Дарган потянулся до хруста в костях, стряхнул с себя остатки ночной дурноты и тяжелые воспоминания. Тогда дело закончилось лучше, чем могло бы на самом деле. Пехотный подполковник все-таки выдвинул батальон на подмогу Панкрату, обложенному абреками со всех сторон, и постарался оттянуть на себя главные силы горцев. Солдаты даже оттеснили разбойников к самому Гудермесскому аулу, чем дали возможность терцам хорунжего Дарганова вырваться из кольца и отдышаться. Но сытенький командир батальона не смог упредить нападение врага на пехотную роту, оставленную им в засаде. Многих солдат горцы порубили словно капусту на огородных грядках, а потом их банды без следа распылились по окрестным аулам, чтобы по первому зову Шамиля снова собраться под зеленые знамена и опять злыми осами жалить неверных.
Стоя на крыльце, Дарган долго вбирал в себя утреннюю прохладу, наполнявшую его силой нового дня, затем прислушался к звукам, доносившимся из хаты. Первыми отозвались на солнечный восход маленькие внуки, их голоса приятно прокатились по натянутым нервам деда, за ними забормотала что-то полусонная Аленушка, вслед за которой добродушным сурком зафырчал Панкрат. И пошло-поехало по всем комнатам, будто солнечные зайчики, скользившие по стенам, пощекотали каждого обитателя большого дома. И когда раздался голос Петра, просыпавшегося позже остальных обитателей дома Даргановых из-за подхваченной у москалей лени, в голове Даргана созрело решение сложного вопроса, всю ночь не дававшего ему спать. Перемявшись с ноги на ногу, полковник со спокойной душой пошел облачаться в свою казачью форму. Просторную горницу уже заполняли сытные запахи, пора было подсаживаться к столу.
- Батяка, а когда намечается новый поход в горную Чечню? - забирая из тарелки, стоящей посередине стола, большой кусок пахучего хлеба и подставляя его под деревянную ложку с наваристым борщом, спросил Петр.
- А что такое? - сразу набычился Дарган.
Софьюшка с тревогой посмотрела на младшего сына, затем вильнула глазами на главу семьи и промолчала. Панкрат, сидящий рядом с братом, насмешливо похмыкал в усы, его жена Аленушка озабоченно качнула головой, обвязанной платком.
- И я бы с вами сходил, а то как-то скучно стало.
- Ты только приехал, - хмуро заметил полковник. - Помог бы сначала по хозяйству, а вечерами по скурехам побегал бы.
- Да не надо мне их, - под стеснительные смешки обеих сестер отмахнулся Петр. - Успеется еще с этим.
На некоторое время в большой горнице установилась тишина, лишь слышно было, как мусолит мозговую кость младший сын Панкрата Павлушка, успевший подрасти.
Дарган положил на столешницу кусок хлеба, вздернул поседевший чуб и спросил каким-то чужим голосом, в котором еще теплилась надежда:
- А эту Голландию посмотреть не хочешь, куда тебе ваш профессор предложил поехать? Опыта набрался бы от них.
- И это никуда не денется, - как-то спокойно отозвался студент. - Еще вся жизнь впереди.
- Вся жизнь!?. - поперхнулся слюной глава семьи и вдруг грохнул кулаком по краю стола. - Тебе в горную Чечню захотелось, сопляк-малолетка? А ты знаешь, что мы и на равнине едва живыми остались? А в горах у абреков каждая скала не чужая!
- Ну и что?.. - вытянулся в струнку побледневший Петр. Он еще не понимал, за что отец на него так разгневался. - Батяка, мы ведь туда уже ходили.
- Да, ходили, когда тебя, паршивца, из плена вызволяли, в какой ты угодил по своей дурости, - все больше распалялся полковник. - Опять в вонючей яме хочешь посидеть, без питья, без еды, с железными кандалами на руках и ногах?
- Я попал в плен не по своей дурости. Весь наш отряд влетел в чеченскую засаду.
