- Вот именно, - подтвердил Юлиус, который только что покончил с утомительными выплатами наемникам и был не расположен спорить. - И нечего жаловаться мне на его щедрость, тем более, что он заполучил к себе все сбережения Асторре.
- Что? - переспросил лекарь.
- Пигелло предложил Асторре вдвое больший процент, чем Флёри, и Асторре тут же перевел все свои деньги к Медичи. Полагаю, это хороший знак. Медичи уверены, что Ферранте останется королем Неаполя. Или ты думаешь, они идут нам навстречу из-за твоего дядюшки?
- Из-за моего дядюшки, который герцогский лекарь? Нет, - покачал головой Тоби. - Он явился навестить меня в ваше отсутствие, и ясно дал понять, что считает, будто я сражаюсь на стороне проигравших. Так что лучше идти от противного. Ферранте терпит поражение, Асторре убит, и Медичи оставляют все деньги себе. Меня это не слишком интересует, но не знаешь ли ты, прибыл уже Лионетто в Италию, или нет? А если да, то на чьей он стороне?
- А что? - поднял брови Юлиус. - Если он за Анжу и французов, а не за Ферранте, то ты перебежишь к нему?
- Со всем моим золотом? Весьма заманчиво, - подтвердил Тоби. Шляпу он сдвинул на затылок. Лицо с четко очерченными ноздрями оставалось совершенно невозмутимым. - Тебе следовало взять с собой нашего математического гения, чтобы он все подсчитал. Где был Клаас вчера?
- Вторая колонка слева, третье имя снизу, - отозвался Голиус. - У меня пока нет копии списка, но их продают во дворе за неплохие деньги.
- Так пойдем купим, - предложил Тоби. - Я найду Клааса Он всегда так делает?
- Не знаю. Я никогда прежде не бывал с ним в незнакомом городе, - ответил Юлиус. - Полагаю, он что-то ищет.
- Безопасность в цифрах, - лаконично проронил Тоби.
Когда Юлиус ушел, он не стал утруждать себя, посылая за Клаасом, поскольку от своего дяди уже знал, чем занимается Клаас и где именно. Он просто сдвинул шляпу на лоб, отряхнул свой короткий черный дублет и, накинув плащ, отправился в великолепный особняк Аччайоли.
Глава 14
Миланский особняк Аччайоли располагался между пылью и грязью собора и пылью и грязью Кастелло, неподалеку от торговой пьяццы. Здесь дома выстраивались вдоль улиц в непрерывную линию, чередуя тесаный камень, красный кирпич и обработанный мрамор. Стояли внушительные особняки с выступающими свесами крыш, полукруглыми окнами и гербами над входом. Были там церкви и внутренние дворы, были башни и винтовые лестницы, и балконы, и деревянные надстройки на верхних этажах, перекидывавшиеся через улицу, подобно крытым мостикам.
Большой колокол на Бролетто прозвонил как раз в тот миг, когда Тоби покинул запруженные торговые улицы и оказался в той части города, где женщины встречались гораздо реже, а мужчины, спешащие поскорее убраться с холода, носили широкополые или высокие шляпы, или изысканные тюрбаны, или черные шапочки, положенные по их ремеслу, и кутались в тяжелые плащи поверх утепленного дамаста. По привычке, Тоби вглядывался в лица людей, делая выводы о здоровье города. Теперь, когда здесь правил герцог, похоже, дело пошло на лад. Впрочем, в таком квартале все равно не увидеть голодных, калек или покалеченных преступников. Им место среди бедноты и ремесленных лавок. Именно там медик сталкивался и с такими бедами, как ожоги и глухота оружейников.
Те кварталы Тоби часто посещал студентом, но сейчас вспоминал отнюдь не об их нищете. Он вспоминал жар и грохот, и веселые голоса. Зимой в Милане повсюду можно купить жареные каштаны. Он лакомился ими с друзьями, закинув ноги на лавку у наковальни и перекрикиваясь с приятелями и с кузнецами. Именно его привычка болтать с кузнецами, порой думал он, и сделала его тем лекарем, каким он стал.
