Ансельм Адорне без лишней спешки поднялся и вышел, а затем вернулся с дочерьми в комнату, где их уже ожидал верный друг Клаас, с улыбкой приготовивший очередную головоломку из пряжи, намотанной на пальцы.
К тому времени, как невеста была готова отправляться восвояси, Адорне не мог усмотреть ничего достойного порицания в манерах ее спутника. Николас произнес взвешенные и, похоже, вполне искренние слова благодарности хозяину дома и его супруге Маргрит. Затем он взял плащ демуазель и накинул ей на плечи. Она с улыбкой взглянула на него: румянец уже вернулся на щеки, а с ним, похоже, и былая отвага.
Боже правый, что за свадьба! Что за свадьба!
Адорне вместе с Маргрит проводили демуазель с мужем, благословив их на прощание, и по каналу на своей барке те отправились домой. Засмотревшись на них, Ансельм Адорне не заметил, как в дом вошел его сын Ян. Вечно голодный, как все студенты, он принялся донимать слуг расспросами, жадно набивая рот остатками пиршества, и услышал совершенно невероятный ответ. Ответ, который никакая сила на свете не заставила бы его удержать при себе.
Глава 27
Звон полуденного колокола не донесся до слуха Феликса де Шаретти, который, страдая от потери денег и девушки, предпочел залечивать раны, нанесенные его самолюбию, в Портерслоджи, где собирались члены Общества Белого Медведя. Того самого общества, символ которого, расположенный на углу здания, некогда, по слухам, обнимал этот глупец Клаас, после того как переплыл канал и забил до смерти драгоценную гончую Саймона Килмиррена. Но это было еще в те времена, когда болвану Клаасу еще хватало ума веселить его, когда он еще не указывал Феликсу, что можно делать, а чего нельзя, с такими девицами как Мабели. По правде сказать, Феликс на самом деле ничуть не жалел, что избавился от нее. Оказалось, что у нее не было ни малейшего желания расставаться с Джоном Бонклем, и сам Джон Бонкль не хотел расставаться с ней. Просто они с Янникеном тогда слишком много выпили.
Сегодня Феликс старался не слишком налегать на пиво, чтобы произвести благоприятное впечатление. Общество Белого Медведя, устраивавшее турнир после Пасхи, являлось братством избранных, куда доступ был открыт лишь знати и самым состоятельным горожанам. Торговцы тканями, шелком и мехами с трудом завоевывали право на членство, - ну и, разумеется, крупные владельцы недвижимости. Членов ремесленных цехов здесь не слишком одобряли, хотя Братство делало исключение для содержателей постоялых дворов и владельцев больших меняльных контор. Будучи сыном менялы, Феликс подходил под эту категорию. О красильне и сукновальне он не обмолвился ни словом. Вот почему ему страшновато было входить в этот красивый особняк прямо напротив моста через канал и приветствовать там тех людей, которых он нередко встречал в обществе своей матери, и принимать их приглашения на бокал вина.
Ему пришло на ум, что если он намерен приходить сюда чаще, то ему понадобится больше денег. Ему и без того требовались немалые средства, если он намеревался подготовиться к турниру как положено. Да, у него были доспехи и кое-какое оружие. Но нужны будут еще копья, а также запасной щит. И наконец, самое главное - лошади.
Их нужно иметь не меньше двух, крупных, сильных и специально обученных. Один такой жеребец имелся у них на конюшне; он прежде принадлежал отцу Феликса, хотя тот, разумеется, не участвовал ни в каких поединках, а садился в седло лишь для того, чтобы произвести впечатление на горожан, когда приходил его черед быть капитаном стражи на городских стенах. Чтобы купить второго, Феликсу придется влезть в долги. Он уже почти добился согласия от Уоллеса, но многие из его знакомых сами собирались участвовать в турнире. Брейдели и Меттенеи, Брадериксы и Халлевины, и Темсеки. Эта традиция передавалась у них от отца к сыну: принять участие в турнире и попытаться добыть рог или копье, или самого Медведя. В дни былой славы ради этого в Брюгге прибывал даже весь Бургундский двор. Такие люди, как Жак де Лален и Бургундский Бастард.
