Упираясь локтями в колени, он прижал руки к губам и смотрел куда-то поверх ее плеча в темный коридор.
Она прекрасно сознавала, что он знает и о тех доводах, которые она не стала приводить в споре. И может составить собственное впечатление о том, что ею движет. Если это впечатление будет ложным, то тем лучше. Наконец она поняла, что он решился, даже прежде чем Николас заговорил, как если бы он сказал это вслух.
Ад, я могу это выдержать.
И все же он не ответил согласием немедленно.
- А что подумает Феликс?
- Ничего лестного для тебя или для меня, - отозвалась Марианна де Шаретти. - Ты потребовал торжественного шествия, и я по слабости своей согласилась. Мелкая месть Жааку де Флёри. И, разумеется, предупреждение. Теперь Жаак не посмеет тронуть малыша Клааса, потому что за ним стоит вдова де Шаретти.
Он давно уже понял, что именно это и было ее подлинной целью.
- Мне только жаль, что Феликс не знает нас так же хорошо, как мы знаем его, - произнес он, наконец. - Да, разумеется, если вы так желаете этого, то так тому и быть.
Затем час он провел на красильном дворе и неожиданно вместе с Грегорио ушел на улицу Спаньертс. Насколько ей было известно, к полудню у них была назначена встреча с Жеаном Меттенеем.
Марианна де Шаретти примерно представляла себе, каким образом Николасу удалось завоевать расположение Грегорио. Но вот как он сумел настроить в свою пользу предубежденного Жеана Меттенея, оставалось загадкой. Его жена не разговаривала ни с ней самой, ни с Николасом со дня их свадьбы. Николас и та девушка, врасплох застигнутые в подвале. Она старалась не думать об этом. Мужчины - это мужчины. Порой она жалела, что Корнелис был таким добропорядочным. Должно быть, и у Жеана Меттенея были свои тайны, и после должной обработки в какой-нибудь таверне или в купальном доме, он обменял их на тайны Николаса. Чтобы заинтересовать Жеана Меттенея молодому человеку годились любые доступные средства, но то, о чем она не знала, не могло ей повредить.
А тем временем оставался еще Феликс и турнир Белого Медведя. Сейчас ее сын спал. Она ничем не поможет ему, если станет тревожиться сверх меры. Так что надо действовать так, будто она заранее уверена, что он переживет счастливым, успешным и невредимым этот воскресный турнир. И будто она и впрямь сможет невозбранно отправиться в понедельник в путешествие через Бургундию и Савойю.
В этом случае требовалось составить пугающе огромные списки и сделать все необходимые приготовления. Дела придется передать Грегорио. Именно поэтому, разумеется, Николас и отправился на улицу Спаньертс так рано. Ей не следует забывать, что он всего лишь человек, и есть пределы тому бремени, что она возлагает на его плечи. Но до сих пор ей не удавалось увидеть этих пределов.
Когда чуть позже трое всадников въехали во двор особняка, Марианна де Шаретти была слишком занята у себя в кабинете с Хеннинком, так что не обратила внимания на возникшую внизу суету. Но пять минут спустя к ней ворвался раскрасневшийся Феликс.
- Матушка!
Следом за ним шел разодетый всадник в бархатном костюме, в шляпе с низкими отворотами и в кушаке, расшитом драгоценными камнями. Она знала этого человека в лицо. Перед ней был Роланд Пайп, один из придворных Карла, графа Шароле, сына герцога Бургундского.
Она поспешила сделать реверанс Хеннинк отступил, сливаясь со стеной. Гость поклонился.
- Матушка! - воскликнул Феликс. - Граф просит… Монсеньер Роланд привез мне приглашение от графа де Шароле! Личное приглашение! На большую охоту. На охоту в Генаппе в воскресенье. Я должен ехать прямо сейчас! Немедленно.
- Какая честь! - отозвалась Марианна де Шаретти. Она усадила гостя, велела Хеннинку принести вина и сама присела рядом, раскрасневшаяся, улыбающаяся и взволнованная, воплощение матушки-бюргерши, потрясенной честью, оказанной ее бюргеру-сыну.
