Глава пятая
Убийствам придет конец.
Так я говорил себе, пока ехал в Беббанбург, в свой дом. Убийствам придет конец. Я прорвусь в крепость, закрою ворота и позволю миру скатиться в хаос, но сам буду жить спокойно за теми высокими деревянными стенами.
Пусть христиане и язычники, саксы и датчане сражаются, пока не останется ни одного, но я буду жить как король внутри Беббанбурга и уговорю Этельфлед быть моей королевой. Проезжающие по побережью купцы будут платить нам пошлину, а проплывающие мимо корабли - оплачивать эту возможность, монеты будут сыпаться, а жизнь пойдет своим чередом.
Когда рак на горе свистнет.
Отец Пирлиг обожал эту поговорку. Я скучал по Пирлигу. Он был одним из хороших христиан, хоть и валлийцем, после смерти Альфреда он вернулся в Уэльс и, насколько я знаю, до сих пор жил там.
Когда-то он был воином, и я подумал, что ему понравилось бы это дерзкое нападение. Вдевятером против Беббанбурга. Я не считал Блекульфа, владельца Радуги, хоть он и шел с нами.
Я предложил ему остаться рядом со своим любимым кораблем, окруженным врагами, но он боялся крестьян и опасался за сына, поэтому шел позади лошадей.
Девять человек. Один из них мой сын. Затем Осферт, верный Осферт, который был бы королем, выйди его мать замуж за его отца. Мне часто казалось, что Осферт не одобряет меня, так же как и его отец Альфред, но он был по-прежнему предан, тогда как многие другие в страхе бежали.
Был и еще один сакс. Свитун был западным саксом, названным в честь одного из их святых, хотя этот Свитун был далек от святости. Он был высоким, жизнерадостным, вспыльчивым парнем с копной светлых волос, невинными голубыми глазами, веселым нравом и проворными пальцами вора.
Его привели ко мне на суд крестьяне, уставшие от его преступлений. Они хотели, чтобы я выжег на нем клеймо, или, может, отрезал руку, но вместо этого он вызвал меня на бой, и ради забавы я дал ему меч.
Его оказалось легко побить, потому что он не был обученным воином, но был силен и почти так же быстр, как Финан, и я простил его преступления при условии, что он присягнет мне на верность и станет моим воином. Мне он нравился.
Ролла был датчанином, высоким, мускулистым и покрытым шрамами. Он служил другому господину, имя которого никогда не называл, и сбежал от него, нарушив клятву, потому что тот лорд поклялся его убить.
- Что ты натворил? - спросил я его, когда он пришел и умолял меня принять его клятву на верность.
- Его жена, - объяснил он.
- Не очень-то умно, - сказал я.
- Но приятно.
В битве он был быстрым, как горностай, яростным и безжалостным, человеком, который видел ужас и привык к нему. Он поклонялся старым богам, но взял в жены пухленькую жену-христианку, которая сейчас находилась с Сигунн в Лундене.
Ролла пугал большинство моих людей, но они им восхищались, а больше всех - Элдгрим, юный датчанин, которого я обнаружил пьяным и голым в лунденском переулке. Его ограбили и избили.
У него было круглое невинное лицо и густые каштановые кудри, женщины его обожали, но он был неразлучен с Кеттилом, третьим датчанином, что скакал со мной в тот день.
Кеттилу, как и Элдгриму, было, наверное, лет восемнадцать или девятнадцать, он был худ, как струна арфы. Выглядел он хрупким, но это было обманчивое впечатление, потому что он был быстр в драке и силен за щитом.
Кучка моих самых глупых воинов насмехалась над Кеттилом и Элдгримом за их дружбу, которая выходила за рамки простой симпатии, но я принес во двор Фагранфорды прутья из орешника и велел насмешникам драться с любым из них, меч против меча, и прутья остались неиспользованными, а насмешки прекратились.
Из Бедехала в Беббанбург скакали и два фриза. Фолкбальд был нетороплив, как вол, но упрям, как мул. Поставь Фолкбальда за щитом, и его нельзя будет сдвинуть с места.