Феликс ощутил озноб, но героически отказался от очередного предложения выпить. Ему необходима лошадь получше и второй щит. Не может же он сражаться с великими рыцарями, вооруженный как попало? Он с жадностью прислушивался к разговорам о турнирах, впитывая все доступные сведения о том, как и где лучше к ним готовиться. Конечно, ему следовало бы явиться сюда с таким опытным членом братства, как, к примеру, Ансельм Адорне, хотя тот и выговаривал ему, как мальчишке, во время их последней встречи, - в тот раз, когда Клаас опрокинул в воду пушку, нырнул за энненом той девицы и сломал кому-то деревянную ногу.
Он заметил внезапно, как Ян Адорне машет ему из дверей, и решил, что, на худой конец, сойдет и тот. Конечно, в пятнадцать лет Ян еще слишком молод, чтобы участвовать в состязаниях. Но наверняка ему доводилось бывать в Портерслоджи с отцом. Феликс, в свою очередь, указал на бокал, приглашая молодого человека к нему присоединиться. От широкого жеста длинный рукав едва не перевернул кувшин. Он очень тщательно оделся для сегодняшнего дня: рукава, украшенные лентами, подбитый дублет под плащом, который, по словам портного, делал честь его груди. Памятуя о толпе, он предпочел надеть очень высокую шляпу, а не одну из широкополых. Жаль вот только, что ворот так жестко застегнут под подбородком, что почти невозможно взглянуть вниз, и он то и дело рукавами задевает людей, сидящих рядом.
Но Ян почему-то и не думал направляться к нему, а, по-прежнему стоя в дверях, делал какие-то странные жесты. Раздосадованный, Феликс протолкался поближе и понял причину. Их там собралась целая толпа. Бонкль, Серсандерс, Лоренцо Строцци среди прочих. Просто поразительно, как Лоренцо Строцци удается всякий раз ускользать со своего рабочего места. Или, может, колокол звонил на обед? Нет, он ведь уже обедал сегодня. С тех пор прошло немало времени.
Добравшись до двери, Феликс заявил:
- Нет, я к вам не выйду. Я занят. Чего тебе надо?
- Феликс! - только и промолвил Ян. Больше он не сказал ничего, и все остальные тоже не промолвили ни слова. Лица у них были какие-то странные, но, по правде, никто из его приятелей не отличался красотой. Однако сейчас и выражение лиц было каким-то необычным, словно они хотели что-то сообщить ему, и сами толком не знали, не то это отличная шутка, не то катастрофа. На миг он встревожился. Но тут же один из младших прихлебателей, толпившихся позади, прыснул с каким-то странным присвистом, словно кипящий рыбный котел, и согнулся пополам, держась руками за живот. Слюна попала Феликсу на пуговицы, и он с отвращением стряхнул ее.
Ладно, выходит, ничего страшного не произошло, если они так веселятся. Теперь Феликс окончательно уверился, что приятели просто решили над ним пошутить.
- Если вам нечего сказать, я возвращаюсь в зал. Очень глупо с твоей стороны, Ян, приводить такой сброд в клуб, куда ходит твой отец. Всего вам доброго.
Он развернулся, намереваясь уйти, но в этот самый миг один из городских эшевенов, обошедший его приятелей стороной, задержался в дверях, и Феликсу пришлось обождать. Когда дверь открылась вновь, то, к ярости своей, он услышал, как Ян Адорне принялся кричать. Это было невыносимо. Побелев от злости, Феликс обернулся в последний раз и рявкнул приятелям:
- Убирайтесь! Прочь! Все прочь! Я не хочу вас видеть!
- Феликс! - привзвизгнул Ян Адорне. - Клаас-подмастерье женился на твоей матери!
Дверь закрылась, но Феликс этого даже не заметил.
- Что?
Другой мальчишка немедленно повторил то же самое, тщательно выговаривая слова, как школьный учитель.
- Твоя мать вышла замуж за Клааса?
