И это меня не удивило. Брида никогда бы меня не простила. Она бы пронесла эту ненависть до самой своей смерти, а если бы смогла с помощью каких-нибудь чар, то и после нее.
- Зачем ты мне это рассказываешь? - спросил я Ингульфрид. - Почему не убедила меня идти в Дунхолм?
- Потому что если ты отправишься в Дунхолм, - ответила она, - Брида заберет моего сына и потребует больше золота, чем ты. Она хуже.
- И она жестока, - добавил я, а потом позабыл о Бриде, потому что человек на носу прокричал, предупреждая, что мы приближаемся к мелководью. Мы пробирались по каналу, что извивался в сторону пустынной песчаной косы, на которой росла трава.
Канал повернул на запад, потом на север, потом снова на восток, и Полуночник четыре раза задел дно, до того как мы достигли полосы более глубоких вод, что огибали восточный берег острова.
- Подойдет, - сказал я Финану, мы сделали несколько взмахов веслами, и нос корабля уткнулся в песок. - Пока это будет нашим домом, - объявил я своей команде.
Это было мое новое королевство, моя земля, мой кусок омытого морем и продуваемого ветрами песка на краю Фризии, и я буду удерживать его, пока какой-нибудь более сильный враг не решит прихлопнуть меня, словно муху.
А это случится, если я не найду больше людей, но сейчас мне просто нужно было чем-то занять этих, так что я послал сына с дюжиной человек собрать на близлежащих песчаных берегах плавняк, чтобы мы могли построить хижины. На остров уже вынесло несколько бревен, и я смотрел, как Осферт сооружает кров для Ингульфрид.
Мой сын принес еще древесины, достаточно, чтобы развести костер и построить укрытие, и в ту ночь мы пели, усевшись вокруг огромного пламени, изрыгающего искры в звездное небо.
- Хочешь, чтобы все узнали, что ты здесь? - задал вопрос Финан.
- Они и так уже знают, - ответил я. Днем мимо нас прошла пара лодок, и новости о нашем прибытии распространятся по островам и дальше, вдоль болотистого побережья.
Танквард, тот человек, что бросил нам вызов прежде, возможно, снова появится, хотя я сомневался, что он захочет драться. Несколько дней мы пробудем тут в мире, как посчитал я.
Я заметил, что Финан беспокоится обо мне. Он мало говорил весь вечер и не присоединился к пению. Ирландец все время бросал на меня взгляды.
Как я подозревал, он знал, что меня беспокоит. Это не был мой кузен или те, кого он мог послать против меня. Мои опасения были гораздо шире и глубже: неспособность понять, что делать дальше.
Я не имел представления, как поступить, хотя что-то мне пришлось бы сделать. Я вел за собой команду, у меня был корабль, а у всех нас - мечи, и мы не могли просто гнить на пляже, но я еще не знал, куда их повести. Я был в растерянности.
- Ты поставил часовых? - в разгар ночи спросил Финан.
- Я сам постою на страже. Чтобы убедиться в том, что все знают, что леди Ингильфрид здесь не для их удовольствия.
- Это они и так знают. А кроме того, проповедник убьет любого, кто на нее взглянет.
Я засмеялся. Проповедником называли Осферта.
- Он и правда как зачарованный, - тихо произнес я.
- Бедный ублюдок влюбился, - заявил Финан.
- И вовремя, - отозвался я, а потом мягко похлопал Финана по плечу. - Поспи, дружище, и хорошенько выспись.
Я шел по пляжу в темноте. На этой стороне острова волны разбивались со слабыми хлопками, хотя я мог расслышать, как с западной стороны дюн тяжело накатываются более крупные волны.
Костер медленно догорал, пока от него не остались лишь тлеющие угли, а я все еще брел по пляжу. Был отлив, и Полуночник казался темной тенью, склонившейся к песку.
Я хлафорд, лорд. Лорд должен заботиться о своих людях. Он одаривает их золотом, серебром и драгоценными браслетами. Он должен накормить своих людей, предоставить им кров и обогатить, а взамен они служат ему и превращают его в великого лорда, чье имя произносят с уважением. А лорд моих людей был бездомным, господином песка и пепла, владельцем единственного корабля. И я не знал, что делать.
