После того как от батальона отделились две роты, он продолжал продвигаться в направлении берега моря. На двадцать первом километре бойцы подверглись сильному воздушному налету. В течение 45 минут два самолета беспрерывно бомбили их и обстреливали из пулеметов. Схема вражеских действий была проста: снижаясь по диагонали к земле, самолеты вели огонь из крупнокалиберных пулеметов и бортовых пулеметов, а за полкилометра до цели пускали ракеты.
- Это было ужасно, - рассказывал о налете Феликс Боррего, бывший служащий ресторана, а ныне младший лейтенант.
- Нам нечем было ответить на их огонь, и нигде мы не видели наших самолетов, - добавил Гонсало Конрадсон, бывший продавец магазина готового платья, а теперь тоже младший лейтенант.
Многие бойцы тяжело переживали свое бессилие, стреляли из винтовок по стальным птицам, извергавшим беспощадный огонь, хотя, конечно, это было бесполезно.
А бойцы двух рот, покинув грузовики, многие из которых после налета вышли из строя, продолжали путь в пешем строю.
3
В 11 часов утра в двух километрах от Плая-Ларга батальон вступил в бой с арьергардом противника, отступавшего в направлении моря. Там, на берегу, враг намеревался закрепиться. Но продвинуться вперед в течение дня батальон так и не смог из-за непрерывных налетов авиации противника.
Особенно жестокой была бомбардировка, которую враг провел около 4 часов дня. Пулеметный обстрел, ракеты, бомбы и напалм, а "на прощание" снова пулеметный обстрел.
- Они долбили нас методично, без устали. Один раз я увидел в самолете блондина: выставив ногу из хвостовой кабины, он курил, держа в руке сигару, а одновременно хладнокровно стрелял в нас, - рассказывал позднее Оскар Вейтия, бывший рабочий-электрик, 29 лет, ныне младший лейтенант.
Налет длился всего двадцать минут, потому что на горизонте показался истребитель военно-воздушных сил Повстанческой армии и это заставило самолеты противника уйти в сторону моря.
Враг был коварен. Когда над боевыми порядками батальона вдруг появились самолеты с кубинскими опознавательными знаками, бойцы выбежали поприветствовать их. А самолеты, сделав два круга, неожиданно открыли по ним шквальный пулеметный огонь. Оказалось, это были самолеты наемников. В результате такого коварства врага многие патриоты погибли или были ранены.
4
Ночь опускалась на землю. С ее приходом опасность налетов бомбардировщиков врага уменьшилась и батальон получил возможность продвинуться вперед, к Плая-Ларга.
Бойцы, покидая импровизированные укрытия, примыкали к колонне, направлявшейся к морю. Рассказывали о том, как погиб Феликс Эден. Во время налета он находился в карауле и до конца исполнил долг - не покинул своего поста, несмотря на опасность. Пуля пробила ему затылок…
Во время дневных налетов агрессоры обстреляли хижины местных жителей, и теперь они горели, освещая окрестности.
Захватчики занимали удобные позиции: у них не было тыла, о котором следовало заботиться, позади - только море. Их позиции, скрытые в траншеях и извилинах местности, окружала широкая полоса белого песка, на котором любая тень была заметна. А наши бойцы продвигались к вражеским позициям в темноте, не зная, когда и где завяжется бой. На руку захватчикам оказался даже отсвет пылающих хижин: цепь наступающих выделялась на фоне багрового неба, представляя собой отличную мишень.
Внезапно застрочили два пулемета наемников. В первые минуты бойцов охватила паника: все стали искать хоть какое-нибудь укрытие от огня. Один боец, который на тренировочных занятиях в школе не любил пачкать одежду, теперь истово ползал по камням в поисках укрытия.
Перекрестный огонь врага продолжался. Многие бойцы получили ранения от пуль, отлетавших рикошетом от камней. Бойцы поспешно зарывались в болотистую почву.
Рокот винтовочных выстрелов, светящиеся пунктирные линии трассирующих снарядов, сухой треск автоматных и пулеметных очередей - таким был мир, окружавший бойцов. Многие решили, что не выйдут отсюда живыми. Наверное, поэтому всем хотелось как можно скорее покончить с противником.
Мартин Стоутон, бывший механик, 23 лет, ныне младший лейтенант, говорил позднее, что в те минуты у него было одно желание - стрелять так, чтобы поразить как можно больше врагов,
На шоссе послышался нарастающий шум.
Лейтенант Грас, подойдя к раненому, которому пулеметной очередью отсекло половину руки, попытался помочь ему.
- Оставь меня, лучше прогоните этих сукиных сынов!
Сквозь усиливающийся грохот слышны были выкрики:
- Бейте их!
- Вперед, товарищи!
- Родина или смерть! Родина или смерть!