Воплощение матери, возносящей хвалу Господу, что теперь ее сыну не придется скрестить копья с противниками на турнире Белого Медведя. Ибо, когда приглашение исходит от наследника твоего сюзерена, то никаких извинений не принимается. Спасибо тебе, Господи! - подумала она. И кому-то еще.
* * *
Когда Николас вернулся домой в тот день, Феликса уже не было. Дом гудел от новостей. Николас уселся, чтобы рабочие из красильни могли рассказать ему обо всем в подробностях. Впрочем, в большинстве своем они были разочарованы. Конечно, замечательно, что знатные вельможи, наконец, оценили по достоинству отпрыска семейства Шаретти. Но насколько больше они были бы рады и горды стоять там, среди толпы, окружающей турнирное поле и говорить всем вокруг "Вот! Вот наш молодой хозяин!" Один из тех, кто прежде делился с ним капустой, предложил:
- А почему бы тебе, Клаас, не занять его место. Ведь и доспехи есть.
- Отличная мысль, - вмиг откликнулся тот. - Я бы выиграл каждую стычку, стал бы Главным Лесничим. Пойдемте, я вам покажу. Пойдемте все вместе!
Когда хозяйка красильни выглянула из окна, чтобы понять причину всех этих криков и хохота во дворе, они уже натянули веревку, заменявшую барьер, и парами, - один изображал всадника, а другой лошадь, - налетали друг на друга в горшках вместо шлемов и с шестами в руках. Один шест они все же сломали, и Хеннинк тут же взревел, честя их на все корки. А затем один из нападавших снял шлем, и Хеннинк, обнаружив под ним мужа своей хозяйки, поспешил замолкнуть. Николас спрыгнул на землю.
- За палку я заплачу. Да, знаю, я был не прав, что оторвал их от работы. Мы просто радовались, что jonkheere Феликсу оказали такую честь.
Рабочие со смехом поспешили разойтись. Теперь, если понадобится, они будут работать допоздна, чтобы наверстать упущенное. Но демуазель де Шаретти видела, что все они в отличном настроении, и Хеннинк, хорошо знавший своих подчиненных, был достаточно разумен, чтобы признать это. И он тоже улыбнулся в ответ, пусть и чуточку напряженно:
- Да, жаль, что так вышло с турниром, но это и, правда, большая честь, друг Николас.
После чего тот стремглав взбежал по лестнице и постучал к ней в дверь.
- Награда? - вопросил он. Она сморщила нос. - Да, знаю. На сей раз это запах облегчения. Я уже думал, что моя хитроумная интрига не сработает.
- Но ведь у тебя наверняка был запасной план? - предположила она.
- О, да Трое завзятых собачников и любовница Грегорио, хотя у самого Грегорио я еще не успел об этом спросить. - Он широко улыбнулся. - Не заслужил ли я какого-то особого крепкого вина? Так, значит, Феликс уже уехал?
Она улыбнулась, но подбородок невольно задрожал. Марианне де Шаретти пришлось сделать над собой усилие.
- Они по-доброму отнесутся к нему?
- Разумеется, да. На самом деле его ждет встреча с самим дофином. Скорее всего, в последний раз. Но они хорошо воспитаны. Они не станут жалить. - Он помолчал. - Единственная беда в том, что вы уже уедете к его возвращению. Вы сказали ему?
- Насчет торжественного шествия? Да, - повернувшись к Николасу спиной, она щедро разливала вино по бокалам.
- Когда у него будет время поразмыслить обо всем, он даже обрадуется. Ведь до самого вашего возвращения он останется здесь за хозяина. И к тому же ему не придется меня провожать.
Марианна де Шаретти вручила ему бокал вина.
- Не знаю, он не очень сложная натура. По-моему, он мало чем отличается от Тильды. Им обоим приятно видеть, что ты здесь и трудишься им во благо.
Он и впрямь чувствовал облегчение. Глупые ямочки на щеках, не показывавшиеся уже пару дней, вновь вернулись.
