Работы было немного, хотя с началом войны люди стали умирать чаще. Два-три раза в день распахивались кладбищенские ворота, принимая очередной катафалк, запряженный парой вороных тракенов. Однако к услугам фотографа прибегали не все. Одни приходили со своими фотоаппаратами, другие экономили марки, третьи просто не хотели увековечивать печальное событие. Но все же съемка была, а вместе с ней и небольшой приработок, которого вполне хватало на дешевые обеды в "Сфинксе": неизменный гороховый суп, шницель по-венски и кружка пива.
На счету в Дойчебанке лежала некая сумма, но это был стратегический резерв. Лунь опасался, что с ходом войны банковские счеты заморозят, но все же деньги не снимал, так как обращение в банк могло нарушить его конспирацию. Кто знает, какие поручения относительно личности вкладчика могли получить банковские клерки?
* * *
В самый адвент на кладбище привезли хоронить пожилую женщину, хозяйку большого хлебного магазина. Пригласили фотографа. Лунь снимал погребальную церемонию, пока из стайки родственников его не окликнула некая дама в черном пальто. Вейга! Это ее тетушку предавали сейчас земле. Лунь сдержанно кивнул и продолжил работу. Когда же все было закончено, подошел к Вейге с полупоклоном:
- Примите мои соболезнования…
- Благодарю! Вот уж никак не ожидала увидеть вас в Мемеле, да еще здесь! - взволнованно воскликнула Вейга, ловя любопытствующие взгляды родственников.
- Честно говоря, и я вас тоже.
Они ушли в тень большого католического склепа.
- Почему вы мне ни разу не позвонили? - спрашивала его Вейга. - Вы на меня за что-то обиделись?
- Ну, как вы могли такое подумать?!
- Тут можно все что угодно подумать…
- Понимаю… Но вы позволите мне объяснить мою ситуацию? Давайте посидим завтра в нашем кафе?
- Хорошо. Жду вас после работы. В семь вечера - "У Регины".
К этому свиданию Лунь готовился очень старательно: отутюжил лучший свой костюм, купил новый галстук и успел заглянуть к парикмахеру, который подровнял ему усы и бородку.
Вейга пришла точно в семь. Лунь встал из-за столика, занятого загодя, и помог ей сбросить заснеженную шубейку с песцовым воротником.
- Что-нибудь к кофе? - предложил Лунь.
Вейга отрицательно покачала головой. Она грела замерзшие щеки.
- Ну вы же после работы? - настаивал Лунь. - И к тому же промерзли. По наперсточку коньячка?
- Если только коньячка. За нашу неожиданную встречу. Вас так трудно было узнать - вы зачем-то обзавелись бородкой.
- Если не идет - сбрею!
- Не надо. Пожалуй, с ней вы солиднее. Только зачем она вам?
"Чтобы затруднить поиск ищейкам из гестапо и бывшим коллегам из Разведупра", - усмехнулся про себя Лунь. Вот ответь ей так, совершенно честно - никогда не поверит. Но у него был приготовлен другой ответ:
- Это знак начала новой жизни. Я начал новую жизнь с абсолютного нуля.
- Что случилось? Почему? - воскликнула Вейга с непритворной тревогой.
Лунь выдержал паузу, в течение которой попытался прикурить в духе киногероя, но не нашел в портсигаре ни одной сигареты. Впрочем, волнение, которое должен был передать этот жест, вышло весьма натуральным. Ведь все, что он пока говорил, было чистой правдой. А дальше пошла тщательно продуманная легенда:
- Я давно собирался развестись с женой и наконец это сделал. Магазин принадлежал ей, и она по-прежнему им владеет. Мне же пришлось продать машину, чтобы набрать некую сумму для нового жизненного старта. К сожалению, две профессии, которыми я владею, оказались почти невостребованными в сегодняшней Германии. Вот я и нашел на первых порах работу кладбищенского фотографа. Нашел по объявлению в газете…
- Если бы вы позвонили мне, я помогла бы найти вам более интересную и, может быть, более доходную работу…
- Милая Вейга, спасибо! Но разве у вас мало других забот, чтобы взваливать на плечи и мои проблемы? Я мужчина, и я сам всего добьюсь.
