Ветер дул всю ночь, иногда порывами, но так и не достиг того неистовства, как в разгар шторма, и когда наступил облачный рассвет, мы поставили на Радуге порванный парус и поплыли на ней впереди Полуночника. Мы направлялись на юг.
В полдень, под рваными небесами и по бурным волнам, мы подошли к Беббанбургу.
Вот где все началось целую жизнь назад.
Я был ребенком, когда увидел три корабля.
В моих воспоминаниях они выскользнули из густого тумана, возможно, так и было, но память часто подводит. Другой мой образ того дня - чистое безоблачное небо, так что, может, тумана и не было, но мне кажется, что море было пустым, и вдруг в одно мгновение с юга появились три корабля.
Это были прекрасные корабли. Казалось, что они невесомо парят по океану, а когда их весла погружались в воду, они скользили по волнам, едва их касаясь.
Их высокие носы и корма высоко изгибались и оканчивались позолоченными головами животных, змеями и драконами, и в тот далекий летний день я подумал, что эти три корабля танцуют на воде, побуждаемые поднимающимися и опускающимися серебристыми веслами.
Я зачарованно уставился на них. Это были датские корабли, первые из тех тысяч, что пришли опустошать Британию.
- Вот дьявольское дерьмо, - прорычал мой отец.
- Пусть дьявол их и проглотит, - добавил дядя. То был Элфрик, и это произошло целую жизнь назад. Теперь я шел под парусом, чтобы снова повстречаться с дядей.
И что же Элфрик увидел тем утром, когда шторм все еще бушевал и ветер бился о деревянные укрепления украденной им крепости? Сначала он увидел небольшое торговое судно, пробивающееся сквозь шторм на юг.
Судно шло под парусом, но он был разорван в клочья, развевающиеся на мачте. Он увидел двух человек, пытающихся грести, а через некоторые промежутки им приходилось останавливаться, чтобы вычерпать воду.
Или, скорей, это стража Элфрика заметила, как сражается с морем Радуга. Она шла против течения, с ним боролись и порванный парус, и две пары весел.
Те, кто наблюдал со стороны Беббанбурга, должно быть, подумали, что это усталое и побитое штормом судно с низкой посадкой лишь по счастливому стечению обстоятельств еще держится на воде, а мы позаботились о том, чтобы всё выглядело так, будто мы пытаемся обогнуть отмели Линдисфарены и привести лодку в безопасность мелководной гавани, что лежала за крепостью.
Стражники должны были увидеть, что эта попытка провалилась, и наблюдать, как ветер относит нас на юг вдоль побережья, мимо высоких укреплений и через предательский проем между берегом и населенными кричащими птицами островами Фарнеа, и всё это время тонущее судно подходило ближе к земле, туда, где море взрывалось в высоких брызгах пены, пока, наконец, не скрылось за южным мысом.
Вот что они бы увидели, и те люди, что наблюдали со стороны Беббанбурга, предположили бы, что Радуга потерпела крушение неподалеку от Бедехала.
Именно это они и увидели. Двух человек, борющихся с морем на двух длинных веслах, и третьего, на рулевом весле, но они не заметили семерых воинов, спрятанных внизу вместе с грузом и прикрытых плащами.
Они должны были увидеть добычу, а не опасность, и они были растеряны, потому что спустя некоторое время после того, как Радуга прошла мимо их крепости, заметили второй корабль, Полуночник, гораздо более опасный, потому что это был боевой корабль, а не торговое судно. Он тоже боролся с волнами.
Люди вычерпывали воду, а другие гребли, и наблюдатели с высоких укреплений могли бы заметить, что команда истощена, что на корабле всего десять пар весел, хотя и этих десяти было достаточно, чтобы безопасно провести его вокруг Линдисфарены и по бушующим водам в мелководную гавань позади Беббанбурга. Так что примерно через час после того, как Радуга пропала из вида, Получночник проскользнул в гавань Элфрика.
