Глава девятая
1
Небо было хмурое. Накрапывал дождь. На станции Киньчжоу около водокачки пыхтел паровоз. Вершина горы Самсон окутана сероватым облаком. На перроне пусто, но за зданием вокзала, Немного далее проволочных заграждений, шум. Там остановились на отдых полевые батареи. Сытые вороные кони фыркали и ржали. Канониры суетились у пушек, счищая с орудий и колес грязь. Мимо на юг по дороге проходили стрелки.
Канониры, армейские солдаты, фейерверкеры, унтер-офицеры и офицеры часто вскидывали головы и смотрели влево от горы Самсон. Все они знали, что далеко впереди них - конные охотники, сторожевые цепи и казачьи разъезды. Но все же напряженно вглядывались в ту строну, где несколько дней назад враг напал на железную дорогу, перерезал провода и взорвал мост.
А вот и последняя новость: японцы высаживаются а Бицзыво. Солдаты и офицеры младшего состава готовились к серьезному делу и с нетерпением ждали распоряжений к выступлению для разгрома десанта. Бодрое настроение их не покидало.
Сумерки сгущались. Загорелись костры. Войска прибывали со стороны Артура. Слева, на горе Наньшань, вырисовывались укрепления Киньчжоуской позиции. Она была ключом к Порт-Артуру.
Пехотинец и артиллерист с котелками остановились под навесом крыши.
- Куда идем? - спросил пехотинец.
- Десант громить.
- Зачем допустили на берег? Его из пушек ваших на воде в лодках надо было потопить. Подпустить и шарахнуть.
- Начальство знает, что делать. До поры до времени спугивать не следует… Заманить и разлепешить.
- Все-таки странно.
- Ясная картина. Кабы наш флот не был предательски подорван, то их бы расщелкали на море, а теперь хитрость и осторожность нужна до тех пор, пока не починят наши боевые корабли.
- А все же на море было бы удобнее врага изничтожить. Лодка полна людей, волна качает, а тут бац шрапнелью - и все ко дну. И нам, пехоте, легче было бы добивать тех, кто до берега добрался.
Пехотинец думал свою думу: артиллерия за пять-шесть верст не должна допускать врага до пехоты, а стрелкам только и дела - закреплять за собой оставленные врагом позиции. Солдат верил в это. Пушки ему нравились, кони - огонь, а канониры - здоровенные ребята и, видать, ловкачи.
- Не пропадем, - усмехнулся канонир. - Смотри, какая у нас артиллерия и какая позиция?.. А командиры знают, как лучше прикончить врага. Теперь, браток, хитро все придумано. У тебя голова кругом идет, а у них все в точку… Стреляли мы по невидимой цели на учении. Офицер командует: прицел такой-то, уровень такой-то, угол столько-то! Вертит наводчик там разные винтики, стальные стоечки у угломера поворачивает. Целит в одну сторону, а дуло-то у пушки в другую смотрит. Запалил. Перелетел через гору снаряд и в цель попал. Сам видел… По двадцать снарядов в минуту может выпустить. Но это на крайность. Если помногу подряд стрелять, то орудие перекалится. У нас, браток, во всем расчет и арифметика. Цифра, значит, бьет. Не понимаешь в цифрах - и в артиллерию нельзя.
Дождь перестал. Подул северо-западный ветер. Запахло морем. Слышен был шум прибоя. На станцию собирались офицеры. Скоро после осмотра укреплений Киньчжоу должны были прибыть генерал Фок и полковник Третьяков. В отблесках догорающей зари отсвечивали блестящие погоны младшего командного состава.
- Скажите мне, пожалуйста, господа, в чем разногласия у начальника дивизии с полковником Третьяковым? - обратился штабс-капитан Двайт, который прибыл на станцию несколько часов тому назад из Бицзыво, где успешно проводилась высадка японских войск.