- Пусть будет так… Но мы могли бы просто общаться безо всяких деловых отношений. У нас было такое необычное знакомство. Оно так замечательно продолжилось в Кёнигсберге… И вдруг вы пропали. Я не знала, что и подумать. Винила во всем себя - что-то не то сказала, что-то не то сделала…
- Право, вам не стоит терзаться по этому поводу! Ваше поведение безупречно! И у нас действительно было замечательное знакомство. Я много о вас думал…
- И что же вам мешало набрать телефонный номер?
- Вы позволите мне сказать правду? И при этом не обидеться?
- Ну, конечно!
- Видите ли, даже самое простое общение с красивой женщиной требует некоторых средств - цветы, кафе, такси, рестораны…
- Боже, какая чушь! - рассердилась Вейга. - Мне совершенно не требуются никакие такси и рестораны! Мне просто интересно с вами разговаривать. Даже безо всякого кофе! Как замечательно мы гуляли тогда по штранду…
- И все-таки не обошлось без кофе "У Регины"! - улыбнулся Лунь. - Но дело, конечно же, не в кофе. Постарайтесь понять мужскую психологию: финансовая несостоятельность для нас сродни физической импотенции. Для мужчины унизительно ощущать пустоту своего кошелька. Я бы, несомненно, вам позвонил… Позвонил бы сразу, как только почувствовал себя на высоте некоторого положения.
- Оставим этот разговор! Для меня мужская психология всегда была темным лесом. Но раз уж романтические, да нет, просто дружеские отношения вы примеряете к кошельку, тогда переходим на деловую почву. Нашей фирме нужен буклет для рекламы своих платьев и костюмов. Вы бы взялись сделать фотографии наших моделей?
- Да. Но только в одном случае.
- В каком?
- Если позировать мне в ваших нарядах будете вы.
Вейга рассмеялась:
- Хорошо! Сделка состоялась! Завтра жду вас на съемку. Если вы потеряли мой адрес, вот вам еще одна визитка.
* * *
Наутро Лунь примчался на мотоцикле в переулок Шнайдергассе. Он привез с собой кофр сразу с двумя камерами "Цейсс-икона" и любимую "лейку". Вейга встретила его в ошеломительно красивом костюме. Для съемки выбрали кабинет хозяйки фирмы - просторный и довольно светлый. Хозяйка - пышногрудая вдова клайпедского брандмейстера, особа экспансивная и отчаянно молодящаяся - тоже захотела демонстрировать фирменные наряды, и по очереди с Вейгой, удалялась в комнатку отдыха, ставшую импровизированной костюмерной. Лунь снял около сотни кадров и отправился в лабораторию. Конечно же, Вейга просто блистала в любом из нарядов. Она обладала незаурядным фотообаянием. Но и хозяйка ателье тоже осталась довольной своими портретами. Именно она выписала фотографу весьма приличный гонорар, который ему выплатила Вейга, исполнявшая по совместительству обязанности кассира.
Лунь прекрасно понимал, что это была замаскированная финансовая помощь от Вейги, и именно поэтому отправился в ювелирный магазин и купил там почти на весь гонорар изумительной работы янтарное колье с серьгами.
Вечером в кафе "У Регины" он вручил свой подарок совершенно растерявшейся Вейге.
- Зачем вы это сделали? Я не могу принять такой дорогой подарок!
- Вот-вот, это опять намек на мою финансовую несостоятельность, - деланно обиделся Лунь.
- Никаких намеков и в помине! Я просто не вижу ни одного повода для таких подарков…
- Один повод все же есть! Это начало нашего делового сотрудничества. Для меня это большое событие, и я хотел бы ознаменовать его этой совершенно пустяковой вещицей.
- Ах, так?! Тем более не приму, раз вы считаете это пустяковой вещицей! - Но в голосе Вейги была уже игра.
- Она пустяковая только в масштабе наших весьма грандиозных отношений, - выкрутился Лунь.
- Вы считаете наши отношения грандиозными? - спросила Вейга, принимая все же коробку с янтарным гарнитуром.
- Для меня они воистину грандиозны. У меня сейчас нет более значимого в моей судьбе человека, чем вы. И это чистая правда!
- Спасибо. Для меня это высокая честь. И это тоже чистая правда.
- Хороший повод подкрепить нашу общую правду хорошим коньяком!
- Только коньяк я выбираю и оплачиваю сама!
- Так не справедливо! Это была моя идея!
