Внутри гранитной массы будто образовался разрыв. Земля долго дрожала. По всем закоулкам подземелья жутким пароксизмом покатилось эхо, многократно повторяясь и производя страшный грохот. Ничего более адского никто из присутствующих в своей жизни не слышал. Но это был не единственный результат взрыва, так напугавшего Сентака и остальных, кроме Андюса.
Все произошло по чистой случайности. Давид, видя, что ему грозит погибель, направил пистолет на одного из бандитов, нажал на курок, выстрелил почти в упор и попал в Симона, который упал навзничь. Но этот выстрел привел и к другим последствиям, более серьезным.
Пыж из пистолета, все еще горящий, упал на пороховую дорожку, приготовленную Сентаком, и два фунта пороха сделали свое дело.
Как и предвидел саиль, нависавшая глыба отделилась от скалы и с грохотом накрыла двух разбойников. Можно было бы даже услышать, как она перемолола им кости, если бы грохот, многократно отражавшийся эхом под сводами всех галерей, с каждым разом становясь все громче и громче, не оглушил всех зрителей этой кошмарной сцены.
Более того, волна обжигающего воздуха сбила с ног наших пятерых друзей, вышедших из убежища, где они прятались вместе с Андюсом, чтобы оказать помощь Давиду, и они повалились на землю, как короли и валеты карточного домика.
Но тут же поднялись и, несмотря на ушибы и синяки, тревожно прислушались.
Поначалу им показалось, что вокруг царит гробовая тишина. Но потом, в том самом месте, где произошел взрыв, послышались слабые стоны.
– Вперед, господа! – воскликнул Танкред. – Вперед!
– Легко сказать, вперед, – прошептал Кастерак. – Здесь же ни зги не видно.
– Верно.
– Фонари погасли, что, впрочем, неудивительно после такого-то фейерверка.
– У кого-нибудь есть огниво?
– У меня, – отозвался Жан-Мари.
– Тогда зажгите фонарь.
Несколько мгновений спустя вспыхнул свет, и все направились к месту, где находились предполагаемые жертвы катастрофы.
Андюс тоже последовал за ними, надеясь найти Семилана, растертого глыбой в порошок.
Ориентируясь по стонам, поспешившие на помощь молодые люди вскоре наткнулись на лежавшее на земле тело. Это был Семилан.
Танкред, несший фонарь, осветил его лицо.
– Это, должно быть, Самазан.
– Да, я узнаю этого человека, хотя лицо его почернело от пороха.
– Он мертв?
Бюдо приложил к сердцу бандита ладонь.
– Нет, – ответил он.
– Хорошо, займемся им позже, а пока давайте найдем Давида.
В этот момент Мальбесан наткнулся на какое-то препятствие.
– Мне кажется, это он, – сказал он.
Юноша лежал на земле, держа в одной руке шпагу и в другой пистолет, будто солдат, которому хотелось умереть в бою.
Его лицо было еще чернее, чем у Семилана. Загоревшийся порох опалил на молодом человеке одежду, и теперь он не подавал никаких признаков жизни.
В этот момент появился Сентак.
– Господа, из вас никто не ранен? – спросил он.
– Кого вы имеете в виду? – ответил ему Кастерак, тут же заподозрив, что саиль имеет к этому делу самое непосредственное отношение.
– Как "кого"? Господина де Мэн-Арди и его друзей, следовательно, и вас, господин де Кастерак.
– Нет, сударь, мы не ранены, – ответил Гонтран. – Должен сказать, что я одновременно очарован и удивлен той заботой, которую вы по отношению к нам проявили.
– А господин Давид?
– Он – совсем другое дело.
– Он мертв?
– Вы же сами этого хотели, – сказал Кастерак.
– Я, сударь? Почему вы так решили?
– Кастерак, сейчас не время и не место обсуждать с господином де Сентаком подобные вопросы, – обратился к другу Танкред. – Сначала нужно спасти Давида и Самазана.
Когда разговор зашел о Самазане, Андюс поначалу не понял, что это его бывший подручный, но когда до него дошло, что того считают дворянином, помимо своей воли пришел в восхищение.