Он был чудовищно силен и туго соображал, но был верным и стоил двух воинов в стене из щитов. Вибрунд, его кузен, очень легко выходил из себя, был надоедлив и забиякой, но полезен в сражении и неутомим на веслах.
Итак, мы вдевятером в сопровождении Блекульфа направились в Беббанбург. Мы шли по той тропе, что вела от Бедехала на север, справа от нас находились песчаные дюны, а слева - болотистые пахотные земли, простиравшиеся до темных холмов в глубине.
Дождь усилился, хотя ветер стихал. Осферт пришпорил коня, чтобы поравняться со мной. На нем был тяжелый черный плащ с капюшоном, скрывающим лицо, но я заметил обращенную ко мне кривую усмешку.
- Ты обещал, что жизнь будет интересной, - сказал он.
- Правда?
- Много лет назад, когда ты спас меня от церкви.
Его отец желал, чтобы сын-бастард стал священником, но Осферт выбрал путь воина.
- Ты можешь завершить свою подготовку, - предложил я. - Уверен, они сделают тебя одним из своих колдунов.
- Они не колдуны, - терпеливо возразил он.
Я ухмыльнулся, Осферта всегда было легко раздразнить.
- Ты бы стал хорошим священником, - заявил я, больше уже не поддразнивая, - и возможно, к этому времени уже епископом.
Он покачал головой.
- Нет, хотя, может, аббатом? - он скривился. - Аббатом в каком-нибудь отдаленном монастыре, пытающимся вырастить на болоте пшеницу и возносящим молитвы.
- Конечно, ты стал бы епископом, - яростно запротестовал я, - ведь твой отец был королем!
Он покачал головой более решительно.
- Я - грех моего отца. Он бы захотел держать меня подальше, спрятать на болоте, где никто не увидел бы его грех, - он перекрестился. - Я дитя греха, господин, и это означает, что я обречен.
- Я слышал безумцев, которые высказывались разумней, чем ты, - заявил я. - Как ты можешь поклоняться богу, что проклял тебя за грех отца?
- Мы не можем выбирать богов, - мягко произнес он, - есть лишь один.
Какая чепуха! Как может один бог присматривать за всем миром? Один бог для каждой ржанки, зимородка, выдры, крапивника, лисы, зайца, оленя, лошади, для каждой горы и рощи, для окуня и ласточки, для горностая, ивы и воробья?
Один бог для каждого ручья, каждой реки, каждой твари и каждого человека? Однажды я сказал всё это отцу Беокке. Бедняга отец Беокка, теперь он мертв, но как и Пирлиг, был еще одним хорошим священником.
- Ты не понимаешь! Ты не понимаешь! - ответил он возбужденно. - У Бога есть целая армия ангелов, которая заботится обо всем мире! Есть серафимы, херувимы, архангелы, его власть и могущество повсюду вокруг нас! - он помахал искалеченной рукой. - Есть невидимые ангелы, Утред, и они вокруг нас. Крылатые слуги Господа наблюдают за нами. Они видят даже, как падает малюсенький воробышек!
- И что делают ангелы с падающими воробьями? - спросил я его, но на это Беокка не дал ответа.
Я надеялся, что низкие темные тучи и колючий дождь скроют Беббунбург от всех присматривающих за ним ангелов. Мой дядя и кузен были христианами, так что ангелы могли их защитить, если подобные волшебные крылатые создания вообще существуют. Может, и существуют.
Я верил в христианского бога, но не верил, что он единственный. Он был ревнивым, угрюмым и одиноким созданием, ненавидящим других богов и замышляющим устроить против них заговор.
Иногда, когда я о нем думал, я представлял его похожим на Альфреда, только в Альфреде была доброта и любезность, но Альфред никогда не прекращал работать, размышлять или беспокоиться.
Бог христиан тоже никогда не прекращал работать и планировать. Мои боги любили отдохнуть в пиршественном зале или отвести своих богинь в постель, они были пьяными, беспутными и счастливыми, а пока они пировали и развлекались с женщинами, христианский бог завоевывал мир.
