208
Об упоминаемых двух "первозванных" францисканцах, кроме имен, никаких известий не сохранилось. Гуго – монах монастыря св. Виктора в Париже. Петр, по прозвищу Comestor, оставил сочинение по истории церкви. Почему Наеан – пророк помещен здесь, комментаторы затрудняются объяснить. Ансельм – архиепископ Кентерберийский, автор сочинения о воплощения. Донат – римский грамматик IV века. "Искусство, что в раду других всех ране" – грамматика первая по счету в ряду семи свободных искусств. Рабан Мавр, ученик Алькуина, – один из величайших ученых IX века, автор книги "Вселенная или книга обо всем". Наконец Иоахим, одна из любопытнейших личностей средних веков, обладавший пророческим даром, прославленный учением о "Вечном Евангелии". Это учение состояло в том, что мировая история имеет три эпохи, из которых две прошли, а третья начинается. Первая, ветхозаветная – царство Отца; вторая – эпоха Нового Завета, царство Сына; третья – эпоха любви, царство св. Духа; или как его цитирует Руссело в Истории Вечного Евангелия: "Как писания Ветхого Завета принадлежать, но особой очевидности, Отцу, а писания новозаветные – Сыну, так духовное разумение, обоими ими производимое, принадлежит св. Духу. Поэтому, век, когда люди женились, есть царство Отца; когда проповедовали – царство Сына, а век монахов, ordo monachorum – св. Духа". Зерно этого учения следует искать еще в Оригене, который учит еще до Иоахима: "Мы оставляем верующим исторического Христа и писанное евангелие; во божественное слово, вечное евангелие, евангелие духа принадлежит лишь гностикам". – Иоахим был, говорит Русседо, поэтическая и эстетическая душа, выросшая средь природы, которая так располагала к этому. Отправившись паломником в св. землю, он посетил Фиваиду, центр христианского аскетизма, где чуть не умер от жажды, но был чудесно спасен. На горе Фаворе, где он жил в старой цистерне, он задумал впервые свою "Десятиструнную псалтирь", "Соглашение ветхого и нового завета" и "Объяснение апокалипсиса". Вернувшись в Италию он основал монастырь Флора в Калабрии, где и умер, окруженный всеобщим почетом в.1202 г., на 72 году жизни.
209
Для того, чтобы дат читателю ясное представление о тех 24 блаженных духах, которые теперь вращаются вокруг Данта, поэт приглашает вообразить 15 самых больших звезд на небосклоне, видных сквозь всякий туман, вместе с 7 звездами Большой Медведицы (Колесницы), которая, вращаясь вкруг северного полюса, никогда не заходит и даже днем находится над горизонтом в наконец две самых больших звезды Малой Медведицы (Рога) не со стороны ее острия, составляемого полярною звездой вокруг которой вертится "первая сфера" – primum mobile, а со стороны отверстия; и, вообразив себе все эти 24 самых крупных звезды, надо соединить их в одном созвездии, подобном короне Ариадны, превращенной Вакхом после ее смерти в созвездие. – Если поэт, обыкновенно краткий и скупой на слова, здесь, по-видимому, распространяется более чем следует, то это, конечно, истекает из внутренней потребности его гения, – отдохнуть па каком либо образе от своего неудержимого полета; и, разумеется, к этому побуждает его не желание похвалиться своими познаниями, а внутренний позыв; да и какой образ приличнее и подходящее для этого возвышенного мира духов, чем вечные созвездия, безграничность которых делает бескрылою даже самую смелую фантазию?
210
Кьана – приток Арно близ Ареццо.
211
Primum mobile.
212
От отрады хвалить Бога к отраде удовлетворить потребность Данта.
213
Св. Фома Аквинский.
214
Зерно – рассказ св. Фомы о св. Франциске, удовлетворявший первому недоумению поэта; теперь надо "вымолотить" второе его недоумение, происшедшее от слов св. Фомы о Соломоне, которому якобы нет равных в мудрости. У Данта возникает вопрос: а Адам и Христос? На это Фома поясняет, что Соломон не имеет равных лишь в том отделе мудрости какой потребен царям и правителям.
215
Все существующее есть только воплощение творческой идеи Бога, совершенное Им в любви.
216
Свет жизни, Логос, происходя от Первопричины – Отца, неразлучен с ник, как и с его любовью – Св. Духом.
217
Этот "Свет жизни" отражает свой отпечаток в девяти отделах ангелов, соответствующих девяти сферам веба, называемых, но определению Фомы Аквинского, субстанциями (сущностями). Summa TheoL Quaest. XXXIX: Что существует само по себе, а не чрез что-либо другое, называется субстанцией.