- За Клааса-подмастерье, - подтвердил голосок сзади, И третий:
- У Яна в доме. Сегодня утром.
Так вот она, их шутка Феликс почувствовал, как лицо его наливается кровью. За спиной у его так называемых друзей возчик с широкой ухмылкой остановил лошадь; и двое торговцев, которые, споря о чем-то, проходили мимо, задержались и оглянулись. А позади него дверь клуба распахнулась вновь, но на сей раз так и осталась открытой, и головы всех сидящих внутри обернулись к ним.
Не помня себя от гнева, Феликс двинулся прочь, расталкивая своих мучителей. Лицо его пылало.
- Я вам покажу Клааса и мою мать! - прошипел он. - Я вас научу, как приходить в мой клуб и насмехаться надо мной в присутствии моих друзей. Когда я с вами покончу, вы пожалеете о том, что родились на свет. А моя мать пойдет к твоему отцу Ян Адорне!
Перед таким натиском они поспешно расступились, и теперь стояли на другой стороне узкой улочки, не сводя с него глаз. За спиной у Феликса кто-то из городских богачей поднялся по ступеням клуба вместе со своим спутником и, посмеиваясь, вошел внутрь, но оставил дверь открытой. Спутник же его задержался, придерживая дверь, и вскоре к нему присоединились еще двое.
- Сходи сам и поговори с отцом Яна, - предложил Лоренцо Строцци. - Он скажет тебе. Это правда.
Им и прежде случалось подшучивать друг над другом. Ссориться и мириться из-за пустяков давно вошло в привычку, точно так же, как злиться и испытывать страх. Но все это было только в кругу равных, среди друзей, а не у входа в Портерслоджи. Сейчас же происходящее было столь чудовищно, что сама мысль о том, как он справится с этим, буквально парализовала Феликса, который никогда не отличался особой изобретательностью. При последних словах Лоренцо в желудке его, точно он съел что-то особенно отвратительное, вспыхнула острая боль, подобная молнии в летнюю грозу. Рассудок не ощущал ничего, кроме ярости. Он набросился на приятелей с кулаками, осыпая их бранью.
На сей раз они не бросились прочь, но и не пытались что-то доказать. Они молча принимали его гнев. Едва лишь кто-то пытался открыть рот, как Феликс тут же обрушивался на него. Лоренцо, первым пришедший в себя, из самых лучших побуждений попытался перехватить Феликса за запястье. Тот ударил его по руке.
- Ну, ладно, - обиделся Лоренцо. - Если не желает верить, это его дело. - И ушел прочь.
Мальчики помладше подошли ближе. Джон Бонкль не скрывал своего смущения.
- Ладно, хватит. Так будет только хуже. Тебе не следовало говорить ему об этом здесь, Ян.
Ян Адорне обернулся к нему.
- А что еще я мог сделать? Он же не хотел выйти к нам. Но ведь он должен знать, верно? А не то придет домой и обнаружит…
- …в постели… - выкрикнул один из младших мальчишек, тот самый, что первым начал смеяться.
- …своего нового папочку! - завизжал другой. - Клааса!
Заливаясь хохотом, они ухватились друг за друга, не в силах устоять на ногах. У входа в клуб Белого Медведя мужчины начали переглядываться между собой, а шум, доносившийся изнутри, заметно притих. Ансельм Серсандерс заметил это первым и, на сей раз успешно, подхватил Феликса за локоть.
- Вы все, пошли вон отсюда. Джон, помоги мне. Ян, тебе тоже лучше пойти с нами.
Феликса из жара внезапно бросило в ледяной холод.
- Что… - заикаясь, начал он. - Это ведь неправда?
Он шел по улице, с одной стороны его поддерживал Ян Адорне, а с другой - двоюродный брат Яна Ансельм и Джон Бонкль. Дублет его был нараспашку. На рубахе - пятно, а чулки казались влажными изнутри. Завсегдатаи Портерслоджи по-прежнему негромко переговаривались у него за спиной. Он ощутил приступ тошноты.
- Мне нужно… Ведь это не правда?
