- Если что, давайте знать, - добавил Петрашка. - Мы соберемся и враз приедем к вам на подмогу.
- Вы лучше об учебе думайте, о том, как по окончании своих университетов эти ученые мантии да ермолки в кисточках получить, - оглянувшись на посерьезневшую Софьюшку, отмахнулся сотник, вспоминая задиристых студентов Сорбонны, которых он видел когда-то во французском городе Париже. И тут-же как бы подзадорил сыновей. - Вам ведомо, что мы не в снулой России живем, у нас завсегда было интереснее. Ежели Шамиль решился собрать войско, то на нашем берегу Терека все только начинается. - Оно, конечно так, но все-ж… - не скрыл своей заботы младший сын. - В добрый путь, сынки, - прервал его отец - Спаси вас Христос!
- Спаси Господь и вас.
Посмотрев на супружницу, принявшуюся осенять детей крестными знамениями, Дарган перекрестился сам и махнул рукой вслед тронувшемуся отряду. Когда лошадь Панкрата, замыкавшего шествие, прошла мимо родителей, Софьюшка молча прижала платок к покрасневшим векам. Она не спешила выказывать своих истинных чувств, доверяла их только подушке, да и то лишь в тот момент, когда хата оказывалась пустой.
Скоро небольшая группа всадников скрылась за околицей. Улица быстро опустела, хозяева уже собрались зайти на подворье и закрыть за собой ворота. В этот момент сотник вдруг заметил, как с другой стороны казачьего поселения галопом приближается станичный вестовой.
Поправив папаху на голове, Дарган машинально коснулся пальцами рукоятки шашки.
- Кажись, вовремя я Захарку с Петрашкой отсюда отправил. Пусть они пока учатся, а повоевать еще успеют. Казацкая доля и внукам нашим еще достанется, - негромко пробормотал он себе под нос. - Пронеси и защити нас, всевышняя сила. Отцу и сыну!..
Глава седьмая
Учебный день в императорском университете закончился. Сразу после окончания последней лекции Ингрид Свендгрен, будущая невеста Захара Дарганова, сообщила ему, что желала бы прогуляться с ним по набережной реки Невы. Захар знал, что любимым местом прогулок петербуржцев были Невский проспект и находящийся неподалеку от него Адмиралтейский бульвар, народ собирался для променада и на площади перед городской биржей. Он не единожды прохаживался там с дамой своего сердца, но сейчас понимал, что зовет она его не просто прогуляться. Девушка намекнула, что заодно можно было бы зайти к ней домой, чтобы лишний раз пообщаться с ее родителями. Ведь не за горами выпускной экзамен, пора бы Захару уже определяться с планами на будущую жизнь.
Но именно сегодня у жениха не было свободного времени, потому что после занятий у него должна была состояться дуэль с господином Дроздовым, студентом одного с ним курса, обозвавшим его туземцем, увешанным золотыми амулетами. Коренному жителю северной столицы было не впервой оскорблять сокурсников, но прежние раздоры заканчивались лишь потасовками. А в этот раз конфликт зашел слишком далеко, потому что Дроздов насмеялся еще и над девушкой Захара, обозвав ее проституткой из дешевых европейских домов.
Захар терялся в догадках, почему однокашник невзлюбил его так сильно, ведь до третьего курса отношения между ними складывались нормально. Он считал, что дело было не в его происхождении и не в невесте, о которой оскорбитель не имел права даже упоминать, а в том, что на факультете он числился одним из лучших студентов, которому прочили большое будущее. Да и не носил Захар амулетов из золота, потому что у терцев побрякушки были в моде только у молодых девушек, не считая цепочки с нательным крестиком и перстня, который подарили ему родители невесты в ответ на подарок их дочери от семьи Даргановых.
И только много позже Захар узнал, что поединок имел под собой реальную почву. Дроздов еще до поступления в университет предложил Ингрид Свендгрен руку и сердце. Он и раньше встречался с ней на светских балах, добиваясь благосклонности девушки, и всегда получал от нее отказ в категорической форме. Но никто из них двоих не обмолвился об этом Захару даже словом.
- Прости меня, Ирэн, но сегодня я не смогу пойти с тобой на Невский проспект, - потупившись, признался девушке Захар, и неловко пошаркал подметкой ботинка по паркету, заложил руки на китель с начищенными до блеска пуговицами.
- Почему не сможешь? - со слабым шведским акцентом поинтересовалась у него невеста.
Она стояла перед ним в коричневом платьице немного ниже колен с кружевными воротничком и нарукавничками, в чулках коричневого цвета с белыми носочками поверх них и в коричневых ботинках на толстой подошве. Светлые волосы были аккуратно подстрижены и уложены в простенькую прическу, на худощавом бледноватом лице играл задорный румянец, который гармонировал с полноватыми розовыми губами. В широко расставленных голубых глазах с длинными темноватыми ресницами отражалось заботливое внимание к собеседнику.
