Пасынок
В тот день, когда София отмечала в Тульчине свое сорокалетие, там находился ее пасынок - старший сын Юзефины и Станислава Щенсны, тогда 21-летний Щенсны Ежи Потоцкий.
Гуляка и игрок, он жил в Петербурге, был произведен в камер-юнкеры. Происхождение и богатство могли обеспечить ему блестящую карьеру при русском дворе, если бы не его пагубная страсть к азартным играм и женщинам. Он бросал на ветер огромные деньги, благо родитель не отказывал ему. Его долги исчислялись астрономической цифрой - 2 млн злотых. Отец всякий раз оплачивал их, чтобы не быть скомпрометированным. Однако юный Потоцкий продолжал разгульную жизнь. О его пристрастии к картам ходили легенды. Говорили, что он мог неделями не отходить от игорного стола. Дошло до того, что молодого повесу под конвоем выпроводили из столицы, обязав жить в имении отца на Украине. Тот принял сына, оплатил его долги, даже подарил земли под Могилевом и 10 тысяч крепостных.
Неудивительно, что юный Потоцкий и София - каждый по-своему авантюрист - прониклись взаимной симпатией. Вскоре дружба переросла в греховную связь. Старый граф долгое время ни о чем не догадывался. А когда узнал, то не смог пережить позора и отчаяния. К тому же ему насплетничали, что не он отец второго ребенка, которого недавно родила ему София, а венецианский разбойник Караколли. Будто во время путешествия по Италии она подверглась нападению бандитов, и их главарь, пораженный красотой Софии, изнасиловал ее. Ребенка этого назвали Мечиславом. (После этого, правда, София подарила мужу двух дочерей - Софию и Ольгу - и еще одного сына, Болеслава.)
Оба известия - связь мачехи с пасынком и история с разбойником - подорвали здоровье графа. Он умер в Тульчине в конце марта 1805 года в возрасте 53 лет. Но и после смерти судьба оказалась безжалостной к нему.
После того как его отпели в костеле, тело оставили на ночь в часовне в открытом гробу. Каково же было удивление родных, когда наутро они нашли покойного стоящим у стены абсолютно голым. Оказалось, ночью кто-то пробрался в часовню и начисто обобрал покойного - снял драгоценности, ордена, даже мундир русского генерал-аншефа.
Сразу же после смерти графа объявилось 16 наследников - его дети от разных жен. Начался долгий имущественный спор. И почти все родственники выступили против Софии, как интриганки, незаконно претендующей на долю в наследстве. Они использовали положение из старого польского гражданского права, где не было статьи о совместном имуществе супругов. Общим признавалась лишь недвижимость, а права жены распространялись только на ее приданое и часть имущества мужа.
Если бы дело разбиралось в соответствии с этим законом, София оказалась бы у разбитого корыта. В лучшем случае она могла бы стать опекуншей той части наследства, которая должна была отойти к ее детям.
У Софии не было ни своего состояния, ни приданого, которое она принесла мужу, - иначе говоря, она осталась бы без средств к существованию. Единственное, чем она владела, - это земли в Белоруссии, подаренные ей Екатериной II, но и их она переписала в свое время на имя своего первого мужа.
Софии ничего не оставалось, как начать борьбу за наследство. Это осложнило ее и без того плохие отношения с детьми Потоцкого от первого брака. К тому же против Софии выступила Каролина Витт - вторая жена Юзефа Витта. Она хотела любой ценой расторгнуть свой неудачный брак и объявила его недействительным на том основании, что якобы в год ее свадьбы в 1801 году Витт все еще был мужем Софии. Следовательно, развод Юзефа Витта и Софии в 1785 году не являлся законным.
Каролина подала в суд. Если бы ей удалось добиться расследования, то были бы подвергнуты сомнению юридические основы брака Софии с Потоцким. А это перечеркивало бы все ее надежды на наследство. С помощью 100 тысяч рублей София уладила это дело с Каролиной, и та исчезла с ее горизонта.
После этого София отправилась в Петербург, чтобы добиться признания на права наследства. О своем тогдашнем положении она писала: "…после смерти моего дорогого мужа у меня отняли звание матери, кузины, тетки. Я сразу же стала в семье иностранкой… меня начали преследовать, а детей хотели превратить в незаконнорожденных. Теперь их намерены лишить и доли в наследстве. Завещание моего мужа, хотя оно им написано собственноручно, признано незаконным…"
В Петербурге, используя свои старые связи, Софии удалось добиться царского указа, признающего ее равное право на наследство. "Император посчитал своим долгом вмешаться, - писала она, - и, хвала Богу, теперь я спокойна".