- Хорошо. Тогда поступим так: завтра воскресенье, и я приглашаю вас на воскресный обед. Куда именно, скажу при встрече. Итак, завтра в четырнадцать ноль-ноль я жду вас на театральной площади. Помните? Там, где мы познакомились.
Вейга, как всегда, пришла минута в минуту. Лунь весьма ценил подобную точность. Вежливость королей - лучше не скажешь.
Вейга продолжала интригу:
- Только не спрашивайте, куда мы идем, - попросила она своего спутника. - Пусть это побудет загадкой еще четверть часа.
- Пусть! - радостно согласился Лунь.
Они прошли по мостам и переулкам старого Мемеля, вошли во двор трехэтажного дома, а потом поднялись по деревянной лестнице на второй этаж. Вейга достала ключ и открыла дверь из мореного дуба. Это была ее квартира!
- Я приглашаю вас на домашний воскресный обед! - радостно объявила она.
- Вот это сюрприз! Что может быть вкуснее домашнего обеда!
- Ну, в этом еще надо убедиться.
Овальный стол был накрыт золотистой льняной скатертью, на которой стояли две мейсенские тарелки, фаянсовая супница, удачно подобранная в тон остальной посуде, такие же салатница и хлебница. Вейга, надев белый вязаный передничек, разложила по тарелкам салат из свеклы, красной фасоли и припущенного лука, заправленный сметаной. На первое был луковый суп, а к нему пирожки с капустой.
- Божественно! - произнес после первой ложки Лунь, никак не ожидавший такого приема.
- Это все по рецептам моей бабушки, - скромно потупила глаза Вейга. - Она была личной кухаркой губернатора Виленского края. Я ее хорошо помню - жила у нее три года, пока училась в гимназии.
- Это была польская гимназия?
- Нет, русская.
- О, тогда вы, наверное, знаете русский язык!
- Немного знаю.
- Надо же! И я тоже немного знаю, - Лунь перешел на русский: - И суп, и пирожки, и салат выше всяких похвал!
- А на второе будут ваши любимые цеппелины!
Вейга говорила по-русски с сильным литовским акцентом, но Лунь был в тихом восторге от того, что слышит родную речь, да еще из уст Вейги. Хозяйка дома поставила на стол пузатенькую бутылку настоящего "Мерло", обернутую салфеткой. Лунь разлил вино по бокалам.
- У меня есть тост, - сообщил он.
- Пожалуйста.
- Я предлагаю выпить за ту чайку, которая нас познакомила. Ведь именно с ее ключей и началось наше знакомство.
- О, да! - засмеялась Вейга. - Наше знакомство было точно предрешено на небесах.
Потом настало время чая с тортом "Наполеон". Затем они листали семейный фотоальбом Вейги, сидя близко и тесно, соприкасаясь локтями, плечами, коленями… Вечер, как втайне и надеялся Лунь, закончился в спальне…
…Днем, в суете и делах, воспоминания об этой феерической ночи были затянуты плотной вуалью. И только вспышки, подобные фотоблицам, выхватывали из темноты то обнаженный купол груди с сургучно-красными, словно секретными печатями, сосками, то яростно закушенную губку в пароксизме страсти, то нежный живот с волнистым руном паха…
* * *
И началась новая, почти сказочная жизнь! Все было так, как это бывает у всех счастливых людей: каждый вечер Лунь возвращался домой к искусно накрытому столу, к Вейге, в ее объятия с невыразимо долгими и томительными поцелуями… Кто бы знал, что литовские бухгалтерины умеют быть сущими одалисками?! Единственное, что омрачало благоденствие, так это ощущение смутной тревоги. Вечной, неотступной тревоги, в которой живет всякий нелегал-разведчик. Увы, прошлое нельзя отсечь, как размотавшуюся ленту, оно тянется за тобой неотступным шлейфом, на котором ты всегда можешь споткнуться…
Лунь ясно ощущал всю эфемерность своего нового бытия, и потому каждый новый день, прожитый с Вейгой, был бесконечно дорог ему. У них не было рутины; каждая встреча посреди ли рабочего дня, вечером ли превращалась в праздник, и каждая ночь - в мистерию нежности и страсти.
