- Это все из-за жары. Смотри, как припекает сегодня, - поддерживает разговор Болита.
- Да, братва, скажу я вам, это не бетонные плиты, а настоящая раскаленная сковорода. И мы, как дураки, скачем по ней, - продолжает Кинкалья.
- Слушай, Кинкалья, а правда, что нам еще учиться здесь тридцать дней?
- Кто его знает, может, и тридцать. Будь все проклято! Мочи моей больше нет. Только и слышишь: давай, давай. Встал - давай, побежал - опять давай, поужинал - разбирай и собирай оружие. И так до отбоя. Нет, будь все проклято!
Мы встаем в очередь.
- Братва, слушай! Я придумал прозвище лейтенанту! - кричит Болита, темный парень небольшого роста.
- Какое? - откликаются в конце очереди.
- Клыкастый - вот какое. А?
Очередь разражается хохотом.
- У него нет одного зуба, - объясняет Болита, - поэтому, когда он командует, к нему лучше не подходить - слюни летят во все стороны, только успевай увернуться…
- Братцы, а он ведь в точку попал. Лейтенант и меня несколько раз окатил! - кричит кто-то из середины очереди.
И снова все хохочут.
- Ну так что, братва, договорились? Клыкастый, а?
- Нет, давайте лучше назовем его Слюнявым, - встревает в разговор Макарио, обнажая свои крупные желтые зубы.
На обед сегодня тушенка и рис с фасолью. Плотно заправившись, мы плетемся к гамакам и, добравшись, падаем в них ничком.
Снаружи нещадно палит солнце. В казармах все окна и двери распахнуты настежь в ожидании сквозняка. Отсюда видна пожухлая, опаленная солнцем трава и земля, иссеченная, будто рубцами, широкими трещинами. Раскаленный ветер вбирает в себя потоки влажного воздуха, и возникает ощущение, что вместо воздуха в легкие вливается какая-то вязкая жидкость.
Рев моторов самолета не дает мне заснуть. Я жду, когда же он наконец совершит посадку. Поворачиваюсь в гамаке на другой бок и пытаюсь разглядеть самолет, но мешает крыша соседнего барака. Видны только белые вытянувшиеся облака, лениво плывущие по ярко-голубому небу. Рев моторов нарастает. Слышно, как самолет заходит на посадку, и я поворачиваюсь на другой бок в надежде поскорее заснуть. Рев смолкает окончательно. Я чувствую, как наливаются тяжестью веки, и погружаюсь в сон.
Снова слышу рев моторов. Они стремительно набирают обороты… И вдруг раздается похожий на удар хлыста сухой щелчок. За ним еще и еще… "Наверное, это выстрелы", - мелькает у меня в голове. Нащупываю свои ботинки под гамаком. Когда я их надеваю, снова раздаются выстрелы.
Другие ребята тоже уже обуваются, поспешно натягивают свои не успевшие просохнуть от пота майки и выбегают из казармы к взлетно-посадочной полосе.
Передо мной пробегает лейтенант. В руке у него автомат. За ним, не отставая ни на шаг, бегут несколько бойцов Повстанческой армии. Мы бросаемся за ними. Но лейтенант, оборачиваясь на ходу, кричит:
- Не сметь, в казарму, в казарму! - и бежит вперед.
Однако никто не хочет упустить возможность своими глазами увидеть, что же произошло. Чтобы сократить расстояние, мы бежим к вышке контроля за полетами не по тропинке, а наискосок, через газон. На бегу успеваю заметить, как вдалеке, на другой стороне аэродрома, несколько человек скрываются в зарослях тростника.
- Лейтенант, они в тростнике! Они прячутся в тростнике! - кричу я.
Но лейтенант меня не слышит. Он продолжает бежать к вышке, карабкается по винтовой лестнице наверх и уже оттуда что-то кричит. Я вижу, как он жестами пытается что-то объяснить, потом машет рукой, подзывая меня к себе. Он кладет автомат на пол, а сам приседает на корточки и бережно взваливает себе на спину часового. Потом поднимается и, держась за перила, начинает осторожно спускаться. Я подбегаю и хочу помочь ему, но он уже ступил на асфальт - весь в поту, ноги подгибаются под тяжестью ноши.
