- Сеньор, когда вы объявите нам цель нашей поездки?
- В лагере, - коротко ответил он. - А теперь замолкните! У меня нет настроения отвлекаться на вас в дороге!
Это прозвучало очень грубо, так орут только на бродяг и мерзавцев. Я ответил ему тем же тоном:
- Я попрошу вас быть повежливее! Вы не с батраком имеете дело!
- О том, кто вы такой, мы еще поговорим, а сейчас, если вы не замолчите, я велю вас связать.
Я умолк. Монтесо бешено заскрежетал зубами.
Впереди показались горы, то есть то, что в этих краях называют горами: гряда холмов с разбросанными на них скалами. Когда мы достигли их, то увидели по другую сторону реку, вытянутую как будто буквально по струнке.
- Это река Рио-Йи, немного ниже она впадает в Рио-Негро, - пояснил Монтесо. - Там, внизу, - лагерь.
По обе стороны реки тянулась узкая полоска из редких деревьев и кустов. Назвать ее лесом, пожалуй, было нельзя. Справа вдали я увидел ранчо. Вся остальная местность казалась совершенно пустынной. Не было видно даже ни одною стада.
Когда мы спустились вниз и приблизились к реке, я увидел всадника, медленно ехавшего навстречу. Я узнал его; Монтесо тоже, он спросил меня:
- Видите этого мерзавца? Узнаете, кто он?
- Comisario criminal. Я чувствовал, что без него тут не обошлось.
- Будь у меня ружье, я б его подстрелил.
- Что толку об этом сожалеть? Это пока немыслимо. Помолчим.
Мошенник очень почтительно приветствовал главаря. Он назвал его майором. Нас же он не удостоил даже взглядом, хотя его лицо прямо-таки сияло от удовольствия. Разумеется, он развернулся и поехал вместе с нами к реке. Там, под деревьями, они остановились и спешились.
Почва здесь была топкой, именно поэтому мы нигде и не видели пасущихся животных. Конечно, нас все еще окружали плотным кольцом, но мне хорошо было видно реку. Она была не слишком широка, но казалась глубокой.
Мы тоже оставили седла. Место, где мы очутились, выгодно отличалось от окрестностей, потому что оно было сухим и песчаным. И все же для лагеря оно не годилось. Кому захочется оставаться в болоте со зловонными испарениями и тучей всевозможных насекомых! По этой причине доблестная кавалерия, наверное, не собиралась здесь надолго задерживаться и наша участь, соответственно, должна была решиться здесь.
Кустарника тут не было, и места вполне хватило, чтобы люди, а также их лошади образовали сплошной круг, в середине которого очутились мы оба. Несколько лошадей было расседлано. Седла положили на песок, дабы они послужили сиденьями тем господам, что намеревались судить нас. Судьями стали майор, лейтенант и три других молодчика, которых, как мы услышали, именовали капитаном, старшим лейтенантом и сержантом. Бравый комиссар остановился возле них. Монтесо был крайне взволнован. Как только мы спрыгнули с лошадей, он попытался излить всю свою ярость, но я упросил его помолчать пока и подождать, что же произойдет и в чем нас обвинят.
Итак, мы стояли вдвоем и спокойно смотрели на то, как пятеро сеньоров уселись наземь и с превеликим трудом придали чертам своего лица важное выражение. Майор строгим голосом начал говорить:
- Вы, помнится, спрашивали, зачем вас везут сюда. Вы обвиняетесь в мятеже и государственной измене.
Он полагал, судя по гримасе на его лице, что этими словами прямо-таки уничтожит нас. Монтесо чуть было не рассмеялся, но я кивком приказал ему молчать и ответил офицеру:
- Кто выдвинул против нас это обвинение?
- Этот сеньор, - он показал на "полицейского инспектора".
- Это немыслимо. Обвинение не может быть выдвинуто отдельным человеком. Человек, о котором вы говорите, мог бы, самое большее, выступать в качестве свидетеля на суде.
- Именно это он и делает. А суд - это мы, причем военный суд.
