Таким образом, ботанические свидетельства того, что кокосовая пальма распространилась из своей родины на северо-западе Южной Америки на запад через Тихий океан, подтверждаются этнографическими данными с указанием маршрута от острова Кокос до ближайшего архипелага в Восточной Полинезии. Остается выяснить, как именно кокосовая пальма из аборигенных центров культивации в Колумбии, Панаме или Коста-Рике попала на остров Кокос в океане. Целью нашего кратковременного визита было установить возможности естественного распространения, а для этого ознакомиться воочию с деталями местной топографии и растительности, которых не узнаешь по скудной литературе и весьма приблизительным картам острова.
Обойдя вокруг Кокоса, мы убедились, что крутые скалы и обрывы не оставляют ни одного клочка, где мог бы зацепиться дрейфующий орех, за исключением узкого устья рек в бухтах Чатем и Уэфера на северном берегу. Экспедиционное судно отдало якорь перед бухтой Чатем; мы высаживались на берег и здесь, и в бухте Уэфера.
После визита Уэфера в 1685 г. растительность так разительно изменилась, что, не укажи он точные, исключающие возможность ошибки координаты, можно было бы подумать, что он побывал на другом острове. Если отряд Уэфера без труда поднялся на плато вокруг горы в середине острова, то нам стоило немалых усилий хотя бы проникнуть в покрытую густыми зарослями долину, где он высаживался.
За один день, который был в нашем распоряжении, нам удалось дойти лишь до круто вздымающихся скал в глубине долины Уэфера и до ближайших гряд. Вспомнились слова Чабба, сообщающего в своем геологическом очерке, что он не смог достаточно подробно изучить внутреннюю часть острова и проверить, существует ли на самом деле кратерное озеро, как это можно заключить из описания Уэфера (Chubb, 1933[67]). При желании сквозь заросли, конечно, можно проложить тропу в горы, однако такой необходимости явно не было во время визита Уэфера, когда плато и долина, где высаживались англичане, "густо поросли кокосовыми пальмами".
Было очевидно, что за два с половиной столетия дождевой лес, наступая на кокосовые рощи, занял прежние расчистки. Во время нашей вылазки мы увидели, что в возвышенных лесных районах и на гребнях лесистых гряд, отделенные километрами друг от друга, возвышаются одиночные кокосовые пальмы. Макушки отдельных пальм торчали и над сплошным пологом дождевого леса в глубине обеих долин. Только на небольшой ровной площадке возле берега бухты Уэфера стояла группа кокосовых пальм, которую с натяжкой можно было назвать рощицей. Здесь мы заметили следы недавней расчистки, некоторые пальмы были срублены - возможно, это память о недолгом пребывании в этом месте коста-риканской штрафной колонии.
Не будь у нас записанного черным по белому рассказа Уэфера про обширные рощи внутри острова, можно было бы подумать, что Cocos nucifera на острове Кокос не культурное растение, а дикая пальма, растущая спонтанно как составная часть дождевого леса. Но тогда перед нами оказалось бы единственное место с дикорастущей Cocos nucifera и вопрос о ее происхождении был бы окончательно решен.
Чисто гипотетически можно было объяснить кучку пальм на берегу Уэфера тем, что морское течение принесло кокосовые орехи с Американского материка до визита Уэфера. Отсюда пальма могла естественным путем распространиться по дну ущелья при условии, что не было нынешнего леса, преграждающего путь чрезвычайно солнцелюбивым молодым растениям. С нами вместе плыл А. Кинандер с островов Общества, специалист по кокосовым пальмам; он уверенно заявил, что росток из кокосового ореха зачах бы под густым пологом, не успев пробиться к солнцу. В самом деле, нигде, кроме расчистки на берегу, мы не видели ни проросшего ореха, ни молодой пальмы. Немногие замеченные нами одиночные пальмы были уже взрослыми, их макушки высились над сплошным дождевым лесом. Густые леса на внутреннем плато и на гребнях отделены от двух глубоких теснин крутыми склонами. Эти склоны, обрамляющие долинные тупики, настолько высоки, что ни один упавший на землю орех не мог бы без помощи человека подняться на возвышенное нагорье, где Уэфер застал большие рощи и мы издали различали верхушки отдельных пальм.
Если не пренебрегать сообщением Уэфера и не считать Cocos nucifera диким уроженцем острова Кокос, представляется вполне очевидным, что задолго до прихода европейцев люди расчистили обширные участки земли на дне долин, на плато и на гребнях и разбили в разных концах достаточно большие плантации кокосовой пальмы.
Кроме виденных нами издалека кокосовых пальм, за время короткого визита мы не наблюдали никаких признаков деятельности аборигенов; возможное исключение составляет бухта Чатем. Мы не производили раскопок. Подробное исследование в устьях двух рек и в зарослях нагорья, наверно, вознаградит археологов, которые захотят здесь поработать.