- Быстро за машиной! Найди в штабе джип, бегом!
Однако бежать никуда не надо: к нам на полном ходу мчится газик. Он резко тормозит возле нас.
- Похоже, слишком поздно, - говорит лейтенант. Два солдата выпрыгивают из машины, подхватывают
раненого и осторожно кладут на сиденье. Газик срывается с места.
Лейтенант стоит неподвижно. Он словно окаменел. Затем он снимает фуражку, вытирает пот со лба и произносит:
- Думаю, ему уже ничем не поможешь.
- Как так?
- Да вот так. Куда бежали те люди?
- К полю. А наши за ними.
- Ладно, пойдем обратно, - говорит лейтенант, и мы идем к лагерю.
Я вдруг с удивлением обнаруживаю, что вокруг ни души. Только мы вдвоем. Я уже собираюсь сказать ему об этом, как вдруг замечаю между казармами построившийся батальон, а перед ним - ящики с оружием. Солдатам раздают винтовки. Взводы выстроились в шеренги по отделениям. Поотделенно им раздают оружие и ветошь для его чистки.
Я - ефрейтор первого отделения второго взвода первой роты. Встаю на свое место в строю и спрашиваю товарища:
- Какой был приказ?
- Помочь взять тех, кто прячется в тростнике.
Взвод, построившись, уходит. Его ведет сержант. Отбивая шаг по сухой траве, взвод направляется к тростниковым зарослям. Отсюда поля не видно. Его загораживают казармы, вытянувшиеся линейкой в сторону аэродрома. Крайний барак всего метрах в ста пятидесяти от полосы.
- Ну-ка, ребята, живее счищайте смазку! Шомпол в ствол и - пошел! Веселее, не то ночь застанет! - хлопая в ладоши, торопит нас лейтенант.
Другие командиры тоже поторапливают солдат с чисткой оружия. Сержантам, ефрейторам и старшинам выдают автоматы, артиллеристы получают базуки, остальные - винтовки. Мы знакомы с оружием теоретически, по занятиям по стрелковому вооружению. Посмотрим теперь, на что способен каждый из нас в деле. Мне не терпится поскорее дочистить винтовку. В затворном механизме смазка очень густая - приходится разбирать его и каждую деталь протирать ветошью отдельно. Конечно, лучше было бы смыть ее горячей водой, но сейчас это было бы недопустимой роскошью.
- Взвод, быстрее, быстрее! - подгоняют офицеры солдат.
Быстро вставляю затвор и нажимаю спусковой крючок. Слышу, как щелкает ударник в пустом патроннике. Вставляю магазин, осторожно кладу винтовку и вешаю на себя подсумок с патронами. В подсумке три полных магазина. Трассирующие пули помечены красной полоской.
Строимся.
- Взвод, смирно! Прямо шагом - марш, раз, два, три, четыре! Бегом - марш!
Чтобы сократить расстояние, бежим прямо по траве. На горизонте виднеется небольшой кусочек багряного солнца. Тростник колышется волнами. Порыв ветра пригибает цветистые метелки и даже сами стебли.
На полосе несколько человек в военной форме. Они суетятся возле двух грузовиков. Туда же подъезжают еще несколько машин. Они вытягиваются в колонну. Шоферы остаются на местах. Слышно лишь урчание моторов.
Мимо нас проносится джип. В нем капитан. Машина спешит в сторону штаба батальона. Наконец мы достигаем полосы и останавливаемся возле грузовиков.
- Приготовиться к погрузке!
Первое отделение забирается в кузов. Некоторые мешкают, вскарабкиваясь наверх, потому что им мешают винтовки. А снизу нажимают:
- Вперед, ребята, вперед!
- Куда это мы? - спрашивает какой-то милисьяно, ставя ногу на заднее колесо, чтобы оттолкнуться и перелезть в кузов.
- Лезь, лезь, спрашивать потом будешь.
- Везет же нам, парень, - обращается он ко мне, перемахнув через борт кузова.
- Везет, - отвечаю.
