В сотне шагов от старой вырубки выдра пересекла глухариный наброд. Дней пять назад, разморенный неожиданно щедрым солнцем, бродил здесь матерый токовик, черкая снег тугими, отливающими синевой крыльями. Теперь его след затвердел и выдерживал выдру. К тому же он почти совпадал с направлением ее движения.
Низко наклонив голову, чуть горбясь, она завихляла по борозде, проложенной птицей. След пересек две мелкие лощинки, обогнул штабель дров и вышел в густой кустарник. Наверное, глухарю нелегко было пробиваться через заросли, но он почему-то не торопился подниматься на крыло.
Неожиданно глухарь свернул в сторону. Выдра, как бы в сомнении, остановилась, потом ступила на целину. Зависший между веточками снег был удивительно мягок, и тяжелый зверь ушел в него с головой. Пробейся выдра по этому снегу с полсотни метров, и она вышла бы на новую наледь, которая тянулась до самой промоины. Но она возвратилась на глухариный наброд, завихляла по нему, уходя от наледи все дальше и дальше.
Глухарь достиг цели своего путешествия - вышел на богатую мелкими камушками лесовозную дорогу. Обильные снегопады заставляли дорожников несколько раз прочищать ее, и теперь дорога тянулась между двумя стенками сбитого бульдозером снега. Выдра плюхнулась вниз.
Сейчас же она услышала движение воздуха и почти неуловимый шорох. Небольшая сова плыла над дорогой, высматривая зазевавшихся полевок, и в недоумении зависла над ночной путешественницей. Это добыча сове не по когтям, но она была очень голодна и в какой-то смутной надежде проследовала за выдрой до поворота. Дорога круто забирала влево. Выдре же нужно было совсем в другую сторону. Она приблизилась к снежной стенке, резко выбросила тело вверх и… плюхнулась на дорогу. Подтаявший днем снег взялся ледяной коркой и скользил под когтями. Выдра поднялась, фыркнула, пробежала десяток метров и снова попыталась выбраться из ловушки. Но и здесь был лед.
Близился рассвет. Окружающие долину сопки приобрели фиолетовый оттенок. Сова куда-то убралась. Выдра спешила, уже не пытаясь выбраться из снежного коридора. Сколько бы тянулся этот отчаянный бег - неизвестно. Но там, где дорога пересекала очередное болото, дорожники устроили разворотную площадку, и выдра наконец-то сумела выйти на нетронутый снег. Она немного отдохнула и направилась к реке. Несколько раз ей встречались глухариные наброды, один раз она наскочила на след лося, но только обнюхала их и заторопилась дальше.
А утро разгоралось. Где-то цокала белка, пробовал клюв красноголовый дятел, чем-то возмущался старый куропач. Выдра пересекла заросшую ольховником лощину и выбралась на наледь. До промоины ей оставалось меньше километра, когда со старой лиственницы снялась огромная коричневая птица с крючковатым носом…
В начале лета мы шли на рыбалку и у реки обнаружили следы пиршества хищной птицы. Небольшое вздутие ноздреватого льда было усеяно коричневой и светлой шерстью. Здесь же темнели втаявшие в него часть плоского хвоста, две лапки и небольшой лоскуток шкуры - все, что осталось от выдры.
До промоины оставалось метров двадцать, не больше.
Кукши, кедровки и вороны
Из птиц колымской тайги раньше всех к гнездованию приступают кукши, кедровки и вороны. Они устраивают на деревьях небольшие настилы из лиственничных веток - основание гнезда. На постройку стенок идут мелкие веточки, древесная труха, волокна луба, сухая трава, коконы пауков и насекомых, шерсть животных, береста и кусочки осиных гнезд. Лоточек гнезда выстилается перьями совы, рябчика, глухаря, куропатки.
Гуляют метели, трещат морозы, а здесь зарождается новая жизнь.
Однажды в конце апреля лесорубы заметили гнездо с притаившейся в нем кедровкой. Они окружили гнездо, гладили птице перья, пытались угостить ее колбасой и орешками - кедровка не шелохнулась. Только по широко открытому клюву можно было судить, как птица волнуется. Один из лесорубов снял с руки часы и подсунул их под кедровку. Часы звонко тикали, кедровка опасливо вертела головой, но взлетать не собиралась.
Пришел бригадир, отругал шутников и приказал оставить птицу в покое. Хозяин часов принялся выуживать часы из лотка сучковатой веточкой, но не тут-то было. Стоило часам показаться на краю гнезда, как птица тут же заталкивала их клювом под себя. Пришлось снять кедровку с гнезда. Посаженная на место, она возмущенно скрипнула и снова устроилась на кладке.