- Молчать!..
Лицо Даргана, украшенное глубокими морщинами, заходило ходуном, казалось, оно могло превратиться в хищную морду зверя - таким страшным становилось оно в гневе. Софьюшка встала со стула и поспешила в прихожую за ковшом с холодным взваром. Она знала, что муж при всех утолять жажду все равно не будет, но вид ковша, наполненного влагой до краев, немного отрезвит распалившегося главу семейства. А Дарган тем временем не знал, на чем остановить свой остекленевший взгляд, в груди у него бушевала буря.
- Совсем окацапился в своей Московии, что отцу начал перечить? - продолжал он рычать.
- Я и не думал перечить, батяка… - попытался было оправдаться Петр и сразу проглотил язык, потому что отец тут же проткнул его насквозь жгучим взглядом.
Но Дарган не стал ругаться и распускать руки, он сдержал себя и спросил с придыханием:
- Сколько времени тебе дал на раздумья ваш начальник?
- Чтобы поехать в Голландию на практику? - тихим голосом переспросил у отца младший сын. Он действительно уже отучился от бессловесной покорности, царящей в отчем доме. - Ректор нашего университета дал мне месяц, батяка.
- Через этот месяц чтобы духом твоим здесь не пахло, - так-же негромко подвел черту под семейным конфликтом Дарган. А если еще раз заикнешься о походе в горную Чечню, то я своими руками оторву тебе голову и брошу ее на базу под плетень.
Глава тринадцатая
На казачьем кордоне, расположенном на правом берегу Терека, время подходило к обеду. Секретчики, раскиданные на равном расстоянии друг от друга от въезда в станицу Стодеревскую до выезда из нее, уже сошлись возле кострища, над которым висел котелок с рыбным варевом. Скоро их должна была сменить новая группа разведчиков, а пока вертлявые малолетки затеяли между собой спор о том, кто из них первым приметил движение отряда абреков на левом немирном берегу. Выходило, что в этот раз не оплошал Тараска, еще один племяш сотника Панкрата, не считая Чигирьки. Сам Панкрат сидел в тени чинарового дерева и готовился раздать боевой припас к ружьям и пистолетам. У сморщенных для форсу ноговиц ворочала хлесткими завитками воды горная река, из которой норовила выпрыгнуть сытая рыба. Над головой не уставал тренькать одинаковыми коленами красногрудый щегол, в зарослях кустов иногда шумели разные мелкие чакалки, за которыми наблюдали жадными глазами бирюки, хитрые лисы и широкогрудые рыси. То же самое происходило и с людьми, живущими по обоим берегам Терека, разделившего Европу и Азию на два непримиримых лагеря. Кто-то из них выслеживал новую жертву, а кто-то уже готовился содрать с нее шкуру. Несмотря на многочисленные отряды солдат, стоявших почти у каждого чеченского аула, долгожданные мир и спокойствие, обещанные мордастыми московскими начальниками, все не наступали.
Панкрат собрался позвать дежурного урядника Чердышку, чтобы тот начал раздачу боеприпасов, когда в лесу раздались выстрелы, а за ними топот конских копыт. Накрыв боезапас буркой, сотник вскочил на ноги и замер, до боли напрягая слух. Он сразу понял, что какой-то нездешний житель пытается в коляске оторваться от разбойничьей банды. Резкий посвист одного из разведчиков заставил сотника заторопиться к лошади, привязанной к дереву, и вскочить в седло.
- Секретчики, к бою! - коротко приказал он, пуская своего кабардинца по направлению к дороге, выбегающей из леса. Когда казаки пристроились за ним, он снова подал команду: - Тараска, Чигирька, скачите наметом в камыши. Если абреков будет много, то поднимайте на конь станичников, а если несколько чеченцев гонятся за одинокими путниками, пропустите беглецов дальше, а потом подключайтесь к нам. Мы их тут будем встречать.
