Встретив во дворце герцога Бофора, комендант Бастилии доложил ему, что грек Абу Коронос при смерти, но, как и прежде, ни в чем не желает сознаться.
– Он должен сознаться! – гневно воскликнул герцог, и в глазах его сверкнул зловещий огонь, а окаймленное красно–рыжей бородой лицо приняло грозное выражение. – Собака–грек не имеет права умереть прежде, чем сознается, куда запрятал миллионы! После ужина, генерал, я еду с вами в Бастилию.
Для генерала Миренона слова герцога были равносильны приказу. Да и кто посмел бы противоречить всемогущему Бофору? Страх перед ним был слишком велик.
Великолепный фейерверк, устроенный в Версальском парке по окончании ужина, завершил торжественный праздник.
Герцог Бофор и генерал прямо из дворцового зала направились к ожидавшим их каретам. Кареты быстро покатили к Бастилии.
Это был тот самый час в ночь с субботы на воскресенье, когда Адриенна осталась в рощице с лошадьми, а мушкетер Виктор был пропущен во двор Бастилии подвыпившим по случаю праздника часовым.
С замиранием сердца ожидая Марселя и Виктора, Адриенна еще больше задрожала от страха, когда услышала грохот колес быстро несущихся экипажей. Но ее страх перешел в ужас, когда она узнала карету герцога.
Экипажи быстро промчались по подъемному мосту. Часовой, заслышав окрики лакеев и кучеров, незамедлительно отворил большие тяжелые ворота.
Увидев въезжавшие во двор кареты, Виктор сразу же почувствовал, что происходит неладное. Он еще плотнее прижался к выступу скрывавшей его стены. Между тем лакеи уже открывали дверцы карет, а часовой вызвал инспектора и караул. Во двор также выскочило несколько тюремных надзирателей с горящими факелами.
Так в Бастилии веселый вечер с вином и песнями был прерван самым неожиданным образом.
При красноватом свете факелов из карет вышли герцог Бофор и комендант крепости. Виктор увидел и узнал их обоих, и с языка его невольно сорвалось проклятье. Теперь, очевидно, бегство Марселя не удастся… И зачем только в самый неурочный час герцог и генерал явились в крепость? Нет ли здесь измены? Не сообщил ли кто‑нибудь им план бегства Марселя? И они, несмотря на праздник, поспешили сюда, чтобы воспрепятствовать ему…
Но вот герцог в сопровождении коменданта прошел в помещение тюрьмы. Инспектор и несколько тюремных надзирателей последовали за ними. Два факельщика, идя по сторонам, освещали им дорогу.
Поднимаясь по лестнице, генерал Миренон спросил, не умер ли заключенный номер шесть из пятой башни. Ему доложили, что он еще не умер, хотя, должно быть, доживает последние минуты.
– Значит, мы успели вовремя, господин комендант, – обратился герцог Бофор к генералу Миренону. – Прикажите‑ка открыть его камеру.
Приказание было тут же исполнено. Факельщики вошли в камеру Абу Короноса и встали по обеим сторонам двери. Герцог и генерал, а за ними инспектор Бастилии и тюремный надзиратель тоже вошли в камеру.
Абу Коронос полулежал на соломе и мрачно глядел на вошедших. У его изголовья на коленях стоял духовник Бастилии. Грек еще не потерял сознания. Он узнал герцога Бофора и рассмеялся хриплым зловещим смехом.
– Смотрите‑ка, сюда идет трусливый убийца моей девочки! – собрав последние силы, страшным, нечеловеческим голосом выкрикнул Абу Коронос. – Вот он! Проклятье и смерть тебе, Бофор, подлый убийца моего ребенка! – При этом грек ткнул иссохшей рукой в сторону герцога. – Ты пришел полюбоваться смертью одной из твоих жертв? Гляди же, палач моей дочери, гляди, как я умираю! Ведь это тоже дело твоих рук! – И старец распахнул на груди свою рубаху. Факелы осветили тело, до того изможденное, что оно походило на живой скелет.
– Конец, всему конец, – продолжал Абу Коронос.
Но генерал Миренон и тюремный надзиратель помешали греку продолжить свою речь – они силой уложили старика на ложе.