Источало тревогу и само небо, ибо теперь каждую ночь мемельцы ждали налета британской авиации, и потому держали возле дверей чемоданчики с необходимыми вещами и продуктами. Оконные стекла заклеивали бумажными крестами, а во всех подвалах больших домов были поставлены скамьи и бачки с питьевой водой. Но англичан Мемель интересовал пока мало. Особенно после майского разгрома под Дюнкерком британского экспедиционного корпуса. Тем не менее война набирала обороты, и ателье Вейги перешло на пошив военной формы для вермахта. В один прекрасный день, и день этот был воистину прекрасным - солнечный апрельский день, когда ветер приносил с моря волнующие соленые запахи корабельной смолы, рыбацких сетей и сохнущих на прибойной полосе водорослей, - Лунь осторожно спросил Вейгу, представляла ли она когда-нибудь его в роли своего мужа. Подумав, Вейга твердо сказала:
- Да.
- А если бы ты была режиссером, утвердила бы меня в этой роли?
- Скорее "да", чем "нет", - не менее осторожно отвечала Вейга.
В этот день они решили связать свои жизни брачными узами. Тихую скромную свадьбу они сыграли в кафе "У Регины". Со стороны жениха был только один гость - отставной ротмистр с усами колечками Теодор Рейнхарт. Он преподнес молодоженам свой боевой трофей, взятый в боях под "русским Верденом" - местечком Сморгонью - хорошо начищенный самовар-вазон. Лунь тут же отметил про себя, что под Сморгонью они воевали в одно и то же время, но по разные линии фронта. О, судьба! Теперь они сидят за одним - да еще свадебным - столом!
Подруга невесты, хозяйка ателье Илона Жемайтис, подарила патефон с набором танцевальных пластинок. Именно под них и танцевали в кафе. А вот мама Вейги приехать не смогла. Она жила под Варшавой и пассажирские поезда оттуда в Кёнигсберг пока не ходили.
Лунь преподнес Вейге в качестве свадебного подарка картину Бёклина "Остров мертвых".
- Ну, уж совсем не свадебная тема! - озадачилась Вейга.
- В тему, в тему! - заверил ее Лунь. - Это символ того, что мы не расстанемся до самой смерти! И потом это очень ценная картина. Бёклин сделал семь авторских повторений. Мне удалось установить, что это его восьмая авторская копия. Ее стоимость равна стоимости "майбаха".
- Ну, хорошо, убедил! Подарок принят. Спасибо! Где мы повесим эту картину?
- Где скажешь. Можно в гостиной. Там есть место.
Так и сделали.
* * *
Первая угроза их благоденствию с Вейгой возникла в сентябре 1940 года, когда полицейский остановил мотоцикл Луня, на котором тот доставлял отрезы "фельдграу" в ателье. Внимательно изучив документы, блюститель порядка обнаружил, что в паспорте Луня нет отметки военного коменданта об освобождении от военной службы.
- У меня есть медицинское свидетельство! - убеждал полицейского Лунь. - Там ясно сказано, что я не годен к военной службе по причине эпилепсии.
Но страж порядка был неумолим и отконвоировал на своем "цундапе" мотоцикл Луня - вместе с отрезами - в управление военного коменданта.
- Вам что, неизвестно, что вот уже месяц идет мобилизация мужчин до сорока пяти лет? - орал помощник коменданта. - Я обязан предать вас суду военного трибунала как злостного уклониста!
- Поверьте мне, господин обер-лейтенант, - молитвенно складывал ладони Лунь. - Клянусь именем матери - мне ничего неизвестно о призыве моего возраста!
- Вы что, с Луны свалились? Вам сорок четыре года и вы обязаны быть в строю! Позор для мужчины - уклоняться от военной службы, когда вся страна воюет!
- Но у меня…
И тут Лунь мастерски изобразил припадок эпилепсии. Не зря же его учил этому доктор медицинских наук в разведшколе: Лунь рухнул на пол и стал корчиться в конвульсиях, пустив по губам пену. Помощник коменданта вызвал врача. Тот подтвердил диагноз. Но обер-лейтенант не собирался сдаваться. Его стараниями Луню определили-таки годность к нестроевой службе III категории и направили в школу военных поваров, что находилась в Кёнигсберге.
Вейга была в шоке, когда увидела мужа в немецкой военной форме, сидевшей на нем весьма мешковато.
- Боже, что они с тобой сделали? Совсем небравый солдат Швейк!
- И не говори! - горестно махнул рукой Лунь. Он никак не ожидал такого поворота судьбы. Единственное, что его утешало - легализация через военную службу обещала быть более надежной, чем через должность кладбищенского фотографа.