Тараска с Чигирькой будто растворились в лесной чащобе, едва слышный треск валежника вспорхнул над травой и осел на нее беззвучной пылью. Подождав, пока малолетки отъедут подальше, сотник перешел на широкую рысь, он решил занять позицию до того момента, когда коляска с незнакомцами вырвется на открытое пространство перед камышовым сухостоем. Указав, чтобы часть отряда перешла дорогу и спряталась за кустами перед лесом, сам Панкрат с остальными казаками занял место напротив. Терцы положили лошадей на землю, приготовили ружья к стрельбе.
Ждать пришлось недолго, из леса вырвался фаэтон с лакированными боками, испещренными вдоль и поперек глубокими царапинами, и быстро покатился по направлению к станице. Позади него на коротком поводке стелилась запасная лошадь. Внутри коляски раскачивался на расставленных ногах мужчина в широкополой шляпе, в безрукавке и в высоких ботфортах. Одной рукой он держал вожжи, а другой нахлестывал длинной плетью английского скакуна.
- Аллюр, мон Каркасон, аллюр! - выкрикивал возница, то и дело оглядываясь назад.
На заднем сиденье, уцепившись пальцами в откинутый верх, подпрыгивала миловидная особа в шляпке и в кофточке, наброшенной на простенькое платье. На открытой груди у нее моталось туда-сюда ожерелье из крупного жемчуга. Было видно, что девушка очень сильно напугана.
- Коляску пропустить, - не слишком беспокоясь, что его могут услышать, крикнул Панкрат казакам, засевшим на той стороне дороги. - Выход из леса взять на прицел.
За фаэтоном взбунчился густой шлейф пыли, он промчался мимо казачьей засады ядром, выпущенным из мортиры. Сотник заметил, как возница что-то крикнул обернувшейся к нему спутнице, затем выдернул из-за пояса пистолет и передал его ей. Сам он перекинул ружье со спины на грудь, намереваясь отпустить вожжи и пристроиться рядом с девушкой. Панкрат бросил взгляд на высившиеся в отдалении заросли камыша, он не сомневался, что Тараска с Чигирькой поступят так, как им приказано, тут же снова обратился к выходу из леса и прильнул ухом к земле. Поначалу он не услышал, а всем телом почувствовал дробный топот копыт по заросшей травой лесной дороге, и только потом увидел абреков, вылетающих на луг на разгоряченных конях. Впереди выставлял левое плечо вперед главарь банды, по глаза заросший крашеной бородой. Он сидел в седле не шелохнувшись, отчего казалось, будто чеченец плывет по воздуху. Одет он был в коричневую черкеску с серебряными газырями, в красную рубаху с высоким глухим воротником и в синие штаны, заправленные в ноговицы. На голове у него была надета круглая каракулевая папаха серебристого цвета, за спиной висело ружье а на поясе болтался кинжал в серебряных ножнах. Панкрат чертыхнулся в душе, потому что из всего этого можно было сделать вывод, что главарь банды принадлежал к богатому тейпу. Если казаки его убьют, то неминуемо последует кровная месть со стороны его многочисленных родственников. За ним стелились еще пятеро всадников.
- Кажись, к нам решил наведаться сам Джохар, ближайший родственник двух убиенных братьев Бадаевых, - негромко сказал урядник Чердышка, лежавший с правого бока от Панкрата. Он деловито взвел курок. - Те уже давно на том свете, видать, пришла пора и этому джигиту отправиться туда же. Отцу и сыну…
- Погодь, - остановил его Панкрат. - Со своими кровниками я буду разбираться сам.
- И то дело. Ты начал, ты должен и заканчивать, - не стал спорить Чердышка. - Тогда я возьму на прицел заднего разбойника, чтобы он своим телом загородил чеченцам дорогу назад.
