Примечателен обычай маори устанавливать под открытым небом высокие деревянные столбы, изображающие фигуры, которые стоят на голове друг у друга. Полак видел у маори такие старинные столбы высотой до 10 м (Polack, 1838[250]). Подобное чередование фигур известно и на Таити. Налицо прямое повторение типичного для северо-запада Северной Америки обычая устанавливать вблизи своих селений так называемые тотемные столбы. В труде, посвященном тотемным столбам Северо-Запада, Барбо показывает, что характерные для этой области роскошные столбы последних десятилетий появились с введением европейского железного инструмента, а доевропейские образцы были скромнее, обычно ограничивались двумя фигурами, как это было принято в Новой Зеландии. Он говорит даже об "ошеломляющем сходстве" с новозеландскими столбами, подкрепляя свои слова иллюстрациями крупных маорийских образцов в одном ряду с северо-западными (Barbeau, 1929[22]). В обеих областях резные столбы иногда украшали дома; узкий просвет между расставленными ногами нижней фигуры играл роль двери.
Одинаково выглядели в обеих областях тщательно построенные жилища: большие, просторные, в плане - прямоугольные. Стены и кровлю набирали из толстых широких досок. Опирающаяся на крепкие угловые столбы крыша нависала коньком над низкими боковыми стенами. Окон не было, дверь в передней стене делали маленькую, и саму стену охотно украшали резьбой или росписью. На земляном полу лежали плетеные циновки, другой обстановки не было. В селениях Северо-Запада такие дощатые дома достигали в длину 20 м; Бахманн описывает дощатый дом маори длиной 25 м, шириной 10 м и высотой под коньком 7 м (Dreyer, 1898; Bachmann, 1931[99, 15]). В больших домах и у маори, и у северо-западных индейцев можно было видеть внутри подпирающие кровлю резные столбы. Такие селения, обнесенные деревянным частоколом и окруженные группами старинных столбов, резко выделялись на фоне других селений Тихоокеанской области; в жарком климате остальной Полинезии островитяне предпочитали легкие постройки из крытых соломой жердей.
Сходен общественный строй в обеих областях; в отличие от всех других племен севернее Мексики у индейцев северо-западного приморья было три сословия: правящая верхушка, рядовые члены общины и рабы. То же видим у маори и у многих других полинезийских племен. Полинезийская община была патриархальной, тогда как на Малайском архипелаге и в Меланезии преобладал матриархат. На Северо-Западе наблюдались обе формы, но у квакиютлей центрального приморья господствовал патриархат. Сопоставляя общество двух областей, Ниблак заключал: "Политическая организация племени, форма землевладения и законы кровной мести одинаковы" (Niblack, 1888[234]).
Еще одна общая для обеих областей черта - наличие не только знахарей, но и ареои и хамеце, своеобразных религиозных обществ, нечто вроде странствующего объединения искусно татуированных шаманов, которых повсюду принимали с великими почестями и гостеприимством, хотя они совершали жестокие, каннибальские ритуалы и устраивали необузданные оргии. После них и племенных вождей следующими по рангу в общинах были ораторы. Красноречие ценилось высоко, и речи произносились по всяким поводам. Оратор отлично знал местные предания; нередко он выступал перед народом с каким-нибудь знаком отличия вроде ритуального жезла. В своем труде об аборигенной культуре северо-западного приморья Дракер пишет:
"В связи с системой многостепенного, отчасти наследственного статуса повышается интерес к историческим преданиям. Генеалогии тщательно сохранялись в памяти, и ораторы в торжественных случаях перечисляли предков. Родовые предания, охватывавшие историю рода со времен древнейших предков, отнюдь не сводились к перечню имен и степеней родства; они повествовали о войнах и набегах, о переселении рода с одного места на другое. В них говорилось о действительно существовавших, давно оставленных селениях. Эти предания настолько реалистичны и внутренне последовательны и, главное, родовые генеалогии так хорошо согласуются с преданиями соседей, что ни один работавший в этой области этнограф не отрицал их исторической ценности" (Drucker, 1943[100]). То же самое вполне можно сказать о всех маори-полинезийских племенах. Живя в прошлом веке среди квакиютлей, населяющих северную часть острова Ванкувер и соседнее приморье, Доусон записал их главные племенные предания, вращающиеся вокруг странствующего культурного героя, к младшему брату которого вожди относят свое божественное происхождение:
"Имя этого героя, подобно другим словам их языка, звучит неодинаково в разных диалектах. Слыша его на севере Ванкувера и на западном побережье, я остановился на варианте "Кан-э-а-ке-лух" как наиболее верном. В произношении людей клана навитти имя это больше похоже на "Кан-э-а-кве-а"".