Дом Аччайоли был именно таким, какие предпочитают семьи банкиров. Он был скорее длинным, чем высоким, с огромными двойными дверями, которые вели не в приемную, но в короткую крытую галерею, выходившую на квадратную площадь, казавшуюся изысканной даже под дождем, благодаря расставленным повсюду зеленым растениям в кадках. На другой стороне двора располагались приземистые здания, - скорее всего, конюшни: те самые, в которых разместили лошадей, с таким трудом доставленных для Пьерфранческо Медичи, женатом на одной из Аччайоли. Откуда-то неподалеку доносился клекот ястребов. Сбоку лестница вела на основной этаж. Привратник, не выказавший никакого удивления при появлении гостя, проводил мессера Тобиаса Бевентини вверх по ступеням, откуда начинался узкий балкон, шедший по всему фасаду здания. На полпути неожиданно открылась дверь. На пороге оказался его дядя.
- Не очень-то ты и спешил, - заявил Джалматтео Феррари да Градо. - Повесь плащ вот сюда Ты готов к тому, что сейчас должно произойти?
- Я не знаю, что должно произойти, - холодно отозвался Тоби. - Я могу лишь повторить, нет никакой связи между мной и этим мальчишкой. Что бы он ни натворил, это все под его ответственность.
Когда он был лишь немногим старше, чем Тоби сейчас, его дядя Джамматтео уже стал профессором в университете Павии, основанном герцогом Миланским. И за все последующие тридцать лет Джамматтео никогда не покидал факультет, если не считать вызовов нынешнего герцога, его покровителя. Впрочем, разумеется, он также за немалую плату оказывал услуги тем знатным и известным людям, которые были чем-то дороги герцогу.
Когда Тоби, получив превосходное образование, отказался от мирной университетской жизни, взамен того отправившись бродить по свету с торговцами и наемниками, маэстро Джамматтео публично умыл руки и отказался от племянника, тем самым лишая того возможности прикрываться дядюшкиным именем. Поступок сей и некоторые сказанные при этом слова пришлись Тоби не по сердцу, равно как и тот факт, что даже далеко в свои преклонные годы профессор оставался цветущим и здоровым, с выразительными чертами веселого лица, которых так недоставало самому Тоби, не говоря уж о бороде и о густой каштановой шевелюре, едва тронутой сединой.
- Он здесь? - поинтересовался Тоби.
- О, да, - отозвался дядя. - Как ты знаешь, он привел лошадей для Пьерфранческо. Мессер Аньоло с сестрой пригласили его зайти вновь, даже прежде чем послали за мной. Весьма приятный юноша. Мы все с удовольствием пообщались с ним. Он очень благодарен за все, что ты сделал для него. Выходил его после драки на Даллме; и потом выручил в Женеве. Мы знаем, что вы были очень близки. И ты понимаешь, что после того, как ты столь внезапно покинул капитана Лионетто, может показаться, что этот мальчик чем-то привлек тебя?
- Нет, я тебе уже сказал. Не он меня привлек, а отторг капитан Лионетто, - отрезал Тоби. Несомненно, слова дяди были полны двусмысленности. Чужие пороки всегда забавляли Джамматтео. Тоби немного успокоился. Вот, значит, почему он здесь. По крайней мере, это означает, что дяде ничего не известно о краске для волос и любовных эликсирах, и об остролисте. Или о возможном богатстве, ключ к которому в руках загадочного паренька, которого, возможно, Тоби удастся убедить довериться ему.
- Лионетто, как мне сказали, тоже не питает к тебе горячей любви, - весело продолжал его дядя. - Твой бывший капитан сейчас в Милане и собирается наняться к Пиччинино. Советую быть осторожнее. Ну да ладно, твой молодой человек сейчас в личных апартаментах мессера Аньоло с его сестрой и друзьями. Пойдем со мной, чтобы ты мог забрать его оттуда.
- В личных покоях? - переспросил Тоби.
- По-моему, они играют в карты, - благодушно улыбнулся профессор.