"Признаюсь, – подумал он, – этот парень времени зря не терял. Не прошло и двух недель с тех пор, как он стал главарем банды, ударив меня ножом, а он в глазах всех этих господ стал знатным вельможей. Молодец, когда мы с ним увидимся, обязательно его с этим поздравлю. Но это не заставит меня отказаться от планов мести".
– Андюс! – крикнул Танкред.
– Андюс? – повторил Сентак. – Он же умер.
– Вы полагаете?
– Ну да, конечно.
– Это заблуждение, и тому есть доказательство – вот он! – сказал Мэн-Арди, к ногам которого в этот момент как раз подполз безногий.
– Андюс жив! – воскликнул Сентак.
– К вашим услугам, господин де Сентак, если, конечно, я могу быть вам чем-то полезен, – ответил человеческий обрубок.
– Обмениваться любезностями будете позже, – сказал Кастерак.
– Да, – поддержал его Танкред. – Пока же первое, что нам нужно, это проход, через который мы могли бы вынести отсюда господ Самазана и Давида и доставить их в место, где о них можно будет позаботиться.
– Для этого, – ответил Андюс, – нужно будет вернуться в нашу отправную точку, хотя протащить двух человек через узкий проход, которым вы воспользовались, чтобы ко мне присоединиться, будет трудно.
– Послушайте, Андюс, ведь должен быть и другой проход, чтобы выбраться наружу.
– Один такой и правда был, – ответил безногий.
– Выражайтесь яснее.
– Глыба, обрушившаяся после взрыва, свидетелем которого мы все только что стали, перекрыла галерею, ведущую в зал, где собираются мои люди.
– Может, там все же можно пройти?
– Надо посмотреть.
Андюс, ловкий, как кошка, стал своими обезьяньими руками цепляться за выступы рухнувшей глыбы, пополз по ней и перелез на противоположную сторону.
– Трудно, но возможно, – сказал он, возвратившись.
– В таком случае вы, Кастерак и Мальбесан, возьмете господина де Самазана. Если будет трудно, вам любезно поможет слуга де Сентака. Что до Давида, то его понесем я и Бюдо, если что, нам поможет Жан-Мари. Давайте, Андюс, ведите нас.
– Ах! – сказал безногий. – Мы не учли еще одну трудность.
– Какую?
– Дело в том, что среди моих парней найдется немало таких, кто окажет нам самый скверный прием.
– Сколько их может быть?
– Человек семь, самое большее – восемь.
– Ну хорошо. Для начала давайте преодолеем препятствие в виде этой глыбы. Потом пойдем на разведку в подземелье. Четверо из нас не испугаются никаких воров.
– Пятеро, господин де Мэн-Арди, – поправил его Жан-Мари.
– И то правда. Прошу прощения, гренадер.
– А меня, господа, вы не в расчет не берете? – спросил Сентак.
– Если считаете уместным, сударь, можете пойти с нами и выполнить свой долг.
Сентак ничуть не сомневался, что его подозревали, и чувствовал, что его тайна раскрыта. Тем не менее он не потерял самообладания, обратился к слуге и сказал: – Помоги этим господам, Мюлар.
Среди тех, кто оказался в подземелье, неуютнее всех, бесспорно, себя чувствовал Семилан.
Вряд ли есть нужда говорить, что он не только не умер, но даже не потерял сознания.
Благодаря спасительной идее упасть на землю, тем самым позволив двум бандитам сообща наброситься на юного Давида, он полностью оказался вне зоны поражения взрыва.
Воспламенившийся порох едва опалил ему лицо, которое всего лишь немного почернело, но совершенно не пострадало.
Прикидываясь бесчувственным, он в то же время все прекрасно слышал, и присутствие в пещере Сентака ему очень многое объяснило.
"Наш господин де Сентак, похоже, заложил мину, а после моей смерти собирался забрать обратно выплаченные мне триста тысяч франков", – подумал он.
Не успел Семилан додумать эту мысль до конца, как его поразил еще один момент – он услышал, что Танкред позвал Андюса.