- Наш генерал не совсем согласен с планом обороны Киньчжоу, разработанным комиссией в двадцатых числах января, а полковник защищает его, так как он сам член этой комиссии, - сказал капитан Стемпковский. - Генерал требует спуска линии окопов к подошве укрепления и постройки новых окопов, защищающих подступы к батарее № 15 и предотвращающих обход нашего левого фланга по берегу Киньчжоуского залива. Надо признаться, у нас на линию морского прибоя очень мало обращено внимания.
Капитан замолчал и закурил папироску.
- Вы же работали там, расскажите подробней, - вступил в разговор командир пограничной стражи Бутиков.
Спор был большой. Комиссия записала, что левый фланг совершенно неудобен для атаки. А главное, утверждали специалисты, при наличии батарей девятой, десятой, одиннадцатой, двенадцатой и пятнадцатой нельзя допускать даже и мысли о возможности движения неприятельских цепей и колонн по берегу. Главная-де опасность - со стороны железнодорожного полотна и отрогов горы Самсон.
- Неопровержимая истина. Японцы не сунутся по берегу Киньчжоуского залива, мы их будем уничтожать в каком угодно количестве! - воскликнул, краснея, прапорщик Цветков. - Не забывайте наших фугасов.
- Все это так до тех пор, пока не будут подбиты крепостные орудия, - усмехнулся Стемпковский.
- Вы так же, как и генерал Фок, не верите в неприступность Киньчжоу? - опросил штабс-капитан Двайт.
- Дело не только в укреплениях, но и в людях. Не думаю, что японцы начали атаку сразу без подготовки своей артиллерией. И надо опасаться, что они достигнут многого.
- Но почему? - опросил прапорщик.
- Высоты, которые при тесном обложении Киньчжоу будут в их руках, господствуют над пятидесятитрехсаженной горой Наньшань. Это - во-первых. Надо предположить, что они подвезут сюда сотенки две пушек нового образца с приспособлениями для бомбардировки по невидимой цели. Далее - их артиллерийский парк немыслим без мортир.
- Вы еще наворожите поддержку флотом? - вставил штабс-капитан Высоких.
- Учитывайте, учитывайте все, - невозмутимо ответил капитан. - Наш флот ранен, и, главное, в голову.
- Да, после смерти Макарова японцы обнаглели на море, - сказал мичман Шимановский. - Орудия в большинстве здесь старые, поршневые, а пушки Кане, привезенные недавно, все еще не установлены.
- Несчастие крепостей в том, что их орудия бывают несколько устаревшими в техническом отношении против орудий наступающих.
- Что же делать? - воскликнули пехотные офицеры.
- Создать более благоприятные условия для пехоты, на чем и настаивает начальник нашей дивизии.
- О нем разноречивые толки, - сказал шепотом артиллерийский офицер пехотному. - Многие считают его взбалмошным.
- Солдаты его любят. Он несколько сумасброден. А о боевых его качествах узнаем. Он заботится о солдатах и офицерах и не хочет, чтобы они гибли понапрасну.
- Говорят, он сторонник редкого размещения солдат в окопах.
- Хотя это и против устава, но не лишено смысла.
- Уставные положения стареют, - поспешил вставить пехотный поручик.
Раздалась команда "смирно". Офицеры осмотрели себя и подтянулись. К вокзалу подошли генералы Кондратенко и Фок, а за ними полковник Третьяков. Поздоровавшись с офицерами, Фок остановился у кромки перрона и, повернувшись лицом на север, взглянул вдоль пути. Когда к нему подошел полковник Третьяков, он, продолжая прерванный разговор, сказал:
- Я еще и потому против окопов у вершины горы, против ваших ласточкиных гнезд, что там получается большое сосредоточение неприятельского огня.
- У подошвы горы большой радиус, длина окопов увеличивается. Для заполнения их потребуются новые группы стрелков, - возражал Третьяков.
- Вы, полковник, конечно, рады засадить ваш полк под самое небо. Но какой от этого толк? Какой толк, я спрашиваю? Вершина будет окутана пылью и газами снарядов. И вдруг перед самым носом у вас неприятель.
- Запыхавшийся неприятель, ваше превосходительство.