Как только все забираются в кузов, грузовик трогается. Весь наш взвод - двадцать два человека вместе с сержантом - умещается в одной машине, даже остается немного свободного пространства.
- Сержант, можно узнать, куда нас везут? - спрашивает Кинкалья.
- Можно.
Все смотрят на сержанта. Раньше он работал в Санта-Кларе конторщиком в отделении американского кредитного банка "Интернейшнл Харвестер компани". Теперь он сержант и командует нами. Это крепкий, мускулистый парень. Зовут его Бенито Ортега.
- Значит, дело такое: надо окружить и поймать тех, кто прячется в тростнике, - объясняет он.
- И это все?
- Конечно. А тебе что, мало этого?
- Эх, заарканить бы их, ребята!
- А если они уже ушли оттуда? - спрашиваю я сержанта.
- Так быстро все поле они проскочить не могли.
- Но это же было полчаса назад, сержант. И они уже поле проскочили, точно говорю, проскочили, - уверяет кто-то.
- А может, они и не пошли через тростник, а сразу вышли на шоссе, что ведет в Сенфуэгос…
- Нет, там бы их перехватили. На дороге патрулирует джип, - возражает Бенито.
- Ну и что, что патруль? - подает голос Болита.
- Патруль патрулирует, тебе говорят. И обязательно зацапает их, если они решатся выйти. Уловил? - спрашивает Кинкалья.
Подъезжаем к полю с противоположной стороны. Проехав еще несколько метров, грузовики останавливаются.
- Выгружайся, ребята! - командует сержант. Спрыгиваем на землю. В этот момент к нам подъезжает джип.
- Следуйте за первым, сержант, - поступает оттуда приказ.
- А где первый?
- Вон там… - показывает офицер.
- Слушаюсь!
- Дистанция пятнадцать метров, - добавляет офицер.
- Внимание! Слышали приказ? Дистанция пятнадцать метров. Первому отделению расположиться здесь, остальные рядом. Выполняй команду! - приказывает сержант Бенито.
Надвигается темнота, а вместе с ней и холод. Что ж, придется, видно, нам постучать зубами. Еще одна машина движется по окраине поля. Трава здесь скошена под самый корень, и даже лежа на земле можно осматривать местность. Недалеко за нами растут гуайябо. В воздухе разносится аромат спелых фруктов. На двух грузовиках только что подвезли третий и четвертый взводы. Они быстро рассредоточиваются, образуя вместе с нами единую цепь. Кто-то ползком приближается к нам с тыла. Это сержант.
- Винтовки не заряжать, - шепчет он. - Не курить, не разговаривать. Будьте начеку, они могут показаться в любую секунду. - И он ползет дальше по цепи.
Устав опираться на локти, я опускаюсь на живот, чтобы немного передохнуть. Начинает болеть грудь и затылок, оттого что все время приходится вытягивать шею. Ноги сводит судорогой. Поворачиваюсь на бок, чтобы дать отдых затекшим мускулам. В это время возвращается сержант.
- Сержант, а что мы будем делать, когда настанет ночь?
- Ждать.
- А смены не будет?
- Нет.
- А если кто-то вдруг заснет?
- Я его пристрелю.
- Что же, так сразу и расстрел?
- Да, так сразу, - говорит сержант, поправляя фуражку. - Если кто-то из нас заснет, они смогут улизнуть. Подойдут без шума и попытаются проскочить.
- А может, они знают, что мы здесь?
- Может, и знают.
- И потому-то они до сих пор не показываются, а?
- Может, и так.
- Нет, так оно и есть, ведь мы залегли здесь давно. По времени они должны были уже пересечь поле.
- С ними две женщины, и быстро идти они не смогут.
- А сколько их, сержант?
- Пассажиры самолета сказали, человек пять-шесть.
- Да-а–а…
Постепенно все вокруг теряет конкретные очертания, расплывается. Замирают стебли сахарного тростника и высокой травы, растущей вдоль узкой тропинки. Просыпаются сверчки, оглашая округу своим стрекотанием. И вот уже начинается лягушачий концерт.