Саксы ненавидели меня, потому что я убил их аббата. Датчане никогда мне не доверяли, а кроме того, я убил сына Сигурда Торрсона, и Сигурд, друг Кнута Ранульфсона, поклялся отомстить за эту смерть. Рагнар, который поприветствовал бы меня как брата и отдал бы половину своих богатств, умер.
Этельфлед меня любила, но она любила и свою церковь и была не в силах защитить меня от тех мерсийцев, что подчинялись ее мужу, с которым она не жила.
Она находилась под защитой своего брата, Эдуарда Уэссекского, и он, возможно, был бы мне рад, хотя и потребовал бы выплатить виру за смерть священника и принудил бы к унизительному извинению перед своими церковниками. Он бы не дал мне земли. Он мог меня защитить и использовать как воина, но я не был бы лордом.
А я старел. Я это знал, это ощущали мои кости. Я был в том возрасте, когда люди ведут за собой армии. Когда они стоят в задних рядах стены из щитов и предоставляют сражаться молодым воинам впереди.
В моих волосах серебрилась седина, а в бороде была белая прядь. Я был стар и ненавидим, я был изгоем и находился в замешательстве, хотя у меня бывали времена и похуже. Дядя однажды продал меня в рабство, и то были тяжелые времена, не считая того, что я встретил Финана, и мы пережили это вместе, и Финан с удовольствием прирезал того ублюдка, что нас заклеймил, а мне досталась радость убить того ублюдка, что меня предал.
Христиане рассказывают о колесе судьбы, об огромном колесе, которое постоянно крутится и иногда поднимает нас вверх, на солнечный свет, а иногда тащит вниз, в грязь и дерьмо.
Там то я сейчас и был, в дерьме и навозной жиже. Так что, может, остаться здесь, думал я. Бывают вещи и похуже, чем править несколькими островами во Фризии. Я не сомневался, что смогу победить Танкварда, забрать тех его людей, что выживут, себе на службу, а потом сковать небольшое королевство песчаных дюн и тюленьего дерьма. Эта мысль вызвала у меня улыбку.
- Осферт говорит, что на самом деле ты не убьешь моего сына, - произнесла она за моей спиной. Я развернулся и посмотрел на Ингульфрид. Она стояла в тени дюны. Я промолчал. - Он говорит, что на самом деле ты добрый человек.
Я рассмеялся.
- Я оставил больше вдов и сирот, чем кто-либо, - возразил я. - Так поступают добрые люди?
- Он говорит, что ты порядочный и честный человек и… - она помедлила, - и упрямый.
- Упрямый - это верно.
- И что теперь ты в замешательстве, - добавила она. Она говорила мягко, из голоса пропали и дерзость, и гнев.
- В замешательстве? - спросил я.
- Ты не знаешь, куда идти и что делать.
Я улыбнулся, потому что она была права, а потом смотрел, как она осторожно ступает по пляжу.
- Я не знаю, куда идти, - признал я.
Она подошла к остаткам костра, присела на корточки и протянула руки к едва мерцающим уголькам.
- Я чувствовала себя так же целых пятнадцать лет, - с горечью призналась она.
- Значит, твой муж - глупец.
Она покачала головой.
- Ты постоянно это повторяешь, но на самом деле он умный человек, а ты сделал ему одолжение.
- Забрав тебя?
- Убив лорда Элфрика, - она уставилась на тлеющее дерево, наблюдая, как маленькие языки угасающего пламени извивались, исчезали, а потом снова вспыхивали. - Теперь мой муж волен делать всё, что захочет.
- А чего он хочет?
- Оставаться в безопасности в Беббанбурге, - сказала она. - А не отправляться каждую ночь спать, гадая, где можешь быть ты. А прямо сейчас? Думаю, он хочет получить сына обратно. Несмотря на все свои недостатки, он любит Утреда.
Так вот почему она разговаривает со мной без презрения или горечи, подумал я. Она хочет попросить за сына. Я сел с противоположной стороны костра и подтолкнул обуглившиеся бревна ногой, чтобы пламя вновь разгорелось.
