* * *
В комнатке Рагузы не в пример уютнее, чем в блиндаже, и потому Думитраш, развалившись на хозяйской постели, просто блаженствует, тем более что в руке у него венецианский бокал, куда друг детских лет Мишенька не забывает старательно подливать чудную штабную мадеру.
Окопное неустройство, грязь, пальба и прочие военные прелести, отступив куда-то далеко на задний план, сменились уютной домашней атмосферой, милыми воспоминаниями о детских шалостях и родных, оставшихся где-то там, в невообразимо далеком мирном мире.
И только когда все домашние новости были выслушаны, а бутылка мадеры наполовину опорожнилась, Думитраш вспомнил о предстоящем вечере и лениво поинтересовался.
- Послушай, а девочки тут откуда?
- Все наши… Медсестры и вообще… - проверяя, сколько вина осталось, Мишенька поднял бутылку и поглядел на просвет.
- Жаль… Я думал, хозяйские… А так… Нет, не тот шарм…
- Зря ты так… - Адъютант в очередной раз наполнил бокалы и, чокнувшись с Думитрашем, рассмеялся. - Они у нас хорошие… И сестрита нет… Проверено…
- Дак куды нам… - на легком подпитии начал скоморошничать Думитраш. - С окопу и так сойдет…
- Не скажи, - прищурился адъютант. - У нас, пока ты здесь не был, появилась одна штучка… Мадемуазель Туманова… Это я скажу тебе…
- Да уж ладно… Нам все едино… - Думитраш сел на кровати. - Туманова, так Туманова…
- Да нет, тебе здесь не светит, - улыбнулся адъютант. - За ней тут двое ухлестывают. Командир зенитки, видел, дура у подъезда? И авиатор один. Так что…
С минуту Думитраш сосредоточенно разглядывал бокал, потом допил мадеру и деловито уточнил:
- А она сама к кому больше?
- Ей, как разведка доложила, больше по душе авиатор…
- Ага… Авиация…
Думитраш со вкусом потянулся, высунулся в окно глотнуть свежего воздуха и, увидев, как кружит над птичьим двором голубиная стая, с веселым вызовом заключил:
- Ну ладно, держись голубочки-аэропланчики…
Поручик плюхнулся назад на койку, уже забыв про голубей, которые, влекомые известной лишь им путеводной нитью, садятся возвращаясь на решетку только своей голубятни, припадая в первую очередь к воде и не замечая, как чья-то рука осторожно отыскивает в птичьих перьях тонкую трубочку голубиной депеши…
* * *
Штаб армии - не передовая позиция, и если проявить расторопность и фантазию, то жить тут можно почти мирной жизнью, тем более что богатое имение Дзендзеевских предоставляло для этой цели все возможности. Во всяком случае, даже дотошный служака Долежай-Марков не возражал, когда прапорщики бронеотряда вознамерились превратить старую часть дома в подобие офицерского собрания.
Командующий, узнав о затее молодежи, отнесся к ней весьма благосклонно, не без оснований посчитав, что это поможет воспитанию единого офицерского духа, а также будет содействовать взаимопроникновению новых веяний и старых основ. В общем, при таком счастливом совпадении взаимных интересов, за пару недель офицерское собрание было создано и, в связи с наплывом гостей, впервые распахнуло двери перед воинством, истосковавшимся по такого рода отдыху.
Так что когда изрядно нагрузившись мадерой, Мишенька Рагуза и Думитраш наконец-то заявились в собрание, веселье там было в самом разгаре. Большой зал, до сих пор не видавший ничего, кроме свечей, конечно же, был освещен электричеством, у дальней стены, за тройкой ломберных столиков, уже сражались ярые любители макао, на остальных столах, составленных подковой, была открыта импровизированная ресторация, а у самодельной эстрады, где на временном настиле возвышался роскошнейший рояль Дзендзеевских, во всю шумели любители сольного пения.
К моменту появления Думитраша и Рагузы спор как раз закончился полюбовно, и доброхоты дружно помогали взойти на подмостки стройной, весьма привлекательной девушке, одетой в скромно-серую форму медицинской сестры. Офицеры шумно выражали свой восторг, а дамы, все как одна, в кокетливых наколках с красным крестом, не теряя времени, так и стреляли глазами в бравых поручиков.
