Портартурцы - Трофим Борисов 16 стр.


Глава восемнадцатая

1

Перевалив Зеленые горы, вторая батарея направилась на левый фланг. Недалеко от деревни Суанцайгоу, на берегу речки, батарея разбила лагерь. Палатки поставили поодаль от коновязи, каждую отдельно и, по возможности, под деревом. Юго-западный склон пригорка, на котором установили пушки, также украшали деревья со светло-зеленой листвой.

После жестокого урока, полученного третьей батареей в бою у Бицзывоской дороги, полковник Лапэров решил устроить исключительные ложементы для орудий. Это были не простые углубления, а гнезда с закрытием от шрапнели.

Наступило затишье. Солдаты, укрепив позиции, стали все чаще и чаще собираться к речке, чтобы выкупаться и постирать белье. Стояли тихие солнечные дни. Звонко перекликались цикады. Солдаты смотрели на деревья, ожидая увидеть птиц, и очень удивлялись, когда вместо них на ветках оказывались обыкновенные, только очень большие мухи.

- Разная на свете насекомая бывает, - сказал орловец. - Посмотришь, как будто пустой край, а присмотришься - и в нем интерес есть.

- К черту такой интерес! - закричал Семенов. - И без него проживем. Подумаешь, из-за какой-то мухи кровь проливать.

- Я так говорю, вообще. А почем ты знаешь, что под нами? Может быть, бриллианты. Из-за пустой земли не станут войну вести и целый флот пригонять.

- Вот накопаем бриллиантов, нагрузим пароходы и поплывем к твоей милой, - зло сказал Семенов. - Эх ты, мечтаешь! Пустая здесь земля. А наш сверчок чем хуже этой самой цикады?

- Я так говорю, вообще. Тут, я слышал, другой интерес есть. Нас мужиков и фабричных он не касается.

- Ты о чем? - не без любопытства спросил Семенов.

- Говорят, из-за моря война. А оно мне не нужно, тебе тоже… Нам земля нужна, а не вода.

- Так ты что же воюешь? - не без злобы спросил Семенов.

- Воюем… Тут, брат, политика, - усмехнулся орловец. - У нас в Орловской губернии без маньчжурской земли много. - И, подумав немного, мечтательно добавил - Только вся она у помещиков. Эх и землица же! Не чета этой. Мужикам бы ее…

- Нас сюда загнали для отвода глаз, - проговорил Семенов. - В Рассее останутся помещик с батраками, а в Сибирь отправят переселенцами безземельных.

- От батрачьего труда не много получишь. Так земля и будет зря под паром находиться.

- Что же делать? - спросил цыган.

- Вскоре все угодья будут крестьянскими, - полушепотом проговорил орловец. - Готовятся к этому.

- Это верно. Прошлый год у нас по деревням проходили ученые люди, социалисты, большевики. Они подучили многому.

- Напористо действуют, - сказал Антонов. - В Иркутске рабочие устраивают маевки. Там густые леса кругом города… Узнала полиция после полудня. Кинулись ловить, да ничего не вышло. Народ вечером шел и прокламации читал. Есть такие люди и здесь, да до поры до времени помалкивают.

- Что же своих-то солдат бояться, - вставил цыган.

- Крестьяне неодинакового достатку. У пролетариев фабричных, значит, ясное положение, а среди крестьян есть кулаки. Мой отец со своими товарищами всегда об осторожности говорил.

- Только бы загорелось… Не потушишь тогда, - сказал многозначительно Семенов.

Семенов редко кого не задевал своими насмешками. Особенно не любили его молодые солдаты. Подковин сталкивался с ним несколько раз. Но, как бы не замечая недружелюбных взглядов и выходок, продолжал здороваться с ним и не проявлял даже и тени недовольства.

В батарее, как правило, возможно дольше держали около лошадей одних и тех же ездовых. Самые дикие лошади сживались со своими ездовыми и слушались их. Конский состав чаще всего осматривал Мехметинский, Однажды Подковин услышал, что он и поручик Михайлов пойдут на коновязь.

- Семенов! - окликнул Подковин солдата. - Иди сюда!

Ездовой не остановился.