Лесорубы оставили возле гнезда горсть кедровых орешков и больше не тревожили птицу. А летом у вырубки летало уже шесть кедровок. Все пестрые, все крикливые. Где птенцы, где родители?..
Рыжий хвост
В конце зимы я подружился с двумя кукшами. Эти красивые и доверчивые птицы жили в нескольких километрах от моей избушки, и я встречал их, когда ходил к Соловьевским озерам. Если рыбалка была успешной, делился с кукшами уловом, а за это они дарили мне свои незатейливые песенки.
Иду себе тайгой, а птицы летят рядом. Если немного обгонят, усядутся на деревья и поджидают. Да не просто поджидают, еще и тивикают. И так хорошо оттого, что кто-то доверяет тебе - даже передать трудно.
Сначала птиц было две. Но как-то утром навстречу мне вылетела только одна кукша, и я решил, что вторая попала в когти ястребиной сове. Я давно на нее зуб имел. Сидит, то ли греется на солнышке, то ли просто дремлет, не понять. А потом глядишь, от зайчонка одна шерсть осталась. Если бы не следы ее когтей и крыльев, ни за что бы на нее не подумал. Маленькая, невзрачная, куда ей? И вот, пожалуйста, теперь нет кукши. Пожалел я бедняжку и даже подумал шугануть хищницу из ружья.
Потом вижу, сидит оставшаяся, как я считал, в одиночестве кукша и держит в клюве мошек. По всему видно, собралась кого-то кормить. Любопытно.
Устроился я на поваленную лиственницу и принялся наблюдать. Некоторое время кукша качалась на тонкой ветке и с интересом рассматривала лиственничные шишечки, висевшие у ее носа. Наверное, она заметила что-то вкусное, но полный клюв мешал достать лакомство, вот она сидела и переживала. Неожиданно птица сорвалась с ветки и, прижимаясь к земле, полетела к низкорослым лиственничкам, что, сбившись в кучку, темнели в стороне от других деревьев. До лиственничек было далековато, и я не рассмотрел, что кукша делала среди них. Вскоре ее рыжие перышки промелькнули над самой тропой, и как ни в чем не бывало она плюхнулась недалеко от меня на ветку. Теперь клюв кукши был пуст. Я решил, что птица наконец-то сможет приняться за лиственничные шишечки, но она явилась только за тем, чтобы посмотреть на меня. Склонив голову, кукша произнесла удовлетворенное "тиву-вить!" и, подпрыгивая в воздухе, улетела.
Я направляюсь к лиственничкам и уже на подходе к ним вижу гнездо, устроенное в развилке низкорослого дерева. Кажется, в гнезде кто-то сидит. Точно. Из лоточка выглядывает знакомый рыжий хвост. Интересно, что она там делает? Может, запуталась в подстилке? Случается, вместе с другим строительным материалом птицы приносят в гнездо различные волокна, волоски, потом запутываются в них и погибают.
Заслышав мое приближение, птица не взлетела, а только втянула голову и замерла. Гнездо в каком-то метре от земли. Наклоняюсь, беру в руки кукшу и осторожно приподнимаю. В глубоком, вымощенном разноцветными перышками лоточке два бледно-зеленых, усыпанных буроватыми пятнами яичка. На вершинках пятна разбросаны пореже, в остальных местах - густо. Яйца довольно крупные, прямо как голубиные. Мне очень хочется рассмотреть их получше, но сегодня холодно, и я опускаю птицу в лоточек. Она умостилась, несколько раз качнула головой и притихла.
Сейчас апрель. Всего неделю назад утренние морозы достигали тридцати градусов, а эти кукши взялись высиживать птенцов! Сколько брожу по Колыме, ни о чем подобном не слышал. Хотя почему? Ведь налим мечет икру в середине января, а медведица в пятидесятиградусные морозы рожает медвежат. Отчего бы и птицам не приспособиться? Стены гнезда толстые, лоточек глубокий, еды хватает. Ведь кроме мошек да комаров кукши едят бруснику, голубику, смородину и даже грибы. При случае они могут подобрать снулую рыбку или заклевать неосторожную полевку.
Пока я возился с кукшей, снег под лыжами потемнел и взялся водой. Наледь! Она уже залила тальники и подбирается сюда. Бедные кукши. Ведь вода может затопить их гнездо.
Возвращаюсь к тропе и начинаю ломать голову, как бы помочь птицам. А что, если поднять повыше гнездо? На соседнем деревце есть неплохая развилка. От нее до земли больше двух метров, и никакой наледи туда не добраться. Перенесу гнездо, и пусть живут себе на здоровье, выводят птенцов.
