- Андрей Никитич! - с глазу на глаз главный редактор позволял называть себя по имени-отчеству. - Я не успел вам доложить. Я в Пружанах получил замечание от полкового комиссара.
- За что?
Сергей рассказал. Макеев хмыкнул, покрутил головой:
- Вот уж точно, дураков не сеют, не пашут… Забудь. Надо бы тебе завтра в Брест смотаться. Подснять, как в 42-й дивизии проводят воскресный досуг. Отрази спорт, художественную самодеятельность… И прямиком обратно. В понедельник, чтоб как штык был - ставлю твой репортаж в номер.
- Есть… - помрачнел Сергей. На воскресенье он уже договорился с Ириной на новую съемку, да еще какую - выбраться на Свислочь и покрасоваться на речном пляже в купальнике. Она любила фотографироваться, она вошла во вкус, она назначила Сергея своим "придворным портретистом". И вот теперь такой облом!
Он поспешил в машбюро с огорчительной новостью.
- А уручьевские снимки ты уже сделал? - спросила Ирина, ничуть не расстраиваясь.
- Сегодня дома допечатаю. Хотел тебе завтра передать.
- Во сколько твой поезд?
- В двенадцать десять.
- Забрось мне утром домой.
Ирина напечатала на чистой, только что вложенной страничке свой адрес, хотя Сергей и без того знал, где она живет.
- А муж не удивится?
- Муж в Бресте. И вообще это не твоя забота. Успеешь к завтрему? Я с оказией маме отошлю.
- Ну, конечно, успею! - повеселел Сергей. Увидеть возлюбленную в родных стенах - о таком он даже и не мечтал!
Весь вечер он печатал в своей домашней лаборатории, выгороженной в чулане. Сергей снимал комнату в деревянном доме у вдовы, бабы Ядзи в Шабанах - на окраине Минска. И добрая хозяйка без колебаний, а главное, без доплаты, отвела хорошему - непьющему и некурящему - постояльцу просторный чулан, лишь отчасти заполненный всякой рухлядью. Оконце пришлось затемнить. Щелястую дверь Сергей оклеил изнутри черной бумагой. Увеличитель очень удобно встал на чугунную станину швейной машинки. А на широкой полке прекрасно поместились ванночки-кюветы с растворами… В углу повесил красный фонарь, и принес бадью с водой для промывания отпечатков. Хозяйка смотрела на все эти приготовления, как на некое чародейство, особенно когда Сергей достал из чемодана, где размешалась его походная лаборатория, аптечные весы и стал отмерять порошки для проявителя.
- Ой, ну как есть дед-ворожей! - восхищенно всплескивала она руками. Еще больше удивилась старушка, когда из белого листа фотобумаги, опущенного в бурую жидкость, стали медленно проступать черты красивого девичьего лица…
* * *
Он бежал по перрону, надеясь догнать хвостовой вагон уходящего поезда. Это был последний поезд на Брест и надо было догнать его во что бы то ни стало! За ним топал, яростно сопя и пыхтя, толстяк с петлицами техника-интенданта 1-го ранга. Он тоже опаздывал, но Лобову не было до него никакого дела. И шансов догнать поезд у толстяка, судя по его одышке, не было. Сергей неплохо бегал еще в институте, призы брал, и здесь - еще вот-вот, и вцепится в главный приз: вагонные поручни. Он готов был даже вскочить на буфера и ехать до Столбцов, стоя на зыбком грохочущем железе. Но судьба улыбнулась, и он уже в самом конце перрона впрыгнул на подножку вагона. Победно оглянулся - толстяк из последних сил нагонял последние метры. Сергей протянул ему руку и принял небольшой, но увесистый чемоданчик, а вслед за чемоданчиком втянул и интенданта, припомнив строчку Чуковского: "Нелегкая это работа - из болота тащить бегемота". "Бегемот" благодарно улыбнулся, стирая клетчатым носовым платком крупные капли пота.
- Ох, давно так не бегал!..
Они устроились в полупустом купе. Толстяк протянул ладонь и представился:
- Куроедов. Михаил. Можно Миша.