- Предположим, но в данном случае вы некомпетентны. Я - иностранец, но все же знаю, что в случае мятежа и государственной измены приговор должен выноситься присяжными заседателями, а в более высокой инстанции - кассационным судом.
- Мы не нуждаемся в вашим одобрении!
- Нет, позвольте! Даже у преступника есть его неотъемлемые права, называть человека виновным можно лишь тогда, когда он будет изобличен в преступлении.
- Мы изобличим вас!
- Сомневаюсь. Будь у меня оружие, я бы вообще не стал разговаривать с вами.
Я сказал это с определенным умыслом. Нельзя было допустить, чтобы эти молодчики обыскивали меня. Я начал догадываться, что дело миром не кончится. Но что могли сделать мы вдвоем против более чем полусотни человек?
Но что-то подсказывало мне, что этих сеньоров можно перехитрить.
Итак, я сделал вид, что у меня нет никакого оружия.
- Да, ружей у вас нет! - удовлетворенно отметил он. - А ваши ножи вы сейчас отдадите.
- Нет, я их не отдам! Вы не имеете права требовать их у меня.
- Что мы решили сделать, то и сделаем, и спрашивать не будем, нравится вам это или нет. Возьмите у них ножи!
Этому приказу повиновались несколько солдат. Они подошли и протянули к нам руки. Монтесо отказывался отдать нож, но его схватили и отняли оружие силой. Я отдал им оба своих ножа, не доводя дело до столкновения. И все три ножа майор тут же сунул себе за пояс. Потом заявил:
- Я начинаю допрос и надеюсь, что вы ответите мне честно. Начнем со свидетеля. Сеньор Каррера, в чем вы обвиняете обоих этих людей?
- В покушении на убийство, нанесении телесных повреждений, мятеже и заговоре.
- У вас есть доказательства?
- Да, и неопровержимые.
- Тогда дела у пленников плохи. Итак, рассмотрим вначале покушение на убийство. Где это произошло?
- В Монтевидео, три дня назад.
- Кого намеревались убить?
- Моего двоюродного брата. Этот немец напал на него вечером возле дома органиста. К счастью, тому удалось убежать. Затем оба обвиняемых проследовали к братану домой; он жил у одного из своих друзей. Там они напали на него, связали и избили до полусмерти.
- Есть тому очевидцы?
- Да. Я могу назвать их имена, но ведь они живут в Монтевидео.
- Ничего страшного. Нам они все равно не нужны, нам некогда их дожидаться. Впрочем, я убежден, что вы сказали чистую правду, сеньор Каррера, ведь по ним обоим сразу видно, какого они поля ягоды… Что вы теперь скажете по поводу обвинения?
Этот вопрос был адресован уже нам. Меня нисколько не взволновали эти "признания". Но Монтесо не был так спокоен. Он сделал несколько торопливых шагов в сторону майора и возразил:
- Что мы скажем? Ничего, кроме лжи, этот человек не выдвигает против нас. Не мой друг напал на того человека - все происходило совсем наоборот.
- Так! Вы можете это доказать?
- Конечно. Мой спутник может сейчас в этом поклясться.
- Так не пойдет. Ведь обвиняемый не может быть свидетелем по собственному делу.
- Тогда может поклясться органист, возле дома которого это случилось и который был свидетелем происшедшего.
- Органист здесь?
- Нет. И вы знаете это так же хорошо, как и я.
- Тогда он не может свидетельствовать.
- Я требую, чтобы его доставили!
- У нас нет времени на это, сеньор. Впрочем, он нам совсем не нужен, ведь мы и без того знаем, что вы виновны.
- Ничего вы не знаете и не можете знать!
- Не смейте на меня кричать! Я - председатель военного суда и заставлю вас вести себя как подобает!
Это окончательно разъярило Монтесо.
- Я достаточно прилично себя веду в отличие от вас! - выкрикнул он. - Этот человек дает показания против нас, а мы оспариваем его утверждения. Его свидетели, как и наши, находятся в Монтевидео. Следовательно, речь идет лишь о субъективном мнении. К тому же нас двое против одного!