- Он не будет в Беббанбурге в безопасности, - сказал я, - пока живы Кнут Ранульфсон и Сигурд Торрсон. Они тоже хотят получить Беббанбург и однажды попытаются его захватить.
- Но священники моего мужа говорят, что судьба Нортумбрии - стать христианской, - ответила она, - так что датчане потерпят поражение. Такова воля христианского бога.
- Ты христианка? - спросил я.
- Они говорят, что да, - но я не уверена. Муж настаивал, чтобы я покрестилась, и священник окунул меня в бочку с водой, опустив мою голову под воду. Муж смеялся, когда они это проделывали. Потом меня заставили поцеловать руку святого Освальда. Она была сухая и желтая.
Святой Освальд. Я и позабыл об этом новом поветрии, что распространял аббат, которого я убил. Святой Освальд. В старые времена он был королем Нортумбрии. Он жил в Беббанбурге и правил севером, а потом начал войну с Мерсией и был побежден в битве с королем-язычником.
Пригвожденный бог не особо помог ему в тот день, и его тело разрезали на куски, но поскольку он был святым и королем, люди собрали эти окровавленные останки и сохранили их. Я знал, что левую руку святого отдали лорду Элфрику, а задолго до того я сопровождал отрубленную голову Освальда через северные холмы.
- Священники говорят, что если тело Освальда будет собрано воедино, - продолжала Ингульфрид, - всеми землями саксов будет править один лорд. Один король.
- Священники никогда не перестают болтать чепуху.
- И Этельред Мерсийский просил лорда Элфрика отдать ему руку, - добавила она, проигнорировав мое замечание.
Это привлекло мое внимание. Я поднял глаза на ее лицо, освещенное пламенем.
- И что ответил Элфрик?
- Сказал, что обменяет руку на твое тело.
- Правда?
- Правда.
Я рассмеялся, затем смолк, задумавшись. Этельред хотел собрать воедино тело Освальда? Такова его цель? Быть королем всех саксов?
Неужели он верил в эту церковную чепуху, что того, кто владеет телом святого Освальда, невозможно победить в битве?
Легенда гласила, что большую часть останков Освальда забрали в монастырь в Мерсии, монахи которого отказались принять мощи, потому что, по их словам, Освальд был врагом их королевства, но той ночью небеса пронзил яркий луч и осветил тело, лежавшее за монастырскими воротами, и этот столб света убедил монахов принять останки святого.
Затем монастырь захватили датчане, которые включили его земли в состав Нортумбрии. Этельред хотел найти высохший труп? Будь я правителем той части Нортумбрии, я бы уже давно выкопал труп, сжег его и развеял пепел по ветру.
Вероятно, Этельред верил, что тело все еще в могиле, но чтобы потребовать его, надо было биться против лордов Нортумбрии. Неужели он планировал войну против Кнута? Сначала Восточная Англия, затем Нортумбрия? Это безумие.
- Ты полагаешь, Этельред хочет вторгнуться в Нортумбрию? - спросил я Ингульфрид.
- Он хочет быть королем Мерсии, - ответила она.
Он всегда жаждал этого, но никогда не осмеливался бросить вызов Альфреду, а Альфреда уже давно не было в живых, и королем был Эдуард. Этельред мучился под властью Альфреда, и я мог только представить себе, как он противится быть вассалом молодого Эдуарда.
И Этельред старел так же, как и я, и размышлял о своей славе. Он хотел, чтобы его запомнили не вассалом Уэссекса, а королем Мерсии, более того, королем, который присоединил к Мерсии земли Восточной Англии.
Зачем на этом останавливаться? Почему бы не вторгнуться в Нортумбрию и не стать королем всех северных саксов? Как только Этельред добавит восточно-английских танов к своей армии, он станет достаточно силен, чтобы бросить вызов Кнуту, а обладание телом святого Освальда убедит христиан на севере, что их пригвожденный бог на стороне Этельреда, и эти христиане могут восстать против датских лордов.