В бухте Чатем два совсем узких пляжа разделены высоким мысом. Его крутые склоны и искусственно сглаженный гребень покрыты чрезвычайно густой, переплетенной вьющимися растениями травой выше человеческого роста. Эта растительность резко отличается от окружающего дождевого леса, и здесь отчетливо выражены следы человеческой деятельности, но они могли появиться уже после открытия острова европейцами. Лишь с помощью мачете удавалось нам пробиться сквозь высокую траву, и по пути нам встречались небольшие выемно-насыпные площадки. Назначение их неясно, разве что они предназначались для небольших построек. Поросшая травой искусственная терраса на гребне около 60 м в ширину и вдвое больше в длину, несомненно, потребовала изрядного труда. Западный рубеж террасы обозначен обращенной внутрь острова вертикальной выемкой четырехметровой глубины в каменно-земляном грунте; материал из этой выемки как раз и пошел на расширение первоначального узкого гребня. С севера в террасу врезается глубокий и широкий овраг, словно вырытый самой природой крепостной ров. Тут и там попадались совсем свежие расчистки; сараи из рифленого железа и другие следы обитания человека говорили о деятельности недавних посетителей острова, возможно кладоискателей.
Зная, что на острове недолго находилась коста-риканская штрафная колония, мы предположили, что она располагалась на расчищенном мысу или же (другие варианты мало вероятны) тут потрудились аборигены. Однако впоследствии выяснилось, что колония находилась с 1878 по 1881 г. вовсе не в бухте Чатем, а в бухте Уэфера. Нет никаких данных о том, чтобы кто-либо занимался земледелием или строительством в районе бухты Чатем, и, поскольку штрафная колония располагалась в бухте Уэфера, вроде бы нет оснований относить работы по разбивке террасы на мысу к историческим временам: если не считать ссыльных и изредка посещавших остров кладоискателей, остров Кокос в исторические времена был необитаем.
На берегах бухт Чатем и Уэфера, а также на расчистках в устье обеих рек мы нашли множество старых и недавних разведочных шурфов, заложенных кладоискателями. Уплатив пошлину правительству Коста-Рики, авантюристы получали разрешение искать сокровища; они были единственными регулярными посетителями острова, который из-за непроходимых зарослей и неприступных берегов не привлекал ни дельцов, ни туристов. На немногочисленных ровных участках в районе причалов вся земля копана-перекопана; кое-где, похоже, даже применялась взрывчатка. Одичавшие свиньи усугубили хаос, роясь в мягкой земле и переворачивая камни, так что о первоначальном виде этих мест судить невозможно.
В короткий срок, которым мы располагали, не представлялось возможным определить возраст искусственных сооружений в бухтах Чатем и Уэфера, поэтому наши догадки о том, что человек жил на острове в доисторические времена, основаны только на многочисленных следах расчисток для кокосовых плантаций.
В заключение скажем, что древние земледельцы, очевидно, посчитали положение острова Кокос достаточно важным, если ценой огромных усилий расчищали в девственном лесу участки для пальм. Трудно себе представить, что́ могло побудить полинезийцев вложить столько труда в это дело на острове, лежащем более чем в 4 тысячах миль от их области, разве что они вели оживленную торговлю с панамским регионом, но на это пока нет никаких указаний. Столь же трудно понять, для чего американским индейцам понадобилось сводить лес на острове далеко от побережья, ведь кокосовый орех играл подчиненную роль в их питании и земли для расчисток хватало в их собственных лесах на материке.
Мне думается, что большие пальмовые рощи на острове Кокос оправдывали себя лишь в том случае, если остров либо был некогда густо населен, либо занимал удобное положение для мореплавателей, которые часто проходили через этот район и нуждались в пополнении провианта. По собственному опыту знаю, что в плавании на открытых судах нет лучшего естественного продукта, чем свежие, чуть недозревшие кокосовые орехи. Они не боятся соленых брызг, нетребовательны к условиям хранения и по многу недель обеспечивают мореплавателя свежим питьем и сытной пищей. Археолог Фердон наблюдал еще в 1943 г., как жители северной части провинции Эсмеральдас в Эквадоре, совершая на долбленках "имбавура" переходы до Тумако и Буэнавентуры в Колумбии, запасали для питья большое количество неочищенных зеленых кокосовых орехов. Зеленые орехи полностью удовлетворяли потребность в питье также и тех эквадорских плотогонов, которые в 1947 г. сплавляли по реке до Гуаякиля бальсовые бревна для "Кон-Тики".
