Зелинский повернулся на этот стук, и лицо его выразило тревогу.
- Прошу с нами пройти. - Демченко взмахнул удостоверением. - Милиция!
- В чем дело? - сказал Зелинский без малейшего удивления и вдруг громко крикнул: - В чем дело?
И Демченко, и Коротков, и Сокольников на секунду опешили.
- Не надо кричать, - сказал Витя Коротков.
- Оставьте меня в покое! - завопил Зелинский на весь двор.
Даже не поднимая головы, Сокольников почувствовал, сколько сразу появилось в окнах дома любопытствующих лиц.
- Т-э-э-к! - крякнув, Демченко ухватил Зелинского под руку, а Сокольников - под другую. Витя Коротков приготовился толкать сзади.
Но Зелинский вовсе не упирался, - сразу начал послушно переставлять ноги в сторону оперативной машины, но вопить продолжал.
- Хулиганство! - надсаживался он. - Вы что, с ума сошли!
Его довели, как тяжелобольного, до машины и усадили на заднее сиденье. В машине Зелинский немедленно успокоился и принялся шумно отдуваться - громкие крики отняли у него немало сил. И тут Сокольников догадался.
- Михаил Федорович! Он же своих предупредить хотел!
По тому, как злобно дернулся Зелинский, стало ясно, что Сокольников попал в точку.
- Оставайтесь здесь, - распорядился Демченко. - Я его сам доставлю. Чтоб из квартиры никто ничего не унес!
Двигатель уже завывал на полных оборотах. Едва закрылась дверца, машина рванулась, как камень из рогатки.
- Чтоб никто не унес, значит, - флегматично пробормотал Витя Коротков. - Легко сказать! Гвоздями, что ли, ее забивать?
А в Сокольникове уже пробудился оперативный азарт, он тянул Витю с собой, торопясь и переживая, что может опоздать.
Они взбежали на шестой этаж, не обращая внимания на ожидавший внизу лифт. Квартира Зелинского была закрыта. За дверью, обитой добротным черным дерматином, с хрустальным глазком и набором никелированных замков стояла тишина. Наклонив голову, Сокольников прислушался и отчетливо представил, как с другой стороны двери кто-то тоже стоит и слушает затаив дыхание. Тогда они с Коротковым тихонько спустились пролетом ниже и устроились на широком подоконнике.
На площадке щелкнул замок, и они сразу насторожились. Но отворилась дверь не Зелинского, а квартиры напротив.
Из образовавшейся темной щели на них сначала долго смотрели, а потом вышла грузная и седая старуха с растрепанными волосами. Переваливаясь, стала спускаться к ним с помойным ведром в руках. Она неразборчиво, но злобно бубнила что-то на ходу, смотрела на них с сильнейшей неприязнью и вызывающе гремела ведром об откинутую крышку мусоропровода. Потом также шумно поднялась наверх, а когда уже вошла в свою квартиру, хрипло прокаркала:
- Пьянь! Сволочь! Собрались тут с самого утра! - И быстро захлопнула дверь.
- Ведьма, - тихонько произнес Сокольников.
Витя Коротков ничего не сказал. Покачал головой и достал пачку сигарет. Дверь в квартиру старухи немедленно приоткрылась.
- Еще чего! Дымить тут удумали! Все табачищем провоняли! Сейчас я на вас, паразитов, милицию вызову!
И тут же - бряк! - снова захлопнулась.
Теперь уже Короткой с досадой прошептал какое-то слово, но сигареты спрятал.
Словно огромный разбуженный улей, загудел лифт. Кабина миновала их площадку и еще долго ползла на самый верх. А из квартиры Зелинского вышел мальчишка лет девяти в школьной форме и ранцем за плечами. Дверь быстро закрыли изнутри, и мальчишка, робко взглянув на незнакомых хмурых дядь, развалившихся на подоконнике, поспешил укрыться за проволочным ограждением шахты, дожидаясь, пока лифт освободится. Он стоял там не шелохнувшись, затаившись, как мышонок, держа, наверное, палец на кнопке вызова, а Сокольников смотрел на его лопоухий силуэт-анфас и чувствовал, как в душе вновь поднимается тревожная волна, соединяя вдруг Надежду с ее детьми и этого мальчишку в единый источник томительного и щемящего беспокойства.
Больше из квартиры никто не выходил, и, когда через несколько долгих томительных часов наконец появилась смена, Сокольников вздохнул с облегчением оттого, что на этот раз оказался избавленным от участия в развязке…
На следующие два дня Сокольникова послали работать по общегородскому графику с оперативной группой возле комиссионного автомагазина.
Так что Сокольников встретился с Трошиным только на третий день, когда получал деньги. Сокольников уже привык к тому, что в милиции зарплату выдают только раз в месяц. Это ему даже нравилось, поскольку делало этот день особенно приятным и долгожданным. Деньги всегда выдавала Зина из канцелярии. Ей это тоже нравилось: в день зарплаты она была для всех самым уважаемым в управлении человеком.
Как и все, покорно и тихо Сокольников стоял в очереди к столу Зины, когда в канцелярию вбежал Трошин. Размахивая пачкой бумаги и приговаривая "Мужики!.. Извините, мужики!", он протиснулся без очереди, схватил получку, не пересчитывая, небрежно черканул в ведомости и убежал, успев на ходу бросить Сокольникову:
- Ты вечером меня обязательно дождись!
Он так и бегал где-то, но минут за пятнадцать до окончания рабочего дня действительно появился. Вместе с ним был и Витя Коротков, как всегда, спокойный и немного сонный.
- Ты что же так себя ведешь, Олег? - с напускным возмущением заговорил Трошин. - Столько уже работаешь, а прописываться не собираешься! Пора уже, куда ж дальше затягивать.
- Что за вопрос! - солидно сказал Сокольников, стараясь не показать виду, что обрадован этим разговором.
До сих пор внеслужебная жизнь его коллег протекала от него как бы в стороне. На мероприятия сугубо мужского характера его пока не приглашал никто, хотя Сокольников уже знал, что в отделе имеются на этот счет кое-какие традиции. И ему всегда становилось неловко и обидно, когда намечались такие мероприятия, а Сокольникову приходилось делать вид, что он в неведении и ни о чем не догадывается. А сегодня его брали как равного.
Маленькое кафе, в которое они пришли, стояло несколько в стороне от основных людских потоков и посещалось, народом умеренно, чему в немалой степени способствовала скудость ассортимента. Выпивохи со своим продуктом сюда тоже не заглядывали: немногочисленный, но сплоченный персонал гонял их нещадно. Правда, тут продавалось в разлив марочное вино и коньяк, однако из-за высокой цены у алкашей они успехом не пользовались. По всем признакам кафе было убыточным, и оставалось совершенно неясным, почему его до сих пор не ликвидировали.
Хозяин кафе - заведующий Панфилыч, вполне крепкий еще человек, отчего-то прикидывался глубоким стариком. Он все время сутулился, семенил и подслеповато щурился, хотя в очках явно не нуждался. Посетителей он встретил с большим радушием. Тряс им руки и сетовал, что редко заходят. Гостям был немедленно предоставлен скромный, но отдельный кабинет с обшарпанным потолком, тщательно укрытыми занавеской окнами и массивным сейфом в углу. Здесь вообще-то было рабочее место Панфилыча, которое он уступал наиболее дорогим гостям. Сокольников заметил на стене грамоту за победу в социалистическом соревновании среди предприятий общественного питания района. Грамота здорово пожелтела, чернила выцвели, и Сокольников даже приблизительно не сумел установить, в каком десятилетии ее вручали.
На общепитовском столе тут же появились усиленные, двойные порции сосисок с кислой капустой, тарелка хлеба, пара бутылок лимонада и чистая посуда. Лимонад был тоже специального качества - предварительно охлажденный в личном Панфилычевом холодильнике, что также являлось свидетельством особого уважения. Сокольников впервые в жизни смог почувствовать, что подобное внимание приятно.
- Давай-ка с нами, Панфилыч, - предложил Трошин, но тот мелко затряс головой.
- Ни-ни-ни, ребятки, мне никак нельзя, - но однако же дал себя уговорить. - На полпальчика!
Выпил, не дожидаясь общей команды, крякнул, тут же поднялся и убежал, сославшись на неотложные дела в заведении. Ни Трошин, ни Коротков уходу хозяина значения не придали, из чего Сокольников заключил, что это в духе сложившихся тут традиций.
Он быстро начал жевать, стараясь перебить противный водочный запах во рту. Сегодня Сокольников толком не пообедал, и спиртное сразу ударило в голову. На душе сделалось тепло и покойно. Трошин и Коротков, почувствовал он, это замечательные ребята. Он испытывал к ним любовь и благодарность.
- Ну и как вообще? - спросил Трошин. - В моей группе интереснее, чем у Викторова было?
- И сравнивать нечего! - с готовностью отвечал Сокольников. - Тут работа живая - куда интереснее. Мне эти счета и накладные, честно, не нравились. Георгий, а как дела с Зелинским?
- О делах ни слова, - вяло возразил Витя Коротков, налегая на капусту с сосисками. - И на работе наговорились. Надоело.
Но сейчас Сокольникову, наоборот, больше всего хотелось поговорить о работе, об общем большом и очень важном деле, которое они, профессиональные сыщики, вершили вместе, рука об руку.
- Нет, серьезно. Как там Зелинский? А то я ничего не знаю, оторвался.
- Нормально, - усмехнулся Трошин. - Повозиться, правда, пришлось порядком. Непростой он фрукт, Зелинский. Оч-чень не простой. На обыске-то мы у него ничего не нашли.
- Как?
- Очень просто. Когда он начал орать под окнами, жена быстро сориентировалась и монеты вместе с ценностями и деньжатами знаешь куда дела? Попробуй, догадайся!
Догадываться Сокольников сейчас не пытался. Он хотел слушать и говорить.
- Все вещи она сложила младшему сынишке в портфель и отправила его вместо школы к бабке. На очной ставке с Азаркиной Зелинский все отрицал. Но я сыграл очень точно. И Гайдаленок тут помог. Я пообещал их обоих посадить. Поговорил, объяснил: на кого, мол, ребенок останется? На бабулю? Пришлось, разумеется, как следует поработать с ними. Но все нормально. Убедил.
- У бабки тоже обыск проводили? - почему-то заинтересовался Сокольников.
- Зачем? - махнул рукой Трошин. - Старого человека беспокоить ни к чему. Мы по-джентльменски договорились. Съездили вместе с женой Зелинского, зашли, она у мамаши сверток взяла и мне вручила. Оформили протоколом добровольной выдачи. А Зелинского все же арестовали, - закончил он с удовлетворением.
- Да, - Сокольников задумался. - А чего же у Надежды так нельзя было? Я имею в виду добровольную выдачу.
- У кого? У Азаркиной? Ну что ты! Она же основная обвиняемая по делу. Нас бы никто не понял.
- Обвиняемая, - сказал Сокольников, постепенно впадая в мрачное настроение, - какая же она обвиняемая! Веришь ли, Георгий, прямо руки не лежат ко всему этому.
- И напрасно, - строго оказал Трошин. - Во-первых, закон одинаков для всех…
При этих словах Витя Коротков поднял голову от своих сосисок и насмешливо хмыкнул.
- В основном, - не смущаясь, уточнил Трошин. - Во всяком случае, нас бы не поняли, если бы мы поступили иначе. Я тебе уже объяснял. А во-вторых, это лишний пример того, как пустяковое начало имеет солидное продолжение. Ниточки-то потянулись. Разве ты недоволен тем, что Зелинского удалось прижать?
- А что тут такого? - снова подал голос Коротков. - Зелинский в районе теперь всем чужой. Один раз его вытащили, а теперь все.
- Не трепи, чего не знаешь, - обрезал Трошин. - Кто его вытаскивал? Не было на него ничего, вот в чем суть.
- Мы знаем, - упрямо сказал Коротков, - на кого было, на кого не было…
- Знаешь, и ладно, - Трошин попытался увести разговор в сторону. Сокольников видел, что такой разворот для него чем-то неприятен, - дело не в этом. В нашей работе надо быть чуть-чуть политиком. Немного смотреть вперед, уметь оценивать перспективу.
Трошин даже показал, как нужно ее оценивать - будто водосточную трубу руками огладил.
- Я прав, Витя, или нет?
Коротков тщательно прожевал и проглотил сосиску, а потом медленно наклонил голову.
- Вообще-то так не очень правильно, - осторожно возразил Сокольников, опасаясь нарушить теплую атмосферу застолья. - Наша работа - это одно, политика - совсем другое. Нарушил - отвечай. По закону.
- С этим никто не спорит. Однако теория - одно, а практика - совсем другое. - Трошин задумчиво повертел в руке вилку. - Не учитывая этого, работать очень сложно, ты сам скоро поймешь. Но главное все же, что Зелинский сидит.
- И Азаркина тоже сядет, - неизвестно с какой целью добавил Витя Коротков.
- Давай разберемся с Азаркиной, - согласился Трошин. - Разве кто-нибудь принуждал ее продавать монеты? Может, у нее не было иного выхода? С голоду помирала? Во-первых, своего супруга она могла в пять минут возвратить туда, откуда он совсем недавно пришел. Всего только и нужно было - вызвать участкового. Да с его двумя судимостями!.. А если тяжелое материальное положение, почему она не обратилась в профком на своей работе? Неужели бы не помогли? Вот так-то!
Он откинулся на спинку стула и удовлетворенно оглядел собеседников. И Сокольников подумал, что Трошин опять в чем-то прав. Но все равно ему было очень жалко Надежду Азаркину.
По синей пластиковой поверхности стола давно уже ползала назойливая осенняя муха. Сокольников в который уже раз пытался ее прогнать, но она вновь и вновь упрямо садилась почти на одно и то же место.
- Я одного не пойму, - сказал Коротков, - какого черта этот алкаш пришел заявлять на свою жену? Чего он от этого выигрывает? Ведь его самого, дурака, посадить могут.
- Я тоже вначале не понимал, - засмеялся Трошин, - пока не раскусил его психологию. Она проста, как орех. Азаркин тянул с жены деньги сколько мог, а когда она заартачилась: хоть убей, не дам, - у баб это бывает, я знаю, - ему стало обидно.
- От обиды он к нам и поперся? - с недоверием спросил Коротков.
- Точно! Но это не все. Дружки-алкаши ему посоветовали: если жену в тюрьму удастся упрятать, то квартиру можно будет разменять и сорвать приличную доплату.
- Что-то не верится мне, что он такой идиот, - сказал Коротков. - С его-то тюремной квалификацией!
- Во-первых, он алкоголик, - пояснил Трошин. - У него же мозги набекрень. А потом просто надеется: вдруг проскочит! Ведь и в самом деле может проскочить. Кто знает, как все развернется!
- Ну, ладно, - Коротков зевнул и посмотрел на часы. - Мне домой пора.
- Не спеши, - удержал его Трошин, - успеешь. Сейчас вот минералочки у Панфилыча попросим…
Муха наконец убралась со стола. Она перелетела на плечо Трошину и уютно устроилась там.
- В любом случае все, что мы делаем, - это вполне соответствует духу и букве закона, ты со мной согласен, Олег?
Сокольников, конечно, мог бы поспорить, но мысли растекались, как желе на солнце. К тому же очень мешала та самая муха, необъяснимым образом стакнувшаяся с Трошиным и безгласно выступавшая на его стороне. Она ползала и мешала.
В комнатушку зашел Панфилыч, мягко смахнул пустую посуду со стола и поставил еще пару бутылок с минеральной. Коротков налил немного в свой стакан и вдруг засмеялся.
- А как он орал, Зелинский! Жалко ты, Георгий, не слышал.
- Да уж, - сказал Трошин. - Не повезло.
- Ну ладно, мне домой пора, - объявил Коротков без всякого перехода и паузы. - Вы пойдете?
Он был человек серьезный, давно женатый. Трошин, впрочем, тоже был женат, но Сокольников еще ни разу не слышал, чтобы он как-то упомянул о домашних делах. И не от скрытности, а от того, что Трошина эти дела мало интересовали.
Утром зарядил дождь. Неподвижные тучи обложили небо. Дождь был холодный, какой-то вязкий, и сразу стало понятно, что лето кончилось.
Может быть, от этого ужасно тяжело было вставать сегодня. Сокольников даже опоздал на работу, хотя и пытался изо всех сил наверстать в дороге минуты, сверх положенного отданные подушке. К счастью, никто из начальства на пути не попался, даже Трошина в кабинете не было, хотя какой-то кремовый плащ аккуратно висел на плечиках вешалки.
Вялость, сонливость вновь овладели Сокольниковым, едва он перевел дух и опустился на стул. Достав для вида и раскрыв какую-то папку, он бессовестно задремал, да так крепко, что едва услышал шаги Трошина в коридоре.
- А! Ты здесь! Хорошо. - В отличие от Сокольникова, Трошин был свеж и полон сил. - Есть для тебя кое-какие новости. Сейчас придет одна дама. Ты ее допроси. Бланк у тебя есть? На вот, возьми. Кстати, ты ее знаешь. Ратникова, директор рыбного. Азаркина дала показания, что ей тоже продала монеты. Вот по этому факту и допроси. Опознание только что провели. Особо не нажимай, спокойно и сдержанно. Ты меня понимаешь? Хорошо. А я сейчас к Гайдаленку…
Все эти слова Трошин произносил как бы мимоходом, самим тоном давая понять, что задание пустяковое и чем скорее с ним справится Сокольников, тем больше времени у него останется для настоящих важных дел.
Она постучала негромко, деликатно, наверное, едва касаясь, филенки тонкими пальчиками.
- Можно?
Изящно неся аккуратно постриженную головку, простучала по полу каблучками - стук-стук. Села и гладкую, без малейшей морщинки юбку оправила, словно демонстрируя, как это полагается делать. А потом без тени робости посмотрела на Сокольникова, явно гордясь своей зрелой, испытанной красотой.
- Здравствуйте. Мне сказали, в ваш кабинет…
- Все правильно, - подтвердил Сокольников, усиленно хмурясь. - Я должен вас допросить. Вы знакомы с Надеждой Азаркиной?
- С этой женщиной? - Ратникова слегка надула губы. - Нет. Хотя она меня, возможно, видела в магазине.
- А с ее мужем?
Она сделала брезгливую гримаску.
- Как-то приходил проситься на работу. Но я таких типов на порог не пускаю.
- Нам известно, что вы приобрели у Азаркиной четыре золотые монеты.
Ратникова вскинула руку, предварительно изогнув ее в кисти и расслабив пальцы. Получилось очень грациозно.
- Ну что вы! И в голову бы не пришло. С какой стати?
- Напрасно вы так, - мрачно сказал Сокольников. - В деле есть прямые показания. Если мы найдем монеты…
- Ищите, пожалуйста, - любезно разрешила Ольга Аркадьевна Ратникова. - Даже странно как-то.
- Вы только хуже себе делаете, - без особой убежденности сказал Сокольников. - Стоит ли отрицать очевидное?
Он понимал, что говорит не то и не так, догадывался, что Ольга Аркадьевна отчего-то подготовлена к этому разговору гораздо лучше, но перестроиться никак не мог.
- Ну, знаете, - повела плечиком Ратникова, - не вижу тут ничего очевидного. Два алкоголика сговорились меня очернить. Мне как-то неудобно напоминать старую пословицу: муж и жена - одна сатана.
- Азаркина не алкоголик.
- Да? - удивилась Ольга Аркадьевна. - А вы на нее повнимательнее посмотрите. Поверьте, уж в этом я разбираюсь. Повидала, знаете.
- Зачем же им вас оговаривать?