Кто же помог Софии добиться царского расположения? Можно назвать, например, английского посла лорда Александра Гамильтона Дугласа. Все еще красивая сорокашестилетняя София сумела вскружить голову этому вельможе, который был моложе ее на целых семь лет. Она милостиво дозволила ему посещать ее спальню. Лорд настолько увлекся, что даже после того, как был отозван, не покинул Россию и продолжал быть верным рыцарем графини Потоцкой.
Благосклонно принимая поклонение Дугласа, София, однако, не платила ему верностью. Ее любовные связи в это время были, мягко говоря, весьма запутанными. Среди ее любовников особо надо выделить сенатора Николая Николаевича Новосильцева. Ближайший сподвижник молодого царя Александра I угодил в сети ловкой авантюристки и полностью подпал под ее влияние. Используя его положение, она и добилась царского благоволения.
Не желая быть неблагодарной, София написала сенатору: "Прошу тебя, заклинаю не отказать мне в милости принять прилагаемые 6 тысяч дукатов… Не испытывай никаких угрызений совести, так как, уверяю тебя, меня эти расходы вовсе не тяготят, кроме того, я живу в стране, где у меня огромное состояние".
Новосильцев принял деньги, и можно думать, что это было не в последний раз.
Связь эта продолжалась много лет. И все эти годы София, если судить по ее письмам, оставалась нежной, покорной и преданной, уверяла в неизменности своей любви к нему.
А как же ее роман с пасынком? Щенсны Ежи пребывал в Тульчине, засыпая Софию страстными письмами, полными упреков в неверности и обмане. Однако безоговорочно согласился с тем, что предлагала ему София: откупить у него заложенные и перезаложенные имения, а ему самому уехать за границу - поправить здоровье, подорванное распутной жизнью. София обязалась выплачивать ему ежегодно 15 тысяч дукатов. Взамен к ней переходили все имущественные права пасынка. Весной 1807 года Щенсны Ежи навсегда покинул Тульчин и уехал в Париж. София нежно простилась с ним (к этому времени она вернулась в Тульчин), до последней минуты не отказывая ему в правах любовника. Благо Новосильцев и лорд Дуглас были далеко. Сенатор ревновал, писал ей полные упреков письма. Она его успокаивала: "У тебя было право, мой друг, иногда сомневаться в моем чувстве… Тебе могло показаться, что я лишь изображаю любовь к тебе, чтобы обеспечить твою поддержку. Твои сомнения так естественны; на твоем месте я была бы даже более подозрительной". И призывала верить ей, что ее счастье неразрывно связано с ним и никого в мире, кроме него, любить она не может.
В то же время она много писала Щенсны Ежи и обещала приехать в Париж, как только позволят дела. Сама же летом 1808 года отправилась в Одессу, где ее ждал Новосильцев. Соперники были явно не в равном положении: в Париже - больной угасающий вертопрах, а здесь влиятельный сановник, от которого во многом зависело ее материальное и даже общественное положение. Все, чем она могла помочь молодому Потоцкому, - это поддерживать его деньгами. Хотя и знала, что бросает их в прорву. Он быстренько спускал все, что получал от нее, за зеленым столом. Она сетовала: "Ты плохо поступил, что растратил все деньги; будь разумным и пожалей меня; если ты и впредь будешь так же транжирить деньгами, мы оба обанкротимся". Как всегда меркантильная, она не забывает напомнить ему о том, чтобы он составил и прислал ей свое заверенное завещание.
И как в воду смотрела - в октябре 1809 года Щенсны Ежи Потоцкий закончил свой никчемный земной путь. Перед смертью он выслал ей свое завещание, по которому все, что ему принадлежало, должно было достаться сестрам по отцу - Софии и Ольге.
Вскоре случилась новая беда. У нее на руках в Тульчине умерла ее тетка Главани, та самая, что стояла у порога ее беспримерного восхождения и светской карьеры. Рассказывая об этом в письме Новосильцеву и посвящая его в историю своей жизни, она признавалась: "Ты давно и прекрасно знаешь, что я не всегда высказываю то, что на самом деле думаю, и еще реже делюсь тем, что действительно знаю; несмотря на кажущееся неумение хранить тайны, я всегда держу про себя то, что нужно". При этом, как всегда, не забывала просить сенатора помочь в финансовых и прочих делах. В частности, прикупить земли под Одессой и в Крыму. Однако она лишилась его поддержки. Новосильцев утратил расположение царя, покинул на время Россию и поселился в Вене.