- То есть если уж я позабыл свое место, то пусть лучше я поплачусь за это здесь, чем буду где-то вдалеке гулять по райским кущам? Видел бы он эти кущи, особенно сейчас. Мне следовало одолжить у Феликса его доспехи для Женевы. У меня есть мысль.
Она подошла ближе и села.
- Теперь, похоже, я смогу ее выслушать. Да?
- Почему бы нам не уехать прямо в воскресенье во время турнира? Дороги будут пустые. Если только вы не желаете присутствовать.
- Нет.
- Так что же?
- Но нам будет некому помочь. Все отправятся глазеть на турнир. Боюсь, нам даже охранников не удастся отвлечь.
Едва лишь он принялся убеждать ее, как она сообразила, что Николас, несомненно, продумал все заранее. Еще один запасной выход. Он отказался от услуг прежних охранников. Он нашел других и дополнительный эскорт для демуазель у бывшего оружейника, который сейчас заправляет кузницей. Также готовы были отправиться в путь ее личные слуги и повар с улицы Спаньертс: Грегорио подыщет кого-нибудь ему на замену. А вещи собрать можно и завтра.
Все это время она внимательно наблюдала за ним и наконец, спросила.
- А когда приезжает Саймон?
- Завтра. Но так быстро мы уехать не сможем. К тому же и дороги будут забиты.
- Он по-прежнему будет здесь, когда я вернусь. А, возможно, и де Рибейрак тоже.
На его лице по-прежнему играла добродушная улыбка.
- Это правда, они угрожали вам. Но их главная цель - это я. К тому же вместе они все равно не придут. Они ненавидят друг друга. И в любом случае, я предупредил Грегорио, что делать в таком случае. Пока меня не будет, он переберется обратно в кабинет Юлиуса а по вечерам вы никому не будете открывать ворота.
- Совсем никому?
- Кроме как по приглашению. Райские кущи есть везде, или, по крайней мере, должны бы быть.
Широкая улыбка не позволяла воспринимать его слова слишком серьезно. Не без юмора Марианна де Шаретти задалась вопросом, кто же мог бы прогуляться по пресловутым кущам вместе с ней? У Грегорио есть возлюбленная, Меттеней женат, все ее заказчики - тоже. Остается один лишь Удэнен или, возможно, Хеннинк. Но она тут же отругала себя. Он и без того позаботился о ее безопасном возвращении домой. Так что едва ли следовало ожидать, что он станет тревожиться еще и о том, что с ней случится после возвращения.
* * *
Бок о бок с весьма привлекательной молодой женщиной и в сопровождении пышной свиты Саймон Килмиррен прибыл в Брюгге в субботу. За ним пажи, конюхи и оруженосцы несли его щит, оружие и вели великолепных лошадей. Всадники в ливреях восседали на мулах и высоко держали длинные узкие вымпелы, развевавшиеся и хлопавшие по ветру всю дорогу от Кале. На самом Саймоне был его турнирный доспех, а шлем с длинными зелеными перьями он нес на сгибе локтя. На холеном белом лице отражалась скука и презрение. Люди оборачивались полюбоваться на него. Такие золотистые волосы и ослепительно серебряные доспехи не каждый день увидишь, даже среди величайших рыцарей. В особенности, среди величайших рыцарей, которые порой дарили глаз или часть крепких зубов божеству потешных боев.
Когда же он миновал их, то люди вновь взялись за дело. Торговцы, слуги, лошади, дамы со свитой, зеваки из всех городов и деревень вокруг Брюгге, - все это каждый год означало тяжкий труд, процветающую торговлю и, разумеется, деньги. Также славу для влиятельного Брюгге, гостеприимно открывающего ворота цвету рыцарства. Гордость, не меньше чем страсть подзаработать, двигала плотниками, которые день и ночь трудились, возводя трибуны и загородки на рыночной площади, художниками, рисовавшими стяги и знамена, городскими чиновниками, сновавшими повсюду, следя за украшением и очисткой улиц, подготовкой к пиршеству, распорядком процессий, церемоний и представлений, развлечений и размещением многочисленных бойцов.