Комната отдыха в доме Аччайоли напоминала обычный рабочий кабинет, лишь чуть богаче украшенный, хотя здесь был красивый камин, от которого шел яркий свет. Все прочие светильники были составлены на другом конце комнаты, вокруг карточного стола, за которым сидели четыре человека, тогда как трое других стояли у них за спиной. Завидев Тоби с профессором, один из игроков с рассеянной улыбкой обернулся к ним и поднял палец.
- Одно мгновение! Умоляем вас о снисходительности. Марко, Джованни. - Может быть, наши гости выпьют вина, пока мы заканчиваем игру?
Из слуг в зале никого не было, стало быть, игрок обращался к стоящим рядом гостям, - третьей была юная и хорошенькая девушка. Тоби не знал никого из них. С вежливой улыбкой он повнимательнее оглядел присутствующих.
Тот игрок, что поприветствовал их, несомненно, был хозяином дома. Крепко сбитый, властный, с желтоватым лицом, - это, должно быть, сам банкир Аньоло Аччайоли, внук Донато, князя Афинского и родич мессера Николаи, одноногого грека, прибывшего в Брюгге из Шотландии. Женщина рядом с ним, скорее всего, Лаудомия, его сестра, супруга отсутствующего Пьерфранческо, или, возможно, сводная сестра: красивая женщина, намного моложе самого Аньоло, одетая на флорентийский манер, с прической и рукавами, украшенными самоцветами, и глубоким вырезом на груди.
Рядом с ней обнаружился некто знакомый, но не грек и не флорентиец. Худощавый, смуглый молодой человек, довольно скромно одетый, которого Тоби в последний раз встречал совсем в ином окружении, в отряде англичан-ланкастерцев. В том самом отряде, который остановился подобрать брата Жиля и попал под первую из клаасовых лавин.
Англичанин, здесь?
И тут этот англичанин с улыбкой обратился к Клаасу на чистом французском, который явно был его родным языком, а Клаас, дав вежливый ответ на том же языке, назвал его "месье Гастон". Женщина со смехом положила на стол карту и обратилась к подмастерью, на сей раз по-итальянски. Он ответил тут же: не совсем безупречно, но с чистыми болонскими интонациями, которые, должно быть, подхватил от Юлиуса, а отнюдь не на савойском наречии. Похоже, он неплохо разбирался в таких вещах.
Они, разумеется, забавлялись с ним.
Дядя Тоби, держа в руке бокал, пробормотал по-латыни:
- Почему бы не испытать его на этом языке? Или по-гречески?
Клаас широко улыбнулся, не отрывая взгляда от карт.
- Маэстро, избавьте меня. Я не способен ходить на руках и одновременно бороться со столь сильными игроками.
Он положил карту на стол и бросил на Тоби взгляд, полный заговорщического восторга. Если бы он только мог, Тоби с радостью вернул бы время вспять, чтобы не было никаких необдуманных рыцарских поступков при Дамме и в Женеве, которые связали его с этим опасным безумцем. Он с подозрением уставился на Клааса.
Манеры мальчишки, будь он неладен, казались безупречны.
Почтительны, но с той толикой веселости и простоты, которая вызывала приязнь вельмож. Одежда была опрятной. Пусть рядом с остальными он скорее напоминал слугу, но это было лучшее, что могла ему позволить вдова Шаретти, и, несмотря на тяготы путешествия, синяя ткань дублета Клааса сохранила достаточную жесткость, чтобы изящно облегать его широкие плечи. Солдатский ремень перетягивал талию там, где раньше болтался грязный фартук, а высокий ворот подчеркивал крепкую шею. С его взглядом и широкой улыбкой ничего нельзя было поделать, но они больше не казались бессмысленными. Это открытие Тоби сделал еще в Брюгге.
Вновь настал черед юнца. Руки, державшие карты, были все такими же мозолистыми, как прежде, но теперь синяя краска окончательно сошла с кончиков пальцев. Тоби следил, как эти пальцы медленно перебирают веер продолговатых карт, выбирают одну, выкладывают ее на стол.
Последовало недолгое молчание, которое Тоби, ничего не знавший об этой игре, не ведал, чему приписать. А затем Лаудомия с улыбкой посмотрела на него своими ясными серыми глазами.
- Опять!