Расчистка девственного леса в прибрежных долинах и на внутреннем плато острова Кокос требовала таких усилий, что у тех, кто насадил остров кокосовыми рощами в доевропейские времена, должны были быть особые причины для подобного труда. Причина может быть лишь одна - та, которая сразу приходит в голову, если увязать географическое положение острова с быстро накапливающимися свидетельствами морских связей Гватемалы с северо-западом Южной Америки в доколумбовы времена. Как указывал Коу, отсутствие соответствующих археологических следов на глубокой излучине Панамского перешейка, отделяющей Гватемалу от Эквадора, при высоком развитии плавания с гуарами, подтвержденном нашими находками на Галапагосах, и с учетом географического положения острова Кокос делает этот остров идеальным пунктом захода для аборигенных купцов, плававших в открытом море к западу от Панамы.
Как показал ботаник Кук, испанские завоевания на материке и вызванные ими серьезные нарушения жизненного уклада вполне могли положить конец всяким посещениям острова Кокос, после чего тропический лес получил возможность отвоевать земли, старательно расчищенные руками человека.
Глава 12
Статуи острова Пасхи
В мире науки нередко бывает полезно переключиться с одной области на другую, в чем-то родственную первой. Получив навык научного мышления и методики, но свободный от присущей ученикам тенденции соблюдать верность доктринам наставника, исследователь, изменивший свой научный профиль, проявляет подчас новый, нетрадиционный подход к общепринятым догмам. Когда я, занимаясь биологией в университете Осло, прервал занятия, чтобы прожить год жизнью полинезийца на Маркизских островах, целью моих полевых исследований было выяснить, как некоторые представители фауны сумели попасть на эти далекие острова в океане. В университете моими основными предметами были зоология и география, однако три года работы в крупнейшем в мире частном собрании книг о Полинезии, принадлежащем Крэпелиену, помогли мне подготовиться по всем вопросам, касающимся населения Полинезии, лучше, чем если бы я прошел университетский курс этнологии.
Когда я в 1938 г. вернулся с Маркизских островов в Осло с изрядной археологической коллекцией, для меня было естественно шагнуть выше по биологической лестнице. От проблемы появления первой фауны на океанических островах я всецело перешел к проблеме, как на эти острова впервые попал древний человек. Год жизни на уединенном острове Фату-Хива, где единственными средствами передвижения в океане были каноэ с аутриггером и открытая шлюпка и где волны и облака круглый год движутся с востока на запад, побудил меня критически взглянуть на господствовавшие гипотезы, по которым люди каменного века, открывшие полинезийские острова, плыли 10 тысяч миль против устремленных к западу стихий. Мне пришлось не раз бороться с океаном не на жизнь, а на смерть, чтобы возвратиться к берегу, и я на деле убедился, что Фату-Хива расположен посреди морского "конвейера" (Хейердал, 1978[8]).
Решение совершить дрейф от Южной Америки до Полинезии на бальсовом плоту, а позже - искать археологические следы на островах Галапагос воплощало спор свободного от предвзятости ума против научно не доказанных догм. Следующий за Галапагосами клочок земли в океане - остров Пасхи. Расположенный на полпути между Южной Америкой и своими ближайшими соседями в Полинезии, этот остров ко времени его открытия европейцами был самой уединенной обитаемой сушей в мире. Его 600 с лишним исполинских каменных изваяний и могучие мегалитические стены неизвестного происхождения являли одну из самых непостижимых археологических загадок как для рядового человека, так и для ученого. На этот остров тоже распространилась власть никем не оспоренной догмы. Наиболее удаленный от Азии, он, как утверждали, был заселен в последнюю очередь; стало быть, и возраст поселения наиболее молодой.
Этот общепринятый вывод опирался на гипотезу, по которой человек пришел на остров Пасхи, мигрируя против ветра из Азии, а не по ветру из Америки. Современные ученые были настолько уверены в недавнем заселении Пасхи, что никто не предпринимал стратиграфических раскопок в поисках скрытых в земле следов, хотя остров этот прославился больше любого другого из островов Тихого океана обилием следов старины на поверхности земли. После коротких визитов этнологов XIX в. первые тщательные исследования зримых пасхальских статуй и развалин были проведены английским отрядом во главе с Кэтрин Скорсби Раутледж в 1919 г. Полный реестр всех важных памятников на поверхности составил затем проживавший на Пасхе миссионер Себастиан Энглерт. До нашей экспедиции на острове побывал только один профессиональный археолог - Лавашери; вместе с французским этнологом Альфредом Метро он в 1934 г. продолжал исследования предшественников, сосредоточив свое внимание на не описанных ранее петроглифах.