Вместе с тем Доусон цитирует миф, где имя того же божества дано с другим суффиксом: Кāни-кē-лāк. Легенды о Кан-э заканчиваются тем, что он женился на "женщине с моря" и уплыл через океан, навсегда покинув круг смертных, так что "люди почитают солнце его воплощением".
"Тесная связь культурного героя Кан-э̄-а-ке-луха с солнцем и раньше выражалась в относящихся к нему преданиях вместе с верой, что вожди - или некоторые из них - состоят с ним в родстве как потомки его младшего брата. Несомненно, с этим связано и то, что солнце - на-ла - под именем Ки-а-кун-ā-э, что означает "наш вождь", прежде обожествлялось и к нему обращали молитвы о добром здоровье и других благах" (Dawson, 1888[90]).
Боас в своей монографии "Предания квакиютлей" также указывает, что герой, именуемый им Кāнекелак или Кане-ке-лак, был старшим богом и божественным предком местного народа, но в конце концов удалился, объявив, что отправляется в более южные широты (Boas, 1935[42]). Достаточно продвинуться на юг до Гавайских островов, и мы, подобно Форнандеру, увидим, что племенные предания приписывают открытие этих островов мифическому "странствующему вождю", прибывшему с огромного острова или материка на севере, который называли не конкретным именем, а "утраченным домом Кане". Солнце - на языке квакиютлей на-ла, у гавайцев просто ла (в других полинезийских диалектах - ра) - на Гавайских островах называли также "местом упокоения Кане". Гавайцы видели в Кане своего старшего бога и прямого предка правящих родов, а квакиютли, как мы отметили, вели свое происхождение от младшего брата Кан-э. Записывая в прошлом веке гавайские предания, Форнандер отмечал:
"Вера в "Кане" гавайских преданий, потускневшая от времени и последующих наслоений, остается тем не менее ценнейшим пережитком духовного склада, религиозных воззрений и исторических воспоминаний древних полинезийцев. Насколько я мог убедиться при своих расспросах, нигде больше в Полинезии она не сохранилась в такой полноте; вообще же ее следы встречались мне чуть ли не повсеместно, пусть в более или менее искаженном виде, и в этом случае я полагаю, что всеобщность предания среди столь далеко разбросанных племен доказывает его древность" (Fornander, 1878[114]). Одно из полных имен Кане на Гавайских островах - Кане Уакеа, то есть "Кане-свет" (Malo, 1898[209]), что тесно перекликается с называемым Доусоном Кан-э-а-кве-а квакиютлей.
Нет нужды подробно рассматривать другие вероположения и обычаи, в которых маори-полинезийские племена близки к своим северо-западным соседям, как-то: потирание носами в знак приветствия, пучок волос в мужской прическе, украшение волос перьями крупных птиц, уплощение черепа, татуировка, отсечение пальцев, хождение по огню, боевое снаряжение, показ языка в знак неповиновения и изготовление оружия в виде стилизованной головы, где высунутый язык служит клинком, незнакомство со струнными музыкальными инструментами, главный мировой центр которых располагался между Индией и Малайским архипелагом, ударные инструменты и деревянная флейта в виде гротескного человеческого лица, испускающего звуки широко открытым ртом, система табу, погребальный обряд: в обеих областях предпочитали не зарывать покойника в землю, а класть его на возвышенную деревянную платформу, после чего высохшие останки завертывали в лубяные покрывала и помещали в сидячем скорченном положении в пещерах, на деревьях или в части челна (Heyerdahl, 1952[148]).