Герцог Анатоль Бофор, скрестив руки на груди, с холодной усмешкой, больше похожей на гримасу, стоял посреди камеры и, злобно сощурив глаза, глядел на свою жертву.
– Собака–грек должен успеть сделать признание… – начал было он.
Но вдруг умирающий снова приподнялся на своей постели, протянул руку к герцогу и захрипел прерывающимся голосом:
– Проклятие и позорная смерть тебе, Бофор, мерзкий убийца моей девочки! – И без сил повалился на солому.
– Он умирает, – подал голос коленопреклоненный монах.
– Он не должен умереть!.. Прежде он должен сознаться! – скрипнув зубами, прорычал герцог.
Генерал принялся трясти умирающего за плечи, а тюремный надзиратель закричал старцу в ухо, называя его по имени.
Умирающий еще раз открыл гаснущие глаза, повел ими вокруг и уставил остекленевший взгляд в герцога. Бледные губы прошептали:
– Сирра, я иду к тебе.
Затем он вздрогнул, захрипел и судорожно вытянулся на постели.
Все было кончено. Смерть избавила Абу Короноса от мучений.
– Собаку–грека следовало подвергнуть пытке, – произнес бесстрастным тоном герцог. – Но – поздно…
Выражение лица Бофора было такое, что все присутствовавшие в камере с ужасом глядели на него. Даже очерствевший сердцем монах, всю жизнь проведший в Бастилии, и тот содрогнулся, взглянув на герцога.
Потом духовник Бастилии стал вслух читать отходную, Эта печальная молитва еще более усилила мрачность происходящего.
Миренон почтительно заговорил с герцогом:
– Все кончено, господин герцог, но я рад, что мне удалось доложить вашей светлости о критическом положении грека. Теперь, по крайней мере, вы сами убедились, что от этого арестанта невозможно было добиться признания.
– Я думаю, что он успел‑таки сделать признание кому‑то другому… – произнес герцог, подозрительно глядя на духовника. – Десять миллионов – лакомый кусочек…
– Заключенный не доверил мне тайны, – серьезно и твердо ответил монах, поднимаясь с колен. – Но он сказал мне, что для своих сокровищ он нашел достойного наследника.
– Назвал ли он имя этого наследника? – быстро спросил герцог.
– Нет, имени он не называл.
Герцог круто повернулся к коменданту, и оба тотчас вышли из камеры. Инспектор, тюремный надзиратель и факельщики пошли вслед за ними. В камере покойного грека остался лишь один духовник. Он еще раз перекрестил труп и тоже покинул камеру. Вскоре и его шаги затихли в отдаленных коридорах. В башне номер пять настала обычная тишина.
Дверь в камеру грека осталась незапертой: ведь теперь там не было арестанта. Там был всего лишь покойник.
Когда в башне все стихло, у постели умершего раздался шорох.
Марсель слышал, что происходит в соседней камере, и теперь, не скованный больше цепью, разобрал камни в стене и прополз в камеру грека. Глаза Марселя до такой степени привыкли к темноте, что он без труда разглядел бездыханный труп почтенного Абу Короноса, лежавший на истертой соломе.
Опустившись на колени, Марсель сказал последнее "прости" своему товарищу по несчастью, а потом долго и горячо молился над трупом того, кто стал для него вторым отцом.
XV. СВИДАНИЕ
Комендант Бастилии проводил герцога Бофора до кареты, ожидавшей его в крепостном дворе, и почтительно поклонился разгневанному неудачей герцогу. Карета быстро и с грохотом проехала по подъемному мосту и исчезла в темноте. Только тогда генерал Миренон направился к своей квартире.
Ветераны, часовые и надзиратели от души радовались, что так неприятно прерванный праздник можно снова продолжить. Часы только что пробили полночь, так что в распоряжении подвыпивших служак оставалась еще добрая половина ночи. Они с удвоенным рвением принялись за выпивку – ведь такой праздник бывает в Бастилии только раз в году.