– Андюс? – изумился он. – Может, я сплю?
Ответ на этот вопрос не заставил себя долго ждать. До его слуха донесся голос бывшего главаря, который, проползая мимо него, дошел до того, что даже дернул его за ухо, будто давая понять, что не купится на мнимое дворянство бывшего лейтенанта.
"Андюс жив! – подумал он. – Жив! Только этого мне еще не хватало".
Но сей бандит был фаталистом, верил в свою счастливую звезду и надеялся выбраться из этой передряги, для чего решил и дальше симулировать потерю сознания и оставаться господином де Самазаном до тех пор, пока ситуация не изменится.
В соответствии с установленным Танкредом порядком те, кто нес безжизненные либо выдававшие себя за таковых тела Давида и Семилана, поднялись на рухнувшую глыбу, перебрались на другую сторону и приняли свою бесценную ношу.
Когда это препятствие было преодолено, а раненых положили на землю, Танкред обратился к Андюсу и сказал: – Теперь ведите нас в зал, о котором вы только что говорили.
– Это я быстро! Соблаговолите повернуть направо. Вот так, хорошо. Теперь еще раз возьмите вправо.
– Но ведь здесь тупик.
– Нет, толкните стену перед собой.
Танкред сделал, как было велено. Стена оказалась дверью, через которую семь-восемь молодых людей, шагавших позади Андюса, вышли в просторное помещение, освещенное тусклым светом из окошка в потолке и сообщавшееся с разрушенной башней.
– Смотри-ка! Ни души, – сказал Андюс. – Странно.
Он немного помолчал и добавил:
– Я так думаю, мои бравые парни, услышав взрыв, подумали, что это либо землетрясение, либо шалости моих всегдашних привидений, испугались и спаслись бегством.
– И я этому несказанно рад, – произнес Танкред, – по крайней мере, они нам не помешают.
– Давайте не будем больше терять времени, – добавил Кастерак, – пойдемте за ранеными.
Во время осмотра логова бандитов Семилана снедало беспокойство, он боялся, что Сентак или Андюс заговорят и расскажут о нем всю правду.
Но, к счастью для него, муж Эрмины не осмеливался упоминать о фактах, способных навредить Семилану, потому что боялся заодно погубить и себя. И в расчетах, надо сказать, он не ошибся.
За пару минут Семилана и Давида перенесли в зал с низкими сводами.
– Куда их положить? – спросил Бюдо.
– Здесь есть несколько матрасов, – сказал Андюс, – возьмите парочку.
Сделать это взялся Жан-Мари.
Когда Давида и Семилана уложили на матрасы, слово вновь взял Танкред:
– Вода в этой пещере есть?
– Да, по крайней мере должна быть вон в том кувшине, – ответил безногий.
Кастерак налил воды в миску, намочил носовой платок и протер им лица раненых.
Это действо возымело два последствия: во-первых, смыло с лиц раненых черный пороховой нагар, а во-вторых, вернуло их самих к жизни.
Первым открыл глаза Семилан. Он решил, что прикидываться лежащим без чувств и дальше неблагоразумно, и закричал, изумительно ломая комедию: – Где я?!
Давиду для этого понадобилось больше времени. Тем не менее пять минут спустя он тоже открыл глаза и спросил: – Что приозошло?
Затем, не дождавшись ответа, воскликнул:
– Ах да! Вспомнил! Взрыв! Господин де Самазан, надеюсь, жив?
– Да.
– Ах! Вот и хорошо. Я, судя по всему, тоже, хотя мне очень плохо.
– Где у вас болит?
– Вот здесь, в груди.
Все бросились расстегивать на молодом человеке одежду, чтобы осмотреть рану, но он оттолкнул руки и сказал: – Оставьте! Оставьте! От этого мне стало лишь хуже.
– Вам ударили шпагой?
– Нет, не думаю. Должно быть, это ожог.
Когда Давиду, соблюдая все мыслимые меры предосторожности, расстегнули жилет и рубашку, все пришли в ужас. Грудь несчастного юноши была обожжена. Взрывная волна ударила его и нанесла страшную рану.