- Иди сюда! Очень нужно… Да подходи скорее ближе, - сердился Подковин, приближаясь к Семенову.

- Что такое нужно? - протянул Семенов и, прищурив глаза, посмотрел на Подковина.

Самодовольная поза ездового, выставившего ногу вперед и поглаживающего бородку, взбесила Подковина, но он сдержался и сказал тихо:

- Сейчас Али-Ага будет на коновязи. Понимаешь? Сообщи, что он злой, как собака. Сам приготовься, ты в первом взводе, к тебе первому подойдут…

Не дождавшись окончания фразы, Семенов убежал. Подковин, увидев метнувшихся ездовых, успокоился и ушел в палатку-канцелярию.

Мехметинский и Михайлов подошли к первому взводу. Каждый ездовой был поглощен осмотром своей пары лошадей и очисткой пятен на их боках и ногах.

- Смирно! - скомандовал дежурный фейерверкер.

Семенов не успел вытереть у жеребца пятна на ляжке, но фейерверкер уже вызвал его.

Офицеры быстро отошли на небольшую площадку. Подковин попятился и, увидев пятно на лошади Семенова, незаметно для офицеров вытер его рукавом своей гимнастерки. После этого он спокойно стал сзади Михайлова. Но его поступок не ускользнул от внимания ездовых.

Семенов был самым аккуратным ездовым в батарее. Но на этот раз он проходил мимо офицеров в большом смущении. Зоркий взгляд Мехметинского заметил встревоженное выражение на лице солдата.

- Ты что - болен?

- Живот болит, ваше высокоблагородие.

- Обратись к фельдшеру. Только, смотри у меня, обязательно.

Фраза, брошенная Семеновым, заставила офицеров переглянуться. Среди солдат укрепленного района уже были случаи заболевания дизентерией.

- Проведи лошадей, - скомандовал Мехметинский.

Незаметным движением Семенов ткнул лошадей в губы. Они затанцевали, а одна из них, та, у которой Подковин - стер пятно, приподняла зад и брыкнула ногами.

- Хорошо, - сказал Мехметинский. - Иди сейчас же к фельдшеру.

"Какая досада, - подумал Семенов, - придется глотать противную касторку. От этого идиота фельдшера не отвяжешься. На руки он не дает… А все-таки пятно, дьявол лысый, просмотрел. Надо вытереть, а то вернется и увидит".

Взяв щетку, Семенов не нашел пятна.

- Так черти пугают нашего брата, что пятна везде мерещатся. Совершенно чисто, а касторку пить придется. Тьфу!

2

Японцы снова начали наступать на наши позиции. Вторая батарея открыла огонь по неприятельским цепям. Через головы артиллеристов летели ружейные пули.

Полковник Лапэров, которому было поручено следить за левым флангом, часто ползком пробирался к наблюдательному пункту и подолгу смотрел в бинокль.

"Японцы скапливаются впереди нашей позиции, пользуясь оврагами и руслами речек, - диктовал Лапэров донесение генералу Фоку. - Желательно бы иметь полевые гаубицы и помощь нашим пушкам, которые хорошо и уничтожающе действуют только по движущимся колоннам и цепям. Врага надо как можно скорее выбить из речек. Желательно направить огонь с Юпилазы по линии японских цепей и резервов. В данный момент наша батарея шрапнельным огнем успешно задерживает наступление врага, пытавшегося не раз атаковать наши прекрасные окопы на левом фланге".

Переписав начисто сообщение Лапэрова, поручик Михайлов вызвал Подковина.

- Этот пакет вручишь генералу Фоку. Найдешь его обязательно, хотя бы тебе пришлось проездить до вечера. Сначала езжай на одиннадцатую версту. Иди!..

- Обождите, поручик, - сказал Лапэров и обратился к Подковину. - Узнай, как дела на правом фланге. Не забудь, что скажет генерал, читая донесение…

Подковин подошел к дежурному фейерверкеру:

- Мне нужна лошадь.

- Иди к Семенову.

Подковин вздохнул и подумал: "Даст какую-нибудь с норовом или седло паршивое".