- По-арабски, - предложил Клаас. - Вам следовало заставить меня говорить по-арабски, тогда бы вы отыгрались.
Карты были раскрашены от руки в красный, синий и золотой цвет. Такая колода, должно быть, стоила дороже, чем весь наряд Клааса с головы до пят.
- Постойте! - предложил француз Гастон. - Прежде чем мы все выложим свои карты, Никколо, друг мой, что у нас на руках?
Никколо?
Он посмотрел на Клааса.
Тот заметно оживился.
- А вы сами не знаете? Месье, тогда, должно быть, вы часто проигрываете.
Мессер Аньоло улыбнулся, перехватил взгляд стоящего рядом Джованни.
- Назовите мне мои карты, юный друг, - предложил он. - Что у меня в руке?
- Вожжи, - беззлобно отозвался Клаас. - Итак, месье, вы начали с девятки. И так и не отдали ее. Потом к вам пришла тройка и королева Все они bastoni. После этого…
Одну за другой он назвал все до единой карты, потом проделал то же самое и с остальными игроками. Джованни проверял, переходя от одного к другому. Он не ошибся ни разу.
Вид у Клааса был одновременно обрадованный и смущенный.
- Это все от красильни, - пояснил он. - Длинные списки ингредиентов - очень полезно для памяти. И стихи. Мы сами их сочиняем и поем, пока размешиваем ткань. К тому времени, как вставишь туда всех своих знакомых, они становятся очень длинными. - И он оглядел собравшихся с приглашающим видом, словно готов был спеть для них, если господа пожелают.
- Ты слышал, Джованни? - воскликнул мессер Аньоло. - Ты ведь тоже был красильщиком. В следующий раз, когда сядешь играть с нами в карты, смотри не оплошай.
Тоби заметил, что его дядя улыбается.
Наконец тот подал голос:
- Могу ли я представить вам своего племянника Тоби? Или нам лучше уйти прочь, чтобы вы могли начать новую игру с вашим многообещающим любителем арифметики?
Но игра, похоже, была закончена. Хозяин дома поднялся вместе с сестрой и вышел из-за стола Гостей усадили, представили всем присутствующим. Хорошенькую девушку звали Катериной, а Марко Аренти, ее супруг, был флорентийским торговцем, который экспортировал шелк в Афины и Константинополь. Более того, он оказался еще и ценителем изящных искусств. И, похоже, не возражал, когда Катерина усадила Клааса рядом с собой.
Джованни да Кастро был крестным сыном папы римского и занимал высокий пост в Апостольской Палате: его святейшество уважал мессера да Кастро за деловую сметку. Прежде он был красильщиком. Просто совпадение. Красил привозные ткани в Константинополе, вплоть до нападения султана шесть лет назад. Ему удалось уцелеть. Чистое везение.
Тоби очень надеялся, что на лице его не отражается никаких чувств. Он ведь в доме Аччайоли, так чему удивляться, если все гости прежде вели дела в Константинополе, Афинах или Морее? Он вспомнил еще об одном члене семьи, о котором пока никто не упоминал, и обратился к да Кастро:
- Вам больше повезло, чем мессеру Бартоломео, брату грека с… того родича мессера Анджело, который сейчас в Европе собирает деньги для выкупа. Есть ли какие новости о нем? Освободят ли его, когда будет собрано золото?
С самого Брюгге, грек и его пленный брат представляли для Тоби огромный интерес. Он был удивлен, когда да Кастро не поспешил с ответом.
Вместо него отозвалась Лаудомия:
- Дражайший мессер Тобиас, его освободили несколько месяцев назад. Медичи уплатили выкуп и были столь щедры, что согласились отдать свои собственные деньги, и не торопили нас с возмещением.
- А к тому времени, разумеется, ставки изменятся, - заметил Тоби.
Монна Лаудомия улыбнулась.
Папский крестник, наконец вступивший в разговор, засмеялся:
- Это единственное, что никогда не остается неизменным. Но, разумеется, вопрос будет решен таким образом, чтобы мессер Бартоломео мог продолжить торговлю. Конечно, всему есть своя цена Налоги на христиан просто невыносимы. Но так или иначе, Бартоломео Джорджо никогда не останется в накладе.