Кожа его уже стала покрываться волдырями. Одежду снимали очень осторожно, чтобы не оторвать с нею и частички плоти.
Бюдо, Танкред, Кастерак и остальные переглянулись.
– Бедное дитя! – лицемерно прошептал Сентак. – Как вам только в голову пришла нелепая мысль сюда явиться? И какого черта господин де Самазан так опрометчиво решил вас сопровождать?
Это замечание, вполне банальное, но напрашивающееся само собой, привлекло внимание к Семилану, тут же ставшему объектом всеобщего интереса.
– А вы, господин де Самазан, не ранены? – спросил его Кастерак.
– Я себя вот уже пять минут как ощупываю, но не могу найти ни одного следа полученного страшного удара.
– В какое место он пришелся?
– Вот сюда, в левый бок. По мне будто выпустили камень из пращи. Даже если бы в меня попала пуля, и то не было бы так больно.
– Как вы тогда можете объяснить отсутствие следов? – спросил Сентак с легким оттенком иронии в голосе, уловить который могли только сам бандит, да еще Андюс.
– Рапира бандита, с которым я дрался, могла с силой ударить в мой бумажник. Причем выпад оказался настолько могучий, что колени подо мной подогнулись и я упал без чувств.
– Что, по всей видимости, вас и спасло, – сказал Мальбесан. – Ведь если бы вы остались стоять на ногах, то сейчас пребывали бы в том же состоянии, что и наш храбрый юноша.
Некоторое время назад Жан-Мари куда-то пропал. Сначала отсутствия гренадера никто не заметил, но затем, когда его решили попросить помочь перевязать юного Давида, оказалось, что его нигде нет. О нем тут же все забыли.
– Доктор сюда сможет пройти? – спросил Танкред.
– Это будет трудно, – ответил Андюс.
– Трудно или невозможно? – настаивал Мэн-Арди.
– Да нет, ничего невозможного в этом нет, просто в округе нет ни одного доктора, за ним придется посылать аж в Креон.
– Слишком далеко. Нам нужно постараться как можно быстрее доставить юношу в Бордо.
Кто-то из присутвовавших, владевший рецептом народного средства против ожогов, приготовил и нанес Давиду на грудь мазь, которая обладала хотя бы тем преимуществом, что на какое-то время принесла ему ощущение свежести.
– Как мы выйдем наружу? – спросил Бюдо.
– Проклятье! – воскликнул Андюс. – Тем же путем, каким эти господа сюда попали, хотя он и не очень удобен!
– Ах, если бы можно было открыть люк Жана-Мари, – заметил Кастерак, – эта дорога была бы не так опасна.
– К сожалению, это невозможно.
– А куда, к дьяволу, подевался Жан-Мари?
– Я здесь, господа, – твердым голосом ответил гренадер.
С этими словами он вошел в зал. Увидев Кадишон, которую гренадер держал за руку, все немало удивились. При виде молодой женщины Сентак и Мюлар не смогли скрыть своего изумления.
Жан-Мари сделал вид, что не заметил их замешательства, но при этом направился прямо к мужу Эрмины, по-прежнему сжимая в руке ладонь Кадишон.
– Вы господин де Сентак? – спросил он.
– Да, – ответил тот, стараясь придать голосу твердость.
– В таком случае вы убийца!
Сентак напустил на себя гордый вид.
– Я сказал "убийца"! – продолжал Жан-Мари. – И не позволю вам изображать удивление. Я обнаружил вас в этом логове и не вижу в этом ничего странного, потому как здесь вы аккурат на своем месте.
– Я попрошу вас! – возмущенно воскликнул Сентак.
– Не перебивайте нашего гренадера, господин де Сентак, лучше послушайте, – сказал Гонтран, – хотя ему известно далеко не все.
После этих слов саиль, казалось, был готов яростно наброситься на молодых людей.
– Господин де Сентак, – продолжал гренадер холодным, решительным тоном, – сейчас вы встанете на колени перед этой женщиной, которую попытались убить и которая спаслась только чудом.