Интересно, как все это у них организовано? По очереди сидят или одна самочка? Скорее всего второе: чтобы яйца хорошо грелись, птицы выщипывают на брюшке почти все перья, а полураздетым по нашей тайге в апреле не полетаешь.
На дерево, что стоит у самой тропы, опустилась вторая кукша. Она то ли успела побывать в переделке, то ли начала линять: на правом крыле выбилась белая пушинка. В клюве опять какие-то мошки. Где она их добывает? Повертелась с минуту, затем взлетела и направилась к гнезду. Я подождал, пока она покормит сидевшую на яйцах кукшу, и, рискуя провалиться в наледь, перенес гнездо на новое место…
Около месяца назад у меня случилось забавное приключение. Вместе с дровами я занес в избушку комариный рой. Комары на зиму забрались в середину сухой лиственницы и, сбившись в клубок, уснули. Ничего не подозревая, я разрезал лиственницу на чурбаки и свалил их возле печки. Обычно, перед тем как лечь спать, я пристраиваю на угли пару таких чурбаков. Они горят медленно, и их тепла хватает надолго.
Сплю себе, и вдруг в щеку как жиганет. Проснулся, слышу такое знакомое "у-у-у-у-у-у…" Комары! Включил фонарик, а их полна избушка. Злые, ужас! Я пригасил печку, открыл дверь и забрался в спальный мешок с головой.
Утром в избушке холодно, но комаров нет, ни одного. Гляжу, а они лежат на печке сплошным ковром. До последней минуты, значит, льнули к теплу. Я собрал их в коробку и поставил на полку - пригодятся на угощение кукшам. Сейчас свежие комары для них все равно что арбуз или гроздь винограда к новогоднему столу. Добавил немного брусники, настрогал пару горстей мяса. Под кормушку решил приспособить вырезанную из огромного трутового гриба чашку. Такие трутовики кукши встречают в тайге каждый день и, заметив мою чашку, не испугаются.
Утром я прихватил резиновые сапоги и отправился к гнезду. За ночь наледь не поднялась. Как выглядывали у берега верхушки тальников, так и выглядывают. Даже мой след не залило. Может, я поторопился с этим переселением? Птицам наверняка лучше известно, где вода остановится. С какой стати я полез к ним со своей услугой?
Вот и гнездо. Все нормально. Рыжий хвост, как яркий флажок, по-прежнему выглядывает из лоточка. Птица не мигая смотрит на меня из своей утайки. Лишний раз пугать ее не к чему. Пристраиваю на соседнем дереве похожий на лошадиное копыто гриб-кормушку, прячусь за пару сросшихся лиственниц и ожидаю вторую кукшу.
Наконец появилась и принялась с тревожным писком гонять по веткам. Сядет на одну, чуть повертится - пурх! - и уже волнуется на новом месте. Несколько раз она подлетала к самому гнезду, но тут же, словно в испуге, шарахалась в сторону и снова кружила между деревьев.
Постой, да она же ищет гнездо со своей подружкой и не может найти. Бестолочи! Неужели они не могут перекликнуться? "Ти-ву-тив", Ты, мол, где? А та ей: "Я здесь. Сижу совсем рядом".
На тревожный писк кукши не замедлили явиться две кедровки. Они сразу же включились в общую суматоху. Кедровки скрипели, как ржавые петли, каркали простуженными голосами, свистели. Наконец одна из них обнаружила мой гриб с лакомством, и обе птицы принялись угощаться. Встревоженная кукша даже не смотрела в их сторону. Она искала свой дом и не могла найти.
Я не выдержал, обломком сучка отогнал кедровок и перенес гнездо на прежнее место. Не успел отойти и на десять шагов, как следивший за мной с вершины лиственницы самец опустился на гнездо и восторженно защебетал.
Минут через пятнадцать самец подлетел к гнезду теперь уже с набитым клювом и принялся кормить изголодавшуюся кукшу. Я подозреваю, что где-то рядом у него был тайный склад, добыть так быстро корм иным путем просто невозможно.
В следующий раз я попал к кукшам только через три дня. У самой избушки разгулялась наледь. О том, чтобы пробиться к Соловьевским озерам, нечего было и думать. Да я туда не очень и торопился: у птиц корма, по-видимому, хватало.
Когда же на четвертый день я подошел к тому месту, где было гнездо кукш, то был поражен. Везде, куда ни бросишь взгляд, гуляла наледь. Ближе к реке она дымилась, урчала, брызгала сердитыми фонтанчиками. Достигнув деревьев, вода успокаивалась и тихо струилась между стволами, захватывая новые и новые участки.
Я бросился к кукшам. Самца я заметил еще издали. Нахохлившись, он сидел на суховерхой лиственнице, тихий и безучастный. Ломая тонкую ледяную корку, добрался я до гнезда и застыл на месте. Вода давно поднялась к самому гнезду и залила его больше чем на половину. В глубоком лоточке, все так же втянув голову, сидела кукша. Из льда выглядывал только ее рыжий хвост.
Ворон
Не знаю, есть ли в мире другая птица, о которой было бы сочинено столько сказок и легенд. Птица, живущая триста лет, птица вещая, птица мудрая. Всю свою долгую жизнь ворон проводит в мрачном одиночестве, питается одной падалью, первым прилетает на поле битвы, чтобы собрать там страшную дань…
В действительности ворон живет всего шестьдесят-семьдесят лет. Правда, и этот срок огромен, ведь большинство наших птиц не живет дольше десяти лет. Ворон - самая крупная певчая птица. Он находится в одном отряде с соловьями, дроздами, иволгами. Известно, что ворон - таежный санитар, и трупы зверей - его законная добыча. Вместе с тем, обладая крепким клювом и сильными крыльями, он успешно охотится за грызунами, молодыми птицами и ловит зайчат.
Всю долгую зиму ворон держится особняком, но в апреле чаще встречается в паре. Большие черные птицы играют в небе словно два легких мотылька. Они то поднимаются в высоту, то резко пикируют к самой земле, то шутя нападают друг на друга. А наигравшись, усаживаются рядышком и принимаются перебирать друг другу перья или нежно касаются один другого клювами, словно целуются.
Ворон - нежный супруг и заботливый отец. Он кормит самку и птенцов, пока малыши не оперятся. Во время насиживания и выкармливания самка не оставляет гнезда, поэтому потомство воронов хорошо сохраняется.
На столовой сопке
Обычно эта осторожная птица держится в стороне. Неторопливо проплывает над тайгой, кинет в небо грустное "крун-крун", и нет ее. Я никогда в воронов не стрелял, даже криком пугать не пробовал, а доверия все равно никакого.
Но вот однажды на перевале Столовой сопки вижу, прямо ко мне летит ворон. "Эта мудрая птица, наверное, поняла, что меня бояться нечего", - подумал я.
Подлетев, ворон начал кружить над самой головой. Я же ни с того ни с сего давай декламировать:
Ворон к ворону летит,
Ворон ворону кричит:
- Где нам, ворон, отобедать?
Как бы нам о том проведать?
Вот так читаю стихи, а он кружит и не собирается улетать.
- Слушай, может, ты голодный? - Достаю бутерброд, ломаю его пополам. - Здесь масло, сыр, даже ветчины немного. Давай, ворон, замори червячка.
Оглядываюсь, где бы пристроить гостинец, и вдруг замечаю, снег у ног взрыт. На свежей пороше угадываются отпечатки больших крыльев, чуть в стороне чернеет перышко. Что здесь произошло? Может, ворон с кем-то дрался? Ничьих следов, кроме вороньих, не видно.
А не откапывала ли птица какую-нибудь добычу? Снег порушен только в одном месте, к тому же ямки довольно глубокие. Поглядывая вполглаза на все еще кружащего ворона, снимаю лыжу и принимаюсь раскапывать снег. Он плотно сбит ветрами. К тому же лыжа не лопата. И копать неудобно и сломать страшно.
Наконец показались ягель и листочки брусники. Внимательно разглядывая каждую веточку, продолжаю расширять яму. Ага, вот попался комок белого пуха. Такой длинный и нежный пух может быть только у зайца. Наверное, где-то здесь лежит беляк. Рискуя остаться без лыжи, отваливаю новые глыбы, и вот наконец открывается бок матерого беляка. Пробую вытянуть застывшего зайца из ямы, но ничего не получается. Туда-сюда качается, а подаваться не хочет. Что-то там его держит. Нужно копать снова. Вот лыжа цепляется за коричневую от ржавчины проволочку. Ясно. Зверек в петле. С осени здесь была заячья тропа, и кто-то, насторожил петлю.
Оставляю добычу в яме, рядом кладу свой бутерброд и отхожу в сторону. Описав полукруг, ворон прогундосил удовлетворенное "крун-крун" и упал возле копанки.
Интересно, как он узнал, что здесь заяц? Может, еще с осени знал об этом, заметил бившегося в петле беляка, но приблизиться побоялся: вдруг петля схватит и его? А может, просто летел сегодня утром и учуял зайца под метровым снегом.
Найти зайца-то он нашел, да не по зубам, вернее, не по клюву оказался утрамбованный непогодой снег. Или это я ему помешал? Поэтому-то и кружил. Уходи, мол, поскорее, сам откопаю. Птица голодная летала, а я ей стихи декламировал. Чудак.