- Почему, Захар? У тебя появилось какое-то дело? - чуть качнувшись вперед, повторила вопрос девушка.
- Я должен заскочить к товарищу и обменяться с ним конспектами, - не поднимая взора, соврал Захар.
- Ты плохо знаешь предмет?
- Это ему нужна моя помощь, чтобы он получше усвоил урок.
- Если он лентяй или лоботряс, то учить его бесполезно.
- Я знаю, Ингрид, но уже пообещал.
- Хорошо, я уважаю твое решение, - немного подумав, согласилась девушка и пошла домой.
Проводив ее задумчивым взглядом, Захар тоже засобирался к себе на квартиру.
Последний месяц весны близился к завершению, вместе с ним надвигалась пора расставания с учебой, на долгие годы заковывающей студентов всех мастей в самые крепкие в мире кандалы - бумажные. Корпуса университета, в котором учился Захар Дарганов, расположились сразу за Михайловским замком, воздвигнутым недалеко от Летнего сада. Сам замок через площадь теперь представлял из себя народное достояние, он был со шпилями на центральных башнях, со сдвоенной колоннадой у главного входа и с государственным флагом над ней. В нем жил и отсюда правил страной император Павел Первый, тайный член масонской ложи, тот самый, который не прочь был променять всю Российскую империю на мундир офицера прусской армии и которого придушили в собственных покоях его же приближенные, осатаневшие от непредсказуемых выходок самодержца.
В университетских корпусах было посветлее, нежели в трехэтажном дворце. В коридорах с полукруглыми потолками по стенам теплились фигурные медные канделябры, а под потолками залов вспыхивали ажурные хрустальные люстры, величием и помпезностью не уступающие тем, которые освещали императорские покои. И тогда студентам казалось, что несмотря на вечный дождь за окнами, на занудливость учения и на постоянную нехватку карманных денег весь мир вокруг светился радостью.
А лишних денег Захару и правда никогда не хватало, хотя столица поражала дешевизной своих товаров каждого европейца, посетившего ее. Курица тянула на пять копеек, за рубль можно было купить почти полтора пуда телятины, а квартира из восьми или десяти комнат в лучшем районе города стоила не дороже двадцати рублей в месяц. Да что далеко ходить, когда дворец графов Воронцовых, Дашковых или Румянцевых, не уступавших архитектурным величием Шереметевскому на Фонтанке или Потемкинскому "Конногвардейскому дому" на Воскресенском проспекте, больше известному как Таврический, весь можно было снять в наймы за три с половиной - четыре тысячи рублей, пока их владельцы разъезжали по европам. В таком примерно богатом доме, стоящем рядом с Матросской церковью, жила и Ингрид Свендгрен, будущая невеста Захара. Ее родители, подданные шведского короля Жана Батиста Бернадота, занимали в том дворце комнаты, они происходил из древнего рыцарского рода, берущего начало из германских племен, когда те еще населяли территорию Швеции. На острове Святого Духа близ Стокгольма, столицы объединенного с Норвегией королевства, стоял их родовой замок.
Майский теплый день давно перевалил на вторую свою половину. Разговор, произошедший у Захара с невестой, заставил его с большим вниманием оглянуться на события последних дней. И теперь, сидя в своей комнате, он думал о том, что сегодняшним вечером может закончиться все. И учеба, и дружба с любимой девушкой из хорошей семьи, обещавшая плавно перейти в счастливое супружество, и, что самое страшное, может оборваться сама его жизнь. Но отступать уже было некуда. Захар Дарганов, потомок терских казаков, никому не позволял смеяться над собой, хотя отказаться от поединка можно было с легкостью необыкновенной. Дело в том, что среди студентов дуэли считались экзотической редкостью, а если они и происходили, то считались глупым ребячеством, свидетельствовавшим об отсутствии чувства меры и благоразумия. Они приносили лишь хлопоты, связанные с отчислением драчунов из стен альма матер и пожизненным запретом переступать порог любого учебного заведения. Но дело было сделано, поворота назад не предвиделось, тем более что оба дуэлянта успели поучаствовать в настоящих военных кампаниях. Захар дрался с немирными чеченцами и дагестанцами, а его соперник был среди тех, кто усмирял очередное восстание поляков, не хотевших мириться с имперским диктатом.