Сентак не сдвинулся с места.
– На колени, вам говорят! – закричал Жан-Мари, кладя свою тяжелую ладонь мужу Эрмины на плечо.
Индийский принц по-прежнему не выказывал никакого желания подчиняться.
Тогда Кадевиль, силы которого удесятерились от гнева, вынудил Сентака пасть к ногам Кадишон.
– Теперь, – добавил он, – просите прощения у моей жены, просите прощения, или клянусь – я вышибу вам мозги, как злобной твари, коей, собственно, вы и являетесь, и освобожу мадам де Сентак от ужасной муки, которую она терпит, будучи связанной с вами узами брака.
Сентак понятия не имел, что предпринять в сложившейся ситуации.
– Будете просить у нее прощения? – вновь спросил Жан-Мари, взводя курок пистолета.
Сентак решился.
– Я не отказываюсь принести извинения, тем более что вижу свою ошибку, – сказал он. – Это не она меня тогда…
– Лжец! Одно слово! Мне от вас нужно одно-единственное слово: простите!
– Простите меня, мадам, – прошептал Сентак.
Кадишон, даже не удостоив взглядом негодяя, застывшего в смиренной позе, повернулась к нему спиной.
Тогда саиль вскочил, черты его исказились от гнева, он закричал:
– Я еще отомщу!
– Не советую, – произнес Кастерак. – Послушайте меня – здесь вам больше делать нечего. Уходите и не забудьте своего верного приспешника.
Мюлар и его хозяин тут же исчезли.
Жан-Мари выбрался из подземелья и отправился восстанавливать проход, через который раненые и их избавители смогли наконец покинуть эти катакомбы.
Часть вторая. Ошибка
I
Когда в таком городе, как Бордо, столь богатая дама, как мадам де Сентак, становится жертвой загадочной болезни, это событие тут же становится первейшим сюжетом для повсеместных разговоров.
Поэтому об Эрмине и ее недуге говорили все, кому не лень, даже в монастыре, куда поместили Маринетту, считавшую ее своей благодетельницей.
Мэн-Арди и все те, кто принимал участие в судьбе юной девушки, не посчитали нужным сообщить настоятельнице монастыря о таинственных открытиях, сделанных Кастераком.
Поведать этой достойной даме о том, в чем мадам де Сентак обвиняла мужа, было бы неуместно. Первым делом, она не должна была ни о чем подозревать по причине крайне деликатного положения девушки.
Поэтому как только по городу распространился слух, что мадам де Сентак серьезно больна, настоятельница вызвала Маринетту и сказала: – Мое милое дитя, только что мне сообщили скверную новость.
Поначалу юная девушка подумала, что ей сейчас объявят о невозможности дальнейшего пребывания в монастыре, и задрожала, потому как чувствовала себя в его стенах очень счастливой.
– О какой такой скверной новости вы говорите, матушка-настоятельница? – спросила она с тревогой в голосе.
– Я узнала, что знатная дама, сделавшая вам столько добра…
– Мадам де Сентак? – воскликнула Вандешах.
– Да, дитя мое, мадам де Сентак серьезно больна.
– Ах! Боже мой!
– По всей видимости, она упала.
– У себя дома?
– Да, дома, в гостиной, в присутствии мужа, – ответила настоятельница.
– Ее муж при этом присутствовал? – спросила Маринетта, испытывая явный испуг.
– Да. В результате у нее случилось воспаление мозга, и теперь ее жизнь в опасности.
– Бедная мадам де Сентак!
– В сложившихся обстоятельствах, дитя мое, вам надлежит выполнить свой долг, – продолжала настоятельница. – Вы знаете, о чем я говорю.
– Я готова, матушка, – сказала Маринетта, страшась неправильно истолковать слова монахини.
– Одна из наших сестер проводит вас к благодетельнице.
– Меня?
– Да, дитя мое, вас. Вы удивлены?
Юная девушка не ответила.
– Вы пребываете в том возрасте, когда нежный уход за несчастной больной может принести огромную пользу.