А в Тульчине между тем по-прежнему было весело и многолюдно. Сменялась череда гостей. Особенно в дни именин хозяйки. Однажды на празднество попал английский художник Уильям Аллан. Он запечатлел красоту дворца и парка. А другой гость - французский литератор Август де Лагард де Шамбон в письме к другу так описывал прелести далеко не молодой хозяйки: "Было бы бессмысленным описывать красоту Софии Потоцкой. Тебе отлично известно, что ее знают в Европе как графиню де Витт. Все, чего она смогла достичь, ее собственная заслуга. Красота - это, конечно, дар природы, которым та щедро ее наградила. Обаяние собирало вокруг нее поклонников, достоинства ума заставляли искать ее общества, а благородство сердца завоевало ей истинных друзей. Рожденная в Стамбуле, она сохранила всю восточную грациозность, которая придает каждому движению тела такое необыкновенное обаяние. Можно сказать, что короли, государственные сановники, прославленные военачальники в обществе этой прекрасной женщины напоминали Сократа или Перикла, которые в беседах с Аспазией совершенствовали свой вкус и утонченность ума".
Де Лагард повстречался здесь, в Тульчине, и с престарелым Станиславом Трембицким, автором поэмы "Софиевка". И возгорелся желанием перевести ее на французский. Его охотно поддержала сама София и помогла издать книгу в Вене, украшенную литографиями с акварелей Уильяма Аллана.
Празднества в Тульчине прервал курьер из Петербурга. Он прибыл от Яна Витта, сына Софии от первого мужа, с известием, что дети Потоцкого и Юзефины вновь пытаются оспорить права мачехи. София поспешила в столицу.
Последующие девять лет жизни Софии, к сожалению, окутаны туманом. Где находилась она во время войны с Наполеоном? В Тульчине? В Петербурге? Что делала позже? Бывала ли за границей? Документы и архивы хранят об этом молчание.
Сын разбойника
Вновь мы встречаемся с Софией Потоцкой в 1817 году. В этот год ей удалось продать Тульчин государственному казначейству. Тогда же здесь была размещена штаб-квартира Второй русской армии под командованием генерала Виттгенштейна. Во дворце Потоцких частыми гостями стали офицеры штаба. Среди них и молодой генерал Павел Дмитриевич Киселев - начальник штаба. Ему было 29 лет, но за плечами у него уже было богатое военное прошлое. Блестящий офицер влюбился в Софию - старшую дочь графини и попросил руки шестнадцатилетней красавицы. Мать одобрила его намерения. Состоялась помолвка. Но непредвиденные обстоятельства растянули период помолвки на несколько лет. Это было связано с семейным скандалом, вынудившим мать и дочь покинуть Тульчин.
Из всех своих детей от Потоцкого София больше всех любила свою тезку. Младшая София напоминала мать не только внешне. Они были похожи и характером. К остальным детям графиня относилась гораздо спокойнее. Исключением был, пожалуй, еще Ян Витт (Иван Осипович) - сын от первого брака. Она всегда проявляла заботу о его материальном положении, делала дорогие подарки, регулярно выплачивала большую сумму, чем страшно раздражала пасынков и других своих детей, особенно сыновей, и в первую очередь второго сына от Потоцкого - Мечислава.
В 1820 году графине Софье исполнилось шестьдесят лет. Ее старшей дочери Софии - девятнадцать, младшей Ольге - семнадцать. Старший сын, двадцатидвухлетний Александр, служил в гвардии, второму сыну Мечиславу было двадцать лет, и он рвался к управлению всем семейным имуществом, считая, что мать плохо с этим справляется. Пятнадцатилетний Болеслав только что закончил домашнее образование. Матери, естественно, не нравились притязания Мечислава. Когда же он, воспользовавшись ее отсутствием, подобрал ключи к ее комнатам и вынес все мало-мальски ценное, она едва не лишилась рассудка. Сын заявил, что взял лишь то, что принадлежит ему по праву. И вообще посоветовал ей поскорее убраться из дворца, ибо теперь здесь он будет безраздельным хозяином. Во время этой сцены Мечислав сохранял абсолютное спокойствие, чем еще больше вывел мать из себя. София вызвала в Тульчин Александра. Вместе с сестрами он пытался уговорить брата, но тот даже не вышел к ним. Через камердинера передал, что нездоров. Матери ничего другого не оставалось, как вместе с детьми покинуть Тульчин и переехать к Болеславу в Немиров.
Здесь она с помощью юриста составила бумагу и направила ее в суд. Чем же ответила она на выходку сына? София утверждала, что Мечислав не является сыном Станислава Щенсны Потоцкого. Его подлинным отцом был-де венецианский бандит Караколли, силой овладевший ею во время путешествия по Италии. Это значило, что Мечислав не имеет права носить фамилию Потоцкого и тем более претендовать на долю в его наследстве.
Как реагировал Мечислав на это сногсшибательное признание матери? Не менее сенсационным заявлением. Он публично заявил, что его "мать является известной всей Европе распутницей и блудницей, возможно, что и венецианский разбойник имел с ней связь, и вполне вероятно, что именно от него он, Мечислав, и рожден. Но поскольку Станислав Потоцкий признал его своим сыном и крестным знамением подтвердил это, то на этом основании он является полноправным претендентом на обладание выделенного ему состояния, на которое никто, кроме него, не имеет права".