- Да здравствует свободная Куба!
Вражеский огонь не ослабевал. Со стороны шоссе доносился мощный рокот - это приближались четыре танка Повстанческой армии.
- Нам почудилось, что наступает конец света, - рассказывал позднее рабочий-печатник Росендо Альварес. - Наемники открыли по нашим танкам артиллерийский огонь. Казалось, стоглавый дракон изрыгает пламень из ста своих глоток…
Появление танков позволило бойцам из школы командиров милиции, воспользовавшись недолгим смятением противника, перегруппировать свои силы и организовать атаку. Т–34 устремились к берегу, прикрывая атаку нескольких подразделений батальона. Однако вскоре снарядом повредило гусеницу у первого танка. Через некоторое время вышел из строя и второй. Теперь, когда Т–34 уже не могли вести бой, им был отдан приказ вернуться на исходный рубеж.
Линия фронта замерла. Бойцы не могли атаковать врага, но появление танков все же позволило им занять более выгодные позиции, не нести потерь от огня противника. Около полуночи батальону были доставлены минометы. Это уравняло силы.
День 18 апреля начался оглушительным грохотом нашей артиллерии. Наемники ответили огнем из орудий, минометов и базук. Минометы, поддерживавшие действия нашего батальона, трудились без отдыха всю ночь, так что раскалились докрасна.
Взрывной волной бойца Боррего отбросило более чем на метр и выбило у него из рук бинокль. Под градом осколков Боррего принялся шарить по земле. Лейтенант Гонсалес потом рассказывал, что видел, как к бойцу пронесся огненный шар, подскочил в воздухе и взорвался всего в нескольких метрах… Это был снаряд базуки…
5
Когда подошли танки, Хосе Антонио Каррасана покинул окоп и присоединился к роте лейтенанта Диаса. Одним прыжком он вскочил на Т–34 и устроился позади башни. Последовало три прямых попадания - и танк замер. Каррасана, который сидел за башней, почувствовал, как какая-то чудовищная сила подняла его на воздух и швырнула о землю. Он лежал, истекая кровью, но сознания не терял. Слышал, как неумолимо удалялся рокот - танки отходили.
Прошли минуты, показавшиеся Каррасане вечностью. Потом раздались шаги и голоса:
- Наконец-то мы их выкурили!
- Что слышно о подкреплении?
- Пока ничего…
Поняв, что окружен наемниками, Каррасана затаился. "Если они попытаются взять меня в плен, я застрелюсь…" - не колеблясь решил он.
Подошла вторая группа наемников.
- Пароль?
- "Черный орел".
- Проходи!
Каррасана уловил звуки ударов: лопаты и кирки вонзались в землю. Очевидно, наемники окапывались возле шоссе.
- Видишь трупы? Пальни-ка по ним для верности.
Раздался оглушительный треск автомата. Каррасана попробовал открыть глаза, но веки плохо повиновались ему. Лишь слегка приподняв их, он едва смог различить трассирующие пули, летящие над головой.
Впереди на шоссе гремела артиллерийская канонада - стреляли орудия Повстанческой армии. По обеим сторонам дороги тарахтели крупнокалиберные пулеметы, слышались винтовочные выстрелы. Шел ожесточенный бой…
Ночь тянулась долго. Хосе Антонио Каррасана, бывший рабочий табачной фабрики, 25 лет, а ныне младший лейтенант милиции, лежал на пустынном шоссе, рядом с развороченным танком, окруженный трупами товарищей. Он тихо умирал, истекая кровью, и, умирая, думал о дочери, которая останется без отца, о той боли, которую испытают родители, узнав о его смерти, думал о том, как они будут гордиться, что их сын умер за справедливое дело. Вспомнил Каррасана и слова из речи Фиделя, произнесенной им за день до вторжения. Она перекликалась с известной строкой из государственного гимна: "Умереть за Родину - значит жить!"
Каррасана родился в сентрале "Констансия", около Энкрусихады, в провинции Лас-Вильяс. Он рано узнал, что такое лишения. Его отец, плотник, потерял работу, когда сыну исполнилось 12 лет, и Хосе Антонио пришлось бросить школу. Каждый день он поднимался с рассветом и отправлялся покупать у крестьян овощи и яйца. Затем он их перепродавал, выручая таким образом в день по песо. На эти деньги мать покупала молоко для младших братьев.
В поисках работы Каррасана переехал в Гавану и нанялся на табачную фабрику. Там и застала его революция. Став руководителем цехового профсоюза фабрики, он организовал отряд народной милиции численностью 147 человек. Свое боевое крещение отряд получил в горах Эскамбрая.
Революция открыла перед Каррасаной и его семьей, как перед многими простыми кубинцами, большие возможности. Его сестра Хуана Мария стала получать стипендию, то есть, по сути дела, получила возможность учиться. Его отцу снова дали работу на сентрале. Собирался пойти учиться и сам Хосе Антонио.
Каррасана стал свидетелем великих перемен. И если бы ради этих перемен пришлось пожертвовать жизнью, он не задумываясь сделал бы это. Умереть ради свободы любимой Родины он не боялся. Сожалел только о том, что слишком мало врагов уничтожил…
Выстрелы прекратились.
Каррасана приоткрыл глаза и увидел, что небо посветлело. Из расположенного неподалеку окопа слышался разговор двух наемников:
- Наши все не подходят.
- Если до утра не прибудут подкрепления, придется нам отступать к Плая-Хирон - оттуда хоть можно вернуться на корабль.
Каррасана понял, что услышанное им может оказаться полезным для войск Фиделя. Вот только как до них добраться? "А добраться надо, - решил он. - Нельзя умереть, не выполнив своего долга…"
Наемники отходили в сторону берега. Когда шаги их затихли, Каррасана медленно перевернулся. Потом еще раз, еще… При каждом перевороте приходилось напрягаться и левую руку обжигала боль, правую же он почти не чувствовал. Наконец он упал на дно расселины и пополз.
- Смотри-ка, один из них убегает! - услышал вдруг Каррасана, и несколько пуль ударились совсем рядом о камни.
Но, очевидно, наемники больше думали о собственной шкуре, чем о преследовании, поэтому вскоре оставили его в покое.
Он попытался ползком преодолеть проволочные заграждения, но сделать этого сразу не смог. Боль сковала все его тело, глаза закрывались. Постепенно продвигаясь вперед, он то поднимался, то снова полз, чувствуя, как тысячи ножей терзают его плоть…
Так преодолел он два километра и вдруг услышал рокот мотора. Он закричал. Его подобрала машина Повстанческой армии.
В госпитале Каррасана оказали первую помощь. Он был весь изрешечен осколками. Позже, в Матансасе, ему сделали две операции, а потом еще одну - в Гаване.
То, что Каррасана случайно услышал от наемников, было передано по назначению и сослужило защитникам Родины хорошую службу.
6
В ту ночь казалось, что бои никогда не кончатся. Грохот взрывов, свист пуль, шум, крики - все слилось в сплошной гул, непрекращающийся ни на минуту… Горизонт то и дело освещали зловещие вспышки. В батальоне все знали, что превосходство на стороне врага, но это ничуть не снижало боевого духа воинов революции.
Ильдефонсо Лопес, бывший начальник производства фабрики сухих кормов ИРНА в Марьянао, теперь младший лейтенант, командовал отделением минометчиков. Кое-кто из курсантов школы командиров милиции не успел закончить военную подготовку, и Лопес, как и другие офицеры, помогал им то у одного, то у другого миномета. Позднее он рассказывал: "Я страшно боялся, что погибну, не рассчитавшись сполна с захватчиками. Это здорово подстегивало меня: хотелось стрелять и стрелять!"
Под прикрытием огня минометов бойцы теснили врага к берегу, подбадривая друг друга призывами:
- Родина или смерть! Вперед!
В 5 часов 40 минут утра батальон был сменен подразделениями Повстанческой армии и после боев, не прекращавшихся целые сутки, получил разрешение отойти в тыл. Но начинался рассвет, и снова возникла опасность налетов. Один из бойцов, Апарисио, весело шутил по этому поводу: мол, если появится самолет, придется бросаться в "бассейн" - так бойцы называли скалы, куда им, подобно пловцам, приходилось "нырять", спасаясь от налетов. Они еще не знали, что ночью вокруг их позиций были размещены шестнадцать зенитных установок Повстанческой армии.
Внезапно появившийся самолет спикировал, обстреливая позиции батальона и подразделений Повстанческой армии, так же спокойно и методично, как и накануне. И вдруг по нему открыли огонь все шестнадцать зенитных установок. Бомбардировщик попытался было набрать высоту, но грянул залп, и он мгновенно превратился в огромный огненный шар.
Бойцы школы командиров милиции побежали поздравить зенитчиков с одержанной победой…
Когда батальон уже был готов к отходу, со стороны берега появились те, кто вчера попал в плен к наемникам. Враг, бросив их, поспешно отступал к Плая-Хирон…
Батальон возвращался, приветствуя бойцов подразделений Повстанческой армии, шедших им на смену, и дружно распевая "Гимн 26 июля". Занималось солнечное утро. Когда стали видны трубы "Аустралии", милисьянос ускорили шаг. На территории сентраля их застала еще одна атака вражеской артиллерии. Но они выдержали ее стойко. Двое суток спустя после выступления по тревоге курсанты вернулись в Матансас.
Педро Луис Падрон
Вот это народ!
"Родина или смерть! Да здравствует революция!" - звучал боевой клич народных вооруженных сил, нанесших сокрушительный удар бандам наемников, обученных и вооруженных на деньги американских империалистов. Ни фактор внезапности, ни выгодные позиции, занятые интервентами, ни огромная огневая мощь, включая и самую современную тяжелую артиллерию, ни превосходство в воздухе не остановили ураганного натиска батальонов национальной милиции и Повстанческой армии.
В штаб 113–го батальона, подразделения которого сражались на участке от Йагуарамас до Плая-Хирон, сведения в ходе боев поступали очень краткие. А вот что рассказывал позднее об этих боях лейтенант Альфонсо:
- Мы сразу поняли, что бои там идут ожесточенные, когда увидели мчавшийся к нам с зажженными фарами автобус. Он затормозил, и нашим взорам предстали зияющие в его крыше пулевые пробоины. Вдалеке мы заметили пикирующий американский бомбардировщик. Мы быстро попрыгали с грузовиков и постарались укрыться. Грузовики, стоявшие в колонне, срочно рассредоточились, чтобы не стать мишенью для бандитского самолета.
- Каковы потери 113–го?
- У нас ранило 16 человек и один погиб, подорвавшись на мине-сюрпризе.
- Как это случилось?
- Наш товарищ увидел пистолет в траве. И хотя капитан Арагонес запретил поднимать что-либо с земли, он ослушался приказа и поднял пистолет, оказавшийся миной-сюрпризом. Так легкомыслие стоило человеку жизни.
Лейтенант Альфонсо развернул на столе карту боевых действий, напечатанную газетой "Революсьон", и продолжил свой рассказ:
- После первого воздушного налета мы получили приказ продолжать движение в направлении Сан-Бласа, где окопались наемники. На пятнадцатом километре шоссе нам пришлось вступить в бой. Развернув орудия, мы сразу начали обстрел позиций противника. Кроме нас здесь вела бой рота 117–го батальона, значительно уступавшая противнику в огневой мощи. Невзирая на шквальный пулеметный огонь, наши бойцы продвигались вперед. Двое из них, Марио Артуро Гавилан и Орландо Рубио, были ранены. Но пусть лучше об этом расскажут бойцы, которые, рискуя жизнью, вынесли их из огня.
Через несколько минут пришли саперы Хулиан Крус Пимьента, Матиас Пеньялвер и Фермин Висенте Фернандес из разведывательного взвода.
Мы стали расспрашивать их о боях. Все трое явно скромничали, когда говорили о своих боевых делах.
Начал Крус Пимьента:
- Гавилану попали в спину две пули. На помощь ему поспешил Рубио, но тоже был ранен. И тогда мы поняли, что, если срочно не прийти им на выручку, они оба погибнут…
- Мы поползли туда, где лежали наши товарищи, - добавил Фернандес. - Никто не думал о себе, думали только о том, как бы поскорее добраться до них…
- Когда мы подползли к ним, - продолжал Пимьента, - то хотели первым взять Рубио, но он наотрез отказался: "Нет-нет, сначала несите Гавилана - он ранен тяжелее…"
- Это нас очень растрогало, - вставил Пеньялвер. - Только от патриота можно услышать такие слова.
- Мы хотели приподнять Гавилана, - произнес Пимьента, - но он попросил: "Осторожнее… У меня две раны в спине". Кто-то из нас попытался взвалить его себе на спину, однако из этого тоже ничего не получилось.
- Не оставалось другого выхода, - сказал Фернандес, - кроме как нести его на руках под огнем. Так мы и сделали…
В разговор снова вступил лейтенант Альфонсо:
- Раны у Гавилана оказались необычные. Пули, вместо того чтобы пройти навылет, прошили его тело по вертикали… А вот еще случай. Один наш товарищ прошел по грудь в воде и грязи по болоту под шквальным ружейно-пулеметным огнем и остался невредим. Впоследствии, когда мы захватили в плен наемников, один из них спросил: "А где ж ваш пижон?" Мы догадались, о ком идет речь, но все-таки уточнили у контрреволюционера, откуда он знает этого парня. "Как же не знать! - ответил тот. - Мы стреляли по нему, а он шел себе и шел. Ему кричали, чтобы укрылся, называли пижоном, но он не отступил". - Лейтенант Альфонсо возвратился к карте, показал нам продвижение 113–го до Плая-Хирон и закончил свой рассказ: - Это было настоящее боевое крещение. Мы узнали, что такое современная война. Несомненно, приобрели опыт. В заключение могу сказать, что все мы возвращаемся в Сьенага-де-Сапата с твердым намерением еще настойчивее овладевать военной наукой, боевой техникой, чтобы в любой обстановке суметь защитить Родину и революцию.