Этельреда запомнят как короля, снова сделавшего Мерсию сильной, возможно, даже как человека, объединившего все саксонские королевства. Он подожжет всю Британию, чтобы вписать свое имя в исторические хроники.
И самым большим препятствием на пути к этой цели был Кнут Ранульфсон, Кнут Длинный Меч, человек, владевший Ледяной Злобой. Жена и дети Кнута пропали, возможно, их держали в заложниках. Я спросил Ингульфрид, слышала ли она об их похищении.
- Разумеется, слышала, - ответила она, - вся Британия знает об этом. Она смолкла, а затем произнесла: - Лорд Элфрик думал, что это ты схватил их.
- Тот, кто забрал их, - ответил я, - хочет, чтобы люди думали именно так. Они ехали под моим знаменем, но то был не я.
Она смотрела на крошечные языки пламени.
- Больше всех от их захвата выиграет твой кузен Этельред, - сказала она.
Ингульфрид, как я понял, была умной женщиной, умной и утонченной. Мой кузен, думал я, был дураком, что презирал ее.
- Этельред не делал этого, - ответил я, - он не настолько смел. Он бы не рискнул злить Кнута до тех пор, пока не станет сильнее.
- Кто-то рискнул, - промолвила Ингульфрид.
Кто-то, кто выигрывал от бездействия Кнута. Кто-то достаточно глупый, чтобы спровоцировать жестокую месть со стороны Кнута. Кто-то достаточно умный, чтобы держать это в секрете. Кто-то, кто сделал бы это при поддержке Этельреда, возможно, за большое вознаграждение в виде золота или земель и кто-то, кто обвинил бы меня.
И тут словно сухой трут попал в тлеющие угли. Осознание было таким же ярким, как столб света, спустившийся с небес, чтобы озарить расчлененное тело Освальда.
- Хэстен, - произнес я.
- Хэстен, - Ингульфрид повторила это имя так, словно давно все знала. Я уставился на нее, а она смотрела на меня. - Кто же еще? - просто спросила она.
- Но Хэстен… - начал было я, но потом умолк.
Да, Хэстен был достаточно смел, чтобы бросить вызов Кнуту, и достаточно вероломен, чтобы заключить союз с Этельредом, но стал бы он на самом деле рисковать местью Кнута? Хэстен не был дураком.
Он терпел поражение за поражением, но ему всегда удавалось улизнуть. У него были земли и люди, хотя и того и другого было мало, но все же они были. Если жену и детей Кнута похитил действительно Хэстен, тогда он потеряет все, главным образом, свою жизнь, и конец этой жизни не будет легким. Он последует за многими днями пыток.
- Хэстен со всеми дружен, - мягко произнесла Ингульфрид.
- Но не со мной, - добавил я.
- И со всеми враждует, - продолжала она, проигнорировав мое замечание. - Он выживает, потому что клянется в верности тому, кто сильнее его. Он таится, лежит, как собака у очага, и виляет хвостом, когда кто-нибудь подходит к нему. Он клянется в верности Кнуту и Этельреду, но ты знаешь, как говорят христиане. Никто не может служить двум господам.
Я нахмурился:
- Он служит Этельреду? - я покачал головой. - Нет, он враг. Он служит Кнуту. Уж я-то знаю, я встретил его в доме Кнута.
Ингульфрид тайком улыбнулась, помолчала, а затем промолвила:
- Ты доверяешь Хэстену?
- Конечно, нет.
- Мой отец впервые приплыл в Британию, когда служил Хэстену, - сказала она, - и он перешел от него к Сигтрюггу. Он говорит, Хэстен заслуживает доверия не больше, чем змея. Если он берет тебя за руку, говорит мой отец, пересчитай свои пальцы.
Ничто из этого меня не удивило.
- Так и есть, - ответил я, - но он слаб и нуждается в защите Кнута.
- Нуждается, - согласилась Ингульфрид, - но, допустим, он отправил к Этельреду посланника? Тайного посланника?
- Я бы этому не удивился.
- И Хэстен предлагает Этельреду свою службу, - продолжила она, - сообщая ему известия и оказывая услуги, какие может, не вызывая подозрений Кнута. А взамен Этельред обещает не нападать на Хэстена.