Совсем стемнело. Появились первые звезды. Вижу, как одна из них скользит вниз по небосклону и исчезает за колышущейся чертой горизонта, образуемой тростником и полоской неба. Вдруг из зарослей доносится настораживающий шорох - скорее всего, треск придавливаемой соломы. Я ложусь на живот и подтягиваю к себе винтовку. Приклад упирается мне в плечо. Моя левая рука вытянута и удерживает винтовку за ложе, правая - на затворе. Я сдерживаю дыхание и пытаюсь что-нибудь разглядеть в кромешной темноте, но уже в двух шагах ничего не видно. Вот шорох прекратился. Я перевожу дыхание, правой рукой нащупываю подсумок. Порыв ветра проносится над зарослями и приводит их в движение, отчего они издают звук, похожий на шум дождя.
И снова слышится шорох соломы. В зарослях тростника что-то шевелится. Я готов выстрелить, но сдерживаюсь: щелчок затвора может меня выдать. Сильно бьется сердце. Каждой клеточкой тела я чувствую твердую, шероховатую поверхность земли.
А шорох соломы слышится все ближе. Вот он внезапно прекращается. Впереди перешептываются. Звуки стелются по земле. Я приподнимаюсь, но ничего не вижу. Прекратился и шепот.
Сухой щелчок заряжаемой винтовки заставляет меня повернуть голову направо. И в тот же миг прямо передо мной возникает какой-то шум, возня.
- Стой! - слышится справа. - Стой!
Огромные тени надвигаются на меня. Я заряжаю винтовку и кричу:
- Стой, кому говорят, стой!
Я стреляю один раз, другой. Трассирующая пуля прочерчивает отсвечивающую желтым прямую линию. Различаю несколько похожих на кули силуэтов, мелькающих впереди. Справа от меня тоже стреляет милисьяно. Кто-то вскрикивает и падает. Теперь огонь открывают все милисьянос. А в отсвете трассирующих пуль четко различимы согнувшиеся фигуры бегущих. Внезапно на них падают два ярких луча, и они замирают как вкопанные. Опять раздается крик и просьба прекратить огонь.
- Не стреляйте, не стреляйте!
Никто уже не стреляет. Мы смотрим, как к нам подъезжает джип с включенными фарами. Две женщины прикрывают глаза руками, а двое мужчин стоят в угрожающей позе с пистолетами, нацеленными на фары джипа.
- Бросай оружие! Слышишь, бросай оружие! Вы окружены, сдавайтесь!
Мужчины бросают пистолеты.
- У нас одного ранили, а может, и убили. Он там, - говорит один и указывает рукой направление.
Женщина делает несколько шагов, наклоняется, потом вдруг выпрямляется и кричит:
- А-а–а! Убили Фела!
- Пропади он пропадом! - кричит другая. - Туда ему и дорога!
- Фела-а–а!
- Да пропади он пропадом! Видишь ли, самолет захотел угнать. Кто нас подбил на это? Кто нам все уши прожужжал? И ведь все-таки уговорил! Ах, лучше прибыть на самолете, чем с пустыми руками. Вот и смотри на него, радуйся! Доигрался… Теперь из-за него всю жизнь не отмоешься!
- Фела-а–а!!!
- Туда ему и дорога!
- Ирене, брось ты этого негодяя, не убивайся, - говорит один из мужчин и берет плачущую женщину за руку.
- Прикидывалась смелой, а на деле оказалась слюнтяйкой.
- Брось, не слюнтяйка она, это все нервы, - говорит второй мужчина. - Она поплачет и придет в себя…
На лице Ирене появляется улыбка. Она принимается хохотать и хохочет все время, пока мужчина ведет ее к одному из джипов.
- Раймундо, слушай… - говорит другой.
- Да идите вы все! - кричит первый. - Ну что, угнали самолет? А? Получили? Вот чем закончилась ваша идиотская оперетта - твоя и Диего!
- Отстань от него, Саул, отстань, - сквозь истерический смех произносит Ирене.
Кинкалья, Болита и Макарио с винтовками наперевес идут впереди по направлению к огням. Кинкалья отходит на несколько шагов влево, туда, где лежит убитый. Нагибается над ним, прикладывает ухо к груди:
- Мертв.