- Смотри!… - подтолкнул Думитраша Мишенька Рагуза. - Вот она, мадемуазель Туманова…
Тем временем кто-то из прапорщиков, неизвестно как успевший очутиться за роялем, начал было вместо вступления играть рег-тайм, но мадемуазель Туманова что-то шепнула ему на ухо, и в зал сразу же полилась совсем другая мелодия, а девушка, отступив на шаг, запела неожиданно чистым и сильным голосом:
Как хороша была та ночка голубая,
светила из-за туч полночная луна,
и ты сказала мне, от страсти замирая…
Шум в зале немедленно прекратился и даже там, в дальнем углу, где за столиками, при полном разнообразии парадной формы только черные орлы на погонах подтверждали принадлежность сидевших там офицеров к авиации и где веселье было наиболее бурным, как бы сама собой наступила тишина. А когда столь созвучная офицерским настроениям песня закончилась и зал взорвался аплодисментами, именно оттуда нетвердой походкой приблизился совсем юный прапорщик и, стараясь говорить преувеличенно громко, обратился к кланявшейся певице:
- Мадемуазель!… Позвольте представиться!… Военный летчик корпусного авиаотряда, прапорщик 7-го уланского полка Щеголев!… Хочу выразить свое восхищение вашей красотой и вашим талантом!…
- Пр-р-рисоединяюсь!… - От ломберного столика отделилась весьма упитанная фигура и толстый штабс-капитан, держа в руке полный фужер, вышел на середину. - Присоединяюсь и пью этот бокал за ваше здоровье!…
- Благодарю вас, господа… - мадемуазель Туманова поклонилась каждому из них отдельно, медленно спустилась с подмостей и улыбнулась. - Если хотите, я попробую исполнить ваши желания… Слушаю вас, господин прапорщик…
- Мадемуазель, это так любезно… - Щеголев слегка покачнулся. - Я авиатор, был призван в уланы, но в душе я гусар!… И потому прошу вас, мадемуазель, "Марш вперед, труба зовет!".
- О, конечно же, с удовольствием… - девушка очаровательно улыбнулась и обратилась к штабс-капитану. - А вы, что хотели бы?…
- С-сударыня… - с пьяным вожделением глядя на нее, штабс-капитан на всякий случай поставил ноги пошире. - Я человек прямой!… И за все трудности своей жизни я хотел бы получить только один приз!
- И какой же, мой славный рыцарь? - шаловливо наклонилась к нему мадемуазель.
- Этот желанный для меня приз, - штабс-капитан высоко поднял хрустальный бокал. - Вы, сударыня!… Ваше здоровье!
- Вы шалун и душка! - на какой-то момент мадемуазель прильнула к штабс-капитану. - Жаль только, что вы не прямой, а… круглый!
- Увы, сударыня…
Под одобрительный смех зала штабс-капитан развел руками и покорно уронил голову, а Туманова, при всех полуобняв офицера, неожиданно обратилась к присутствующим:
- Господа!… Мне нравится эта идея!… А вам… вам… Отдельный приз! - и отчаянная мадемуазель звонко поцеловала обалдевшего от счастья толстяка штабс-капитана.
- Позвольте!… Позвольте…
Щеголев по-петушиному наскочил на штабс-капитана, и прапорщик за роялем, на всякий случай, снова заиграл бравурный регтайм, но мадемуазель Туманова, ловко гася начинающуюся ссору, встала между офицерами и громко объявила:
- Господа! - ее звучный голос перекрыл общий шум зала и оборвал рег-тайм на полуноте. - Я объявляю себя в приз!
- Как в приз?! - дружно ахнули офицеры, и в зале враз повисла удивленная тишина.
- А так… - взглядом Туманова отыскала на авиаторском конце поручика Меандрова и, не спуская с него глаз, звонко отчеканила: - Я готова принадлежать тому, кто выполнит одно мое условие… Как, господа, желающие есть?…
- Есть!… Есть!…
Офицеры радостно загоготали, а Думитраш, сумевший проследить взгляд Тумановой, наклонился к Мишеньке Рагузе и быстро спросил:
- Это что… Тот самый авиатор?