Едва Марсель поднялся с колен, как дверь камеры бесшумно открылась, и он снова с радостью увидел таинственную Женщину в белом с вуалью на лице. Она манила его за собой, и Марсель покорно пошел за ней следом. С невольным восхищением поглядывал он на прекрасную фигуру Женщины в белом. Сторожей в коридорах не было, лишь снизу доносился глухой шум попойки.
– Пробил час твоего освобождения, – сказала Женщина в белом. – Иди за мной.
Марсель охотно взял бы ее за руку, приподнял бы вуаль с ее лица, чтобы узнать, кто же скрывается под видом привидения, но робость и чувство невольного уважения удерживали его.
Между тем Женщина в белом свернула в совершенно темный коридор, и только ее одежда, белея перед Марселем, указывала ему путь. Они перешли по этому коридору в соседнюю башню, а оттуда попали в открытую сквозную галерею, где тоже не было часового.
Далее привидение повело Марселя по этой галерее до широкой лестницы, предназначенной для служащих Бастилии и соединявшей их квартиры с тюремными помещениями. Внизу горел фонарь, он тускло освещал ступени лестницы и длинный коридор с множеством выходивших в него дверей из комнат ветеранов и тюремных надзирателей.
Спустившись с лестницы, привидение остановилось и указало рукой на одну из этих дверей.
– Отопри эту дверь, – прошептала Женщина в белом. – Здесь спит старый инвалид Рампа. Он совершенно глух и не услышит твоих шагов. На гвозде за дверью висят его мундир и шляпа. Надень эти вещи, и в таком костюме ты сможешь выйти из Бастилии.
– Как мне благодарить тебя, чудное виденье! – в порыве восторга воскликнул Марсель и хотел было поцеловать руку своей благодетельницы, однако она решительно воспротивилась этому.
– Тише! Ты не имеешь права терять ни секунды, – вполголоса сказала она.
В тот момент, когда Марсель открыл дверь в комнату, часы глухо пробили час ночи. В угрюмой комнате с несколькими убогими кроватями для стариков–инвалидов действительно мирно спал один лишь Рампа.
Марсель без труда отыскал его поношенный мундир и шляпу. Быстро сняв с гвоздя эти вещи, Марсель вышел из комнаты и, закрыв за собой дверь, оглянулся. Таинственная Женщина в белом исчезла. Марсель надел на себя мундир, надвинул на глаза шляпу и направился по коридору к гауптвахте, откуда был выход во внешний двор Бастилии.
А Женщина в белом, оставив Марселя, вернулась и тихо вошла в открытую камеру грека.
Решительная минута приближалась. "Только бы попасть во внешний двор", – лихорадочно думал Марсель. Дверь гауптвахты была открыта настежь. В помещении все еще пировали ветераны и надзиратели.
Спокойно и неторопливо он прошел мимо столов и скамеек, где расположились сердечно беседующие и орущие песни служаки, и вышел во двор. Тут, в темноте, он совсем близко различил темную фигуру человека, по–видимому военного. Марсель остановился как вкопанный. Но незнакомец, казалось, тоже пришел в замешательство, увидев человека в надзирательском мундире. Однако в следующую минуту Марсель узнал незнакомца.
– Виктор… – окликнул он шепотом.
– Это ты, Марсель? – удивленно спросил тот и подошел ближе. – Слава Богу! – Приятели крепко обнялись. – Недалеко от крепости нас ждут добрые кони. Мимо привратника иди спокойно. Я с ним уже немного знаком. Да к тому же он изрядно пьян.
Попрощавшись с веселым привратником и пройдя по подъемному мосту, приятели вскоре оказались в рощице, где их поджидала с лошадьми дрожащая от страха и неизвестности Адриенна.
– Милая, дорогая Адриенна! – в восторге воскликнул Марсель, бросаясь к ней. – Наконец‑то я снова вижу тебя! – И он обнял и горячо поцеловал ошеломленную девушку в лоб.
– И я бесконечно рада видеть вас, господин Марсель, – пролепетала она в ответ.
– О, ради Бога, не зови меня так, моя дорогая, – перебил ее Марсель. – Зови меня, как и прежде, Марселем. Или, быть может, ты уже забыла, что мы принадлежим друг другу?