Итак, люди Элфрика увидели два корабля. Два корабля, выжившие в чудовищном шторме. Два корабля, ищущие укрытия. Вот что увидели люди Элфрика, вот что я хотел, чтобы они увидели.
Я по-прежнему находился на борту Радуги, а Финан командовал Полуночником. Он знал, что когда зайдет в гавань Беббанбурга, ему зададут вопросы, но ответы были наготове.
Он скажет, что они датчане, направляющиеся на юг, в Восточную Англию, и готовы заплатить лорду Элфрику за возможность укрыться на время починки корабля, пострадавшего от шторма.
Эта история была вполне удовлетворительной. Элфрик не будет много расспрашивать, но несомненно потребует высокую плату, и Финан держал золотые монеты наготове. Я не думал, что Элфрик запросит больше этой суммы.
Он жил среди датчан, и хотя они и являлись его врагами, ничего бы не выиграл, провоцируя их гнев. Он взял бы золото и вел бы себя тихо, и всё, что нужно было сделать Финану, это поведать свою историю, заплатить и ждать.
Он должен был встать на якорь как можно ближе к входу в крепость, а его люди растянулись бы, показывая явную усталость. Ни один не был в кольчуге и не носил меч, хотя и кольчуги, и мечи были под рукой.
Итак, Финан ждал.
А я позволил Радуге уткнуться в пляж к югу от мыса Бедехал и тоже ждал.
Теперь дело было за Элфриком, и он сделал именно то, что я ожидал. Послал своего управляющего на Полуночник, и управляющий забрал золотые монеты и сказал Финану, что тот может остаться на три дня.
Он настоял на том, что не больше четырех воинов могут одновременно спускаться на берег, и ни один не должен быть вооружен, и Финан согласился на всё это. А пока управляющий занимался Полуночником, мой дядя послал людей на юг, найти потерпевшую кораблекрушение Радугу.
Кораблекрушения приносили прибыль, там была древесина и груз, можно было разжиться снастями и парусиной, и хотя жители ближайших деревень были бы счастливы получить такой неожиданный прибыток, они прекрасно знали, что лучше не стоять на пути у людей, которые правят огромной крепостью и потому обладают преимуществом заявить свои права на трофей.
Итак, я ждал на севшей на мель Радуге, дотрагиваясь до молота на шее и моля Тора даровать удачу.
Из-за дюн к северу от пляжа, к которому пристала Радуга, показались люди. Там на берегу моря стояла какая-то потрепанная непогодой деревушка, населенная по большей части рыбаками, чьи маленькие лодки укрылись от шторма за грядой скал, что шла к югу от низкого мыса Бедехал, и некоторые из деревенских наблюдали, без сомнения, озадаченные, поскольку мы отвязали кожаную веревку, что шла от верхушки мачты к корме Радуги.
Они могли разглядеть лишь троих из нас. Они наблюдали, как мы опустили мачту, позволив ей упасть поперек судна со всё ещё прикрепленным к ней изорванным парусом. Было время отлива, но вода уже начала прибывать, и Радуга раскачивалась и кренилась по мере того, как на пляж накатывались волны.
Бедняга Блекульф оплакивал свое судно, опасаясь, что каждый удар о песок вызовет еще одну течь или увеличит существующие пробоины.
- Я куплю тебе другое судно, - пообещал я.
- Я его построил, - мрачно ответил он, будто предполагая, что ни одно купленное мной судно не будет и вполовину так же хорошо, как то, что он построил собственными руками.
- Тогда молюсь, что ты построил его крепко, - произнес я, а потом велел Осферту, спрятавшемуся в глубине Радуги, принять на себя командование.
- Ты знаешь, что делать.
- Да, господин.
- Ты останешься здесь с Осфертом, - сказал я Блекульфу, а потом приказал Ролле, свирепому датчанину, выбрать оружие и следовать за мной. Мы спрыгнули с кормы и потащились вверх по пляжу в сторону дюн. Со мной был Вздох Змея.
Я знал, что скоро появятся люди, что придут из крепости, и это значило, что настает время Вздоха Змея. Деревенские жители, должно быть, заметили, как мы идем по пляжу с мечами, но не сделали ни шагу ни в нашем направлении, ни в сторону приближающихся с севера всадников.