Сергей тоже назвался. Ему совсем не улыбалось заводить с толстяком досужие дорожные беседы, хотелось побыть наедине, пережить то, что случилось сегодня утром. О, если бы толстяк знал, что пережил Сергей всего лишь час назад! Но он никогда об этом не узнает, как не узнает и весь остальной мир! Ему и самому еще в это не верилось…
Утром - к назначенному часу - он позвонил в дверь Ирины. По его раскладу получалось так - полчаса на рассматривание фотографий и чашку чая, а потом он прекрасно успевал на свой полуденный поезд. Но все планы переворошил и спутал вихрь, который они с Ириной сами накликали. Ей очень понравились снимки, она долго перебирала их, разглядывая с легкой полуулыбкой.
- Спасибо тебе, Данило-мастер! Какую же награду ты себе просишь?
- Всего ничего, - в тон "Хозяйке Медной горы" прищурился Сергей. - По полпоцелуя за каждый снимок!
- А как это - полпоцелуя?
- Поцелуй в щечку - это и есть половинка поцелуя.
Ирина встала и подставила щеку. Сергей с чудовищным сердцебиением прикоснулся к ней губами, затем еще раз - поближе к ее губам, затем поцеловал ее в уголок губ.
Поцелуй вышел робким и сухим. Зато следующий…
Влажным и жарким - пьянящим, головокружительным…
Ирина не протестовала, и четвертый поцелуй вышел самым настоящим поцелуем. Она не просто не отвела своих губ, а ответила так, как будто они уже объяснились в любви и уже сказали друг другу "да"… И руки их объяснились по-своему и обвились сильно и цепко, и тела прильнули так, будто и они давно уже были в сговоре. И все вдруг завертелось и закружилось, и мир поплыл, задрожал в мареве страсти. После такого поцелуя руки сами собой приподняли легкое тело Ирины и прижали ее всю - к груди, к лицу, к сердцу…
Как же оно так получилось-то все?..
* * *
За вагонным окном проносились сосновые леса, красноватые сами по себе да еще позлащенные закатным солнцем, полосы полей, с собранными посередке грудами ледниковых каменьев, зеленые кущи хуторков да островерхие колокольни костелов…
Гимнастерка от бега промокла на спине. Сергей расстегнул ворот, снял портупею с увесистой кобурой нагана. После того как под Гродно погиб корреспондент Величко, главный редактор вменил всем, кто едет в западные области ОЗВО, брать с собой табельное оружие - наганы. Кто убил Величко, так и не установили: в него выстрелили почти в упор, когда он остановился в Индурах спросить дорогу, вылез из штабной "эмки" и подошел к трем местным как бы мужичкам. Возможно, бандиты решили, что это большой начальник. У капитана Андрея Величко остались двое малолетних сирот и вдова Людмила, работавшая в отделе писем редакции.
Техник-интендант - он оказался финансистом-контролером - извлек из черного фибрового чемоданчика огурцы, помидоры, спичечный коробок с солью и торжественно развернул промасленный пергамент с вареной курицей.
- Вот приходится оправдывать свою фамилию! - широким жестом пригласил он к трапезе. - Жена в дорогу снарядила. И даже с собой налила.
На свет из чемоданчика явилась стеклянная баклага, обшитая сукном и два алюминиевых стаканчика. Только тут Сергей ощутил, что за весь день во рту не было ни крошки. Он вспомнил про бутерброды с чайной колбасой и сыром, которые успел сделать утром в дорогу, и дополнил стол своей снедью. За едой выяснилось, что Миша-Михаил едет в ту же 42-ю стрелковую дивизию, что и Сергей - проверять дивизионную финслужбу, и что через неделю они уезжают с женой в Сочи, если, конечно, не отменят отпуска.
В Брест поезд прибыл поздним вечером. На вокзальной площади Куроедов взял извозчика и пригласил в пролетку своего спутника.