- Ошибочный вывод. Высота Наньшаня пятьдесят три сажени. Западный и восточный скаты хотя и достаточно круты, но все же по ним можно бежать вприпрыжку в полном вооружении до самой вершины. Северный склон укрепленной горы сходит на нет и по нему можно въехать в коляске рысью до самых пушек, как по шоссе. А тут еще Самсон своими отрогами, как клещами, охватывает наши укрепления. Дополнительные окопы нужны, да еще и с козырьками от шрапнельных пуль.
- Каждые лишние сто сажен окопов потребуют новых стрелков, а они нужны для отбития фланговых движений.
- Лишних солдат не дам, ибо считаю это вредным.
- Наши стрелки не обстреляны, большая часть из них новобранцы и запасные… Разбросаем их друг от друга на двадцать шагов, и они будут чувствовать себя одинокими, а в трудную минуту будут вне нравственного влияния начальника.
- Это устарелое мнение, полковник, - с горячностью возразил генерал Фок. - Вы думаете, солдаты струсят?
- Нет, что вы, ваше превосходительство! Но все же при более близком соприкосновении каждый в надежде на товарищескую поддержку.
- Нельзя набивать окопы людьми! - выкрикнул Фок.
Генерал Кондратенко обернулся и взглянул на группу офицеров, в середине которой размахивал руками Фок.
"Вечно спорит, - устало вздохнул Кондратенко. - Разве до споров сейчас, когда по горло дела, когда должна быть сплоченность, когда, враг на вороту висит? Тяжело. События развертываются, а мы как дети. Впрочем, кто виноват во всей неподготовленности, во всей неразберихе?.. А тут еще это пасхальное яичко - Дальний… Дорогая игрушка, а придется бросить!"
Генерал вздохнул и провел рукой по лбу. Все видели, что он сильно утомлен. Объезд позиций, разговоры, неудовлетворенность возведенными укреплениями, пассивные действия северной армии расстроили его.
"Непонятно! - мысленно воскликнул Кондратенко, - Никакого движения со стороны севера. Значит, там у них еще большая неподвижность и неподготовленность".
Генерал достал из бокового кармана лист исписанной бумаги и сделал несколько пометок.
"Зачем было заваривать кашу? - думал он. - Зачем забивать миллионы па Дальний? Зачем затолкали в порт-артурскую лужу весь флот? Сидели бы во Владивостоке, а здесь оставили небольшие заслоны". Кондратенко тряхнул головой, засунул в боковой карман приказ Стесселя, на котором делал пометки, и подошел к генералу Фоку.
- Нужно отличать трусость от чувства самосохранения, чувства, присущего каждому живому, организму, - горячился Фок. - Без этого чувства все живое погибло бы, но крайность во всем вредна, поэтому природа в противовес ему дала людям чувство любви, а общество выработало понятие о долге. Так называемой храбрый этого не замечает и, вырвавшись из беды, в которую лез без рассуждений, приобретает кличку отчаянного. Всех трусов стоит делить на две категории. Трусы меньшинства под влиянием страха теряют способность мыслить; они не могут отдать отчета в собственных действиях. У отдельных личностей этой категории появляется автоматизм первобытного человека, который, владея только дубиной, в случае опасности надеялся на ноги, попросту удирал. К счастью, таких у нас нет. Многие из нижних чинов при охватившем их страхе зачастую проявляют странную деятельность, например, стараются всунуть в затвор сразу несколько патронов или начинают вынимать вещи из своего мешка и снова укладывать. Даже есть такие, которые под влиянием опасности как бы онемевают, падают и стараются влезть в землю, усиленно работая коленками.
- Эк, хватил! - поморщился Кондратенко. Остальные слушатели переглянулись.