Казалось бы, северо-западный архипелаг во всем отвечает роли трамплина на пути из более древней обители в какой-то не опознанной еще области Юго-Восточной Азии и подходящего географически, антропологически, хронологически источника населения и культур на крайнем востоке Тихого океана. Однако это не так. Мы видели, что полинезийская проблема достаточно сложна и сами маори-полинезийские племена утверждали, что их предки застали на всех этих островах других людей. Как указывает Бак, "…предания утверждают, что прибывшие позже полинезийцы застали более древних обитателей на Гавайских островах, островах Кука и в Новой Зеландии… Пришельцы покорили предшественников, но не истребили их, а поглотили" (Buck, 1933[51]). В разных концах Полинезии генеалогические датировки, исходящие из продолжительности жизни одного поколения в 25 лет, свидетельствуют, что в зависимости от расположения различные острова заселялись нынешними маори-полинезийскими племенами в первые века нынешнего тысячелетия. Видный знаток полинезийских генеалогий Форнандер, всю жизнь посвятивший изучению истории местных племен, полагал, что 30 поколений назад, считая от конца прошлого столетия, "правящая верхушка всех племен, так сказать, снова тронулась в путь". После этого на протяжении нескольких поколений родословные правителей прерываются и сменяются новыми: "Волна переселений захлестнула островной мир Тихого океана, увлекая в своем водовороте все основные племена и, вероятно, все мелкие". "Она оставила глубокие, неизгладимые следы. Она изменила древние обычаи, верования и образ правления. Она повлияла даже на язык". Форнандер показывает, что на смену старым божествам пришли новые, изменились географические названия и, похоже, что в это время прекратилось строительство пирамидальных каменных платформ (Fornander, 1878[114]).
Сто с лишним лет назад собиравший племенные предания маори Шортленд писал: "Из этого авторитетного источника мы узнаем, что предки нынешнего народа пришли с далекого острова Гаваики, лежащего к северу или к северо-востоку от Новой Зеландии, либо с группы островов, один из которых носил это имя" (Shortland, 1856[280]). Такое же предание существовало на Таити, но там остров называли "Гавай’и", помещая его на севере. Легенда о пришествии предков из Гаваики или Гавай’и широко распространена в Центральной и Южной Полинезии, однако совсем отсутствует на Гавайских островах. Кроме Гавайи на северо-востоке Тихого океана только Савайи (острова Самоа) мог превратиться в Гаваики в маорийской речи. Предположение, что в преданиях подразумевается Савайи, высказывалось давно, поскольку его местоположение хорошо согласовывалось с гипотезой о расселении из малайской обители от острова к острову. Но в преданиях маори говорится о дальних плаваниях, которые их предки совершали между Гаваики и Самоа, и, кроме того, Раротонга в Центральной Полинезии фигурирует как промежуточная остановка на пути от Гаваики до Новой Зеландии, поэтому савайский вариант был отвергнут, и все современные исследователи согласны, что маори пришли не с Самоа, а откуда-то из Восточной Полинезии.
Нетрудно отождествить легендарный Гаваики маорийских преданий с Гавайскими островами, логическим географическим трамплином для мореплавателей из Северо-Западной Америки. Изучая ранние маорийские генеалогии, Форнандер сделал такое открытие:
"…в числе других важных имен, фигурирующих в преданиях до того, как маори покинули Гаваики, видим четыре, которые встречаются также в гавайской генеалогии Улу между именами Аиканака и Паумакуа. В новозеландских легендах эта четверка выступает в роли вождей или арики Гаваики и сменяет друг друга в той же последовательности, что и в гавайской родословной. Вот эти имена с указанием гавайского произношения в скобках: Хема (Хема), Тавхаки (Кахаи), Вахиероа (Вахиелоа), Рака (Лака)".
Форнандер признает: "Вряд ли вероятно, что были два ряда вождей… с тождественными именами в одинаковой последовательности; за одним исключением, такое же тождество наблюдается для имени жен троих из них…" Он установил также, что у гавайцев сохранилось предание о местном вожде, который в давние времена покинул Гавайи, чтобы искать новую обитель в далеких краях; сравнивая это гавайское предание с воспоминаниями маори о событиях из жизни предков в Гаваики, он обнаруживает такое сходство, "что обе легенды, как это сразу видно, излагают две версии одного и того же события" (Fornander, 1878[114]).
Другой хорошо известный специалист по полинезийским генеалогиям, Перси Смит, обнаружил, что среди видных гавайских вождей, покинувших Гавайи между 1100 и 1200 гг. в поисках новой обители на юге, был некто Олопана, жену которого звали Лу’укана. "По известным правилам смены букв имена Олопаны и его жены на языке маори превратятся в Коропанга и Рукутиа. Так вот, в маорийской истории мы находим Ту-те-Коропангу и его жену Рукутиа, которые жили в Гаваики…" (Smith, 1910[291]).