- Вы хотите сказать, - уточнил Тоби, - что он по-прежнему торгует в Константинополе, даже под турками? Хотя вам самому пришлось уехать?
И вновь небольшая пауза, после чего да Кастро пожал плечами.
- Есть религия и есть деньги. Иногда приходится выбирать. Нет, я не завидую Бартоломео. У меня и здесь неплохо идут дела.
- А что, если ваш крестный, - предположил Тоби, - начнет свой крестовый поход и отобьет Константинополь у турок?
Мессер да Кастро взглянул на него с удивлением.
- Тогда я смогу вернуться, если пожелаю. А мессер Бартоломео сможет торговать без турецких пошлин. Счастливый исход для всех нас.
- Если уцелеет, - заметил Тоби. - Чем он торгует? Он тоже красильщик?
И вновь заминка.
И вновь ответила Лаудомия Аччайоли:
- Бартоломео родом из Венеции. Вы полагаете, что трудно оправдать родича, который имеет дело с язычниками? Но султан благоволит к венецианским торговцам. Султан дозволяет им сохранять свои обычаи и веру, а они хорошо платят ему за это. Бартоломео покупает шелк-сырец на Востоке и продает или меняет его в Константинополе на тканый шелк. Кроме того, его весьма интересуют квасцы.
- Квасцы? - переспросил Тоби и закашлялся.
Лаудомия Аччайоли посмотрела на него.
- Я думала, его брат говорил вам. Бартоломео управляет рудниками в Фокее, по поручению султана.
Клаас, ах ты, негодяй!.. И дражайший дядюшка Джамматтео, который сидит здесь и разглядывает потолочные балки. Во что я ввязался? Что они тут затеяли? Что мне делать? Продолжать, словно ничего не случилось.
И Тоби произнес:
- Теперь я понимаю, почему вы так надеетесь на крестовый поход.
- Или на другой источник квасцов, - подтвердила монна Лаудомия. - Ведь это ваша большая мечта, не так ли, мессер Джованни? Чтобы ваш крестный отец понтифик позволил вам провести поиски минералов на его землях? Представьте, что это будет означать, если удастся найти квасцы!
Крестник папы римского поднялся с места.
- Боюсь, что сейчас это едва ли возможно. Монна Лаудомия, мессер Аньоло, позвольте мне откланяться.
Тоби был ничуть не удивлен. Он попрощался с гостем, которого хозяин дома проводил к выходу. Его дядюшка с какой-то неприятной улыбкой вновь демонстративно уселся на свое место, и, немного помедлив, Тоби последовал его примеру. Клаас сделал вид, будто не замечает убийственных взглядов лекаря, и продолжил болтать по-итальянски с Марко Паренти и его супругой.
Француз, игравший с ними в карты, присел на стул рядом с дядюшкой Тоби.
Тот окликнул племянника:
- Тобиас! Ты, кажется, еще не знаком с месье Гастоном дю Лионом?
- Напротив, - возразил Гастон дю Лион. - Мы с месье Тобиасом встречались в горах пару дней назад, и сейчас он наверняка задается вопросом, почему я путешествовал вместе с англичанами.
В этот момент Тоби меньше всего хотелось задумываться над возможным ответом.
- Надеюсь, вы не слишком промокли в снегу, - только и сказал он.
- Я остался совершенно невредим. Нет, я отправился вместе с милордом Уорчестером исключительно в целях безопасности. По-моему, у него создалось впечатление, будто я являюсь верноподданным короля Карла и направляюсь в Рим поклониться святыням.
- Но Клаас знал, кто вы? - поинтересовался Тоби.
- Мне это было бы весьма неприятно. Нет, он не знал. И проявил если не раскаяние, то по крайней мере вежливость, узнав, кто я такой.
- И кто же?
- О, я француз, - ответил месье Гастон. - Но я служу не королю Франции, а его ссыльному сыну, дофину. Я камергер дофина Людовика и по его дозволению прибыл в Милан на февральский турнир. Я живу лишь ради турниров. Это величайшее наслаждение.