Великое множество авторов, которые писали о здешнем археологическом материале, ни разу не бывав на Пасхе, восприняли взгляды немногих ученых, видевших совершенно безлесный остров. Голый клочок земли находился так далеко от путей человека, совершавшего миграцию из Азии, что медленно накапливающаяся почва - думалось им - просто не могла скрывать каких-либо изделий людских рук; стало быть, в раскопках нет никакого смысла.
Плот "Кон-Тики" прошел путь, вдвое превышающий расстояние от Перу до Пасхи, и галапагосские черепки свидетельствовали о доинкских плаваниях со времен культуры Тиауанако, а потому я не видел никаких причин, которые помешали бы мореплавателям Южной Америки дойти до острова Пасхи задолго до переселенцев из далекой Азии, каким бы путем ни шли азиаты. Для перуанцев Пасха была ближайшей обитаемой землей в океане, и только в Перу было заведено ставить огромные антропоморфные изваяния на платформах под открытым небом.
Чтобы выйти на уединенный остров с любой стороны, требовалось либо изрядное везение, либо навык ходить на многих судах, и регулярно плавать туда и обратно в данном районе. В любом из случаев все преимущества были на стороне мореплавателей Южной Америки. Если аборигенные моряки, как это впоследствии сделали европейцы, проникли в Океанию со стороны Перу, они тоже могли поначалу миновать Пасху и выйти на более крупные и гуще расположенные острова Центральной Полинезии или даже Меланезии. Но независимо от последовательности открытий в этом регионе Пасха - единственный из сотен островов, образующий как бы пристань на полпути между материковой родиной и новорожденным островным миром; уже это оправдывает его полинезийское название Те-Пито-о-те-Хенуа - Пуп Вселенной. Вряд ли остров Пасхи стал бы чем-то вроде огромного храма с множеством священных алтарей аху и гигантских статуй, если бы не его уникальное географическое положение относительно Америки. Скудная почва и голый ландшафт, отсутствие водных потоков и защищенной гавани, наконец, скромные размеры - 22 x 11 км - все это никак не позволяло Пасхе соперничать с Таити, Гавайским архипелагом, Новой Зеландией или большими зеленеющими островами, сгруппированными на подступах к Меланезии.
Пока в недавнем прошлом на Пасхе не оборудовали аэродром, одним из препятствий для археологических исследований была его труднодоступность. Чтобы доставить провиант и снаряжение для годичных раскопок в этом крайнем восточном углу Полинезии, я был вынужден зафрахтовать и переоборудовать 50-метровый гренландский траулер, который бросил якорь перед нашим базовым лагерем в бухте Анакена. Командиры и экипаж судна, а также большой отряд островитян участвовали в археологических работах под руководством четырех археологов: Э. Фердона-младшего, который тогда был штатным археологом Музея Нью-Мексико; профессора У. Мэллоя, заведовавшего кафедрой этнологии Вайомингского университета; профессора К. Смита, заведовавшего кафедрой археологии Канзасского университета; А. Шёльсволда, руководившего археологическим отделом Ставангерского музея в Норвегии.
Итоги наших раскопок на острове Пасхи в 1955–1956 гг. опубликованы в двух томах "Отчетов Норвежской Археологической экспедиции на остров Пасхи и в восточную часть Тихого океана" (т. I - "Археология острова Пасхи", 1961; т. II - "Разное", 1965). Этнографические наблюдения и коллекции представлены в монографии "Искусство острова Пасхи" (1976). Настоящая глава основана на докладе, прочитанном в Шведском обществе этнологии и географии и напечатанном в этнографическом журнале "Ymer" в 1962 г.
Остров Пасхи и географически, и археологически заметно выделяется среди тысяч островов тихоокеанского полушария. Нигде люди не обитали так далеко от континентов вообще и от Азии в частности. И в то же время ни один остров не может похвастать такими внушительными и своеобразными памятниками былой высокоразвитой культуры, как этот крохотный безлесный форпост со стороны Америки. В Тихом океане десятки тысяч островов и атоллов, но только на Пасхе найдены следы аборигенной письменности, внушительные ритуальные платформы из огромных блоков разной величины, обтесанных, отшлифованных и пригнанных друг к другу с величайшей точностью, великое разнообразие изделий искусства и сотни установленных вдоль побережья антропоморфных каменных исполинов с "париками" из красного камня. С тех самых пор, как два с половиной столетия назад три голландских корабля, идя от Южной Америки на запад, впервые наткнулись на этот остров, неполинезийские черты местных памятников озадачивают ученый мир.
Когда миссионер Эжен Эйро в 1864 г. высадился на Пасхе и стал первым европейским поселенцем на острове, он и его коллеги сумели быстро положить конец аборигенной истории. При нем закончился последний, трагический акт одной из самых удивительных драм, какие когда-либо разыгрывались на уединенном океаническом островке, вдали от всех очевидцев.