218
Чрез эти девять небес он спускается к стихиям, силам более низменным, производя лишь несовершенные н преходящие результаты – акциденции.
219
Это "преходящее" составляют как обычные животные н растения, так н некоторые виды их, возникающие, по верованию древних, без семени, одним непосредственным влиянием планеты.
220
От различия материи и влияния планет, различна и степень божественной печати; отсюда разнообразие в мире животных и растений.
221
При совершенной материи и полном воздействии Божества, результат был бы тоже совершен; но посредство планет ослабляет творческую силу, и природа, как художник, склонна к прегрешеньям. О творчестве посредственном и непосредственном см. выше VII песни.
222
Непосредственное творчество Божества производит совершенные создания, каковы Адам и человеческая природа Христа.
223
Приводится целый ряд "проклятых" вопросов средневековой схоластики: число звезд и их двигателей, источник первого движении и логический вопрос: при наличности одной необходимой я одной случайной посылки, вывод будет ли иметь характер необходимости?
224
Сравневие еретиков Ария и Савеллия со шпагами, по мнению Ломбарди, имеет тот смысл, что "ересиархи, вместо того, чтобы прилепляться к писанию, как перья, для объяснения его, прилепляются к нему как шпаги, чтобы искажать текст и этими искажениями уверять, что они одобряли догматы, которые в действительности они осуждали.
225
Кто начинает искать истину, не зная средств ея найти, тот вместо нея находит лишь новые заблуждения. Примеры тому – упомянутые философы и еретики. Парменид был философ – элеат, ученик Ксенофана. По Риттеру, Ист. древн. филос., он учил, что целое – произошло само из себя, неизменяемо и безгранично. Лишь кажется, что что-либо рождается и умирает, является и исчезает; движения нет. Целое имеет само себя своим законом, могучая необходимость которого держит его в собственных границах: сущее не может быть несовершенным или в чем-нибудь нуждаться, иначе оно нуждалось бы во всем". Мелисс Самосский был последователь Парменида. Брисс – философ менее известный и едва упоминается в историях философии. О нем известно лишь, что он преследовал fata morgana тогдашних математиков – квадратуру круга.
226
Эти последние мощные слова, заключая в себя предостережение против поспешных суждений вообще, в особенности предостерегают от суждения о том, достоин или недостоин человек пред лицом Бога – намек на средневековый спор, спасен Соломон или нет.
227
Сперва св. Фома говорил с круга, окружающего Данта с Беатриче, к ним, находящимся в центре. Теперь говорят Беатриче из центра к Фоме, находящемся на окружности. Это побуждает поэта к сравнению, каким начинается песнь.
228
Т.е. после страшного суда, когда вновь получите тело, а с ним к все его органы, то как телесная природа вынесет тот свет, в котором вы живете?
229
Вероятно, Соломон.
230
Через пламень Чистилища. Это рассуждение, близко примыкающее к песни VII и предшествующей XIII, имеет главную мысль ту, что в Адаме человеческая природа явилась непосредственным созданием Бога, а потому она бессмертна и душою и телом. Суть рассуждения – библейская идея о превращении тленного тела в духовное, как более совершенный орган для выражения и чувствования внутреннего и внешнего блаженства
231
Дант поднимается на Марс, который по его системе мира находится над Солнцем, так быстро, что он сначала видит смешанный свет ю обоих и не отличает нового блеска от прежнего.
232
Т.е. багрянее Солнца, к которому уже Дант привык. Символически свет Марса горделивее, чем свет Солнца, потому что Марс красен, а Солнце лишь желто; но это означает также и большее напряжение любви в тех, кто сражалась за веру, в сравнении с теми, кто лишь изучали Писание.
233
Молчаливое наречие сердца.
234
Еврейское El, Eli, Бог, послужило основанием греческому Гелиос. См. гимн св. Гидельберта Ad Patrem:
Alpha et Omega, magne Deus,
Heli, Heli, Deus nieus!
235
На Марсе поэт находит мучеников, крестоносцев и других борцов за веру (См. примечание к песни X). Их соединенный блеск образует две полосы, пересекающиеся в форме креста на Марсе, как на груди крестоносца. Эти полосы, составленные из искр сияющих блаженных душ, поэт сравнивает с Млечным Путем (Галаксией). Искры в кресте двигаются, как пылинки ("атомы") в солнечном луче, прорезывающемся в темную комнату. Но в знак своего блаженства они вспыхивают от взаимной любви при встрече и расставании.