Семенов, узнав, что Подковин едет с пакетом, вывел, ему навстречу молодого жеребца Леопарда. Красивый и статный Леопард не запрягался в орудия. Он служил для легких перебежек и верховой езды офицеров. Подковин залюбовался жеребцом.

- Садись и поезжай с богом, - сказал Семенов, передавая поводья, - потом вдруг придвинулся к Подковину:

- Спасибо тебе… тогда пятно-то гимнастеркой стер… выручил… век не забуду.

- О чем толковать? Пустяк!

Семенов схватил руку Подковина и пожал ее. Подошли ездовые:

- К Фоку едешь? Ты там разузнай все хорошенько. А лошадки не бойся. Она хоть и молодая, но если что - вынесет!

Подковин быстро поехал вдоль полотна железной дороги. Поступь молодой, сытой, породистой лошади радовала его. Не было той тряски, которую он испытывал раньше на других лошадях.

Выехав из распадка недалеко от полустанка Чораши, Подковин уменьшил ход Леопарда и осмотрелся. На горе Юпилаза шел бой. Неприятельские снаряды, перелетая через позицию, падали в долину и на холмы слева. От каждого взрыва кверху поднималось густое черное облако.

- Бризантные, - прошептал Подковин и съежился от страха.

Жеребец попятился назад. В то же мгновение впереди, за сто шагов, взметнулся черный столб дыма и послышался взрыв. У Подковина затряслись руки. Он повернул вправо, к полотну железной дороги, и поскакал обратно… Над головой, свистя, пролетело два снаряда. Они разорвались несколько дальше, но Подковин, охваченный страхом, дернул правый повод. Леопард остановился, тревожно перебирая ушами. Оба - и канонир и лошадь - были впервые на открытом месте под летающими через голову снарядами. И оба трепетали. Подковин боялся оторваться от полотна железной дороги, хотя, и нужно было как можно скорее доставить донесение. Тревога канонира передалась лошади, и она стала метаться то вправо, то влево.

Подковин насчитал больше двух десятков снарядов, упавших по направлению железной дороги. Он понял, что японцы обстреливают тыл.

- Сейчас снаряды падают мимо, но неприятель может изменить прицел и тогда…

Подковин погладил жеребца по шее и помчался к разъезду. Там выяснилось, что Фок еще утром уехал на Юпилазу.

Чем ближе подъезжал Подковин к Перевалу, тем чаще над его головой проносились ружейные пули. Впереди падали снаряды. Подковин хотел остановиться, но жеребец, на мгновение поджав задние ноги, скакнул вперед.

3

Генералы Стессель и Фок только что оставили блиндажи Юпилазинского редута.

- Пока идет все нормально, - говорил Стессель - Врага отбиваем. Наши стрелки и артиллеристы стреляют точно.

- Вторая батарея весьма удачно замаскирована, - сказал Фок. - Японцы не могут ее нащупать.

- Ну, как у вас там дела? - спросил Фок Подковина, когда тот подавал пакет.

- Японцы близко подойти не могут. У нас на батарее совсем нет потерь. Позиция очень удачная.

- А что я вам говорил! - весело воскликнул Фок, обращаясь к Стесселю, которого Подковин видел в первый. раз.

- Что ты особенного заметил по дороге сюда? - продолжал Фок расспрашивать Подковина.

- Японцы обстреливают наш тыл. Я насчитал больше двадцати снарядов, упавших недалеко от полотна железной дороги.

- Итак, Александр Викторович, если мы сопоставим донесение полковника Лапэрова с сообщением канонира, то как будто назавтра намечается горячее дельце. У противника не менее трех, четырех дивизий, да еще флот обстреливает наши фланги. Как вы полагаете?

При последней фразе Стессель сощурил свои выпуклые глаза. Затем он качнул головой и провел пальцем правой руки по воротнику у жирного подбородка.

- Но это все предположительно, а на деле может быть другое. Натиск неприятель произведет или сегодня ночью, или завтра с утра. По-моему, следует написать генералу Смирнову, чтобы он распорядился занять крепость и внутреннюю ограду, употребив для сего моряков и дружину. Так же напишем и на передовую линию.

"Генералу Надеину и полковнику Лапэрову. Войска отряда после удачного боя, повсеместно отбив неприятеля, остаются на своих местах, - диктовал Стессель своему адъютанту. - Ввиду утомления войск, выставить сильное охранение, назначить в каждом полку дежурного офицера по передовым ротам. Охранение сменять чаще. Патроны и снаряды пополнить, людей накормить, хотя бы и поздно ночью. Все повреждения в окопах и блиндажах по возможности исправить. Батареи, подвергшиеся сильному обстрелу, прикрыть или передвинуть на другое место. Всех раненых до утра отправить в Порт-Артур. Убитых похоронить на месте".

В то же время генерал Фок писал:

"Начальнику Суанцайгоуского отряда, генералу Надеину. Ввиду того важного значения, которое имеет Юпилаза относительно Суанцайгоуской позиции, я считаю нужным подчинить подполковника Гусакова вашему превосходительству. Прошу принять в свое непосредственное командование позицию и все войска, расположенные на участке подполковника Гусакова".

4

Бой на Волчьих горах начался рано утром. Гулко разносились по окрестностям залпы из пушек второй батареи. Подковин получил приказ ожидать с оседланной лошадью срочных донесений командира батареи.

Обоз стоял в ложбине, защищенной от неприятеля возвышенностью. Кругом по склонам росли зеленые кусты. По полю, где расположились двуколки, торчали высокие стебли гаоляна. Распоряжение Фока о срезке всходов так и не было выполнено.

Японцы сегодня были очень близко. Над головами часто проносились ружейные пули. Свирепо татакали пулеметы.

Провели двух пленных японцев.

- Где изловили? - спросил Подковин раненых стрелков, конвоирующих пленных.

- В этот проклятый гаолян их до черта наползло. Прямо беда. Надо стрелять, а не знаешь куда. Смотришь, а они у тебя из-под носа вынырнули.

Низкорослые японцы без фуражек, с запыленными лицами, озирались по сторонам. На них были расстегнутые мундиры цвета хаки, тяжелые ботинки в грязи, икры ног обмотаны сбившейся лентой.

Пленные держали себя вызывающе, но при каждом свисте пули скулы их вздрагивали, а плечи приподнимались. Закурив, стрелки пошли дальше.

Бой разгорался. Пули пролетали роями и ударялись в стенку оврага.

Глава девятнадцатая

1

- Ну, как моя рана? - спросил Лыков у врача на перевязочном пункте.

- Хорошая, сквозная… Кости целы, значит все в порядке. Лежите смирно.

- Варя, - окликнул доктор сестру, - наложите повязку и направьте раненого в свой госпиталь.

Лыков вздрогнул и резко повернулся. Ему почудилось, что доктор сказал "Валя".

- Лежите, не волнуйтесь, может усилиться кровотечение, - сказал врач.

При тусклом освещении фонаря, который держал в руках санитар, Лыков увидел усталые глаза сестры милосердия, наклонившейся над ним.

- Пить хотите?

- Нет. А я где-то вас видел…

- Не могло этого быть. Девушки, повязанные косынками, во многих случаях похожи друг на друга. Я совсем недавно из Иркутска, а вы здешний житель.

- Из Иркутска! - воскликнул Александр Петрович, и даже приподнялся.

- Что же тут удивительного? Не шевелитесь и молчите. Поговорим завтра, когда остановится кровотечение.

Лыков покорно закрыл глаза и отвернул голову. Через секунду он стиснул зубы. В рану ввели тампон, и боль обострилась.

Кругом громко стонали и кричали тяжелораненые. Полотнища санитарной палатки колыхались от ветра. Вдали слышалась усиленная ружейная перестрелка.

- На Юпилазу генеральная атака, - сказал вошедший офицер с перевязанной головой. - В девять часов их опрокинули, и они успокоились. Но сейчас вдруг стали нажимать на центр.

В палатке стало тихо. Только тяжелораненые ворочались и стонали, остальные с нетерпением ждали вестей. Но офицер больше ничего не сказал.

2

На другой день Лыкова перевезли в госпиталь. Прибывающие раненые рассказывали, что русские отступили с Зеленых гор и Перевала и сейчас бой идет на Волчьих горах.

- Как это случилось? - расспрашивал Лыков унтер-офицера с соседней койки, прибывшего рано утром.

- Говорят, "ура" виновато. Я с самых передовых окопов. Стоим мы в центре твердо. На флангах жестокие бои, но вести радостные. На Юпилазе камнями засыпали врага. Правый фланг тоже хорошо бился. Стало темнеть. Все утихло. Прислушиваемся. Около десяти часов услыхали японцев. Знать, свежие полки подошли. Но у нас - тихо. На фронте нет хуже тишины, да еще ночью. Жуть от нее в сердце заползает, и все время тебе чудится враг… И ждешь тогда опасности больше не с лица, а с затылка… Вот так и в прошлую ночь. Вдруг сзади нас, то есть у передовых окопов, "ура" раздалось. Что такое? Наши офицеры нет, чтобы связаться, разузнать, сразу же и отдали распоряжение отойти назад, как бы на помощь к своим. Никому не хочется в окружение и в плен попасть. Отошли мы. А нас спрашивают: "Вы что?" Как, отвечаем, "что", к вам на помощь пришли. Вы же "ура", кричали, бились здесь?! Рассмеялись товарищи, говорят: "Это "ура" победное, по приказу генералов, на страх врагам". Спохватились наши офицеры. Им не до смеха. Окопы-то зря бросили… Обратно побежали. Не тут-то было. Нас встретили уже не только ружейным, но и пулеметным огнем… Меня вот ранило, многих убило…

Глава двадцатая

1

После того как русские оставили Волчьи горы, генерал Ноги поднялся на пик Сахарной головы и увидел очертания русских оборонительных линий. Развернувшаяся панорама не была для него новой. Десять лет назад, командуя бригадой, он овладел самой сильной позицией китайцев. Рассматривая форты и окопы, лежавшие перед ним, Ноги нашел не только то, о чем сообщила перед началом войны разведка, но и много неожиданного.

"Шесть месяцев - большой срок, - думал Ноги. - Русские успели основательно окопаться, и все же задачу придется решать в первые десять дней. Крепость будем брать штурмом. Этого желает император, японский народ и каждый японский солдат".

С прекрасного наблюдательного пункта Ноги тщательно изучал не только форты и редуты, но и Шуйшинскую равнину, изобилующую оврагами и взлобками между ними. Все углубления в почве издали были похожи на черных змей, ползущих в гору.

"Складки местности помогут нам, - размышлял Ноги. - К тому же не только форты, но и пушки на них русскими плохо замаскированы. Они не выдержат упорного натиска… Для меня очевидно: у них нет цели, и, пожалуй, упорства. А у нас непрерывные удачи во всех крупных боях".

Ноги усмехнулся. Это был типичный японец: выпяченные губы, покрытые щетинистыми усами, впалые щеки и выдвинутые скулы, небольшая голова, волосы, подстриженные бобриком. Генерал был одет просто: короткая куртка со шнурками, кожаные белые брюки и сапоги с высокими голенищами. В крадущейся походке генерала, в мягких жестах и как будто усталом взгляде также целиком сказывался японец.

При обсуждении больших вопросов, при встречах с лицами, не зависящими от него, флегматичность генерала исчезала, и он становился показно оживленным. Не быть озабоченным и суетливым в присутствии посторонних- особая черта азиатских народностей, она очень развита у японцев.

Ноги опустился с горы и уехал на приготовленную квартиру. Жилище генерала помещалось в небольшой выбеленной китайской фанзе. Фанза разделялась на две комнаты. В одной из них Ноги спал на походной кровати, в другой - работал. В небольшом дворике росло единственное дерево; в тени его генерал принимал офицеров и часто работал. Во дворике же помещалась телефонная будка. У ворот ходил часовой, по улице бегали куры и поросята.

Ноги был в хорошем расположении духа.

- Ничего особенного, - сказал он начальнику штаба, генералу Идитти.

- У них не было возможностей создать исключительные сооружения, а может, не было и способностей, - усмехнулся Идитти. - Вы верите в успех открытой атаки?

Назад Дальше