- Ну да, вон там… Поручик Меандров… - торопливо подтвердил Рагуза и, забыв про Думитраша, громко выкрикнул. - Просим!…
Мадемуазель Туманова благосклонно улыбнулась в его сторону и, приковав всеобщее внимание, снова поднялась на подмостки.
- Внимание, господа… - соблазнительная ручка мадемуазель описала в воздухе магический круг. - Мое условие… Сбитый германский аэроплан!
Зал ахнул и просто заклокотал. При таком условии штабистам оставалось только скрипеть зубами, так как хотя бы призрачная возможность сбить аэроплан была только у зенитчиков, но и их никто, включая самих артиллеристов, не принимал всерьез, поскольку всей армии было известно, что они своей стрельбой только пугают германских летчиков.
Зато авиаторы сначала горделиво приосанились, а потом, осознав, что девица Туманова вольно или невольно сделала их соперниками, даже принялись косо поглядывать друг на друга, а прапорщик Щеголев, явно посчитав себя главным претендентом, настолько отважился, что послал отчаянной мадемуазель воздушный поцелуй.
Столь явное предпочтение привело к всеобщему разочарованию и неизвестно во что бы это вылилось, если бы неожиданно для всех поручик Думитраш не поднялся и громко не спросил:
- Мадемуазель, а мне участвовать можно?
Думитраш, став центром внимания, ослепительно улыбнулся, и Туманова, посмотрев на него долгим, изучающим взглядом, ответила:
- Конечно, поручик…
- Тогда позвольте…
Думитраш подошел к сцене, остановился, ярмарочным взглядом окинул мадемуазель и вдруг, сдернув с нее туфельку, принялся со всех сторон разглядывать изящную ножку, словно кузнец, собравшийся ставить на копыто подкову.
Ошарашенная такой бесцеремонностью, мадемуазель немедленно вырвалась, но тут же, взяв себя в руки, насмешливо поинтересовалась:
- Ну как?… Подходит?…
- Да, нога ничего, - вроде бы вполне серьезно отозвался Думитраш и тут же добавил: - Вот только б зубы получше рассмотреть…
- Ах!… - вспыхнула мадемуазель и, мгновенно спрыгнув с подмостков, влепила Думитрашу звонкую пощечину.
Поручик как ни в чем не бывало встряхнул головой и, повернувшись к залу, громогласно заявил:
- Прекрасно… Мне подходит!
- П-а-ручик!… - наконец-то воспылал гневом толстый штабс-капитан. - Вы что себе п-а-зваляете?!
- Миль пардон… - Думитраш поднял обе руки вверх. - Я только позволил себе рассмотреть поближе то, о чем вы изволили говорить. Именной приз!
- Да?… Ну хорошо, я думаю, можно принять ваши извинения… - штабс-капитан на секунду запнулся и, заметив, что стал центром внимания, с готовностью принял на себя обязанности распорядителя. - Итак, господа, кто еще желает принять участие?…
Все авиаторы дружно подняли ладони. Немного подумав, с отчаянной решимостью вскинул руку и артиллерист.
- Значит так… - принялся соображать штабс-капитан. - Господин поручик - инфантерия… Господин поручик - артиллерия… Господин поручик…
Он сбился и, не зная как быть, принялся рассматривать нескольких авиаторов, одновременно поднявших руки. И тут его осенило:
- Н-е-ет, господа, так не пойдет!… По родам войск пари получается и, следственно, гандикап желателен… Господа!… Предлагаю ограничить участие летунов.
- Как ограничить! - счастливо безмолвствовавший рядом с Тумановой прапорщик Щеголев возмутился.
Подумать только, весь вечер он млел, глядя на прекрасную мадемуазель, и вот, когда появилась такая прекрасная возможность, какой-то там штабс-капитан… Прапорщик рвался отстаивать свое право, но он не учел, что слишком уязвлено было самолюбие многих и потому предложение штабс-капитана все встретили злорадно-одобрительным гулом.
