- Прихожу. Спрашивает: родители живы, где они? Говорю - на каторге. За что? - вскрикнул командир. - Человека заезжего прикончили… Посмотрел на меня, крякнул и отослал обратно. Так и не пришлось мне, благодарение богу, свечи от геморроя, ему ставить.
"Как будут вести себя на поле сражения вот такие вышколенные служаки?" - думал Подковин, выходя из строя после окончания сообщении.
2
Через десять дней Подковин получил письмо от сестры.
"Дорогой Тихон! Мы очень огорчены. Война началась, и ты скоро будешь в Маньчжурии. Возможно, письмо не застанет тебя. Надеемся получать от тебя письма чаще. Мы будем знать, где ты находишься. Наши письма вряд ли дойдут, - ты же будешь все время в передвижках, - а твои мы получим обязательно. У нас особого ничего не случилось. Мама в день объявления войны сильно плакала. Варя записалась в добровольный отряд сестер и скоро выезжает на фронт. После твоего отъезда она ведет себя замкнуто, похудела, Мы ее все отговаривали, но она не послушалась. Может быть, все к лучшему: у тебя теперь своя сестра милосердия.
Я не поняла тебя, почему ты сухо распрощался с Варей. Даже если ты ее не любишь, то она тебе друг детства. Ты не хотел обязывать себя… Девушки, да и вообще женщины, не прощают такого тонкого расчета и обращения. На месте Вари я наплевала бы на тебя - вот и все… Мне помнится, ты говорил, что не будешь жениться до возвращения с военной службы. Заявление хорошее, но все же Варю следовало бы приласкать… Год тому назад она ревновала тебя к Вале, а когда та уехала, то успокоилась. Да и мы все решили: Валя ждать тебя не будет, но, главное - она тебе не пара. Варя же поклялась передо мной ждать тебя. "Будь что будет", - сказала она.
Между прочим, в последних письмах из Харбина Валя расспрашивает о тебе. Мы ей ответили, где ты. Рычагов не женился. Делал мне второй раз предложение, Он хороший человек, но стать его женой не могу.
Присяжный поверенный Зверев очень просил передать тебе привет, Делюсто назначили членом суда. Он рассказывал, что когда вы ездили на сессию в город Дальний, то к нему в номер пришел местный крупный коммерсант Лыков и говорит: "Уступите мне вашего служащего Тихона Подковина. Дело у меня большое, государственной важности, а честных людей нет. Что он у вас получает?" - "Получал пятнадцать, но будет получать двадцать пять", - ответил ему Делюсто. - "Тьфу, ты, пропасть! На такое грошовое место, а такой ценный человек попал". - "Откуда вы его знаете?" - спросил Делюсто. - "Случайность помогла. Иновы из Харбина телеграфировали, чтобы я встретил. Я сразу же за обедом раскусил его. У коммерсантов на людей большой нюх. В денежном деле нужны толковые люди". Делюсто развел руками: "Он свободный, его воля". - "Так, значит, вольнонаемный?"- обрадованно сказал коммерсант. А через день, при новой встрече, он сообщил Делюсто: "Не хочет парень, не стоит, говорит, завязываться, осенью все равно в солдаты… Я его от солдатчины хотел выкупить, а он отказался. И стоило бы пару тысяч"…
Варя рада за тот вечер, который был устроен в честь твоих проводин нашими добрыми друзьями Песцовыми.
Ты в своей бордовой кашемировой рубахе произвел на всех хорошее впечатление. Кажется, только в тот вечер Варя нацеловалась с тобой вдосталь. Об этом вечере она всегда вспоминает с грустной улыбкой.
Получив это письмо, ты там не вообрази о себе много. Все тебя крепко целуем. Не бравируй на войне. Помни - ты еще нужен матери. Рычагов тебе пишет отдельное письмо. Он приходил и показывал твое - к нему.