Они находились в самом сердце делового квартала Брюгге, но все же приятели подыскали для него уголок, где Феликса стошнило под улюлюканье подвыпивших моряков. После чего друзья отвели его на берег канала, усадили у самой воды и смочили платок, чтобы протереть ему лицо.
- Это самая гнусная шутка, - Феликс весь дрожал. - Это было мерзко. Это было грязно, отвратительно, несправедливо… - Слезы катились у него по щекам. - Вы могли бы выдумать историю получше. - Он заметил, как они переглядываются между собой. Булыжник у него в желудке начал подниматься к самому горлу.
- Я иду в таверну. Не хочу вас больше видеть.
Они не тронулись с места, и он также не шевельнулся. Затем все же сделал попытку приподняться. И, закрыв лицо ладонями, зарыдал.
Джон Бонкль обнял его за плечи и, нахмурившись, обернулся к Яну Адорне.
- Рассказывай. Он должен узнать обо всем, что тебе известно.
* * *
Хеннинк, удивленно косясь на непривычно нарядное платье хозяйки, сообщил ей, что jonkheere Феликс отправился в Портерслоджи. Хеннинк и все прочие пока ничего не знали. Вернувшись из особняка Адорне, Николас с демуазель прошли сразу внутрь и пока оставались там. Работникам нельзя сообщать эту новость прежде хозяйского наследника. А хозяйский наследник, как резонно заметил Николас, лучше пусть узнает обо всем в доме, чем на улице.
Мать Феликса хранила молчание, думая о том, что слухи уже начали распространяться по городу. И хотя меньше всего ей хотелось, чтобы Феликс узнал обо всем на людях, но она полагала, что гордость не позволит ему устроить сцену в таком месте, как Общество Белого Медведя.
Так что, разумеется, он сразу пойдет домой.
Николас предлагал сообщить обо всем ее сыну заранее, и теперь она понимала, что это и впрямь было бы куда разумнее. Сейчас он не упрекал ее ни в чем.
Вероятно, он вообще никогда не станет делать ей замечаний. Не более, чем, к примеру, Хеннинк. У него не было такого права; хотя в деловых вопросах, порой, забываясь, он говорил с ней как равный.
Но пока можно было решить хотя бы один вопрос, и потому Марианна де Шаретти попросила мейстера Грегорио прислать к ней в спальню Тильду и Катерину. Она заранее отрепетировала все, что им скажет, и сейчас в упрощенном виде повторила те же доводы, что были представлены Адорне и прочим. Потому что Клаас такой умный, и они все его очень любят, она попросила, чтобы он помогал ей управлять компанией и остался с ними навсегда. Но мужчины и женщины, которые остаются навсегда вместе, должны пожениться. И теперь Клаас, которого им следует называть Николасом, стал ее мужем. Но, разумеется, он никогда не заменит девочкам отца. Они должны относиться к нему так же, как сама Марианна. Как к другу.
Катерина была озадачена. Теперь Клаас будет привозить подарки из Италии только для матери, а не для нее. Но нет, разумеется, нет. Все будет по-прежнему. И подарки будут для всех. Просто Клаас отныне станет работать в доме, а не в красильне. И называть его следует Николасом. Катерину это вполне удовлетворило.
А вот с побледневшей как полотно Тильдой оказалось труднее.
- Ни у кого из наших подруг матери не выходят замуж за лакеев.
Прежде чем Марианна успела придумать достойный ответ, ее младшая дочь воскликнула с негодованием.
- Клаас никакой не лакей!
- А кто же тогда? - не сдавалась Тильда. - Ты уже сказала Феликсу?
- Скажу, как только он придет, - ответила Марианна. - Тильда, вы с Катериной обе правы. Николас, конечно, не лакей. Но он происходит из низшего сословия. Однако разве хоть кто-то из ваших знакомых вышел замуж за такого же умного человека? Вы ведь знаете, как он отличается от всех прочих в красильне. Даже от Хеннинка.
- А ты что, собиралась замуж за Хеннинка? - взвизгнула Тильда. - Почему ты не вышла за Удэнена де Билля? Он ближе к тебе по возрасту. У тебя что, будет ребенок?