Завтра участники турнира, каждый со своей свитой, выстроятся в длинную процессию от Экхутского аббатства за домом Луи де Грутхусе, до самой рыночной площади. Ну, а пока Саймон Килмиррен, как обычно, явился на постоялый двор Жеана Меттенея, где его стяг с гербом, по давнему обычаю, уже украшал подоконник с внешней стороны дома.
Сперва он оставил Мюриэллу и ее горничных в том доме, где она остановилась. Он остался весьма доволен ею. Она была богата; ее брат был шотландцем, переметнувшимся к англичанам и торговавшим в Кале. По контрасту с его светлыми волосами, у нее были темные локоны, и она выглядела совершенно поразительно в своем алом платье и этой шляпе, напоминавшей огромную бабочку, хотя, разумеется, ничто не могло сравниться с его собственными золотистыми кудрями, и зелеными перьями, и серебряными доспехами.
Ее брат, Джон Рид, не возражал против брачного соглашения, хотя явно предпочел бы выдать сестру за человека с титулом. Но, как случайно упомянул Саймон, его титулованный дядюшка в Шотландии был уже стар, а также имелся и титулованный отец во Франции, который обладал к тому же неплохими поместьями, но, к несчастью, из-за важных дел не смог приехать повидаться с сыном. Разумеется, подобная ложь была обоюдоострым оружием. Скорее всего, его отец давно завещал все свое состояние каким-нибудь монахам или любовнице, лишь бы ничего не досталось нелюбимому отпрыску. И хотя земля, по закону, все равно должна была отойти ему, но этому, несомненно, постарался бы помешать французский король, узнай он, чем занимался Саймон в Кале. Тем не менее, Джон Рид заинтересовался. Саймону позволили провозгласить Мюриэллу своей дамой сердца на этом празднестве.
Его не смущало даже присутствие неизбежных дуэний. Сегодня был день большого парадного торжества на рыночной площади. Уже сейчас Лесничий, прошлогодний победитель, обходил город со своими герольдами, с трубачами и барабанщиками, созывая на пиршество всех вельможных дам и девиц, которых хотели видеть у себя члены Братства.
Мюриэлла станет его спутницей на этом празднестве, которое закончится довольно рано, так что затем он сможет, как и положено, сопроводить ее домой. После чего, как всегда в ночь перед турниром, его ждет теплый прием в другом месте. Легко, привычно и по-быстрому, чтобы не тратить времени перед началом или на долгие прощания. Он ведь хотел выступить завтра как можно лучше, ради своей дамы сердца.
Затем, когда дама станет свидетельницей его победы, и потанцует с ним, и разделит с ним чашу на пирах, возвращаясь затем в свою холодную одинокую постель, возможно, она начнет мечтать о том, как они вместе отправятся обратно в Шотландию. Она станет восхищаться им. Мечтать, как свойственно дамам, или, возможно, испытывать его рыцарственность. А на каком-нибудь постоялом дворе, разумеется, найдет способ мягко и ненавязчиво избавиться от своих дуэний.
И тогда, если он не утратит к ней вкуса, то сможет просить у брата ее руки и получить приданое уже на три четверти ему обещанное.
Тем временем, в доме Меттенеев, где устраивались на ночлег его слуги и лошади, Саймон вел безупречно любезную беседу с супругой хозяина дома. Разумеется, Мабели здесь больше не было. Женщина ни словом не обмолвилась об этом, равно как и о давней истории, с этим нищебродом Клаасом. После того, как Саймон в прошлый раз уехал из Брюгге, еще долго путешественники, прибывающие в Шотландию, считали своим долгом попотчевать его рассказами о скором выздоровлении его юного друга. Позднее Саймон узнал и о том, как того вынудили покинуть Брюгге и отправиться куда-то в Италию, где он попал в отряд наемников. Так что он искренне надеялся, что никогда больше не услышит об этом возмутителе спокойствия.
Джон Кинлох, капеллан шотландцев, разочаровал его в этом. Мастер Джон, в своей заляпанной черной сутане, встретил его на лестнице и, вместо того, чтобы посторониться, счел своим долгом сказать пару слов о великолепных доспехах, о которых все вокруг сейчас только и говорят. А также о превосходном дублете, который, судя по рукавам, сделал бы честь и самому королю. И тут же, без всякого перехода, полюбопытствовал, не заинтересуют ли Саймона последние новости о юном Николасе. Если священник пытался отыскать у них каких-то общих знакомцев, то явно потерпел неудачу.