236
Поэт хочет извинить себя в том, что, поддавшись развертывающейся перед ним красоте новой сферы, он на минуту забыл свою вечную цель – не отрываться от взоров Беатриче, делающейся тем прекраснее, чем выше они взлетают; но до обращения к ней слова он дометает лишь в 33 ст. след. песни.
237
Истинная любовь проявляется в доброжелательстве даяния (по XVII и XVII песня. Чистилища, всякая "воля" в человеке имеет источником "любовь"), а ложная в зложелательстве жадности, стяжания. Первая-то и побуждает духов замолчать, чтобы исполнить желание Данта.
238
Словно падучая звезда, но не исчезнув, как она. Сравнение, подходящее потому, что дух подвигся с правой руки креста вниз до его подножия. Подражание Овидию.
Quae si non cecidit? Potuit cecidisse videri.
Это место дало мысль Микель Анджело сделать рисунок сияющего в мраке креста, который зажигается в храме св. Петра, в страстную пятницу, после вечерни (tenebres). Этот крест громадных размеров (22 фута вышиной) вешался над алтарем св. Петра, при чем весь храм освещался им одним. Перед ним папа заканчивал богослужение.
239
Жемчуг – сошедший дух – не расстался с нитью-крестом, в котором он находился; но проходя и встречаясь с другими духами он сообщил им больший блеск (ст. 113–117 предыдущей песни), не смотря на который он все-таки был заметен.
240
Этот дух – крестоносец Качьягвида, предок поэта. Его любовь и радость подобна радости Анхиза, увидавшего в загробном мире Энея (Энеида VI, 680).
241
Качьягвида говорит с Дантом по-латыни, потому что латынь была языком образованных людей его времени; это придаст эпизоду суровый архаический оттенок. Вот перевод этих строк: "О, моя кровь! О особливая благодать Бога! Кому, кроме тебя, могли быть дважды открыты врата неба?" В этом заключается намек на будущее спасение Данта, так как "дважды" значит теперь и после смерти.
242
Этим местом объясняется заключение предыдущей песни.
243
Качьягвида ждал Данта, прочтя о его приходе "в книге, где вечно все, что черно и что бело" – в Боге.
244
Беатриче.
245
По учению Пнеагора о числах См. Риттер, Ист. ант. филос.: "По учению Пяеагора числа разделаются на два отдела, – четные и нечетные. Между этими противоположностями стоит единица; она чет и нечет. Язь этого Пиеагорейцы выводили, что единица есть основание всякого числа вообще, называя ее потому первоначальной единицей, о происхождении которой далее ничего сказать нельзя. В этом отношении пиеаюрейское выражение все от первоначальной единицы ведет к тому, что они давали этой единице имя Бога, который, по словам Филолая, обнимает все, но есть лишь один".
246
Качьягвида видит в Боге все, что Дант хочет; но из любви, которой полон его дух, он все-таки хочет дать Данту высказаться. Необыкновенная красота этой мысли не ускользнет от внимания читателя.
247
В "первичных равенствах" Троицы сила и любовь равны, и побуждения любви уравновешены с возможностью их исполнить. Но человек далеко не может всего, что хочет. Тоже и с Дантом, хотяшим благодарить Качьягвиду.
248
Дант называет Качьягвиду "живым топазом в горней низке", частью за блеск и золотой цвет камня, частью благодаря тем таинственным свойствам, которые ему приписывало средневековое суеверие. Так в "Лапидарии" Марбода, епископа в Рекнах, 1091 г. говорится: "Хризолит или топаз своею покровительственною силою прогоняет ужасы ночи, разоблачает убийцу и смягчает своим влиянием нападения сильнейших демонов".
249
Таким образом, предок Данта, первый носивший фамилию Алигьери, наказывается еще в Чистилище, и Данту предстоит содействовать сокращению этого наказания.
250
Говорящий дух – Качьягвида, из старого флорентийского рода, +1147 был дедом деда Данта, Беллннчионе, а вследствие своего замужества с донной Альдигьери доставил своим потомкам эту фамилию, смягченную в Алигьери. Дант заставляет его говорить на протяжении трех песен и вкладывает в его уста три важнейших по значению речи: 1) о Флоренции и добром старом времени в ней (XV песнь); 2) о последующей ее истории (песнь XVII) и 3) о дальнейшей изгнаннической судьбе самого поэта (песнь XVII). В лице Качьягвиды мы, по этому, встречаемся с олицетворением политических, религиозных и бытовых идеалов Данта.