Но если легендарный остров Гаваики и Гаваи’и племенных преданий маори и Центральной Полинезии - Гавайские острова, то северный угол великого полинезийского треугольника оказывается воротами, через которые проходили нынешние обитатели Полинезии. Мы уже видели, что Самоа на западе треугольника затем стали важным узлом контакта, воспринимая меланезийские достижения с Фиджи и направляя по ветру переселенцев в сопредельные части Микронезии и Меланезии. Третий угол, остров Пасхи, - одинокий восточный форпост на полпути к Южной Америке. Мы возвратимся к нему дальше в этой книге в поисках недостающего компонента смешанной полинезийской культуры, поскольку видели, что есть еще один, более мощный морской путь в восточную часть Тихого океана, который заслуживает наибольшего внимания в связи с постоянно возникающим аргументом о наличии субстрата некоего более древнего народа в Полинезии. Есть убедительные физико-антропологические и культурные свидетельства, позволяющие верить в настойчивые утверждения дорожащих своей историей островитян от Пасхи до Гавайских островов и Новой Зеландии, что другие люди уже обитали на этих островах, когда 30 поколений назад через Гаваики сюда пришли предки нынешнего населения. Прежние жители и многие их верования и обычаи не столько искоренялись, сколько абсорбировались пришельцами. Они не были плотниками, мастерами резьбы по дереву и изготовления досок, как исторически известные маори-полинезийские племена и их северные соседи в лесистом приморье северо-западной части Северной Америки, зато это были искусные каменотесы, которые вырубали огромные глыбы на склонах гор, обтесывали и подгоняли камень для своих храмовых построек и монументов, подобно обитателям безлесных районов Андской области. Руками этих древних поселенцев созданы мегалитические сооружения и исполинские антропоморфные изваяния, воздвигнутые и потом заброшенные на ближайших к Южной Америке окраинных островах; это они интродуцировали употреблявшуюся в пищу маори-полинезийскую собаку, распространили в Полинезии выведенный человеком 26-хромосомный американский хлопчатник, и батат вместе с его южноамериканским названием кумара, и бутылочную тыкву, которую использовали в качестве сосуда, погремушки или поплавка для рыбацких сетей; интродуцировали также целый ряд других полезных американских растений, к которым мы вернемся в главе 9, в том числе важный пресноводный камыш тотора, применявшийся пасхальцами для вязания бунтовых лодок наподобие древнеперуанских и для кровли круглых каменных домов неполинезийского типа, опять-таки перекликающихся с южноамериканскими. По всей Полинезии находим мы элементы этого протополинезийского субстрата не обязательно в виде археологических остатков, очень часто в виде культурных черт, воспринятых новыми переселенцами и дошедших через века вплоть до исторических времен.
Могучий поток стихий от берегов Перу не обрывается в Полинезийском треугольнике, он проникает также в Меланезию, и многие черты на Фиджи и других окраинных островах этой области лучше всего объясняются иммиграцией по ветру из Южной Америки во времена первого заселения необитаемых тогда клочков суши. Сложное искусство трепанации черепа, известное в Азии только на Ближнем Востоке, - один из веских примеров; уже упомянутое ритуальное потребление кавы - еще одна черта, непрерывно присутствующая от Центральной и Южной Америки до западных рубежей Полинезии, где она вдруг сталкивается с продвигавшимся из Азии обычаем жевать бетель. Праща как боевое оружие неизвестна на Малайском архипелаге, а в Южных морях описаны три специфических типа, в точности повторяющие перуанские. Мумификация не применялась на Малайском архипелаге, однако, невзирая на неблагоприятные климатические условия, попытки мумифицировать останки предпринимались в разных частях Полинезии, и процедура аналогична древнеперуанской. Искусно выполненные яркие головные уборы и плащи из перьев для знатных лиц, типичные для обширной области полинезийской культуры, не наблюдались на востоке Азии, включая Малайский архипелаг, зато они характерны для древней Америки, особенно для Мексики и Перу. Деревянные дощечки с бустрофедонными надписями (бустрофедон чередует строчки, написанные слева и справа налево) и полинезийские кипона - сложная мнемоническая система узелкового письма - не имеют близких параллелей на западе Тихого океана, зато такие параллели есть в Новом Свете. Поклонение богу-прародителю Тики, которому на большинстве полинезийских островов соответствует Кане, дальше на запад не известно, зато оно составляло основу доинкских верований Америки. Этот список может быть значительно расширен (см. главу 13).