- Правильно… Справедливо… - начали дружно высказываться офицеры, и, верно уловив их настроение, штабс-капитан безапелляционно заключил:
- Значит, решено, господа. От авиаотряда - тоже господин поручик, как равный в чине, а господину прапорщику мой совет - быть сдержаннее…
Бедняга Щеголев по-детски зарделся от обиды, но никто этого уже не заметил, и даже мадемуазель Туманова не обратила на него внимания, целиком занятая неожиданно захватившим ее сравнением поручиков Меандрова и Думитраша…
* * *
Веселое застолье было прекращено твердой рукой Долежай-Маркова где-то в начале первого, но офицеры еще долго не расходились, прогуливаясь в темноте роскошного помещичьего сада. Были там и Рагуза с Думитрашем, но адъютант довольно быстро исчез, предупредив приятеля, что ночевать у себя не будет.
Оказавшись в одиночестве, Думитраш еще какое-то время пошатался под деревьями, надеясь встретить мадемуазель Туманову, но, довольно быстро сообразив, что его надежды беспочвенны, отправился в комнату Рагузы, спать.
Но, когда он, будучи изрядно "подшофе", добрался до этого временного пристанища, его остановил вкрадчивый голосок:
- Господин поручик…
- М-м-м… - Думитраш завертел головой и увидел, как от стены отделилась тоненькая фигурка. - Мадемуазель… Вам чего?
- Господин поручик, а вас не устроит приз попроще? - и из-под белой накидки на Думитраша сверкнули глаза-бесенки.
- Приз?… Попроще?… - Думитраш кинул взгляд вдоль пустого коридора. - Вполне…
Где-то в подсознании мелькнуло, что он вроде бы видел эту девушку за соседним столом и даже, кажется, улыбался ей, но сейчас ему было не до этого, поскольку хмель и летняя ночь дружно ударили поручику в голову. Он только помотал головой, сгреб неизвестно откуда взявшуюся мадемуазель в охапку и буквально на руках внес в адъютантскую комнату.
- Что?… Что вы делаете?… Пустите… - забилась мадемуазель, тщетно пытаясь вырваться.
- Бер-р-ру пр-р-риз… - радостно зарычал поручик и, опрокидывая доверчивую мадемуазель на кровать адъютанта, враз задрал вверх все ее многочисленные юбки.
Напрасно билась в руках поручика явно попавшая впросак мадемуазель, и когда она наконец смирилась с тем, что произошло, то (наверняка в виде отмщения за вероломство) так взялась за своего партнера, что быстро трезвеющий Думитраш сразу понял, что спать ему в эту ночь не придется…
Зато когда раннее утро заглянуло в комнату с разбросанными по углам предметами туалета и висящими на золоченом бра штанами поручика, мадемуазель самозабвенно ласкала немного подуставшего Думитраша, и глаза ее, несмотря на темные полукружья, светились искренним женским счастьем…
Взаимная нежность в конце концов достигла такого предела, что, помогая одеваться вконец обессилевшему поручику, мадемуазель влюбленно заглянула ему в глаза.
- Вы мне напишете, милый?… Записочку?… Для меня…
- Напишу… - Думитраш ронял голову и с трудом встряхивался. - Кому адресовать?…
- Просто мадемуазель Зи-Зи. Меня все так зовут. А я буду писать вам про пари… Это такой фурор… Такой фурор…
- А вдруг я выиграю? - усмехнулся Думитраш, застегивая с помощью мадемуазель портупею.
- Ну как же вы выиграете? - мило улыбнулась Зи-Зи.
- Выиграю… - еще до конца не выветрившийся хмель заставил Думитраша упорствовать. - А то мне эти летуны надоели…
- Ну и выиграете… Ну и что… - с готовностью согласилась мадемуазель и тут же ласково заглянула в глаза Думитраша. - А разве вам со мной было плохо?