251
О древней Флоренции у Барло, Study of Div. Comedy:
"Название Флоренции различно объясняется. Древние хроники производят его от Fiorino, претора Метелла, поставившего лагерь между рекой и горой и таким образом давшего впервые начало городу. Но в виду того, что окрестности его изобилуют цветами, похожими на флорин (Гюгипо) и что эти цветы дали имя одной из церквей Флоренции – Maria del Fiore, может быть, эти цветы вернее дали ей имя, тем римский претор. Leonardo Aretino предполагает, что она называлась сначала Fluentia, от слияния Арно и Мувьоне, а потом процветание колонии доставило ей имя Florentia. Сципион Аммирато пишет ее имя Florenzia… Вид и расположение первоначального города легко представить: он походил на обычный римский лагерь: стена из обожженных кирпичей, круглые башни, четверо ворот. Cerchia arnica, древняя стена, упоминаемая Качьягвидой, есть первая ограда нового города, восставшего из развалин после гота Тотилы. В ней находила Badia, церковь бенедиктинцев на которой были часы, звонившие "третий и девятый час", часы молитвы и труда. Стены дантовского времени начаты в 1284 г. и окончены через 9 деть после его смерти; они те же, что и ныне".
252
Сравн. с "Чистил." XXIII, 94. Там гневная тирада против настоящего, здесь идиллическая картина прошлого.
253
Сарданапал, как тип изнеженности вообще. "На что годны покои" – в смысле того, что они назначаются для обитания семьи, а не для бесцельной роскоши.
254
Монтемало – гора близь Рима, Учелатойя – гора близь Флоренции. С той и другой – вид на город. Смысл терцины: тогда Флоренция не соперничала с Римом ни величиною ни великолепием.
255
Белиинчионе Берти, отец знаменитой Гвальрады см. прим. к XVI песни "Ада", Нерли и Веккио – патрицианские фамилии древней Флоренции.
256
Не ожидали изгнания и добровольного, по коммерчесским делам, переселения в Францию. Что изгнание постигало и женщин – пример тому в XIII 109, "Чистилища" и примечаниях к тому.
257
Чьянгелла – вдова сомнительного поведения из знатной фамилии делла Тоза. Если бы тогда, во времена простоты и добродетели, явились такие люди, ям также удивились бы, как если бы теперь во Флоренции нашлись образцы древней римской добродетели.
258
О Баптистерия св. Иоанна см. XIX, 16, Ада.
259
С таким редким чувством умиротворения и душевной мягкости останавливается Дант на картине доброго старого времени в своем отечестве, неугасающую любовь к которому он этим доказывает! Даже и в ваше время нисколько не бледнеет эта превосходная картина простой, мирной я давно исчезнувшей гражданственности.
260
Как выше сказано, жена Качьягвиды носила фамилию Альдигьери или Алигьери и сообщила ее потомкам. Ранее предки Данта назывались Элизеи, – отсюда упоминание Качьягвиды обрате Элизео.
261
Качьягвида сопровождал императора Конрада III Швабского, которым и был посвящен в рыцари, во втором крестовом походе проповеданном св. Бернардом Клервосским, и был убит в св. земле 143. Магометане.
262
Дант как бы порицает себя за то, что, слушая рассказ предка, он даже здесь, на небе, гордился своим происхождением, хотя и смягчал свою гордость сознанием, что благородное происхождение изнашивается, как старый плащи, если собственные и личные заслуги его носителя не добавляют к нему новой каймы.
263
Употребление в ы вместо т ы впервые появилось при Юлии Цезаре (Лукан, Фарс., V); но не привилось, и вновь появилось лишь в средние века.
264
Между мостом Ponte Ѵесhiо, где стояла статуя Марса, и храмом св. Иоанна.
265
Отпадение от принципа сохранения в чистоте крови граждан в виду увеличения города в принятие в последний чуждых н недоброкачественных элементов есть, по мнению Данта, первая причина разложения гражданственности в его родном городе, сила которого заключалось не в величине, ибо ее трудно поддерживать, а в единстве и сплоченности. Из этого Дант выводит беспрестанные государственные перевороты, мучавшие Флоренцию целыми столетиями, и все бедствия настоящего, как то: вымирание старых родов, их политическую и нравственную распущенность, их падение по собственной же вине (сравн. Чист. XIY, 31 – 126) и гражданские усобицы. – Кампи и Фиггине – местечки близ Флоренции, первое в долине Эльсы, а второе в 12 милях по Арно. Треспиано – городок к югу по болонской дороге на таком же расстоянии. Все эти городки были прежде соседями Флоренции, а теперь вошли в состав ее, что и произвело то смешение сословий, на которое жалуется Дант.
266
Агульоне – Тосканский город, откуда был родом Бальдо – судья, присудивший Данта к сожжению живым.