ на просьбу вновь прибывшего.- Хотя на корабле не так много места, но все же это возможно… Вам известны наши условия?
- Нет, сэр,- ответил гость.
Томпсон на мгновение задумался, видно, собирался вычесть из общей суммы стоимость уже проделанного пути. И все же сказал, хотя и не без колебания:
- Цена путешествия сорок фунтов…
- Отлично,- прервал его пассажир.- Так как нас трое…
- А вас трое?
- Да, мои два брата и я. С нас, следовательно, сто двадцать фунтов. Вот они.
Достав из бумажника банкноты, он положил их на стол.
- С этим можно было не спешить,- вежливо заметил Томпсон. Пересчитав деньги, он спрятал их и счел себя обязанным выдать квитанцию.- Выдано, извините, кому? - задержал он перо.
- Дону Игину Родригишу да Вега,- ответил пассажир, и Томпсон записал.
Робер в течение всего этого времени молча наблюдал за вновь прибывшим туристом. Относительно его национальности не могло быть никакого сомнения. Высокий, широкоплечий, черноволосый, с черной бородой - конечно, португалец. И это предположение подтверждалось его плохим английским произношением.
Дон Игину, взяв квитанцию, сложил ее, спрятал в кошелек, затем немного помолчал, как бы в нерешительности. Ему хотелось что-то сказать, довольно важное, судя по его поведению.
- Еще один вопрос,- промолвил наконец португалец.- Когда мы покидаем Терсейру?
- Завтра,- ответил Томпсон.
- А в котором часу?
Для дона Игину, очевидно, это было чрезвычайно важно, потому что он явно нервничал.
- Завтра вечером, часов около десяти,- ответил Томпсон.
Дон Игину удовлетворенно вздохнул. Он сразу стал раскованнее.
- В ваши планы, возможно, входит осмотр Ангры? - приветливо осведомился он.
- Да,- подтвердил Томпсон.- Именно так.
- Не могу ли я быть вам полезен в качестве гида? Я хорошо знаю город.
Томпсон поблагодарил.
- Охотно принимаю вашу помощь. Тем более что это даст возможность немного отдохнуть господину профессору Моргану, которого я имею честь вам представить.
Дон Игину и Робер обменялись приветствиями.
- Буду на набережной завтра утром в восемь часов,- сказал дон Игину, попрощавшись и направляясь в свою каюту.
Он был точен. В воскресенье, двадцать первого мая, высаживаясь на берег во главе своих пассажиров, Томпсон обнаружил его на набережной. Под присмотром Главного Администратора колонна в безупречном порядке тронулась в путь.
Дон Игину оказался прекрасным гидом. Он водил туристов по Ангре с уверенностью, какой не могло быть у Робера. Знакомил их с улицами, заходил в церкви.
Все это время барон следовал за ним по пятам.
Надо сказать, что с самого начала путешествия сэр Гамильтон чувствовал себя одиноко. Его несколько развлекал Саундерс, но тот не был человеком его круга. Среди пассажиров он не нашел подходящего для себя собеседника, если не считать леди Гайлбат. Но она всегда занята своими кошками и собаками. Ее сердце и время заполняли только они. Едва приобщившись к повадкам Цезаря, Иова, Александра, Блэка, Фанна, Панча и прочих, барон категорически не захотел продолжать свое образование в этой области и стал избегать старую пассажирку. Неуважительный француз, без сомнения, назвал бы ее занудой.
Итак, сэр Гамильтон оказался совершенно один. Поэтому, едва только он услыхал аристократическое имя нового пассажира, как сразу понял, что небо послало ему настоящего джентльмена, и попросил Томпсона познакомить их. Благородный англичанин и благородный португалец обменялись рукопожатием. По тому, сколько искренности и открытости они вложили в этот жест, было видно, что они нашли друг друга!
С этой минуты барон буквально не отходил от португальца. У него наконец был друг! Во время обеда на борту корабля он завладел доном Игину, усадил рядом с собой. Дон Игину принимал все эти знаки внимания с подобающей почтительностью.
За столом собрались все, кроме молодоженов. Их постоянное отсутствие казалось всем естественным.
Томпсон взял слово.
- Я думаю,- сказал он,- что выражу общее мнение, если поблагодарю дона Игину да Вега за труд, который он взял на себя этим утром.
Дон Игину сделал протестующий жест.
- Ну конечно же,- настаивал Томпсон.- Без вас, сеньор, нам не удалось бы так быстро и обстоятельно осмотреть Ангру. Я хотел бы знать ваше мнение: чем можно заполнить вторую половину дня?