- Но он готов поклясться, что не лжет.
- Мы готовы присягнуть, что он лжет.
- Поскольку вы обвиняемые, то не можете принести присягу.
- Тогда идите к черту!
- Я предупреждаю вас, - выкрикнул взбешенный майор. - Если вы еще раз позволите себе подобное, я прикажу вас поколотить.
- Только попробуйте! Я заявлю на вас в полицию!
- Вот потеха! У вас на это нет времени. Вообще - понимаете? Вы изобличены и будете казнены - расстреляны или утоплены!
- Ну, это мы еще посмотрим!
- Вам не удастся доказать свою невиновность.
- Но при таком подходе к правосудию, как у вас, вообще ничего нельзя доказать! Но даже вы, наверное, понимаете, что до принятия решения должны быть выслушаны свидетели.
- На это нет времени, и, значит, это не нужно.
- Ладно, тогда имейте в виду, мы заявляем категорически: сеньор Каррера лжет.
- А мы вам не верим. Иностранец действительно собирался заколоть его друга.
- Допустим! Ну а я что при этом делал?
- Ничего. Но затем вы пошли в дом потерпевшего, напали на него и жутко избили. Вы отрицаете это?
- Нет.
- Значит, вы признаете себя виновным в нанесении телесных повреждений?
- Нет. Мы наказали негодяя. Правда, при этом немножко пострадала его шкура, но это было всего лишь несколько царапин. Если вы считаете это телесными повреждениями, ладно, считайте. Но кто меня посмеет осудить на смерть из-за того, что я отдубасил одного негодяя?
- Мы, сеньор! И перестаньте наконец врать и препираться. Обещаю вам, что ваша казнь будет как можно более тихой и деликатной.
- Вот дьявол! Деликатной, неделикатной - что за чепуха! То, что вы называете казнью, я объявляю убийством.
- Мы обязаны судить вас по законам военного времени!
- Еще чего! Я не позволю вам обращаться со мной как с военным преступником.
- Связать его!
Человек пять-шесть кавалеристов бросились к йербатеро. Он отбивался, но безуспешно. Ему связали руки за спиной. Он ругался на все лады. Я подал ему знак, бросил несколько предостерегающих слов, однако тщетно. Он призывал меня помочь ему освободиться от пут, но я ничего не стал делать, и он начал бранить и меня. Он разбушевался до того, что ему вдобавок связали еще и ноги и уложили на песок. В уме я уже прикинул варианты возможного сопротивления, и все они были бы глупостью, потому что численный перевес противника был слишком велик.
Их ножей и пик я не опасался, ружей и лассо - тоже, но вот болас были для нас крайне опасны. Если бы мы, пытаясь убежать, и оставили этих людей за спиной, то что бы мы сделали против полусотни болас, полетевших бы нам вслед!
Не оставалось ничего иного, кроме как вести себя спокойно и расчетливо. На Монтесо мне уже не приходилось рассчитывать. Я напряженно размышлял: что же делать?
И тут майор обратился ко мне:
- Надеюсь, вы все поняли? Сопротивление бесполезно. Покоритесь судьбе!
- Покориться неизбежной судьбе не стоит большого труда, сеньор. Но пока я не убедился в ее неизбежности, я не могу покориться.
- Но вы же проиграли! Это же ясно!
- Отнюдь! Вы действуете противозаконно. Я готов дать показания и поговорить с вами как кабальеро с кабальеро, но тем не менее все равно считаю вас некомпетентным.
- Это неважно. Главное, чтобы вы не доставили трудностей ни нам, ни себе. Итак, вы согласны признать себя виновным в покушении на убийство?
- К сожалению, не могу вам в этом угодить, сеньор. Я не пытался убивать человека.
Он достал из сумки несколько сигарет, зажег одну для себя, протянул мне другую и сказал:
- Вы же обещали вести себя как кабальеро. Пожалуйста, возьмите эту сигарету! Она придется вам по вкусу, сорт хороший. Итак, вы сделаете признание?