– Ведь я едва смела надеяться, что когда‑нибудь снова увижу вас и что вы не забудете Адриенны Вильмон.
– Мои мысли всегда были с тобой. Разве ты этого не чувствовала, дорогая Адриенна?
Вдруг девушка печально поникла головой.
– Что с тобой, Адриенна? Почему ты отвернулась и слезы блестят в твоих глазах? – с тревогой спросил Марсель. – Ради Бога, говори, почему ты плачешь?
– Ах, это ужасно, – сквозь слезы проговорила девушка. – У меня язык не поворачивается сказать тебе, милый Марсель…
– Говори скорее! Мрачное предчувствие сжимает мое сердце… Моя мать… Где моя мать?..
– Ее больше нет, – ответила Адриенна, рыдая.
– Она умерла?! – вскрикнул Марсель.
– Она умерла, благословляя своего сына, – дрожащим голосом произнесла Адриенна.
– Ты говоришь, она перед смертью благословила меня… – вымолвил наконец Марсель, делая страшные усилия, чтобы не разрыдаться. – Я верю этому… Человеком редкой души была моя мать…
– Она умерла с радостью и по своей воле – лишь бы облегчить жизненный путь своему сыну и освободить его от ненависти и преследований герцога, – пояснила Адриенна. – Ценой своей смерти она хотела купить у герцога свободу тебе, Марсель.
– Бедная моя мама! Она хотела умилостивить Бофора, этого бессердечного палача, который давно добивался ее смерти, чтобы заполучить нашу часть наследства, – потерянно проговорил Марсель и задумчиво опустил голову.
"Но жертва мамы была напрасна, – думал он горько. – Палач не успокоится до тех пор, пока не добьется и моей смерти. Но теперь, герцог Бофор, твой незаконнорожденный племянник страшной местью отомстит тебе за смерть матери! Кроме того, я поклялся Абу Короносу довести до конца и его святое дело мести. Ведь и его ты замучил до смерти. Трепещи же теперь! Начинается борьба не на жизнь, а на смерть!"
В эту минуту из Бастилии донесся барабанный бой. На востоке занималась утренняя заря.
– Что это? Слышишь? – вся задрожав от страха, прошептала Адриенна.
Виктор поспешно подвел лошадей.
– Марсель, поторопись! – сказал он. – Похоже, в Бастилии хватились тебя и объявили тревогу…
– Но куда теперь денешься ты, дорогая Адриенна? – спрашивал Марсель, беря под уздцы свою лошадь. – Ведь во дворце Бофора ты больше не можешь оставаться. Тебе надо подыскать безопасное убежище…
Барабанный бой в крепости раздавался все громче и громче.
– Не беспокойся обо мне, – прошептала Адриенна.
– Марсель, ты преступно медлишь! – твердо сказал Виктор. – Нам пора в дорогу. Иначе все пропало.
– Куда же ты отправишься, Адриенна? Где я найду тебя, когда вернусь в Париж?
– Я буду жить у моей крестной матери, тетушки Жюльетты.
– Это старушка на острове Сены?
– Да, да. Но – бегите, ради Бога! – взмолилась Адриенна.
Наконец Марсель вскочил в седло, послал Адриенне последний поцелуй, и они с мушкетером во весь опор помчались по большой дороге – подальше от ненавистной и мрачной Бастилии.
Адриенна смотрела им вслед, пока они не скрылись из виду.
XVI. ПОХИЩЕНИЕ МЕРТВОГО ТЕЛА
Герцог Бофор приказал слугам осветить склеп, так как перед отъездом в Версаль хотел лично проследить за тем, чтобы гроб с телом Серафи де Каванак был поставлен вместе с другими саркофагами рода Бофоров.
Герцог спустился в склеп. Там с подсвечником в руке стоял его лакей. Герцог подошел к гробу сестры и, обращаясь к слугам, приказал:
– Отнесите этот гроб вон в тот дальний угол. Там, среди древних останков, найдется еще свободное место.
Но едва лакеи начали поднимать гроб, как крышка съехала с места и с грохотом упала на пол, подняв облако пыли. Гроб оказался открытым.
Лакеи остолбенели. Ведь они своими руками наглухо привинчивали крышку прочными железными винтами!
– Что это значит? – в гневе вскричал герцог. – Так вот как вы исполняете мои приказания, канальи!
– Клянемся всеми святыми, ваша светлость, ваше приказание было выполнено в точности, – наперебой уверяли слуги, дрожа от страха.
– В таком случае привинтить крышку снова! – сердито приказал герцог.
Лакеи поспешно подняли крышку, чтобы исполнить приказ разгневанного господина. Но вдруг крышка выпала у них из рук и снова с грохотом упала на каменные плиты могильного склепа. Лакеи в немом ужасе отпрянули от гроба. Челюсти у них отвисли, а глаза округлились.
Гроб был пуст. Покойница исчезла.
В первую минуту даже герцог Бофор оторопел и тупо уставился на опустевший гроб. Но вот он овладел собой и в дикой ярости закричал:
– Труп похищен! Кто из вас, негодяи, унес его отсюда?
– Сжальтесь, ваша светлость, пощадите! – дрожащим голосом пробормотал один из лакеев. – Ведь мы собственными руками укрепляли крышку наглухо. А после того мы ничего не видели и не знаем…
– Лжете, подлые собаки… – скрипя зубами, прошипел герцог. – Вы всегда обманываете меня самым наглым образом! Как вы смеете не знать, что делается здесь, в подземелье?! Я изобью вас всех до полусмерти, если только вы не найдете и не вернете мертвое тело обратно!
В это время в склепе послышались шаги. Герцог обернулся и увидел незнакомца, направлявшегося к нему в сопровождении дворцового слуги.
– Кто вы такой? – раздраженно осведомился герцог у нежданного гостя.
Тот почтительно склонился перед ним.
– Инспектор Бастилии, ваша светлость.
– Что там случилось? – спросил герцог.
– Имею честь доложить вашей светлости, что сегодня ночью в крепости случилось большое несчастье…
– Вы имеете в виду смерть грека? – спросил герцог. – Но ведь я был в Бастилии и уже знаю об этом.
– Никак нет, ваша светлость. Я осмелился побеспокоить вас по приказу генерала Миренона, чтобы доложить вам, что сегодня ночью из Бастилии бежал арестант номер семь, которого зовут Марсель Сорбон.
– Как! Бежал? Незаконнорожденный бежал? Да вы с ума сошли! Разве можно бежать из Бастилии?
– Комендант приказал мне, ваша светлость, немедленно доложить вам об этом прискорбном происшествии. Для своего бегства арестант воспользовался именно этой ночью, когда по случаю торжественного празднования годовщины коронации его величества дисциплина была несколько ослаблена.
– Ублюдок бежал! Все несчастья разом обрушились на мою голову… Но если он бежал, то необходимо немедленно послать за ним погоню и схватить его во что бы то ни стало! Теперь я вижу связь между всем происходящим… Незаконнорожденный бежал… Тело исчезло… Значит, он и похитил его…
– Ваша светлость, господин комендант приказал мне получить от вас инструкцию, что предпринять дальше.
– Ведь я уже сказал – немедленно снарядить погоню и схватить беглеца. Я сейчас же сам приеду в Бастилию. Я должен знать, каким образом незаконнорожденный ухитрился бежать. – Затем герцог обернулся к своим лакеям: – Не сметь здесь ничего трогать. Пусть все остается на своих местах. Быть может, нам и удастся разгадать все…
Слуги испуганно молчали. Чиновник почтительно ждал.
Герцог сделал знак инспектору следовать за собой.
– Бежал… Незаконнорожденный бежал… Это немыслимо… Неслыханная, небывалая вещь… – мрачно бормотал Бофор по дороге к ожидавшей его карете. Жестом он велел инспектору занять место в карете. – В Бастилию! – приказал он кучеру, откидываясь всем телом на мягкие подушки своей великолепной кареты. Едва карета тронулась, герцог спросил: – Неужели до сих пор ничего не сделано для поимки беглеца?.. Когда заметили исчезновение арестанта?
– Побег был обнаружен на рассвете, после окончания празднества, когда надзиратели отправились по камерам с утренним обходом.
– И погоню не послали тотчас?