Марианна в ужасе уставилась на дочь. Она и сама не знала, чего ожидать. Но явно не была готова ни к чему подобному.
Катерина вновь негодующе вмешалась:
- Она наша мама. У нее уже есть дети.
- В самом деле? - переспросила Тильда. - А может, наш новый папа приведет в дом и других детей? Хотя, наверное, мы никогда не узнаем, ему они принадлежат, или Феликсу.
Она в упор взирала на мать. Нежная, милая девочка тринадцати лет. Марианна ровным тоном уточнила.
- Что ты имеешь в виду?
- Да ты вообще не знаешь, что происходит. Разве ты не слышала, что они перепродают друг дружке своих любовниц? Клаас забрал Мабели у Саймона Килмиррена. Джон Бонкль получил ее от Клааса, а Феликс купил ее у Джона. Вот зачем ему понадобились восемь шиллингов.
Именно в этот момент Николас отворил дверь. Марианна медленно поднялась на ноги. Тильда, повернувшись к матери спиной, решительным шагом направилась к нему. Затем плюнула прямо на одежду и вышла прочь.
Личико Катерины сморщилось.
- Какой характер, - заметил Николас, тщательно стирая плевок платком. - Думаете, пятно останется? - Он уселся, продолжая тереть. - Вот уж не знаю. Что ты думаешь об этом, Катерина? Она привыкнет? Это ведь не так просто, покататься с кем-то на коньках всего одну минуту, а потом обнаружить, что теперь вам предстоит кататься вместе каждую зиму.
Катерина по-прежнему пряталась у матери в объятиях, но лицо ее слегка просветлело.
- Она сказала, что ты продал Мабели Феликсу, - осуждающе заметила она.
- Да не может быть, - с улыбкой отозвался Николас. - Мабели разочаровала меня. Ты знаешь, что она предпочла мне Ажона Бонкля. А потом как-то раз Феликс слишком много выпил и решил, что сможет купить ее у Джона. Но ведь нельзя покупать и продавать таких славных девушек, как Мабели. Поэтому она по-прежнему осталась подружкой Джона. Вот, к примеру, у тебя есть близкий друг?
- Мне нравишься ты, - заявила Катерина.
- Это славно, - промолвил Николас. - Но тебе приходится делить меня с Тильдой и со своей мамой. А сейчас Тильда очень расстроена. Поэтому нам всем нужно вести себя тихо и быть с ней поласковее, пока она не привыкнет. А ты пока оставайся с мамой. Сударыня?
Она усадила Катерину на колени, и обе улыбались ему. Я не должна забывать об этом. Я не должна забывать, что он со мной. Я не одинока.
Но вслух она сказала лишь:
- Да Николас?
- Я попросил, чтобы Феликсу, как только он появится, передали, что сперва ему лучше повидаться со мной, а не с вами. Вы позволите?
Накануне она отказалась бы наотрез. Но сегодня уже понимала, что ей не под силу совладать с Феликсом. Господь всемогущий, она не смогла справиться даже с Тильдой. Марианна де Шаретти кивнула.
- Тильду, думаю, на сегодня нам лучше оставить в покое, - предложил Николас. - Катерина, ты не возражаешь против того, чтобы сегодня ночью спать с мамой? Ты же видишь, Тильда сердится, она может наговорить такого, о чем потом сама пожалеет. Но это ненадолго.
Катерина подняла на него глаза.
- Не знаю. Я надеялась, что ты женишься на мне. Но, наверное, Тильда на самом деле сама мечтала выйти за тебя замуж и завести детишек. Вот почему она так злится из-за Мабели. Она вечно приглядывалась, когда же та потолстеет и заведет малыша.
Николас вновь широко улыбнулся.
- Ну, если малыш и появится, то его отцом будет Джон Бонкль. Что касается меня, то скажу сразу, что никаких малышей я заводить не собираюсь. Вы с Тильдой - это все, что нам нужно.
- И Феликс, - заявила Катерина.
- Да и Феликс, - подтвердил Николас, глядя поверх ее склоненной головки на Марианну де Шаретти.