Поперек нашего пути пролетела чайка, и я пытался понять, хорошее это предзнаменование или плохое. Осферт сказал бы, что знамений не существует, но он был погружен в уныние.
Он верил в то, что поскольку являлся бастардом, он не мог получить спасение от своего презренного бога, и это проклятие должно было длиться десять поколений. Он верил в это, потому что так говорилось в священной книге христиан.
- Ты думаешь о смерти, - обвинил я его.
- Каждый день, - ответил он, - но сегодня больше, чем обычно.
- У тебя были знамения?
- Страхи, господин, - сказал он, - просто страхи.
- Страхи?
Он мрачно рассмеялся.
- Взгляни на нас! Девять человек!
- И люди Финана, - возразил я.
- Если он высадится на берег, - пессимистично заметил Осферт.
- Он это сделает, - пообещал я.
- Может, дело просто в погоде, - сказал Осферт. - Она совсем не бодрит.
Но погода была на нашей стороне. Те люди, что наблюдали из крепости, начинали скучать. Стоять на страже - это значит день ото дня выдерживать отсутствие каких-либо происшествий, одни и те же люди приходят и уходят, и человеческий разум начинает скучать под тяжестью такой рутины. Хуже всего по ночам или в мерзкую погоду.
Этот дождь сделает стражников Беббанбурга несчастными, а продрогшие и промокшие воины - плохие стражи.
Дорога немного шла под уклон. Слева от меня на небольшом пастбище возвышались стога сена, и под каждым я заметил толстый слой папоротника.
Мой отец, бывало, сердился на крестьян, которые не клали достаточно папоротника под стога.
- Хотите приманить крыс, идиоты с задницей вместо головы! - кричал он на них.
- Хотите, чтобы сено сгнило? Вам нужен силос вместо сена? Вы ничего не знаете, тупоголовые глупцы?
По правде говоря, он и сам мало знал о сельском хозяйстве, но он точно был осведомлен, что папоротник внизу не дает влаге подняться и отпугивает крыс, и он радовался, что может показать, что кое в чем разбирается.
Я улыбнулся при воспоминаниях об этом. Возможно, когда я снова буду править из Беббанбурга, то смогу позволить себе гневаться из-за стогов сена. Маленькая черно-белая собака залаяла из сарая, а потом подбежала к лошадям, которые явно привыкли к этому животному и проигнорировали ее.
Через низкую дверь сарая высунулся какой-то человек и рявкнул на пса, чтобы тот заткнулся, а потом склонил голову в знак почтения к нам. Дорога снова пошла вверх, всего на несколько футов, но когда мы достигли гребня, внезапно нашему взору открылся Беббанбург.
Айда, мой предок, приплыл из Фризии. Семейное предание гласило, что он привел три корабля с голодными воинами, и они пристали к берегу где-то на этом диком побережье, а местные жители отступили в обнесенную деревянной стеной крепость, построенную на вершине длинной скалы, что лежала меж бухтой и морем, и эта скала стала Беббанбургом.
Айда, которого прозвали Несущий Пламя, сжег их деревянную стену и перерезал всех до единого, утопив скалу в крови. Он сложил черепа, чтобы всякий мог их видеть, как предупреждение для остальных о том, что может произойти, если они осмелятся напасть на новую крепость, что он возвел на окровавленной скале.
Он покорил ее, он владел ею и правил всеми землями в пределах дня езды из-за своих новых высоких стен, и его королевство стало называться Берницией. Его внук, король Этельфрит, правил всей северной Британией, оттеснив местных жителей к диким холмам, и взял в жены Беббу, в чью честь и была названа крепость.
А теперь она была моей. У нас нет больше королевства, потому что Берниция, как и другие мелкие королевства, была поглощена Нортумбрией, но мы по-прежнему владеем великой крепостью Беббы. Вернее, это Элфрик владел крепостью, и в то холодное, серое, мрачное и мокрое утро я скакал, чтобы забрать ее обратно.