Я зажег от его сигареты свою, затем с благодарностью поклонился и ответил:
- Если бы я и сделал признание, то его следовало бы предварить различными процедурами, которые пока не проведены.
- Пожалуйста, поведайте нам, что мы позабыли!
- Я повторю, что не считаю вас компетентным. Но дело даже и не в этом, в любом случае стороны должны знать друг друга. Обвиняемые должны узнать, кто их судит; следует назвать имена судей и имена возможных свидетелей. Должны присутствовать общественный обвинитель, прокурор; у обвиняемых должны быть защитники. Короче говоря, суд не правомочен. Сожалею, но это так.
- Я тоже, сеньор, об этом сожалею, но обстоятельства складываются так, что у нас нет времени на соблюдение формальностей, которые, по счастью, играют лишь второстепенную роль. На вас поступил донос, и мы приговариваем вас к смерти. Это - главное, все остальное - пустая трата времени. Но я признаю, что вы ведете себя гораздо более корректно, чем ваш спутник, и потому я пойду навстречу вашим пожеланиям. Я - Кадера, майор национальной гвардии. Слышали ли вы когда-нибудь мое имя?
- К сожалению, нет, но я нахожусь в этой стране лишь несколько дней.
- Ничего страшного, зато теперь вы познакомитесь со мной лично. Представить ли вам моих коллег?
- Спасибо! Вашего имени мне вполне достаточно, сеньор!
- Я рад! Я вижу, что теперь вы в самом деле смотрите на происходящее глазами кабальеро. Мне чрезвычайно жаль отдавать приказ о казни человека столь образованного, столь даровитого, как вы, но я надеюсь, что вы простите меня за то, что я вынужден исполнить свой долг.
- И я чрезвычайно сожалею, что должен огорчить вас тем, что по-прежнему считаю мою казнь чем-то очень сомнительным.
- Я прошу вас отказаться от вашего заблуждения, сеньор. Решено, что вы должны умереть, поскольку ваше преступление налицо.
- Тогда я прошу вас назвать имя человека, давшего показания против нас.
- Это сеньор Матео Сарфа, которого вы уже знаете.
- Он, наверное, коммерсант?
- Да, но это было в прошлом. Теперь он не имеет определенных занятий и живет на проценты с капитала.
- Я так и подумал. Значит, он не исполняет обязанности comisario criminal? Он нам солгал!
- Это не имеет значения. Он донес о случившемся, не умолчал ни о чем. Итак, я удовлетворил ваши пожелания, теперь нужно установить личности обвиняемых. С вашим спутником я пока что не намерен возобновлять разговор, он оскорбил меня и в моем лице весь военный суд. Но вы человек воспитанный, благородный, скажите мне, кто он такой и как его имя?
- Это сеньор Маурисио Монтесо, совладелец эстансии Дель-Йербатеро, той самой, откуда вы нас похитили.
- Вы ошибаетесь, сеньор. Ваш спутник вовсе не тот, за кого себя выдает.
- Это он. Я свидетельствую.
- Ваше свидетельство здесь ничего не значит, поскольку вы сами обвиняемый. Ваш товарищ - простой йербатеро, заговорщик, слонявшийся по Монтевидео. Он обманул вас. Перейдем лучше к вашей персоне. Вы утверждаете, что вы иностранец и находитесь в нашей стране всего несколько дней. Вы можете это доказать?
- У меня есть паспорт.
- Попрошу вас его показать.
Отдавать ему в руки свое удостоверение я рисковал, оно вполне могло не вернуться ко мне. Он прочитал его, сложил и, как я и предполагал, прикарманил его. Затем спросил:
- Стало быть, этот документ ваш?
- Да. Я не имею обыкновения путешествовать с чужими документами в кармане.
- И, значит, вы в самом деле тот, за кого себя выдаете?
- Разумеется.
- Я верю вам, потому что вы не похожи на лжеца. Но у вас при себе есть еще какие-то предметы. Возможно, вы знаете, что у обвиняемого не должно быть в карманах ничего. Мне придется попросить вас предъявить мне все ваши вещи. Передайте деньги!
Я подал ему бумажник, а также кошелек.