Стреляться дуэлянты решили в Аничковой слободе, там, где стоял дом Разумовского с церковью за ним. За храмом разместился небольшой сквер с узкими аллеями, напротив него через Неву был переброшен первый в городе мост. Место это находилось в центре, рядом с шумным Невским проспектом. Но именно этот сквер считался любимым местом дуэлей. Если поединки случались здесь, то дуэлянты находили в них ту самую жуткую усладу, о которой говорят, что на миру и смерь красна.
Захар взглянул на часы с маятником в виде двух амуров, заигравшихся друг с другом, висящие на стене. Встав со стула, он принялся мерить комнату нервными шагами. В его голове творилось что-то невообразимое, все мысли перебивал образ противника с холодным грубым лицом, будто вырубленным из камня. Немигающие глаза его как бы промерзли насквозь. Захар пожалел о времени, потраченном на ненужные переживания, и подумал, что лучше бы он перебрал письма матери, написанные по-французски. Все на душе стало бы теплее.
Тут раздался стук в дверь, и на пороге вырос его секундант, представлявший из себя лучшего друга из всех, которые появились у Захара за все время учебы в университете. Звали его Антоном.
- Ты переодеваться не будешь? - спросил он.
- Зачем? - не понял Захар.
- Надел бы черкеску, глядишь, противник заволновался бы и совершил бы какую-какую-нибудь оплошность
- Еще чего, перед каждым хлыщем выставлять на показ нашу славную форму.
- Ну, тебе видней.
Они сбежали по мраморным ступенькам к выходу из здания, поймали извозчика и поехали в сторону Аничкова моста. Поджарая лошадь вынесла коляску на Невский проспект и зацокала подковами по булыжной мостовой. Вечерело, сквозь чугунные решетки ограждения вода в Неве отливала расплавленным серебром, по широким тротуарам, обсаженным деревьями, уже потянулись вереницы отдыхающих. Женщины были в длинных платьях с высокими прическами, их шляпки, кокетливо сдвинутые набок, украшали цветы, в руках они покручивали зонтики и лорнеты на коротких деревянных ручках. Мужчины щеголяли в высоких цилиндрах, во фраках с фалдами ниже коленок и с галстуками бантом под накрахмаленными воротничками белых рубашек. Высший свет Санкт-Петербурга готовился совершить вечерний променад с обязательным соблюдением субординации. Важные поклоны и долгие остановки с разговорами ни о чем были здесь привычны для всех, даже те интимные моменты, кто упал в глазах императора, а кто поднялся, не являлись секретом., но вид праздной публики теперь вызывал у Захара только раздражение. Ему хотелось объехать другой дорогой эту толпу, пахнущую французскими духами и состоящую из сытых и богатых людей, и поскорее встретиться лицом к лицу с опасностью, поджидавшей его в сквере. Там, позади шикарного дворца Разумовского, таилось сразу все - и настоящее, и будущее.
Наконец коляска остановилась, извозчик получил свой пятак и отправился искать новых седоков. Захар с секундантом прошли вдоль фронтона дворца с квадригой лошадей над парадным подъездом и многими статуями на крыше, завернули в глубь квартала. Они знали, что зимой Николай Первый обычно покидает Зимний дворец и перебирается на жительство в этот дом. Наверное, здесь ему было удобнее, да и детство свое он провел именно в нем. Началось все после того, как несколько лет назад в Зимнем произошел страшный пожар, из-за которого погибли многие ценности мирового уровня. Но сейчас просторные комнаты дворца Разумовского занимала только прислуга.
Пройдя в глубь квартала, друзья обогнули несколько зданий, между которыми стояла церковь с золотой маковкой. Глянув на купол, Захар осенил себя крестным знамением и со спокойной душой вступил на пустынную аллею. Он подумал о том, что не зря дуэлянты часто выбирали для проведения поединка этот тихий уголок, как бы прикрытый императорской мантией. Полиция знала о дуэлях, но не в силах была перешагнуть психологического барьера, посты ее так и остались торчать по Невскому проспекту и на Фонтанке. Армейские же караулы были размещены в полосатых будках лишь по периметру дворца.
Аллеи сквера были чисто подметены, в середине его возвышалась каменная чаша фонтана с фигурой женщины в облегающем платье, на поднятую руку которой присел голубь. Друзей уже ждали, на краю чаши сидели два молодых человека, вокруг нее нервно вышагивал еще один. Поодаль, за стволами деревьев, виднелась фигура лекаря в пенсне и с портфельчиком. До захода солнца оставалось не так уж много времени. Сквозь листву еще виднелся шпиль Адмиралтейства с золотым корабликом на самом верху, еще отблескивали серебром крыши дворцов, стоящих вокруг. Захар вышел на маленькую площадь, с которой разбегались дорожки, присыпанные каменным крошевом, и остановился, широко расставив ноги. Друг Антон прошел к фонтану, деловито отвернул край ткани на одной из половинок плоского футляра, в который были уложены дуэльные пистолеты.