Я обдумал эти слова, затем кивнул.
- Я провел восемь лет, желая напасть на Хэстена, - сказал я, - а Этельред отказывается дать мне воинов.
Хэстен занял Честер, а эта величественная римская крепость защитила бы северные земли Мерсии от нападений ирландских викингов или от датчан и норвежцев в Кумбраланде, но Этельред отказался поддержать нападение.
Я думал, что, отказав, он хотел лишить меня возможности добавить себе славы, поэтому мне пришлось позволить своим людям просто наблюдать за Честером, чтобы Хэстен не доставлял хлопот.
Ингульфрид слегка нахмурилась. Она все еще смотрела на маленькие языки пламени, когда произносила эти слова.
- Не знаю, насколько верно то, о чем я говорю, - произнесла она, - но я помню, как услышала о жене Кнута и тут же подумала о Хэстене.
Он вероломен и умен. Он мог убедить Этельреда в своей преданности, но Хэстен всегда служит тому, кто сильнее, а не более слабому.
Он будет улыбаться Этельреду, но лизать зад Кнуту, и Этельред считает, что Кнут не отважится напасть, потому что его жена - заложница, но… - она замолчала и подняла голову, чтобы взглянуть на меня, - а вдруг Кнут и Хэстен хотят, чтобы Этельред так и думал?
Я смотрел на нее, пытаясь понять, о чем она говорит. В ее словах был смысл. Жену и детей Кнута вообще не похищали, эта уловка нужна была, чтобы Этельред чувствовал себя в безопасности. Я вспомнил свою встречу с Кнутом. Она тоже была частью обмана.
Он казался рассерженным, но затем подобрел, и Хэстен был там со своей вечной ухмылкой. Почему Кнут ни разу не напал на Хэстена?
Честер был важной крепостью, потому что контролировал передвижения между Британией и Ирландией, лежал между Мерсией и Нортумбрией, а также между валлийцами и саксами, но Кнут позволил Хэстену его удерживать. Почему?
Потому что Хэстен был полезен? Так Ингульфрид была права, и это Хэстен прячет жену и сына Кнута? И рассказал Этельреду, что захватил их и держит в заложниках?
- Значит, Кнут решил надуть Этельреда, - медленно произнес я.
- А если Этельред чувствует, что может спокойно напасть на Восточную Англию? - спросила она.
- То он нападет, а в тот момент, когда его войско покинет Мерсию, ее атакуют датчане.
- Датчане атакуют Мерсию, - согласилась она. - Может, это уже и происходит. Этельред чувствует себя в безопасности, его надули. Мерсийская армия находится в Восточной Англии, а Кнут и Сигурд - в Мерсии, разрушают, жгут, грабят, насилуют и убивают.
Я следил, как угасает пламя. Над землей занимался серый свет, его призрачное мерцание дотронулось и до моря. Настала заря, свет озарил и землю, и мой разум.
- В этом есть смысл, - неуверенно произнес я.
- У лорда Элфрика повсюду были шпионы, - заявила она, - хотя среди твоего окружения ему и не удалось их найти. Но помимо тебя они были везде, посылая известия в Беббанбург.
Эти люди разговаривали в главном доме, а запоминала. Они никогда не прислушивались ко мне, но позволяли слушать их разговоры. А иногда муж рассказывал мне всякое, когда не бил.
- Он тебя бил?
Она взглянула на меня как на дурака.
- Я же его жена. Когда я ему не угождала, конечно, он меня бил.
- Я никогда не бил женщин.
Она улыбнулась в ответ.
- Лорд Элфрик всегда говорил, что ты глупец.
- Может, так и есть, но он всегда меня боялся.
- Он был просто в ужасе, - согласилась она, - проклинал тебя с каждым вздохом и молился о твоей смерти.
Но это Элфрик, а не я отправился к разрывателю плоти. Я смотрел, как светлеет небо.
- Рука святого Освальда, - сказал я, - она все еще в Беббанбурге?
Она кивнула.
- Она хранится к часовне, в серебряном ящике, но муж хочет отдать ее Этельреду.