Разгневанная София подала жалобу царю. Тот, возмущенный поведением Мечислава, хотел было сослать его в Тобольск. Однако благодаря вмешательству братьев смягчил свой гнев. Мечислав должен был принести матери свои извинения, что он и сделал. Но согласия между ними уже никогда не было. Оба извлекли из этого конфликта урок - никогда не делать семейные раздоры всеобщим достоянием.
После этих бурных событий София навсегда перебралась в Умань. А Мечислав остался в Тульчине. Вскоре София вынуждена была выехать в Петербург, чтобы там следить за процессом, который давно вели против нее ее пасынки Станислав и Ярослав, сыновья Потоцкого от Юзефины, по поводу части наследства.
Тем временем приближалась свадьба юной Софии и Киселева. Был назначен день. По традиции жених направил письмо императору, в котором писал о предстоящем событии и сообщал сведения о будущей супруге. Царь милостиво поздравил своего генерала, одобрил его выбор и сделал такую приписку: "Прошу передать мои поздравления и выражение уважения прекрасной графине Софии". А когда некоторое время спустя получил от Софии саженцы особых, ранее не встречавшихся в России итальянских тополей, собственноручно написал Софии Потоцкой письмо. "Вы подумали об украшении того места, которое я так люблю, уважаемая графиня, - писал Александр I. - Я весьма вам признателен и прошу поверить, что посылка этих саженцев меня очень и очень взволновала. Высказывая вам благодарность за эту милую память, спешу присовокупить к благодарности свои поздравления в связи с тем событием, к которому готовится ваша семья. Солдат, которого вы решились в нее принять, очень высоко ценим мною. Его таланты и заслуги завоевали мое к нему уважение и привязанность; его характер и редкие достоинства, о которых мне известно, безусловно принесут счастье той, руки которой он оказался пожалован".
Летом 1821 года состоялась свадьба. Она стала одной из последних радостей, какие познала в своей жизни София.
Супруги Киселевы поселились в Тульчине, но не во дворце, где полновластно царил Мечислав, а в штаб-квартире Второй армии. Одно огорчало Софию - она не смогла участвовать в церемонии бракосочетания. Вынуждена была спешно выехать в Петербург, где Сенат готовился вновь рассмотреть затянувшуюся тяжбу о наследстве.
В Петербурге она впервые почувствовала себя плохо. Как потом выяснилось, это была неизлечимая болезнь, скорее всего рак матки. Теперь ее заботила лишь судьба младшей дочери - она спешила устроить ее счастье. Претендентов на руку Ольги было немало. Среди прочих мать отдавала предпочтение Милорадовичу - петербургскому генерал-губернатору. Однако сама Ольга не очень жаловала престарелого вояку. Потом появился еще один кандидат на руку Ольги - Павел Лопухин, тридцатитрехлетний офицер из древнего княжеского рода. Были и другие. Всех их Ольга одинаково одаривала своим вниманием, не останавливая, однако, свой окончательный выбор ни на ком. В этом походила на мать, что впоследствии станет особенно очевидно.
Разборчивость дочери огорчала Софию. Она спешила - ведь жить ей, она чувствовала, осталось недолго.
В декабре 1821 года София писала старшей дочери, что переживает все муки ада и ужасно страдает. Виной тому, как ей казалось, был петербургский климат. Но покинуть столицу не могла, так как спор с наследниками не был завершен. Наконец сообщила, что дело приняло для пасынков плохой оборот. "Ох! Если бы я чувствовала себя хорошо, как бы я радовалась окончанию процесса, который в течение восьми лет был моим мучением!" Добиться благоприятного исхода дела помог Киселев, прибегнув к помощи царя.
Между тем здоровье Софии катастрофически ухудшалось. Требовалось лечение за границей. Надо было спешить. За два дня до отъезда София написала подробное завещание. В нем скрупулезно изложила свою волю. Отдала должное старшему сыну, штаб-ротмистру конного лейб-гвардии полка Александру, хвалила Болеслава, благословила дочерей - Софию и Ольгу. Сурово осудила Мечислава, отказав ему в праве на долю наследства. А оно оказалось огромным: движимое и недвижимое имущество общей стоимостью свыше 10 миллионов рублей. А ведь это была только часть (притом меньшая) огромного состояния ее мужа Станислава Щенсны Потоцкого. Ей принадлежали земли в Киевской, Подольской, Херсонской и Екатеринославской губерниях с 37 тысячами крепостных душ мужского пола. В числе движимого имущества: многочисленные стада скота, верховые и рабочие лошади, драгоценности, наконец, крупные суммы денег, обеспеченные серебром и золотом.