Я вгляделся сквозь раздуваемую ветром траву, покрывающую дюны, и различил семерых воинов на семи лошадях. Все были в кольчугах, шлемах и с оружием. Плащи семерых всадников развевались на злом ветру, а песок разлетался из-под копыт.
Они шли галопом, стремясь побыстрее выполнить свою задачу и вернуться в крепость. Начался дождь, колючий дождь с моря, и это было к лучшему. Он заставит тех семерых поторопиться закончить свое дело. Он сделает их беспечными.
Семеро въехали на пляж. Они увидели севшее на мель судно с упавшей мачтой и бесполезно хлопающим на ветру разорванным парусом. Мы с Роллой теперь быстро двигались на север, пригнувшись за дюнами.
Никто нас не видел. Мы подбежали к тому месту, откуда из-за дюн появились всадники, той же дорогой они отправятся и обратно в крепость, и мы ожидали там, опустив мечи, а я взобрался на песчаный склон и глядел с его гребня.
Семеро всадников приблизились к Радуге, придержав своих коней почти на границе с пенящимися волнами, накатывавшими на берег позади опрокинутого судна. Пятеро спешились. Я видел, как они окликнули Блекульфа, единственного, кого было видно.
Разумеется, Блекульф мог бы предупредить их, но и его сын, и член его команды были на борту Полуночника, и он боялся за жизнь мальчика, поэтому ничего не сказал о нас.
Вместо этого он рассказал им, что потерпел кораблекрушение, и пятеро мужчин побрели к кораблю. Мечи были в ножнах. Двое всадников ожидали на пляже, и тут Осферт атаковал.
Семеро моих воинов появились внезапно, перепрыгнув через нос Радуги, держа наготове мечи, топоры и копья. Пятеро мужчин рухнули вниз с пугающей быстротой, сраженные ударом топоров, а Осферт тем временем метнул копье в ближайшего к нему всадника. Тот увернулся и унесся вскачь, спасаясь от внезапной резни, окрасившей кровью морскую пену. Его товарищ всадил шпоры в коня и последовал за ним.
- Двое скачут сюда, - сказал я Ролле.
Мы притаились по обеим сторонам дороги. Я слышал топот приближающихся копыт. В моей руке был Вздох Змея, а в душе - гнев.
Я смотрел на Беббанбург, пока на Радуге шло сражение, и видел свое наследство, свою крепость, свой дом, место, о котором я мечтал с тех пор, как покинул его, место, украденное у меня, и теперь я верну его и убью людей, которые отняли его.
И я приступил к мести. Показался первый всадник, и я прыгнул на него, замахиваясь мечом, лошадь попятилась и свернула в сторону, поэтому я промахнулся, но лошадь упала, вскидывая копытами песок, и вторая лошадь столкнулась с ней и тоже упала, а Ролла, скрежеща зубами, вонзил свой клинок в грудь всадника.
Лошади, закатив глаза, пытались встать на ноги, и я схватил одну за поводья, наступил ногой на грудь упавшему всаднику и прижал Вздох Змея к его горлу.
- Глупец, - сказал он, - Разве ты не знаешь, кто мы?
- Я знаю, кто вы, - сказал я.
Ролла схватил вторую лошадь и теперь разделался с ее всадником одним коротким, сильным ударом, обагрившим песок. Я оглянулся, чтобы посмотреть на Радугу, и увидел, что Осферт поймал оставшихся пятерых лошадей, а его люди вытащили трупы с мелководья и снимали с них кольчуги, плащи и шлемы.
Я наклонился к своему пленнику и снял с него перевязь, бросил ее Ролле, затем приказал мужчине встать.
- Как тебя зовут? - спросил я его.
- Ценвал, - пробормотал он.
- Громче!
- Ценвал, - ответил тот.