Пока он занимался их проверкой, студент, принявший на себя обязанности распорядителя дуэли, подозвал соперников к себе и, переводя взгляд с одного на другого, с надеждой спросил:
- Господа, вы не передумали драться? - он облизал губы, неловко одернул рукава кителя. - Ведь мы находимся не в каком-либо армейском полку, а в центре цивилизованной столицы великой империи.
- Неважно, где мы находимся, хоть в покоях Его императорского Величества, - раздул широкие ноздри щеголеватый Дроздов, противник Захара, кольнув того холодным взглядом серых глаз. - Я всегда презирал татар и выходцев из кавказского обезьянника, возомнивших себя человеками. Они должны не выпячиваться, а знать свое место.
- Господин Дроздов, студент Дарганов не татарин, он русский человек, сын офицера, - попытался образумить драчуна посредник. - Ваши выходки не имеют под собой никакой почвы. Тем более что ваш соперник - императорский стипендиат, который может получить золотую медаль за успехи в учебе.
- По мне хоть чугунную, лишь бы он ее до своего татарского Терека донес. Если останется жив.
- А что скажете вы, господин Дарганов? - поняв, что Дроздова уговаривать бесполезно, обернулся к нему распорядитель с удручающей улыбкой, застывшей в уголках губ.
- То же самое, - Захар сверкнул темными глазами и тряхнул светлым чубом. - Давно известно, что призывать недалеких людей к благоразумию - все равно, что голыми руками вытаскивать из костра картошку. И обожжешься, и не поешь как следует, потому что не пропеченная. Это дело на любителя.
- Вам так трудно в знак примирения протянуть руку своему противнику? - не отступал распорядитель. - Всего лишь один жест, и дело может обернуться совсем по-другому.
- Я уже сказал, что это занятие бесполезное, - сверкнул зрачками Захар. - Ко всему, зачинщик скандала тоже не я.
- А вы, господин Дроздов? - распорядитель обернулся в другую сторону. Видимо, он желал оградить себя от подозрений в том, что провоцировал противников, подталкивал их к поединку.
- Ты зря теряешь время, - сплюнул ему под ноги обидчик. - Я не из тех, кто бросается словами.
Распорядитель постукал ладонями друг о друга, как бы стряхивая прилипшую к ним грязь, и объявил:
- Что же, господа, тогда попрошу выбрать пистолеты и разойтись на расстояние двадцати шагов. Таковы правила сегодняшней канители.
Первому выбирать оружие досталось Захару, он подошел к чаше фонтана, не глядя вынул из футляра, поставленного на ее край, один из пистолетов, ощутил его тяжесть в руке, вслед за распорядителем уверенно отмерил десять шагов от центра маленькой площади, затем отступил от обозначенной черты еще дальше. Не оборачиваясь, он опустил руку с оружием и принялся ждать команды, которая скоро прозвучала.
- Приготовились! - подняв ладонь, крикнул распорядитель.
Захар повернулся лицом к противнику и согнул в локте руку с пистолетом. В его глазах появился пронзительный огонек, тот самый, который провел его через весь горный аул, заполненный воинами ислама, когда он с батякой и Панкратом, старшим из троих братьев Даргановых, вызволял младшего Петрашку. Темные зрачки казака словно прожигали пространство перед собой, увлекая вперед невесомое тело. Во всей его сухопарой фигуре ощущалась такая сила, такая уверенность в своей правоте, что зачинщик дуэли, стоящий по ту сторону барьера, невольно облизал пересохшие губы. Дроздов понял, что если у него не получится нажать на курок первым, то в этот раз его песенка будет спета. Опытный дуэлянт, он вдруг ощутил, что впервые сталкивается с врагом, который сильнее его духом. И он запаниковал, проклиная себя за то, что раньше не сумел разглядеть мужчину в этом казачке, приехавшем учиться в сиятельный Санкт-Петербург из предгорий дикого Кавказа. Как он мог ошибиться так жестоко! Но ведь казак никогда не выказывал своей силы, все эти годы он вел себя как стеснительный подросток из глухой деревни, попавший вдруг в столицу Российского государства.
- Сходи-итесь!..
Захар сделал пару шагов, распрямил руку и начал плавно опускать пистолет, целя в грудь обидчика. До черты, которую нельзя было переходить, оставалось не меньше трех аршин, и он решил прицелиться получше. Оружие было не пристреляно, Захар не знал, точно ли полетит пуля, выпущенная из него. Но он хотел уничтожить противника, который успел нанести слишком много оскорблений ему и его невесте, не смываемых даже кровью.