- Прошу меня простить, не могу представить, о ком вы говорите. - И Саймон нетерпеливо взглянул вниз на лестницу. Как раз приближался Меттеней. Спасение.
- О, - поправился Джон Кинлох. - Вы его помните как юного Клааса. Кто бы мог подумать, когда жизнь его висела на волоске, что все обернется таким образом?
Теперь стало ясно, почему Кинлох так ухмылялся. Саймон улыбнулся в ответ, разом капеллану и Жеану Меттенею, который уже поднимался к ним по ступеням, и поинтересовался любезно-пренебрежительным тоном:
- Я слышал, он в Италии. Так он что там, разбогател? Возглавил отряд наемников?
Но эти двое лишь засмеялись в ответ. Кинлох отошел в сторону, и Меттеней занял его место на той же ступеньке. Он дружески ткнул Саймона пальцем в грудь.
- А вот и нет. Никогда не догадаетесь. Он здесь, в Брюгге, этот юный паршивец. Женился на вдове Шаретти и управляет всей ее кампанией.
- Женился? Быть не может.
- О, все вполне законно, - капеллан улыбался во весь рот, будь он неладен. Он добился, чего хотел. Саймон больше и не пытался скрывать свои чувства. - Разумеется, они в дальнем родстве, но от церкви получено разрешение. Странно, что епископ Коппини ничего не рассказал вам, если вы встречались в Кале. Он лично отслужил свадебную мессу. А помогал ему капеллан Ансельма Адорне.
Ублюдок Коппини! Нет, конечно, он ведь ничего не знал о Мабели, о пушке или о собаке. Или о ножницах. Но Ансельм Адорне знал, и все равно поддержал этот брак. Брак! И кто же еще теперь находит Клааса приятным собеседником из тех, с кем он встретится на турнире? Меттеней говорил о нем со снисходительной усмешкой. Тот самый Меттеней, который грозился содрать с Клааса шкуру заживо. Они оба по-прежнему пялились на него. - Учитывая все неприятности, которые он доставлял, вы меня удивляете, - заметил Саймон. - Эта бедная женщина, по меньшей мере, лет на двадцать старше Клааса, и вы утверждаете, будто он управляет ее компанией?
- Да, - подтвердил Меттеней. - И просто невозможно поверить, сколько он успел сделать. Закупил оружие и пушки, набрал большой отряд наемников и послал его на войну в Неаполь. Организовал приватную курьерскую службу между Фландрией и Итальянскими княжествами. Расширил красильню и ссудное дело. Купил недвижимость и нанял новых работников.
- И все это на деньги вдовы? Я и не знал, что она так зажиточна.
- Да, кое-что у нее имеется, - отозвался Меттеней. - Но по большей части, он опирался на кредиты и обещания. В этом вся прелесть того, что они заранее отправили на войну старика Асторре и затеяли эту посыльную службу. Медичи теперь стоят за него горой, и все прочие, кому он оказывает услуги. В их интересах одалживать ему деньги. Понимаете?
Капеллан по-прежнему ухмылялся. Внизу лестницы приближались какие-то люди.
- Должно быть, он совершенно зачаровал бедную женщину, - заметил Саймон. - Надеюсь, что ей не придется проснуться как-то поутру и обнаружить, что ее муж исчез вместе с деньгами.
Жеан Меттеней кивнул.
- То же самое утверждает и моя Грита. И, возможно, здесь есть своя правда. Но они просто чудеса творят, там, у себя. Вам стоит на это взглянуть, прежде чем завтра они уедут.
- Уедут. Вы хотите сказать, что жених уедет из Брюгге перед турниром? Я-то думал, что увижу его в золотой парче у самого лучшего окна. Или он даже решится скрестить копья на турнире ради своей престарелой женушки. Раз уж ее сына внесли в списки, то не будет проблем и с этим безземельным отребьем.