- Но это продолжается недолго. Вдруг кто-нибудь крикнет: "А я испугался". И захохочет. Смотришь, приходят все в себя и начинают работу при новой обстановке, причем совершенно спокойно и разумно, как и до появления опасности. Я лично поддавался такому же страху, как и все, но затем тотчас приходила мысль- не заметил ли кто мой страх? Смотрю на окружающих, вижу - никто не заметил. Меня обыкновенно поражало удивительное спокойствие и простота всех окружающих меня нижних чинов. Как я ни старался быть спокойным, но я чувствовал, что мне до их спокойствия далеко. Господа офицеры более чувствительны и не так скоро приходят в себя. Но зато между ними есть и такие, которые составляют блестящее исключение. Между нижними чинами таких исключений мне не приходилось видеть. Может быть, это оттого, что из них никто и не думает выделяться. Следовательно, рассчитывать на какое-то особое нравственное влияние, о котором думают многие офицеры, не приходится. Хорошо уж и то, если сам офицер вовремя очухается и примется за выполнение возложенных на него создавшейся обстановкой задач. Это крепко нужно запомнить господам офицерам.
"Неуместные речи, - хотел сказать Кондратенко, но удержался. Фок замолчал и оглядел окружающих. Офицеры стояли, понурив головы.
- Что вы скажете по этому вопросу, Роман Исидорович? - обратился Фок к Кондратенко.
Кондратенко не любил Фока. Он устал, ему хотелось отдохнуть и обдумать создавшееся положение.
"Помощи, помощи нет с севера, - вертелось в голове генерала. - Огромный район, неисчислимые ценности сосредоточены на маленьком пыльном неплодородном полуострове… Что разглагольствовать?.. Действовать, действовать нужно!"
- Вы о чем, генерал?
- Об обязанностях офицеров, о их нравственном воздействии на солдат.
- Об этом говорилось и говорится. Нам нужна хорошо развитая и обученная солдатская масса, преданная делу и понимающая честь нации. Но если та или другая воинская часть дрогнет и обратится в бегство, то я всецело буду винить офицеров. Нужно любить вверенных вам солдат, и тогда в бою мы получим исключительные примеры стойкости.
Генералы ушли в помещение вокзала.
- Мы выслушали внушительное поучение, - сказал иронически Двайт. - Но старик прав. В пылу гнева мы не должны поносить солдат. Их ошибки - наши ошибки.
2
Во время ужина Кондратенко долго приглядывался к Фоку. Сутулая фигура армейского генерала не гармонировала с его порывистыми, угловатыми движениями. Прямой н длинный нос на осунувшемся старческом лице казался слишком тонким и прозрачным. Бакенбарды и сверлящий взгляд глубоко сидящих глаз подчеркивали бледность кожи.
- Я думаю, - начал разговор Кондратенко, - в дополнение к траншеям, вырытым по вашему, Александр Викторович, указанию, мы поручим инженер-капитану фон Шварцу спустить окопы лишь на Восточном фронте. Что же касается других склонов Наньшаня, то на них работы проведем впоследствии. Давайте укрепим надежнее самые уязвимые места.
- А как, бойницы и козырьки по кромкам окопов?
- Полковник Третьяков как будто против бойниц, но они нелишни, вы совершенно правы.
- Опыт показал, что козырьки вполне оправдывают себя. О них еще не знают японцы и нарвутся. - Фок, вздернув плечами, самодовольно улыбнулся. - Только не следует делать их из длинных досок, а то один снаряд причинит много вреда.
- Два яруса окопов очень хорошо, но нужно иметь больше солдат, - сказал вошедший полковник Третьяков.
- Нижний ярус хорош для настильной стрельбы, но для обстрела оврагов следует держать стрелков у верков позиции. Дело само себя покажет, Роман Исидорович, - продолжал Фок, обращаясь только к Кондратенко. - Ни вам, ни мне не заблагорассудится держать окопы во время боя пустыми. Но, повторяю, я против сплоченности в траншеях тогда, когда их забрасывают ядрами и осыпают шрапнелью.
Генералы умолкли. Щеки моложавого лица Кондратенко опустились. У него были задумчивые округлые, глаза. Густые усы и бородка клином делали лицо Романа Исидоровича суховатым и строгим.
- Бездельники! - выругался, криво улыбаясь, Фок.
- Вы о чем, ваше превосходительство?
- Да вот телеграмма из ставки главнокомандующего.