Панкрат поднял левую руку, и как только банда поравнялась с засадой, резко опустил ее вниз, одновременно цепляя пальцем за курок. Выстрелы остальных казаков не заставили себя ждать, выгнав лесную тишину на лужок перед камышовым сухостоем. Передние абреки сунулись бородами в гривы коней и мешками с требухой свалились под их копыта. Но главарь банды вдруг завернул морду своего арабчака и направил его на то место, где укрывались урядник и сотник. Видимо, пуля, выпущенная Панкратом, не задела жизненно важных органов, а может, обычная для чеченцев живучесть толкнула абрека на последний смертельный бросок. Конь взвился на дыбы прямо над разведчиками, он замолотил острыми подковами перед собой, едва не прошибая насквозь крупы казачьих лошадей, продолжавших лежать на земле, а вместе с ними и человеческие тела.
Главарь в упор выстрелил из ружья в урядника и сразу отбросил его в сторону. Над его серебристой папахой сверкнула сабля, он вытянулся в седле, стараясь достать клинком голову Панкрата. Сотник едва успел откатиться в кусты, посылая с разворота еще одну пулю в абрека. И опять чеченец только покачнулся на спине арабчака, оскалил зубы в страшной ухмылке и снова бросил коня вперед. Он почти завис над казаком хищной птицей, готовой клювом и когтями разорвать жертву на части, от всей его сухопарой фигуры несло бешенством, не знающим пощады. Сотник вдруг увидел, как носки ноговиц противника выскальзывают из стремян, как поднимается он над седлом, готовый взлететь над кустами. Стало ясно, что лошадь ему больше не нужна. Абрек понял, что это последний рывок в его земной жизни, и решил вложить в него все силы, чтобы добраться до горла кровного врага, которого не мог не узнать. И как только он покинул седло, Панкрат отшвырнул ружье и вырвал шашку из ножен. Отбив стремительный удар сабли, он бросил клинок вниз, уже оттуда всадил его в левую сторону черкески чеченца и почувствовал, как острие пронзило напрягшееся тело, как вырвалось оно, уже окровавленное, из его спины. На сотника навалилась неимоверная тяжесть чужой плоти, заставляя его с трудом удержаться на ногах. Он уперся кулаками в грудь абрека, отталкивая его от себя, увидел страшный оскал, разорвавший рот, и налитые бешенством черные глаза. Но ни одна черточка на лице разбойника больше не дрогнула, потому что чеченец умер еще в воздухе.
Панкрат вывел своего коня из кустов и вскочил в седло, с другой стороны дороги уже выезжали станичники. Обернувшись на мертвого Чердышку, раскинувшегося на траве, сотник сжал губы в белую полоску и перевел взгляд на абреков, попадавших с лошадей от первых казачьих выстрелов. Некоторые из них еще стонали, корчась в предсмертных судорогах.
- Может, добить, чтобы не мучались? - предложил подхорунжий Николка. - Иначе какой-нибудь оклемается и опять перебежит до своих.
- Надо бы сничтожить, чтобы отвадить дикое племя разбойничать, да жалко пули тратить. Сами передохнут, - отмахнулся сотник. Он посмотрел сначала в сторону леса, где мог затаиться кто-то из бандитов, затем взглянул по направлению к зарослям камыша и коротко приказал: - За мной!
Навстречу отряду уже торопились Тараска с Чигирькой, за ними катилась коляска с беглецами. Видимо, заметив, что путь абрекам преградили неожиданные защитники, странный возница с не менее интересной пассажиркой решили не отрываться от казаков слишком далеко. Когда они подъехали, Панкрат с удивлением увидел, что на перевязи, перекинутой через плечо мужчины, висит шпага с серебряным эфесом в сафьяновых ножнах. Почти такая же была прикреплена к стене их дома в комнате мамуки. Это оружие она привезла из Франции.
- Бонжур, месье, - еще издали закричал возница, умело управлявший лошадью. Вид у него и у его спутницы был усталым, а одежда давно требовала смены. - Экскюзе муа, силь ву пле, я и мадемуазель Сильвия д'Эстель из… ла Франсе. Пари, месье казак.