- В крепость! - распорядился он, и кучер в обмятой польской фуражке-рогатувке пустил вороного жеребца резвой рысью на въезд в Каштановую аллею. Коляска покатилась мимо старинного парка, по шоссейке, обсаженной каштанами, тополями и липами к белым крепостным воротам. Приземистые и массивные, они строго смотрели своими узкими бойницами и походили на бойца с нахлобученным капюшоном - земляной насыпью поверх перекрытия, насыпь эта, густо заросшая травой, плавно переходила в крутые валы, которые обрываясь в заполненные водой рвы, казались еще выше, чем были на самом деле. Сергей не раз бывал в крепости и знал, что это только внешний обвод крепостной территории - Кобринского укрепления - что за воротами, куда извозчика не пропустят, полукилометровая дорога приведет к другим воротам - Трехарочным - за которыми, собственно, и начиналась цитадель - обрамленная сплошным кольцом двухэтажных краснокирпичных казарм. Именно там расквартирован тот полк, в котором завтра придется вести съемку и в котором возглавлял физподготовку капитан Суровцев. Вот уж с кем Сергею сейчас не хотелось встречаться!
Дежурный по КПП лейтенант-артиллерист проверил документы.
- Сами найдете или провожатого дать? - спросил он припозднившихся визитеров.
- Сами найдем! - заверил его Лобов.
- Ну, тогда скатеркой путь! - зевнул лейтенант, проведший, судя по темным кругам под глазами, бурную ночь накануне дежурства.
Они шли по дороге цитадели. По правую руку стояли коновязи артиллерийских лошадей, пушечные парки, ряды новеньких грузовиков. "Ого! Мощь-то какая!" - невольно восхитился Сергей, оглядывая становище военной техники.
Лобов бывал в Крепости раз пять. Ему очень нравились и здешние строения - форты, казематы, казармы - отмеченные печатью добротной фортификационной архитектуры. А больше всего нравилось то, что здесь росло множество редких трав и растений - как в хорошем ботаническом саду. И все эти цветки, листья, соцветия так живо напоминали ему студенческие полевые экспедиции, охоту за драгоценными кореньями, веру в русский женьшень… "Странная вещь - судьба! - размышлял он, поглядывая по сторонам. - Сначала из ботаника она сделала фотографа, потом из фотографа - танкиста, а из танкиста - газетчика…"
Они поспели к разводу караулов. Духовой оркестр играл марш-развод. Караулы, печатая шаг, уходили с плаца по объектам.
В штабе полка, располагавшегося у Тереспольских ворот, Лобова встретил дежурный политработник, такой же, как и он, младший политрук - чернявый крепыш с карими глазами. На его гимнастерке сиял кимовский значок, прикрепленный для красоты на розетку из кумача.
- А мы вас ждали к обеду! - заговорил он с сильным армянским акцентом. - Я распорядился расход вам оставить. Идемте, пока столовую не закрыли.
- Дела задержали в Минске…
О, знал бы этот комсомолец, какие дела задержали его в Минске! Но и он никогда об этом не узнает!
Они прошли в командирскую столовую, и дежурный по кухне принес миску подогретого борща и миску гречневой каши с отварной треской. Сергею показалось, что вкуснее этой еды нет ничего на свете. Самвел, так звали хлебосольного политрука, помощника по комсомольской работе, тоже сел за стол.
- Вы так аппетитно рубаете, что и мне захотелось!
Дежурный по кухне принес еще одну миску и два стакана холодного компота.
- Что там у вас в Минске слышно? - спросил Самвел.
Сергей невесело усмехнулся:
- Слышно - это у вас: как немцы к границе сползаются. А у нас в Минске - Договор о дружбе и ненападении.
И вспомнив наставления главного редактора, добавил официальным тоном:
- Пока договор не разорван, они вряд ли нападут.
- Ну да, конечно, - неуверенно поддакнул комсомолец. На особую откровенность товарища из окружной инстанции рассчитывать не приходилось.
Вообще-то, в войсках любили фотокорреспондентов. Вреда от них никакого - не начальство и не инспекторы - а польза налицо: если повезет, то и в газету попадешь, и так по дружбе снимки сделает.
На ночлег Лобова разместили вместе с прибывшим финансистом в гостевой комнатке, в которой стояли две двухъярусные железные койки, две тумбочки и два табурета. Нижние места были свободны, и Сергей с Куроедовым расположились с полным комфортом. На одной из тумбочек стояла стеклянная банка с веточками жасмина.