Глава десятая
1
Наутро вторая батарея и полк выступили на север по Бицзывоской дороге. Ехали медленно и осторожно. Стрелковые цепи двигались впереди. Вдоль длинной возвышенности, с ее южной стороны, видны были наши конные разъезды. Командир батареи остановился у края дороги и пропустил мимо себя все орудия. После смотра он со старшим фейерверкером ускакал вперед. Чувствовалось, что японцы недалеко, что вот-вот начнется бой.
Подковин смотрел на возвышенность, за которой был враг, и думал: "Значит, японцы еще не видны. Едем открыто, точно на параде".
Как ни успокаивал себя Подковин, но нервной дрожи он сдержать не мог.
Около трех часов дня батарея остановилась. Сухие вспаханные поля тянулись и справа и слева, а гора Самсон возвышалась над ними. Западный склон массива освещался теплым апрельским солнцем. На небе - ни тучки. Справа, по дороге из оврага, на пригорок поднялась группа всадников. Они подъехали к батарее. То был генерал Фок со своими ординарцами. Полковник Лапэров, гарцуя на своей лошади, приблизился к нему.
- До вечера надо выяснить обстановку и решить, как действовать. Японцы наступают превосходящими нас силами. - Фок передернул плечами. - Требуется исключительная осторожность. Продвиньте батарею еще немного к высоте. Один из ваших офицеров пусть поднимется вон на тот бугор. Мне дайте в качестве ординарца вашего артиллериста, но, пожалуйста, хорошо грамотного.
- Позвать Подковина, - приказал командир батареи фельдфебелю.
"Ишь, чертов сын, как в люди выходит", - подумал фельдфебель.
- Подойди к генералу', - сказал командир батареи, когда Подковин явился к нему.
Подковин сделал полуоборот и, взяв под козырек, стал перед Фоком.
- Имею честь явиться, ваше превосходительство.
- Ординарец? Вот что, братец, ты поедешь со мной, тебе придется записывать распоряжения для вашей батареи. Ты сумеешь? Коротко и ясно?
- Так точно!..
Генерал ехал впереди. Вскоре обрисовался всадник, скакавший во весь дух. Фок пришпорил коня. Конный охотник, поравнявшись с генералом, подал ему пакет.
- Здорово, братец. Расскажи, что видел?
- Японцы полками передвигаются, а при них артиллерия.
Фок взмахнул нераспечатанным письмом, посмотрел его на свет и передал адъютанту. Лошадь охотника стояла, растопырив ноги, и тяжело дышала. Снова тронулись вперед и въехали в ложбину. Мягкий грунт все время осыпался под копытами лошадей. Спешившись, поднялись к самому гребню рассеченной оврагом возвышенности. В дальнем конце развернувшейся долины поднимались облачка пыли.
- Японцы, ваше превосходительство, - рассказывал охотник, - Мы их не раз видели, но не стреляем. Такое распоряжение, чтобы силы выяснить. Они к Самсону продвигаются. Смотрите! Опять их начальник на белом коне выскочил на взлобок.
Подковин слышал охотника, но неприятельского всадника не видел.
Генерал Фок снял фуражку и, вытянув шею, выглянул из оврага.
- Да, движутся туда. Поручик, что там в донесении написано?
- Тринадцатого апреля утром японцы перешли в наступление по Бицзывоекой дороге, а в 11 часов 50 минут батальон 15-го полка занял Тоцзялин и продвигается на деревню Шимынзы. Но, вследствие превосходных сил противника, наши части отошли к деревне Игя- дянь.
Впереди Подковина - обросший кустиками холмик.
"Могила или полевой алтарь? Добраться бы до него, посмотреть, что там делается".
Подковин подошел с лошадью к группе офицеров и, остановившись в пяти шагах от них, переминался с ноги на ногу.
Офицеры разговаривали между собой и не обращали на него внимания.
- Ваше высокоблагородие…
- Ты что? - устало спросил Подковина капитан в очках.
- Дозвольте вот к тому бугорку сползать. Оттуда хорошо можно их рассмотреть.
Офицеры переглянулись.
- Тебе хочется лезть под пули?
- Японцы далеко, за бугром не увидят.