Дождь зарядил сильнее, тот злой дождь, что пришел с бурного моря. И внезапно я засмеялся. Это было смешно. Маленькая группа вымокших отчаянных людей против самой мрачной крепости Британии? Я ткнул Вздохом Змея, так что Ценвалу пришлось сделать шаг назад.
- Сколько в Беббанбурге воинов? - спросил я.
- Достаточно, чтобы убить тебя раз десять, - прорычал он.
- Так много? И сколько же именно?
Он не желал отвечать, а потом решил, что может меня обмануть.
- Тридцать восемь, - сказал он.
Я махнул рукой, так что острие Вздоха Змея разорвало кожу его шеи. На ней показались бусинки крови, закапавшей на кольчугу.
- А теперь попробуй сказать правду, - предложил я.
Он приложил руку к струйке крови.
- Сорок восемь, - угрюмо произнес он.
- Включая тебя и этих людей?
- Включая нас.
Я рассудил, что он говорит правду. Мой отец держал гарнизон в пятьдесят-шестьдесят человек, и Элфрик вряд ли имел больше, потому что каждого воина в крепости нужно было вооружить, одеть в кольчугу и платить ему.
Если бы Элфрика предупредили о приближении настоящей опасности, он мог бы вызвать больше людей с земель, которые находились под управлением Беббанбурга, но для этого требовалось время. Итак, нас превосходили числом вдвое, но меньшего я и не ожидал.
До нас добрался Осферт со своими людьми, они вели пять лошадей и несли одежду, кольчуги, шлемы и оружие тех людей, что убили.
- Ты заметил, кто на какой лошади сидел?
- Конечно, господин, - отозвался Осферт, повернувшись, чтобы взглянуть на своих воинов и захваченных лошадей, - коричневый плащ на пегом жеребце, синий - на вороном мерине, кожаная безрукавка - на… - он поколебался.
- На пегой кобыле, - вступил в разговор мой сын, - а черный плащ - на маленьком вороном жеребце и…
- Тогда переодевайтесь, - прервал я их и снова обернулся к Ценвалу. - А ты раздевайся.
- Раздеться? - уставился он на меня.
- Можешь снять одежду, - сказал я, - или мы разденем твой труп. Выбор за тобой.
Всадников было семеро, так что стража у ворот Беббанбурга должна увидеть, как семеро возвращаются. Стража наверняка хорошо знакома с этой семеркой, они видели их и их лошадей день ото дня, и когда мы подъезжали к крепости, стражники должны были увидеть именно то, что ожидали.
Если полосатый бело-коричневый плащ Ценвала будет покрывать круп не той лошади, стражники почувствуют, что что-то не так, но если они увидят этот плащ на седоке, скачущем верхом на гнедом жеребце Ценвала, то сочтут, что всё идет своим чередом.
Мы переоделись. Ценвал, оставшийся в шерстяной рубахе, свисающей до ягодиц, дрожал на холодном ветру. Он уставился на меня, наблюдая, как я накидывал голубой плащ незнакомца поверх кольчуги.
Он заметил, как я затолкал молот Тора под кольчугу, чтобы спрятать его. Он слышал, как Осферт называет меня господином, и начал медленно осознавать, кто я такой.
- Ты… - начал он, а потом запнулся. - Ты, - снова начал он.
- Я - Утред Утредсон, - рявкнул я, - законный лорд Беббанбургский. Хочешь присягнуть мне в верности? Я повесил тяжелый серебряный крест мертвеца себе на шею.
Его шлем был мне не по размеру, слишком мал, и я оставил свой, но у плаща был капюшон, который я натянул поверх серебряного волка, что венчал мой шлем. Вокруг пояса я обернул собственную перевязь. Ее скрывал плащ, а я желал, чтобы моим спутником стал Вздох Змея.
- Ты Утред Предатель, - без всякого выражения заявил Ценвал.
- Так он меня называет?
- Так и даже хуже, - ответил Ценвал.
Я взял у Роллы меч Ценвала и вытащил его из ножен. Это был добрый клинок, в хорошем состоянии и острый.
- Мой дядя жив? - спросил я Ценвала.
- Жив.