Ее очертания были угрожающими и неясными, или, может быть, дело было в моем воображении, потому что образ крепости находился в моем сердце с тех пор, как я ее покинул. Скала, на которой был построен Беббанбург, шла с севера на юг, так что с юга она не выглядела обширной. Ближе всего к нам возвышалась внешняя стена из огромных дубовых бревен, но там, где она была наиболее уязвима, в тех местах, где углубления в скале могли позволить людям подобраться поближе, нижняя часть была заменена на камень.
Это было нововведением по сравнению с временем правления моего отца. Нижние ворота представляли собой арочный проем с площадкой для воинов наверху, и эти ворота были лучшей защитой Беббанбурга, потому что к ним можно было подойти лишь по узкой тропе, что шла по песчаной косе со стороны суши.
Эта коса была достаточно широка, но потом из песка внезапно восставала темная скала и тропа становилась узкой, поднимаясь к этим массивным воротам, все еще украшенным человеческими черепами.
Я не знал, были ли это те самые черепа, с которых Айда Несущий Пламя снял плоть в котле с кипящей водой, но они точно были древними и обнажали свои желтые зубы в предупреждении возможным атакующим.
Нижние ворота были самым уязвимым местом Беббанбурга, но в то же время обескураживали. Удерживай Нижние ворота, и Беббанбург будет в безопасности, если только воины не высадятся с моря, чтобы атаковать высокие стены, но такая возможность внушала страх, потому что скала была крута, а стены высоки, а защитники могли поливать атакующих дождем из копий, булыжников и стрел.
Но даже если нападавшие смогли бы захватить Нижние ворота, они все равно не взяли бы крепость, потому что этот увешанный черепами проход вел лишь в нижний двор. Я мог различить над стеной крыши.
Там находились конюшни, склады и кузница. Из кузницы поднимался темный дым, который наполненный дождем ветер относил к земле.
За ним снова возник силуэт крепости, а на вершине была внутренняя стена, выше внешней, укрепленная огромными каменными глыбами и снабженная еще одним грозным проходом.
За Верхними воротами находилась сама крепость, там был построен большой дом, и над его крышей тоже поднимался дым и развевалось знамя моей семьи.
Флаг с волком угрюмо хлопал на мокром ветру. Это знамя вызвало у меня ярость. Это было мое знамя, моя эмблема, и его держал мой враг, но в тот день это я был волком, вернувшимся в свою берлогу.
- Опустите плечи! - велел я своим воинам.
Мы должны ехать, как усталые и скучающие люди, и мы припали к седлам, позволив лошадям самим медленно найти путь по тропе, которую они знали лучше, чем кто-либо из нас. Хотя я знал.
Я провел здесь первые десять лет своей жизни и знал и тропу, и скалу, и пляж, и гавань, и деревню. Крепость возвышалась над нами, а слева простиралась мелководная лагуна, гавань Беббанбурга.
Вход в гавань представлял собой канал к северу от крепости, и когда корабль заходил внутрь, ему нужно было быть внимательным, чтобы не сесть на мель. Теперь я мог различить Полуночника.
Там было еще полдюжины более мелких лодок, рыбацких, и два корабля такого же размера или больше Полуночника, хотя, по-видимому, ни на одном не было команды. Теперь Финан мог нас видеть.
За гаванью, там, где возвышались холмы, находилась небольшая деревушка, в которой жили рыбаки и фермеры. Там была таверна, еще одна кузница и галечный пляж, где дымились костры под сетками с сушеной рыбой.
Ребенком я отгонял чаек от этих сеток с рыбой, и теперь увидел там детей. Я улыбнулся, ведь это был мой дом, а потом улыбка сошла с лица, потому что теперь крепость была близко.
Тропа разделялась, одна шла на запад, к деревне, огибая гавань, а другая взбиралась вверх, в сторону Нижних ворот.
И эти ворота были открыты. Они ничего не подозревали. Я предположил, что днем ворота всегда были открыты, как городские. У стражников было полно времени, чтобы разглядеть приближающуюся угрозу и закрыть массивные ворота, но тем мокрым утром они увидели лишь то, что ожидали, и никто из них не сдвинулся с площадки для воинов.
Финан и еще трое спрыгнули с носа Полуночника и побрели к берегу. Насколько я мог рассмотреть, они были без оружия, хотя это не имело значения, раз мы взяли свое и то, что захватили.
Я предположил, и правильно, что Финану сказали, сколько человек одновременно могут спуститься на берег, и что все они должны быть безоружны.
Я бы предпочел, чтобы их было больше четырех, потому что теперь нас было тринадцать, не считая Блекульфа, а тринадцать - это плохой знак. Всем это известно, даже христиане верят, что тринадцать - плохое число.
Христиане утверждают, что тринадцать - несчастливое число, потому что Иуда был тринадцатым гостем на последнем ужине, но настоящая причина в том, что бог Локи, злобный убийца и мошенник, был тринадцатым божеством в Асгарде.
- Фолкбальд! - позвал я.
- Господин?
- Когда доедем до ворот, останешься под проемом с Блекульфом.
- Я должен остаться… - не понял он. Он рассчитывал драться, а я велел ему стоять на месте. - Ты хочешь, чтобы я…
- Я хочу, чтобы ты остался с Блекульфом, - прервал я его. - Держи его под проемом, пока я не велю тебе присоединиться к нам.
- Да, господин, - сказал он. Теперь нас было двенадцать.
Финан не обращал на меня внимания. Он был примерно в пятидесяти шагах, медленно и устало пробираясь к крепости. Мы были ближе к Нижним воротам, гораздо ближе, и наши лошади начали подъем по пологому склону, теперь впереди виднелся силуэт увешанного черепами арочного проема.
Я склонил голову и позволил жеребцу перейти на быстрый шаг. Кто-то что-то прокричал со стороны ворот, но ветер и дождь унесли слова прочь.
Это было похоже на приветствие, и я просто устало помахал рукой вместо ответа. Мы сошли с песчаной тропы, и теперь копыта стучали по дороге, что была прорезана в темной скале. Этот звук отдавался громко, как боевой ритм.
Лошади по-прежнему шли быстрым шагом, а я ссутулился и низко наклонил голову, а потом мрак дня стал еще темнее, а дождь больше не стучал по капюшону плаща, и я поднял глаза и увидел, что мы находимся в туннеле ворот.
Я был дома.
Я нес меч Ценвала, скрыв его под тяжелым плащом, но теперь уронил его, чтобы у Финана было оружие. Мои люди сделали то же самое. Оружие громко звякнуло по каменистой тропе.
Лошадь шарахнулась от грохота, но я удержал ее и пригнул голову под тяжелой деревянной балкой, формировавшей внутренний свод.
Нижние ворота оставили открытыми, но это имело смысл, потому что в дневное время люди постоянно ходили туда-сюда. Куча корзин и мешков лежали прямо внутри ворот, оставленные для крестьян, которые принесли в крепость рыбу или хлеб. Ворота закрывали с наступлением сумерок и охраняли днем и ночью, но Верхние ворота, как сказал Ценвал, держали закрытыми.
И это тоже имело смысл. Враг мог захватить Нижние ворота и весь двор за ними, но пока он не возьмет Верхние ворота и грозные каменные крепостные стены, то все равно не приблизится к захвату Беббанбурга.
Но когда я выехал из внутренней арки, то увидел, что Верхние ворота открыты.
На миг я даже не поверил увиденному. Я предвидел внезапную отчаянную атаку для захвата тех ворот, но они были открыты! На площадке над воротами стояли часовые, но в самом арочном проеме никого не было.
Я чувствовал себя как во сне. Я въехал в Беббанбург, и никто меня не окликнул, а придурки оставили внутренние ворота широко открытыми! Я придержал лошадь, и Финан догнал меня.
- Пусть оставшаяся команда сойдет на берег, - приказал я.
Справа от меня группа мужчин практиковалась со щитами. Их было восемь под командованием коренастого бородатого человека, который кричал на них, чтобы соединяли щиты внахлест.