- Но разве вы не знаете, что сегодня Троица! - вскричал дон Игину.
- Троица? - повторил Томпсон.
- Ну да. Один из самых главных католических праздников, отмечаемых здесь особенно торжественно. Я занял место, откуда хорошо будет видна процессия с крестом.
- Чем он примечателен, этот крест? - осведомился барон.
- Своей ценностью,- ответил Игину.- Стоимость драгоценных камней, украшающих его, превосходит шесть миллионов франков.
Томпсон был в восторге от нового пассажира. Высокомерию и важности Гамильтона не было предела.
Дон Игину, покидая борт "Симью", счел нужным дать совет, ужаснувший многих пассажирок.
- Дорогие друзья,- сказал он,- мне хотелось бы вас предостеречь…
- Слушайте внимательно,- поддержал его Томпсон.
- По мере возможности избегайте толпы.
- Это будет нелегко,- заметил Томпсон, показывая на улицы, заполненные народом.
- Да,- согласился дон Игину.- Все же пытайтесь избегать контактов.
- Но почему? - полюбопытствовал Гамильтон.
- Мой дорогой барон, об этом не совсем удобно говорить. Дело в том, что жители этого острова не совсем чистоплотны, они страдают двумя болезнями. Название одной очень непристойно, речь идет о чесотке. Что касается другой…
Дон Диего остановился, как бы затрудняясь найти мало-мальски приличные слова. Томпсон, которого не пугали никакие трудности, пришел к нему на помощь. Обратясь к пантомиме, он снял шляпу и энергично покрутил у виска, вопросительно глядя на дона Игину.
- Совершенно точно,- подтвердил тот посмеиваясь, тогда как дамы отвернулись, шокированные таким натурализмом.
По совету дона Игину туристы шли по самым безлюдным и пустынным улицам, тогда как толпа сосредоточилась на тех магистралях, где должна проходить процессия. Они все же встретили несколько человек, оборванных, растрепанных и грязных.
- Просто разбойники! - отозвалась Элис.
- Вот именно! - подтвердил Томпсон.- Вы знаете, кто эти люди? - спросил он у дона Игину.
- Не больше, чем вы.
- Не переодетые ли это агенты полиции? - предположил Томпсон.
- Тогда надо признать, что они переодеты очень искусно! - насмешливо воскликнула Долли.
Вскоре колонна вышла на площадь, где под палящим солнцем собрались толпы людей.
- Располагайтесь здесь, дамы и господа,- сказал Игину.- Я воспользовался своим знакомством с правителем Терцера, чтобы занять место у дворца.
Все принялись благодарить португальца.
- Теперь,- продолжал Игину,- позвольте ненадолго вас покинуть. Перед отъездом я должен еще кое-что сделать. Впрочем, я вам больше не нужен. Вы всё отлично отсюда увидите и, думаю, примете участие в праздничном представлении.
С этими словами Игину поприветствовал всех и исчез в толпе. По всей видимости, он нисколько не боялся заразиться. Туристы тотчас же о нем забыли. Приближалась пышная праздничная процессия.
По широкой улице, которую полиция освобождала перед кортежем, в благоухании ладана двигались золотые и серебряные знамена, статуи, хоругви. Среди белых платьев девушек сверкали мундиры; голоса, сопровождаемые трубами и литаврами, возносили к небесам молитвы тысяч верующих, а в церквах раздавался перезвон колоколов, славящих Спасителя.
Верующие пели:
"Иисусе, Иисусе!"
Зрелище было великолепным. Вот показался епископ в фиолетовом облачении, красиво контрастирующем с ослепительным золотом его балдахина. Он шел медленно и осторожно обеими руками держал драгоценный ковчег. Впереди несли крест. Его камни отражали солнечные лучи тысячами разноцветных брызг.
Внезапно какое-то грубое вмешательство расстроило процессию совсем близко от епископа. Не понимая, что происходит, подхваченная волной любопытства, толпа подалась вперед.
Но никто ничего не увидел. И англичане, хотя место, где они стояли, было очень удобным, не поняли, что же происходит. Балдахин качался словно корабль на волнах, затем вместе с крестом исчез в гигантской воронке толпы, как в морской пучине. Раздались крики, вопли. Взвод полиции во главе кортежа тщетно пытался остановить поток бегущих. Вот и все, что можно было увидеть.
В какой-то момент кордон полицейских был прорван, и туристы, невольно став частью обезумевшей толпы, оказались вовлеченными в общий людской поток.