Болита и Макарио идут к преступникам. Макарио подбирает пистолеты.
- Забрать труп, лейтенант? - спрашивает Кинкалья.
- Сейчас мы к тебе подъедем, - отвечают из джипа.
Из джипа выходят двое военных. Они приостанавливаются перед парой, которую конвоируют Макарио и Болита. Женщина продолжает нервно смеяться. Это худая блондинка с распущенными волосами. На мужчине белая рубашка и темные брюки. Вид у него испуганный.
Назад мы возвращаемся часов в шесть утра. Пешком добираемся до аэродрома. Главных его строений отсюда не видно. Заметна лишь вышка, на которой в полумраке шагает взад-вперед часовой. Когда мы поворачиваем к казарме, четко слышатся его шаги по деревянному настилу.
Начало пути
Наш путь начался 7 декабря 1960 года, когда, вооруженные пулеметами и винтовками, мы въехали в небольшое селение Техар, расположенное по правую сторону дороги, что ведет к Топес-де-Кальянтес. Весь наш батальон разместился в двенадцати грузовиках, так что на каждую машину приходилось более чем по отделению. Мы ехали стиснутые со всех сторон, как сельди в бочке, дыша спертым воздухом и думая лишь о том, как бы вытянуть затекшие ноги и вдохнуть полной грудью свежий воздух.
Вскоре первый грузовик остановился в Техаре, и по машинам пронеслось: "Приехали!" Мы вылезли из грузовика и дальше пошли пешком.
Спускался вечер. На западе алел закат, окрашивая края облаков в пурпурный цвет. Казалось, весь горизонт охвачен пожаром.
Техар, видимо, был давно заброшен. Печи затянуло толстой паутиной. Около навеса, открытого всем ветрам и непогодам, где хранились штабеля старых деревянных брусьев и где сейчас все было покрыто толстым слоем пыли, возвышался холмик из красной гончарной глины, затвердевший от длительного воздействия воды и солнца.
Скинув рюкзаки, все разместились под навесом, чтобы немного отдохнуть и перекурить. Не успели сделать нескольких затяжек, как из небольшого деревянного домика, находившегося неподалеку, вышел офицер Повстанческой армии и приказал всем построиться. Вскоре появился еще один офицер и встал перед строем. Дул порывистый холодный ветер, поднимая в воздух облака красной пыли и обрушивая их на нас. Офицер начал говорить, но из-за сильного ветра нельзя было уловить ни слова. Мы с товарищами подались вперед, стараясь хоть что-нибудь разобрать.
- Сзади слышно? - спросил офицер, заметив это.
Я отрицательно покачал головой. Он повысил голос до предела, и тогда мы его услышали.
- Вас прислали сюда потому, что в этих горах укрываются банды наемных убийц, совершающих налеты на крестьян, убивающих женщин и детей. Они хотят сломить наш народ. Выйди из строя, - обратился он к парню из третьей роты. - Видите? Он настолько худ, что похож на скелет, обтянутый кожей. И все это оттого, что ему высосал кровь империализм.
Мы засмеялись: парень и в самом деле был похож на скелет.
Затем офицер поставил перед строем еще одного бойца:
- А этот? Как вы думаете, сколько ему лет? На вид больше тридцати, а на самом деле только восемнадцать! У него тоже высосал кровь империализм. Они хотят высосать кровь у каждого из нас…
Он говорил и говорил, и никто уже не смеялся. Мы слушали напряженно, затаив дыхание и только крепче стискивали зубы и плотнее прижимали к себе винтовки, забыв о голоде и жажде.
Закончив речь, он поставил в отдалении несколько пустых консервных банок и, прислонившись к стволу дерева, начал стрелять по ним из легкой автоматической винтовки. Банки взлетали в воздух при каждом выстреле. Затем он перекинул винтовку через плечо и, перед тем как сесть в джип, попрощался с нами. Когда джип отъехал, я подошел к лейтенанту нашей роты и спросил его, кто же был тот офицер, и он ответил:
- Команданте Линарес.