- Хорошо… - кивнул Думитраш, и они крадучись выбрались из комнаты в коридор…
* * *
В старых, обжитых поместьях есть свой непередаваемый шарм. Какой бы вычурной ни была новостройка, как бы ни стремился очередной нувориш перещеголять всех, его усилия все равно остаются тщетными, и пока вековая пыль не осядет на новых стенах строения, оно не приобретет ни респектабельности, ни шарма.
Как раз таким родовым гнездом было именье графа Сеньковского, и именно этот старый дворец облюбовал германский командующий под свой штаб. Самого графа, который перед войной построил на новом месте другой дом, заверили: его семейство может и дальше спокойно жить в своем палаццо с новомодно широкими "итальянскими" окнами.
Генерал - аристократ до мозга костей, офицер в седьмом поколении, терпеть не мог всяческих новшеств (хотя признавал их как решающую силу в новейшей войне и, больше того, весьма умело ими пользовался, снискав этим благоволение и награды кайзера), в ближайшем окружении стремился поддерживать дух уж если не Тридцатилетней, то хотя бы Семилетней Войны.
Вот потому-то у парадного подъезда застыли истуканами бравые егеря, а шустрые мотоциклетки и штабные автомобили, то и дело подвозившие связных и вызванных по случаю срочного совещания командиров частей, тесно грудились на заднем дворе, дабы не раздражать самим своим видом грозного генерала.
Что же до подъезжавших один за другим командиров, то они вынуждены были тут же на скорую руку приводить себя в соответствующий вид и, поминутно отвечая на козыряния штабных, шествовать вокруг дома, дабы чинно подняться по парадной лестнице вдоль застывшей шеренги егерского караула.
И как бы ни старались прибывавшие офицеры казаться спокойно-неприступными, все равно опытный взгляд угадывал в их облике тщательно скрываемую нервозность, поскольку вызов к самому командующему да еще в столь ранний час был явлением весьма исключительным…
Однако "орднунг" есть "орднунг", и ровно с последним ударом часов, пробивших точное время, германский генерал вошел в залу и под дружный треск каблуков приветствовавших его офицеров вбросил в глаз блестящий монокль.
- Господа… - начал он, и собравшиеся вокруг большого стола с расстеленной на нем картой командиры все как один превратились в слух. - Наша разведка, как всегда, оказалась на высоте, и этой ночью я получил сообщение о готовности русских к атаке…
Ни один мускул не дрогнул на лицах прусских офицеров, обращенных к своему генералу, ибо готовящееся наступление противника не было для них секретом.
- Уточним обстановку… - генерал шагнул к столу, и офицеры враз уставились в карту своими моноклями. - На семидесяти километрах фронта русские сосредоточили целых четыре ударных группировки, однако ни одна из них не в состоянии прорвать наш фронт. Сюрприз противника состоит в том, что они в последний момент готовятся объединить какие-то две группировки и их силами нанести главный удар. Естественно предположить, что одна из оставшихся группировок будет наносить удар вспомогательный и еще одна составит резерв…
Генерал пожевал губами и заключил:
- Таким образом, мы получаем три направления главного удара и четыре вспомогательных. На вспомогательных мы уже сконцентрировали пулеметы и создали огневые мешки, а для парирования главного удара нами создана артиллерийская группа. Трудность одна, - командующий строго сверкнул моноклем. - Узнать направление и момент удара. Но и такая возможность у нас имеется. А пока, господа, две превентивные меры. Приказываю поднять в воздух всю авиацию и следить за каждым передвижением русских колонн, и еще, поскольку наш штаб находится на одном из предположительных направлений русского наступления, я распорядился перевести его на новое место. Во второй фольварк этого графа… Как его?…
- Сеньковского, - с полупоклоном подсказал один из офицеров.
- Да, да, именно Сеньковского…
- Но вы же обещали ему, занимая этот фольварк, не беспокоить…
- Ничего. Я думаю, граф поймет, что штаб лучше, чем полевые части. Теперь же, господа, когда вы знаете главное, осталось проверить все на местах и ожидать моего приказа… Я думаю, все ясно?… Ясно… Выполняйте!
- Яволь! - щелкнули каблуками офицеры и дружно двинулись к выходу.
Генерал важно посмотрел им вслед и только в последний момент остановил начальника разведки: