III. К понятию репрезентации относится следующее:
1. Репрезентация может осуществляться только в сфере общественности. Нет репрезентации, которая происходит тайно и между собой; нет репрезентации, которая была бы частным делом. Тем самым исключаются все понятия и представления, которые в значительной мере относятся к сфере приватного, частноправового и чисто экономического, то есть понятия типа "управление делами", "замещение", "представление частных интересов" и т. д. Парламент обладает репрезентативным характером до тех пор, пока люди верят, что его подлинная деятельность происходит в сфере общественности. Тайные заседания, тайные соглашения и консультации каких-либо комитетов могут быть очень значительными и важными, однако никогда не будут иметь репрезентативного характера. Как только распространится убеждение, что то, что в рамках парламентской деятельности происходит публично, стало пустой формальностью и решения принимаются вне этой общественности, тогда парламент, вероятно, сможет выполнять еще множество полезных функций, однако он перестает быть именно репрезентантом политического единства народа.
У Дальмана (F. C. Dahlmann. Politik, VI. Kapitel, § 139, S. 117 издания 1847 года) это понятие является еще подлинным: "Совершенно вопреки этому сосуществованию (сословий) репрезентативная конституция исходит из права общественного и целого; она рассматривает государя в качестве руководства государственного порядка, который, без сомнения, стоит над ним самим, только он еще более властно возвышается над населением и не имеет ничего общего с народным суверенитетом. Ведь население вообще не может иметь понятия о том, что правят во благо народа, разве что осмелившись на рискованное предприятие - решив взять правление на себя". Одним из немногих теоретиков государственного права XIX века, еще осознававших публицистическое своеобразие понятия "репрезентация", является Блунчли. В своей работе (Allgemeines Staatsrecht, I, S. 488) он утверждает: "Государственно-правовая репрезентация полностью отлична от частноправового представления интересов. Поэтому принципы, применяемые в одном случае, не могут применяться во втором". Напротив, например, у Роберта Моля понятие уже полностью переведено в частноправовую сферу и рассматривается под углом управления делами (см.: Staatsrecht, V?lkerrecht, Politik, Monographien, S. 8/9): "Репрезентация или (!) представление интересов есть такое учреждение, благодаря которому влияние на государственные дела, полагающееся части или совокупности подданных, обеспечивается меньшим числом из среды задействованных от их имени и по их поручению". Частично путаница, заложенная в смешении частноправовых и деловых представлений, объясняется и извиняется тем, что англосаксонский способ выражения не любит ясных и острых различений. Если вспомнить, в какой мере ссылка на английский образец заменила государственно-теоретическую мысль, то не следует ожидать, что теоретики XIX века станут проводить различия там, где англичане не имеют никакого интереса к различению. К этому далее прибавляется то, что государственно-теоретические понятия определяются в политической борьбе лишь по какой-то тактически важной частности, которая выдвигается на передний план через ситуацию борьбы или именно актуальный политический интерес. Видимо, подобным образом получилось так, что в результате от столь обширного и систематического понятия, как репрезентация, уже ничего не осталось для сознания учения о государстве, кроме того, что репрезентант не связан инструкциями и указаниями своих избирателей. Систематическое объяснение этой независимости и ее специфической взаимосвязи с понятием репрезентации больше никого не интересует.
Из социологической литературы мне известна только одна, но очень важная работа, значимая для понятия репрезентации, - статья Вернера Виттиха (Erinnerungsaugabe f?r Мах Weber, Bd. II, S. 278ff) "Социальное содержание романа Гете "Годы учения Вильгельма Мейстера"". Слово "репрезентация" хотя здесь и не встречается, тем не менее постоянно выходит на передний план во вполне точных замечаниях относительно "общественности", "публичной персоны" и "выглядеть". Кризис понятия заключается в том, что дворянство утрачивает свою репрезентативную роль, а буржуазия не в состоянии осуществить репрезентацию.
2. Репрезентация является не нормативным процессом, методом и процедурой, а чем-то экзистенциальным. Репрезентировать означает сделать видимым и настоящим некое невидимое бытие посредством публично присутствующего бытия. Диалектика понятия заключается в том, что невидимое заранее предполагается в качестве отсутствующего и одновременно делается присутствующим. Это возможно не с какими-либо произвольными видами бытия, но предполагается лишь один особый вид бытия. Невозможно репрезентировать нечто мертвое, нечто неполноценное, бесполезное или нечто низкое. Здесь отсутствует возвышенный вид бытия, способный на вознесение в общественное бытие, способный на экзистенцию. Такие слова, как величие, высочество, величество, слава, достоинство и честь, пытаются достичь этой особенности возвышенного бытия, которое может быть репрезентировано. То, что служит лишь частному делу и лишь частным интересам, вполне может быть представлено; у него могут быть агенты, адвокаты и представители, однако это невозможно репрезентировать в специфическом смысле. Оно является или реально настоящим, или осуществляется через зависимого порученца, управляющего делами или уполномоченного. Напротив, в репрезентации происходит конкретное проявление высшего вида бытия. Идея репрезентации основана на том, что народ, существующий в качестве политического единства, обладает высшим и возвышенным, более интенсивным видом бытия в отличие от естественного существования какой-либо совместно проживающей группы людей. Если смысл этой особенности политической экзистенции утрачивается и люди предпочитают другие виды своего существования, то утрачивается и понимание такого понятия, как репрезентация.
То, что X выступает за отсутствующего Y или тысячу подобных Y, еще не является репрезентацией. Особенно простой исторический пример репрезентации имеет место тогда, когда один король представлен у другого короля через посла (то есть личного представителя, а не агента, который за него управляет делами). В XVIII веке подобное "представительство в чрезвычайно важном смысле" ясно отличалось от других процедур замещения.
В популярном влиятельном учебнике международного права Ваттеля говорится (Droit des Gens, издание 1759 года, I, р. 42): "Репрезентативный характер суверена основан на том, что он репрезентирует свою нацию; тем самым монарх в своей персоне объединяет все величество, которое полагается нации как единой корпорации" (Telle est l\'origine du Caract?re repr?sentatif que I\'on attribue au Souverain. II repr?sente sa Nation dans toutes les affaires qu\'il peut avoir comme Souverain. Ce nest point avilir la dignite du plus grand Monarque que de lui attributer ce caractere repr?sentatif; au contraire, rien ne le rel?ve avec plus declat: Par-l? le Monarque r?unite en sa Personne toute la Majest? qui appartient au Corps entire de la Nation). В другом месте (п, p. 304/5) он говорит о репрезентативном характере посланников (Ministres publiques) и отличает их от уполномоченных вести дела, комиссионеров, давая определение: "То, что называют репрезентативным характером par excellence, есть способность министра представлять своего господина, в какой мере речь идет о его персоне и его достоинстве (dignit?)". Эти определения понятий лежат в основе установления ранга дипломатических агентов от 19 марта 1815 года (Wiener Kongre?akte, Anlage d. Art. 2): Les ambassadeurs, l?gats ou nonces ont seuls le caract?re representatif (Strupp. Documents, I, S. 196). Поэтому с конституционно-теоретической точки зрения они имеют особое значение, поскольку выражают основополагающее представление XVIII века, непосредственно вошедшее в конституционное право Французской революции. В этом историческом контексте следует понимать положение первой революционной конституции 1791 года: французская конституция репрезентативна; репрезентанты суть законодательный корпус и король (раздел III, ст. 2, аб.2), тогда как об administrateurs (раздел ill, глава IV, секция II, ст. 2) сказано, что они не обладают никаким caract?re de repr?sentation.
Лишь из этого значения репрезентации понятен спор, который велся в XIX веке в Германии вокруг представительной конституции. Государственные мужи монархической реставрации понимали политический статус понятия и попытались поставить представительство сословных интересов на место "представительства народа". Политические требования либеральной буржуазии лишались бы таким образом политической ценности. Поэтому в ст. 14 Венского союзного акта выражение "представительная конституция" (Constitution repr?sentative) намеренно заменено на выражение "сословная конституция". Острые споры по поводу этого различия были бы непостижимы, если бы при этом речь не шла о подлинном предмете политического конфликта. А именно: если корпорация как репрезентант всего народа противостоит королю, тогда повергается монархический принцип, поскольку данный принцип основан на том, что король исключительно и полностью репрезентирует политическое единство народа. В переходной и промежуточной стадии можно попытаться поставить рядом друг с другом двух репрезентантов нации, то есть политически объединенного народа, - короля и парламент. Такова идея конституционной монархии; в этом заключается ее дуализм. Французская конституция 1791 года основана на этом принципе и особенно ясно выражает его. Конституции конституционной монархии в Германии избегают подобных точных деклараций, однако содержат подобный дуализм. Демократическим последствием подобной государственной конструкции было то, что парламент выступал как подлинный или, как говорит Роттек (Rotteck. Vernunftrecht, II, S. 237), "естественный" репрезентант политического единства народа и отодвигал в сторону другого репрезентанта. Теоретически и с точки зрения идеи это означало подлинную слабость конституционной монархии. Несмотря на всю путаницу, проявляющуюся в употреблении слова "репрезентация", центральное политическое значение понятия всегда можно понять.
Репрезентация относится к сфере политического и потому в своей сущности является чем-то экзистенциальным. Ее не схватить посредством подведения под общие нормы. Монархия XIX века пыталась теоретически и на уровне идей придерживаться принципа легитимности, то есть нормативного основания. Тем самым она утратила свой репрезентативный характер. Легитимность и репрезентация суть два полностью различных понятия. Легитимность сама для себя (f?r sich) не обосновывает ни авторитет, ни потестас, ни репрезентацию. Во времена своего интенсивнейшего политического существования монархия называла себя абсолютной; это означало legibus solutus, то есть именно отказ от легитимности. Попытка XIX века реставрировать монархию на основе легитимности была лишь попыткой юридически стабилизировать status quo. Поскольку для живых форм репрезентации отсутствовала политическая сила, то пытались обезопасить себя нормативным образом, перенося в политическую жизнь, в сущности, частноправовые понятия (владение, собственность, семья, право наследования). То, что еще оставалось живым от принципа монархической формы, лежало не в легитимности. Пример политически сильнейшей монархии, Прусского королевства, здесь является достаточно ясным. Уже поэтому монархия, которая не является ничем, кроме как легитимной монархией, политически и исторически мертва.
3. Репрезентируется политическое единство как целое. В этой репрезентации заложено нечто, что выходит за рамки любого поручения и любой функции. Поэтому не любой произвольный орган является репрезентантом. Лишь тот, кто правит, участвует в репрезентации. Правительство отличается от управления или ведения дел тем, что отображает и конкретизирует духовный принцип политического единства. Согласно Лоренцу фон Штейну (Verwaltungslehre, S.92), правительство выдвигает принципы; оно действует "от имени идей государства". Посредством этого вида духовного существования оно отличается как от назначенного уполномоченного, так и, с другой стороны, от использующего насилие угнетателя. То, что правительство упорядоченного сообщества есть нечто иное, нежели власть пирата, невозможно понять посредством представлений о справедливости, социальной полезности и других нормативностей, поскольку и разбойник может соответствовать всем этим нормативностям. Различность заключается в том, что любое подлинное правительство репрезентирует политическое единство народа, а не народ в его естественном наличии.
Борьба за репрезентацию всегда есть борьба за политическую власть. Поэтому в конституционной монархии Германии парламент был народным представительством, но не репрезентантом политического единства народа. У К. Рикера (Die rechtliche Natur der modernen Volksvertretung, Leipzig 1893, S. 53) имеется следующая дефиниция народного представительства в монархических государствах Германии: "Оно есть образованный особым образом коллегиум из подданных, который в силу законодательной фикции есть весь народ, вся совокупность подданных". Здесь не осознается то, что весь народ есть политическое единство, а совокупность подданных в монархии, напротив, именно не должна быть политическим единством.
4. Репрезентант независим, а потому не является ни функционером, ни агентом, ни комиссаром. Французская революция 1791 года в одном положении, которое теоретически имеет общее значение, говорит об управлении в отличие от репрезентанта: "Персоны, которым доверено управление (administration), не имеют репрезентативного характера. Они суть агенты (agents)" (раздел III, глава IV, секция 2, ст. 2). Согласно ст. 130, аб.1 Веймарской конституции, чиновники суть "слуги всеобщего", то есть также не являются репрезентантами.
Уже Руссо в "Общественном договоре" говорил о репрезентанте в отличие от агентов и комиссаров, которые лишь выполняют деловое поручение (employ) и являются простыми чиновниками (officiers) (книга I, главы 1 и 18). Это различие еще ясно осознавалось Национальным собранием 1789 года. Трудность заключалась только в том, что было необходимо соединить принцип репрезентации с принципами конституции, различающей [ветви] власти. Политическое единство не может быть разделено. Репрезентируется всегда лишь нация, то есть народ как целое. Поэтому невозможно репрезентировать три власти внутри одного и того же политического единства. С другой стороны, носитель власти, pouvoir, есть нечто большее и иное, нежели функционер или чиновник, и о нем говорят, что он репрезентирует pouvoir. Выход находили в том, что говорили о репрезентации повсюду, где индивид или корпорация выступали за нацию как целое (Barnave. Arch. Pari, XXIX, S. 331), утверждая: репрезентант обладает не только функцией, но и pouvoir. Редерер и Робеспьер (там же, S. 324/5) отличали pouvoirs repr?sentatifs от pouvoirs commis; pouvoir representatif-?gal au pouvoir du people - и является независимой. Противоречие между репрезентацией и разделением властей подметил и К. Левенштайн (Volk und Parlament nach der Stattstheorie der franz?sischen Nationalversammlung von 1789, M?nchen 1922, S. 243), когда утверждал: "Принцип репрезентации не является понятием, имманентным разделению властей как таковому". Репрезентация есть именно принцип политической формы, а разделение властей, напротив, является методом использования противоположных принципов формы в интересах буржуазного правового государства. Трудность, лежащую в соединении репрезентации и разделения властей, можно разрешить лишь посредством различения двух составных частей современной конституции и выделения принципа разделения властей из политической части конституции. Подлинные принципы формы как таковые, в сущности, означают единство, следовательно, противоположность делению и различению. При попытке осуществлять парламентское правление и тем не менее применять в нем методы разделения и баланса властей, становится явным противоречивое соединение этих двух принципов. Если репрезентант рассматривается лишь как представитель, который из практических соображений (поскольку невозможно собрать всех избирателей в одно и то же время в одном месте) представляет интересы избирателей, то репрезентации больше не происходит. Я бы не стал говорить о полурепрезентации (s?mi-representation) (J. Barth?lemy. Le r?le du pouvoir ex?cutive, 1906, S. 41), а хотел бы лишь в интересах научной ясности попытаться вернуть слову точный смысл и ограничить его [значение] отображением политического единства как такового. Комитет не репрезентирует, а является зависимым представителем более крупного комплекса, который образует его из практико-технических соображений. Парламент как репрезентант народа не является комитетом народа или избирателей.