- Эх, до чего ж я жасмин люблю! - восхитился финансист.
- А это не жасмин, - усмехнулся Лобов.
- Как это "не жасмин", когда он у нас в деревне на каждом углу рос! - возмутился техник-интендант 1-го ранга.
- Так и не жасмин! - стоял на своем Сергей. - Это мы все по ошибке называем чубушник жасмином. У настоящего жасмина нет такого аромата. Это вечнозеленый кустарник. А благоухает именно чубушник, кустарник из семейства гортензиевых. По-латыни - филадельфус, что значит "братолюб".
- Ух ты! - опешил Куроедов. - Ну, вы, газетчики, все знаете!
Белые цветки наполняли кирпичную каморку сладковато-щемящим ароматом. И перед глазами Сергея сразу же встало лицо Ирины, прекрасное в своей любовной муке… Неужели все это было на самом деле? И всего лишь нынешним утром?
И что теперь дальше? Ирина сказала важную вещь: что с нынешнего дня она свободна. Они договорились с мужем, что не будут разводиться до тех пор, пока он не получит звание капитана, чтобы не портить ему карьеру. "Он, в принципе, хороший человек, - говорила она, невесело усмехаясь, - но он создан для другой женщины, и, похоже, он ее уже нашел". Сергей не стал вникать в суть их отношений, но для себя решил, что если Ирина и в самом деле станет свободной, он, конечно же, попросит ее попытать счастье еще раз - вместе с ним. Он был уверен, что у них все получится. Ведь он будет носить такую жену, как Ирина, на руках, сдувать с нее пылинки, а главное - фотографировать в любой момент, когда заблагорассудится, когда позовет его к этому счастливым толчком сердце…
Отбой по случаю субботы был на час позже. Да и ложиться спать, несмотря на дорожную усталость, не хотелось. Сергей решил пройтись, подышать свежим воздухом на сон грядущий, а заодно поснимать что-нибудь, пока еще не стемнело. Он присел на койку, наматывая на кассетную катушку новый рулончик высокочувствительной пленки. Завтрашняя съемка казалась предельно простой и ясной. Надо будет побыстрее отснять спортсменов, самодеятельных артистов, киномеханика, библиотекаря и возвращаться обеденным поездом в Минск, где его ждала к ужину - как сладко об этом подумать! - Ирина.
Сосед-финансист, стащил, кряхтя, сапог наполовину и задумался:
- Пойти, что ли, прогуляться? Не желаете, товарищ фотограф?
- Да вот я и собираюсь, - ответил Сергей, заканчивая перемотку. - Может быть, сниму что-нибудь интересное…
Куроедов снова взялся за сапог - натянул его с тем же натужным кряхтением, с каким и снимал. Они вышли в казарменный коридор, длинный и сводчатый, как вокзальный портал.
Красноармейская молодежь по случаю субботней поблажки весело дурачилась на своих многоярусных нарах. Самые верхние этажи - третьи и четвертые - пустовали, поскольку три батальона были выведены в поле; а на нижних кто-то пел протодьяконским басом шуточную солдатскую молитву, которую Лобов и сам не раз распевал перед отбоем в сержантской учебке:
Упаси, Господи, от подъема раннего,
От отбоя позднего!
От учения ротного,
От плиты минометной,
От старшины-беса
От пайка-маловеса…
Откуда-то доносился приглушенный звук гармошки и негромкое пенье. Подошли к каптерке, которая соседствовала с ружейной комнатой и в которой пожилой старшина с запорожскими усами и два сержанта-сверхсрочника отмечали чей-то день рождения. Старшина перебирал планки гармони и тянул глуховатым баритоном:
Ще кони воду с Буга нэ пылы…
И у реки не видно дна.
А на руках вмирае куренный.
Ийде война, ийде война…
- Смотри, старшина, накличешь еще… - вздохнул Куроедов. - Давай что-нибудь повеселее!
- Маруся, раз-два-три, калына! - тут же откликнулся именинник: - Товарищ старший лейтенант, сидайте з намы!