- Панкратка, никак это французы, - присвистнул Николка, поднимаясь в седле. - Ну и дела, кого только черти к нам не гонят.
- А что им здесь делать, этим мусьям? - вздернул в недоумении плечи хорунжий Федулка. - Разве что помогать нашим бабам хвосты быкам подкручивать.
- А вот мы сейчас все и узнаем, - сотник выдвинулся вперед и заговорил по-французски, медленно подбирая слова: - Откуда и куда едете, господа хорошие? И почему за вами увязались разбойники?
- О, как же приятно услышать родную речь вдали от своего дома! - обрадовался кавалер и живо переглянулся со спутницей, у которой мигом взлетели вверх темные ресницы, а на бледных щеках заиграл яркий румянец. - Спасибо, месье, за подарок. Мы выехали из Франции на поиски своей дальней родственницы, а теперь едем из Пятигорской в казачью станицу Стодеревскую.
- Вот как! - ощущая, что холодок неожиданного волнения начинает бегать по его спине, потянулся рукой к усам Панкрат. - И кто же в этой станице вам нужен?
- Мадам Софи де Люссон, месье. Мы являемся дальними родственниками этой женщины, - молодой мужчина приподнял шляпу и снова опустил ее на голову. - Господа казаки в Пятигорской подсказали нам, что во времена войны с Наполеоном Бонапартом французская мадемуазель вышла замуж за казачьего хорунжего. Теперь он стал атаманом этой станицы, зовут его господин Дарган Дарганов. Она уже успела нарожать ему кучу сорванцов.
Сотник наконец-то дотронулся до усов, но подкрутить их забыл. Видно было, как по лицу Панкрата забегали тени обуявших его сильных чувств, которые он безуспешно пытался скрыть от товарищей.
- Это правда. С той войны мой отец привез себе невесту, мою матушку. Ее девичья фамилия была де Люссон, - хрипло признался он. - Выходит, что один из тех сорванцов, которых нарожала французская дворянка, это я - Панкрат Дарганов. Как видите, я успел подрасти.
- Не может быть! Неужели пришел конец нашему опасному пути по этой бесконечной стране! - сказал кавалер, и оба путешественника бросились в объятия друг друга.
- О, мон шер, мон копин!.. - не уставала причитать красивая спутница мушкетера. Яркие зрачки француженки увеличились в размерах, заполнив белки насыщенной голубизной. Она то оборачивалась на казака-спасителя, кидая на него неприлично пристальные и вместе с тем благодарные взоры, то снова тыкалась лицом в шею своего соотечественника, накрывая его шалью густых светлых волос. - О, мон херос…
Было видно, что эта мамзелька воспринимает сидящего рядом с ней кавалера лишь как своего спутника. Скоро терцы перестали различать, кому предназначались восторженные восклицания девушки, то ли ее собеседнику, то ли Панкрату, по-прежнему не знающему, куда себя девать. Наконец кавалер отцепил пальцы возбужденной подружки от своей груди и перевел сияющие глаза на всадника.
- Месье Панкрат Дарганов, мы уже две недели скитаемся по всему югу Российской империи. Мы побывали у донских казаков в Приазовских степях, затем у кубанских с черноморскими. И только теперь добрались до нужного нам места. - Поносило же вас, господа французы, - похмыкал в усы сотник. Мушкетер проглотил слюну и с пафосом закончил: - Господин Дарганов, я тоже ваш родственник по линии вашей матушки Софи де Люссон. Мое имя Буало де Ростиньяк.
Панкрат неловко кивнул, он до сих пор не представлял, как вести себя с незнакомцами.
- Гостям мы завсегда рады, - как-то отрешенно сказал он, осмотрелся вокруг и негромко приказал: - Николка, положите Чердышку на коня и сопроводите убитого до его дома. Чеченцев не трогайте, пусть их тела забирают родственники с того берега. Абреков на свою сторону мы не звали.