- Трус! - услышал я злобное замечание Монтесо.
Я, естественно, не обратил внимания на это слово, но зато приметил место, куда майор препроводил мои деньги. Он сунул их во внутренний нагрудный карман своего синего форменного мундира, увешанного без всякой меры золотыми позументами.
- Как я вижу, у вас есть и часы, - продолжил он. - Вы понимаете, что мне придется их также отобрать у вас.
- Вот они, - послушно ответил я.
Он сгреб их в наружный карман мундира, промолвив удовлетворенным тоном:
- Есть ли у вас еще какие-то предметы, которые мне придется конфисковать?
- Мне нечего больше предоставить в ваше распоряжение. Теперь вы владеете всем моим имуществом.
- И вашим оружием тоже, - кивнул он. - Вы убеждены теперь, что целиком и полностью находитесь в нашей власти?
- Сознаю это.
- Это меня радует, теперь я смею ожидать, что вы покоритесь своей судьбе. Формальности, о которых вы упомянули, соблюдены, и мы можем перейти к делу. Я повторяю свой вопрос: считаете ли вы себя виновным в покушении на убийство?
- Об этом не может быть речи, поскольку убить намеревались именно меня.
Я вкратце рассказал, как все было, но люди слушали меня краем уха. Они потешались надо мной, когда я передавал майору деньги и часы. Кто же на самом деле был передо мной, солдаты или разбойники с большой дороги? Сам майор почти не слушал меня. Когда я закончил, он спросил:
- И вы утверждаете, что сказали правду?
- Да. Я могу поклясться в этом.
- Как обвиняемому вам не положено клясться. Заслушаем теперь свидетеля противной стороны.
"Комиссар" последовал этому призыву, заявив:
- Все, что говорит этот иностранец, - ложь. Он напал на моего друга, и, когда тот спасся бегством, он вместе с йербатеро преследовал его вплоть до самого дома. Там беднягу и избили до крови.
- Но не по моему распоряжению. Сеньор Монтесо подтвердит, что я был вдалеке, когда избивали того человека. Вскоре я вернулся, чтобы положить этому конец.
- Ложь, бесстыдная ложь!
- Вы слышите? Свидетель объявляет ваши слова ложью, - сказал майор.
- Конечно, у него есть свои причины на это, и все зависит теперь от того, кому вы верите, мне или ему.
- Конечно, ему.
- Однако вы уже говорили, что я не похож на лжеца.
- Это было сказано лишь по поводу того предмета, о котором мы говорили тогда.
- Но вы же сами согласились, что свидетель - лжец. Я не могу признать его свидетелем обвинения. Он обокрал своих хозяев.
- Это не относится к делу, сеньор. Я обязан верить его словам и осудить вас на смерть. Открытым остается еще вопрос о мятеже и государственной измене. Что вы скажете по этому поводу?
- Что понятия не имею, каким образом я стал виновен в подобном преступлении.
- Вам сразу же будет доказано, что вы говорите неправду. Сеньор Матео, что вы слышали в саду коммерсанта Риксио в Сан-Хосе?
Вот как! Этот парень подслушивал? Он жил в этом доме в бытность учеником и, стало быть, ориентировался и в саду.
- Я навещал своего старого знакомого в Сан-Хосе, - начал он свой рассказ, - тот работает пеоном у сеньора Риксио. Мы пошли в сад, и там нам довелось подслушать один очень интересный разговор. Оба Риксио сидели с немцем в беседке и говорили, что Латорре должен быть свергнут. Чтобы выполнить свой план, они хотели воспользоваться сходством иностранца с Латорре. Он собирался отправиться на север страны, выдать себя за Латорре и положить начало мятежу. Тем временем самого Латорре должны были заманить в уединенное поместье и задержать его там, чтобы он не мог доказать своего алиби, и потому был бы сочтен зачинщиком мятежа.
Видимо, солдатам заранее было известно все, что скажет этот лжец; я заметил это по их физиономиям, на которых нельзя было прочесть ничего, кроме любопытства, с которым они ожидали, как я буду "выкручиваться".