Куроедов остался со сверхсрочниками, и Сергей был тому рад: хотелось побыть наедине. После ошеломительного свидания с Ириной будущая его жизнь могла резко измениться. Было о чем подумать…
Он вышел через высокие Тереспольские ворота на берег Буга. Быстрые воды реки громко журчали, обтекая опоры моста, ведущего на Пограничный остров. В ушах еще звучала старинная казачья песня, которую пел старшина-запорожец: "Ще кони воду с Буга нэ пылы… Ийде война, ийде война…" В самом деле, не напророчил бы… Вон она война, совсем рядом - за Буг-рекою скрывалось половина германского вермахта. Сколько орудий и сколько биноклей смотрят сейчас в сторону Бреста? Представил и зябко передернул плечами. Ночью всегда все кажется зловещим, не то что при свете дня. Нет, нет, войны, конечно же, не будет. По крайней мере, нынешним летом. Гитлер не такой дурак, чтобы воевать на два фронта. Пока не покончит с Англией или пока не втянется с ней в затяжную войну, здесь будет тихо. Но почему тогда все говорят об угрожающем скоплении немецких войск на том берегу Буга? Главный редактор, Андрей Никитич, весьма убедительно объяснял ситуацию: Гитлер выводит свои войска в зону, не досягаемую для английской авиации. Все это второй эшелон для вторжения на британские острова. Неприятное соседство, но что поделаешь? К тому же и у нас здесь войск немеряно, и Гитлер это знает. Попробуй, сунься! Уж кто-кто, а Сергей, исколесив всю Белоруссию, весь ЗОВО видел, сколько войск, городков, аэродромов, артиллерийских и танковых парков размещается и под Гродно, и под Белостоком, и под Брестом.
Ночная речная вода вкрадчиво журчала, неся свои потоки в неблизкий еще Нарев, а потом и в Вислу. Эх, Буг-река!.. Буг - по-польски "Бог". Бог-река. Нет на земле больше рек с таким грозным и величественным названием.
А скажи-ка, Бог-река, как потечет теперь жизнь Сергея Лобова?
В свои двадцать пять лет Сергей еще ни разу не задумывался толком о женитьбе, о семейной жизни. Да и некогда было: то институт, то армия, то финская война, то совершенно новая редакционная работа… И вот Ирина обняла его сегодня утром и заслонила весь его горизонт, затмила весь его мир - красивая, нежная, страстная! И ждет его воскресным вечером и будет ждать его всегда, если они породнятся как муж с женой.
Согласится ли она выйти за него замуж? А если снова наладятся отношения с Суровцевым? Ну, хорошо - поженились, а какой она дальше будет, эта семейная жизнь? А, чего тут гадать? Конечно, она будет восхитительно счастливой, ибо быть рядом с Ириной, любоваться ею, обнимать, вдыхать ее запах - это уже счастье. Но жить где? У бабы Ядзи? Квартира в Уручье служебная и после развода она наверняка останется за капитаном Суровцевым. А и шут с ней! Поначалу будем снимать, а там, может быть, и от редакции дадут. Только как к их браку отнесутся в редакции? Скажет чей-нибудь злой язык: "Развели тут, понимаешь, семейственность в идеологическом органе!" А то еще что-нибудь похуже пришьют - моральное разложение, политрук разбил крепкую семью советского командира. А, и пусть говорят! Все пересуды рано или поздно стихнут.
А кого на свадьбу пригласить?
Стоп-стоп, товарищ младший политрук! Что-то вас в заоблачные выси унесло. Еще совершенно неизвестно, как отнесется Ирина к предложению руки и сердца. Она ведь серьезная женщина, умница, да и к тому же постарше Сергея на два года… Впрочем, женщины всегда умнее мужчин в таких делах.
Будь, как будет! Главное, чтобы она была рядом, главное, что сегодняшнее утро наверняка повторится послезавтра!
От этой мысли радостно колотилось сердце… Идти в казарму совсем не хотелось. Разве что в город сходить? Пожалуй… До парка 1 Мая быстрым шагом можно было добраться за двадцать минут. Лобов отметился у дежурного по КПП в Северных воротах и вышел на Каштановую улицу. Будоражащие звуки духового оркестра, игравшего в парке, доносились к высоким валам крепости. "Эх, покружиться бы сейчас в вальсе с Ириной!.."