Если мы получим письмо от Вали, то что ей ответить? Любишь ты ее, как любил когда-то, или по-прежнему обижен? Она мне не раз говорила: я не поняла Тихона, такой он был простенький, неуклюжий. Она сожалеет, что не сразу разглядела тебя… Валя, понятно, исключительный человек. Тебя она любит искренне. С кем-то свяжет ее судьба? Для нашей семьи она не подходит. Может получиться трагедия. Хотя, как знать, в жизни все бывает. Валя-то Валей, а Варе обязательно напиши письмо. Только смотри, скорее. Мама шлет благословение и крепко целует, а мы с Варей и подавно. Вот она стоит и плачет. Твоя сестра Фима".
3
Вторая батарея выступила в поход в февральскую морозную ночь. Прибыв из города на станцию Нерчинск, канониры немедленно погрузили пушки на платформы, а ездовые ввели лошадей в вагоны. Солдаты были приучены быстро работать, но вагонов ждали очень долго. Одноколейный Великий Сибирский путь не в состоянии был выполнить всех требований, предъявленных к нему обстоятельствами военного времени.
Люди разместились в промерзших теплушках. Клубы густого пара окутывали каждого артиллериста; стены вагонов покрылись инеем. Было отдано распоряжение не топить печей до утра.
Спать в эту ночь улеглись не раздеваясь. В вагонах ехали повзводно: с первого же дня похода старые и молодые солдаты перемешались. В батарее были канониры и ездовые сроков службы с 1899 по 1904 год.
Больше всех кичился своим старшинством ездовой Семенов. Он ехал в одном вагоне с Подковиным и относился с высокомерием к молодым солдатам.
- Эй, новобранец, принеси кипятку! - можно было услышать от Семенова. Больше всего он наседал на орловца Коневязова, который находился с ним на нижних полатях вагона. Семенов держал голову и расчесывал бороду так же, как Мехмандаров. На икры ног он навертывал, много тряпок, чтобы голенища сапог казались такими же толстыми, как и у командира. Одногодки вышучивали Семенова, отдавали ему честь во фронт. На самом деле, фигурой и выправкой канонир и полковник очень походили друг на друга, но Мехмандаров был черноволосым, а Семенов - русым.
- Вымой бак! - крикнул однажды Семенов Подковину.
- Когда будет моя очередь - вымою, а сегодня ваша.
Семенов побагровел. Он не ожидал такого отпора.
- Ученый, писарь… ты еще молод ослушиваться.
- Я не намерен выполнять чьи-либо капризы.
- На, иди ты вымой, - крикнул со злостью Семенов на орловца, - учись жить со старшими.
Коневязов и Подковин встретились взглядами.
- Сегодня не пойду. Я занят. Видишь - мундир починяю, - ответил тот. - Довольно… Делаешь одолжение, а у вас одно зазнайство.
- Я вам покажу зазнайство! - закричал Семенов.
- Чем орать, идемте сейчас к фельдфебелю, - сказал Подковин. - Во время войны мы все равны. Каждый отвечает за свое дело.
Вспомнив выговор, полученный Осиповым за Подковина, Семенов притих, но глаза его остались злыми.
Солдаты второй батареи почти не видели Маньчжурии. Их поезд следовал больше ночью, днем же выстаивал длинные часы на незначительных станциях и глухих разъездах. Это делалось нарочно - подальше от винных лавок, в которых водку продавали по шестнадцать копеек за бутылку.
В Харбине воинский поезд осматривал инспектор. Артиллеристов одели в новое обмундирование, заставили привязать набрюшники. Была оттепель. Подковин порывался сходить в город, поискать Ивовых, но инспекторский смотр помешал ему.
Глава седьмая
1
Поезд остановился, рано утром на маленькой станции Наньгуалин. Как только открыли двери вагонов, артиллеристы услышали команду;
- Поднимайся! Приготовьтесь к выгрузке!.. Прибыли на театр военных действий.
Последние слова команды подстегнули солдат. Они поднялись, как один. Каждый постарался выглянуть из вагона. Все увидели только каменное здание станции. На перроне стоял один дежурный железнодорожник. Было тихо. Прохладный воздух врывался в вагоны. Солнце освещало верхушки ближайших гор. Их серые, голые склоны поразили сибиряков своей безжизненностью: ни леса, ни даже кустика. Пустынная местность простиралась вокруг.
Подковин, услышав название станции, сказал:
- Отсюда около двух часов до Порт-Артура и три четверти часа до города Дальнего. Наньгуалин - узловая станция.
- И все-то он знает! - буркнул Семенов.
- Как же мне, дядька Семенов, не знать, если я прошлый год был здесь.
Канониры придвинулись к Подковину, чтобы послушать его рассказ о здешних местах.
- Какой же это театр военных действий?! - разочарованно протянул орловец. - Мы опять дома, на нашей земле. Квантун-то, я слышал, заарендован нами у китайцев на девяносто девять лет.
2
Японская эскадра в течение февраля держалась вблизи Порт-Артура, стараясь парализовать выходы наших крупных судов из гавани. Русских преследовали неудачи. Погибли минный транспорт "Енисей" и красавец крейсер "Боярин". Оба напоролись на свои мины и затопленные суда. Геройски сражался миноносец "Стерегущий" - один против четырех японских миноносцев и двух крейсеров. В неравном бою русские моряки оказали мужественное сопротивление. Миноносцу "Внушительному", окруженному японскими крейсерами, пришлось выброситься на камни.
Портартурцы приуныли и ждали японского десанта вблизи крепости. Сухопутные войска перебрасывались с одного берега полуострова на другой. На станции Наньгуалин находился дежурный поезд, нагруженный пехотой и артиллерией.
За эти дни произошли некоторые перегруппировки в частях войск. Первую и вторую батареи Забайкальского артиллерийского дивизиона включили в четвертую артиллерийскую Восточно-Сибирскую бригаду. Командиром второй батареи стал вновь прибывший на Дальний Восток полковник Лапэров, а Мехмандаров принял командование седьмым артиллерийским дивизионом.
Глава восьмая
1
Вторая батарея разместилась на окраине полузаброшенной деревни Наньгуалин. Зажиточные сельчане с первых же дней войны выехали на север, покинув свои жилища. Артиллеристы разместились в пустых фанзах. Дневное время, с восхода солнца до заката, проходило в усиленной учебе у орудий и в поездках по окрестным полям и возвышенностям. За небольшой промежуток были изучены подъезды ко всем мысам и бухточкам, находящимся недалеко от станции Наньгуалин.
Квантунский полуостров заполнен короткими горными цепями значительной высоты. Склоны их круты и изрезаны долинами горных речек и ручьев. При внимательном рассмотрении рельефа Квантуна можно установить, что главные горные отроги на нем тянутся не вдоль, а поперек, образуя несколько естественных барьеров. Первым барьером следует считать Тафашинские высоты, а самым крупным - группу гор, соединившихся в хребет Перевалы, который начинается от деревни Лунвантан на берету Корейского залива, тянется к северу через гору Хуинсань и далее через ряд высот на гору Юпилазу, заканчиваясь цепью холмов у бухты Хэси. Перед "воротами" в Артур есть еще барьер под названием Волчьи горы, отделенный от хребта Перевалы долиной реки Тахе и равниной, доходящей до бухты Десяти Кораблей. Значительными высотами в последнем барьере являются Сяогушань и Фенхоаншан.
Склоны квантунских гор безлесны и каменисты, а вершины часто выпирают к небу отдельными скалами и каменными зубьями, образуя естественные стенки, похожие на петушиные гребешки.
В период засухи речки Квантуна становятся очень мелкими, но в дождливое время они превращаются в бурно текущие потоки. По их долинам, а иногда и руслам, проходит большинство квантунских дорог.
2
Объявление войны обеспокоило жителей Дальнего, но тревога продолжалась недолго. Скоро на Квантун стали прибывать свежие войска. Японцы после первых выступлений приумолкли.
- Раз ничего существенного не сделали в самом начале, то бояться их нечего. С севера придет подкрепление, оттеснит врага, и жизнь пойдет по-старому, - говорил Модест Владимирович жене и дочери.
Валя не переставала заниматься музыкой. Она часто выходила на берег моря и подолгу смотрела вдаль. Темные силуэты вражеских военных кораблей с черными клубами дыма не пугали ее.
Еще в Харбине, перед самым отъездом, она получила письмо из Иркутска от своей подруги Зои Ремневой. Та сообщила ей, что Тихона забрали и назначили во вторую полевую батарею Забайкальского артиллерийского дивизиона.
- Где он теперь, этот Забайкальский дивизион? Может быть, на Квантуне? - спрашивала себя Валя.
Гуляя по улицам, девушка вглядывалась в лица молодых солдат. Она научилась по кантам на фуражках отличать артиллеристов от пехотинцев.
Однажды стрелки ей сказали, что недалеко от города, у водокачки, стоит полевая батарея четвертой стрелковой артиллерийской бригады. После этого Валя стала выходить на дорогу к водокачке.
В конце марта и в начале апреля около водокачки стояла именно вторая батарея, о которой так часто спрашивала Валя. Подковин два раза ходил с орловцем Коневязовым в Дальний. Проходя по улице мимо здания Русско-Китайского банка, Тихон услышал однажды знакомый мотив. В соседнем флигеле исполняли на рояле ту самую мелодию, которую не раз ему играла Валя.
"Где она теперь? Помнит ли Тихона? Может быть, стала важной дамой? А ведь, хотя и в шутку, она собиралась за меня замуж…"
Игра прекратилась, и Подковин пошел на базар искать орловца, который покупал по поручению товарищей табак и папиросы.
3
Вечерами Лыков часто засиживался у Иновых. Валя избегала его. Оставаясь вдвоем с Серафимой Прокопьевной, он подолгу разговаривал с ней в надежде, что Валя покажется ему. Инова встречала Лыкова приветливо. Он сообщал ей кучу военных новостей, высказывал благоприятные предположения и тем чрезвычайно радовал Серафиму Прокопьевну. Раза два матери удалось вызвать дочь в гостиную и заставить ее играть на пианино.
Валя заметила большую перемену в Лыкове. Он осунулся, ходил опустив голову, перестал пить водку и курить.
На пятый день войны Лыков передал государству безвозмездно остатки строительных материалов ценностью в пятьдесят тысяч рублей. Его отец телеграфно одобрил поступок, но требовал, чтобы он скорее выехал на родину. Показывая телеграмму Серафиме Прокопьевне, Лыков сказал:
- Не могу решиться выехать отсюда.
- Мы в апреле едем обратно в Харбин. Движение грузов приостановилось, и всему составу отделения банка здесь делать нечего.
Поговорить с Валей не удалось. Лыков тосковал.
"Как я близорук! Судейский паренек был прав. Папа одобрит выбор".
Александр Петрович написал Вале письмо. Неделю ждал ответа. Послал второе.
"Вы не верите, что я вас безумно люблю, - писал он. - Время моих рассуждений минуло. Я отбросил от себя расчеты. Вы заставили меня круто повернуться. Я сделаю все, что вы прикажете".
Валя ответила:
"Не нужно никаких жертв ради меня. Как вы не поймете, что жениться вам нужно спустя год или два и притом на девушке, которая бы не знала вас вчерашнего… У меня к вам чувство брезгливости… От вас чужеземкой пахнет… Может быть, это жестоко, но вы не мальчик, а всеми признанный умный делец… Мне ничего не надо. Но родине вы нужны. Идите в штаб и возьмите на себя долю забот по возведению укреплений в опасных местах. Поработайте и поживите среди солдат".
4
Во дворе, который занимала прислуга седьмого орудия, большая фанза была очищена, а в маленькой жила китайская семья. Хозяин и подросток-китайчонок каждое утро уходили в поле. Китаянок было три: старуха и две молодые, одна из них беременная. У порога фанзы целыми днями играли три маленькие девочки.
Коневязов заучил несколько слов русско-китайского жаргона и при каждой встрече старался ободрить хозяина двора, который ходил понурив голову. Орловец решил доказать своему хозяину, что ему обязательно надо выезжать из Наньгуалина.
- Ты что же, добрый человек, сидишь здесь, а не уезжаешь куда-нибудь подальше от войны? Лошадь у тебя есть, арба есть, - ну и в путь.
Китаец смотрел на орловца и разводил руками.
- Капитан шанго… Моя бутунда.
По-видимому, хозяин предполагал, что солдат желает получить от него какую-то вещь. Про себя Коневязов думал:
"Почему китаец остался здесь? Почему не уехал на север вместе с другими? Японцы высадились, путь перерезан. Жаль, что ли, ему покидать родную деревню? А жена беременная, вот-вот разрешится… Как ему растолковать?"
Однажды вечером он подозвал хозяина к арбе.
- Тебе надо ходи, скоро надо ходи.
Китаец снова недоумевал. На двор вышла старуха. Девочки подбежали к орловцу, они уже привыкли к нему.
- Что, опять сахару захотели? Дам сахару, дам, - засмеялся канонир и посадил детей в арбу. Повернувшись к хозяину фанзы, он сказал:
- Бабушку усади, мадама усади, а потом айда. - Коневязов впрягся в арбу и провез ее несколько шагов к воротам.
Девочки смеялись и махали ручонками, а китаец ничего не понимал. Серьезность, с какой говорил орловец, тревожила его. Он растерянно посмотрел кругом и, присев на корточки посредине двора, закурил трубку.
- Тунда? - спросил орловец.
- Бутунда, - ответил китаец, и на его лице отразилась досада.
На другой день канонир остался дневальным. Женщины часто выходили из фанзы и посматривали на знакомого русского солдата, который с важным видом ходил по двору, охраняя мешки с ячменем и тюки сена. Около полудня хозяин Подошел к орловцу, взял его за руку и подвел к углу фанзы. Навстречу им вышел китаец с бледным лицом; осмотрев артиллериста, незнакомец поклонился и сказал по-русски:
- Здравствуйте. Я пришел сюда по просьбе хозяина. Вы у него что-то просите, а он не знает, что именно. Скажите мне, и я передам ему.
"Эге, какой обходительный", - подумал орловец.
- Ничего я не прошу и ни в чем русский солдат не нуждается. Почему он остался в деревне, а не уехал, как другие крестьяне?
Незнакомец переговорил с хозяином фанзы, ответил:
- У него семейная тайна.
- Когда скажет тайну, тогда и дам ему совет.
Китайцы долго совещались.
- Вопрос касается его жены. Она должна через месяц родить. У него нет сына. Нам, китайцам, без сына нельзя. Оракул сказал: если его жена разрешится под крышей предков, то у них будет сын. Вот он и ждет.
- Закавыка. Крыша предков? Собственный дом, значит. - Коневязов задумался. - А ты скажи ему, что жена должна родить под открытым небом. Оно и есть крыша предков. Поняли?!
Переводчик, открыв рот, расширил глаза, а солдат с увлечением продолжал.
- Небо - наша общая крыша во веки веков. Фанза хозяина новая. Стало быть, его отец, а тем более, дедушка, не могли в ней родиться. Спроси.
В глазах переводчика мелькнули искорки удовлетворения.
- Он говорит, что отец родился на севере.
- Так я и знал! - воскликнул орловец. - Пусть забирает семью и едет подальше отсюда. Да чтобы жена его обязательно под открытым небом родила. Тогда будет сын.
Крестьянин, выслушав слова переводчика, радостно закивал головой:
- Шанго, капитан!
- То-то! - Коневязов оглянулся, но переводчик уже исчез.
Хозяин торопливо ушел в фанзу. Вскоре к порогу вышли все женщины и поклонились орловцу.
А примерно через час после ухода переводчика орловца осенила мысль:
- Да ведь это был японец, японец шпион! Какой же я разиня. Ему нужны были сведения, он и рискнул. Пройдоха!..