- Господин, - рявкнул Осферт на Цинвала, - ты должен называть его "господин".
- Элфрик, должно быть, стар, - произнес я, - и говорят, что он болен?
- Он жив, - ответил Ценвал, упрямо отказываясь называть меня господином.
- И хворает?
- Обычными для старика хворями, - признал Ценвал.
- А его сыновья? - поинтересовался я.
- Всем командует лорд Утред, - ответил Ценвал. Он имел в виду моего кузена, сына Элфрика и отца еще одного Утреда.
- Расскажи мне о сыне Элфрика, - приказал я.
- Он похож на тебя, - отозвался Ценвал, что прозвучало так, как будто ему не повезло.
- И чего он от тебя ожидает? - спросил я.
- Ожидает от меня?
- Он послал семерых. Зачем?
Он нахмурился, не понимая вопроса, а потом вздрогнул, когда я поднес клинок к его лицу. Он посмотрел на Радугу, на которую по-прежнему накатывались буруны, пока прилив тащил ее дальше по пляжу.
- Мы пришли взглянуть на судно, - мрачно сообщил он.
- А вместо этого нашли нас, - заявил я, - но что вы сделали бы, не окажись тут нас?
- Закрепили бы его, - ответил он, не отводя глаз от севшего на мель судна.
- И забрали бы груз? Кто бы это сделал? Ты?
- Куча народа из деревни, - сказал он.
Итак, Ценвал убедился бы, что Радуга плотно села на мель, а потом заставил бы деревенских вытащить груз.
Это значило, что он оставил бы людей присматривать за работой и убедиться, что ничего ценного не украдено, а это, в свою очередь, означало, что в крепости не ожидают увидеть, что все семеро возвращаются. Я поразмыслил об этом несколько мгновений.
- А если там не оказалось бы ничего кроме балласта? - спросил я.
Он пожал плечами.
- Зависит от того, стоило бы судно того, чтобы его спасать. Оно выглядит добротным.
- В таком случае вы бы закрепили его, а потом оставили, пока погода не улучшится?
Он кивнул.
- А если лорду Элфрику оно не пригодилось бы, мы сломали бы его или продали.
- А теперь расскажи о крепости, - велел я.
Он не рассказал мне ничего, что не было бы мне известно. К Нижним воротам вела дорога, извивающаяся по узкому перешейку и вверх по крутому склону к большим деревянным воротам, а за ними находилось широкое пространство с конюшнями и кузницей.
Этот внешний двор был защищен высоким частоколом, но внутреннее пространство на высокой вершине скалы было огорожено еще одной стеной, еще более высокой, и там находились вторые ворота, Верхние.
Именно там, на вершине скалы, стоял большой дом Элфрика и меньшие дома для слуг, воинов и их семей. Ключом к Беббанбургу были не Нижние ворота, какими бы грозными они ни были, а Верхние.
- Верхние ворота, - спросил я, - держат открытыми?
- Они закрыты, - дерзко заявил Ценвал, - всегда закрыты, и он ждет тебя.
Я взглянул на него.
- Ждет меня?
- Лорд Элфрик знает, что твой сын стал священником, знает, что тебя объявили изгоем. Он считает, что ты отправишься на север. Думает, что ты безумен. Он говорит, что тебе некуда идти, и потому ты придешь сюда.
И Элфрик оказался прав, подумал я. Порыв ветра принес тяжелые капли ливня. Прибой бурлил вокруг Радуги.
- Он ничего не знает, - гневно произнес я, - и не узнает, пока мой меч не войдет в его кишки.
- Он убьет тебя, - фыркнул Ценвал.
И Ролла его убил. Я кивнул датчанину, стоящему позади дрожащего Ценвала, который не догадывался о близкой смерти, пока с изумлением ее не узрел. Меч вонзился ему в шею, это был могучий и смертоносный удар, милосердный удар. Он скрючился на песке.
- По коням, - рявкнул я своим людям.
Семеро вскочили в седла, а остальные пошли пешком, изображая пленников.
Итак, мы отправились домой.