* * *
Зимний январский Каир пестрел такими же яркими красками, как в любое другое время года. И даже больше: в желанной прохладе буйным цветом расцвели кустарники, а листья на вечнозеленых деревьях засверкали всеми оттенками изумруда. Величественные пальмы, стряхнув с себя осенний зной, радостно шелестели в высоте перистыми кронами в лучах нежаркого ласкового солнца. Впрочем, всю эту красоту можно было увидеть лишь в скверах, за палисадниками богатых вилл да на набережных Нила. Большую часть огромного города украшала лишь рекламные щиты и развешанное на балкончиках верхних этажей цветастое белье.
По шумным улицам в разных направлениях сновали толпы одетых по-зимнему прохожих. Плюс двенадцать градусов для Северной Африки это - не шутка! Пальто, плащи, куртки или скромные пиджачки поверх крестьянских галабий и накрученные на головы платки в виде тюрбанов - каждый спасался от холода в меру своего достатка.
На все голоса сигналили автомобили, дизельными выхлопами пыхтели автобусы, увешанные гроздьями, невесть как державшихся на подножках, пассажиров; c высоких ажурных минаретов кричали муэдзины, призывая правоверных на молитву; а в небе под редкими облаками лениво парили коршуны… Слава Богу, не "Фантомы", подумал Полещук, с любопытством глазея по сторонам по пути в советское торгпредство.
- Мистер! - остановил его высокий египтянин в давно не стиранной галабийе. - Посмотри! - Он хитровато улыбнулся, показал Полещуку большой перстень желтого металла с прозрачным камнем, подошел к витрине магазина и чиркнул камнем по стеклу, на нем появилась черточка. - Алмаз! - сказал египтянин и с опаской оглянулся по сторонам. - Всего 70 фунтов! Бери!
После оживленной торговли сошлись на двух фунтах. Полещук сунул в карман перстень с "алмазом" и направился дальше, отбиваясь от уличного торговца, пытавшегося всучить еще какую-то "драгоценность".
- Надо же, вычислил во мне иностранца, - подумал Полещук. - По каким таким признакам? А перстенек интересный, тяжелый… Фальшивка, конечно, но камень действительно стекло царапает… Парням покажу - посмеемся: бриллиант за два фунта!
* * *
- Александр Николаевич, давайте говорить откровенно, - сказал Озеров. - Нам крайне нужен контакт с вашим Сафватом.
- А зачем? - спросил Полещук, осознавая идиотизм своего вопроса.
- Саша, там, в кругах военного руководства, и не только военного, идет непонятная возня, и мы должны знать о происходящем.
- Я могу узнать, кто это вы?
- Военная разведка, Саша!
- Значит, ваше торгпредство…
- Торгпредство никакого отношения к разведке не имеет, - сказал Озеров, поправил на носу свои модные очки и замолчал, видимо, не зная, что еще говорить.
- Крыша что ли?
- Считай, как хочешь…
- Курить-то можно, Валерий Геннадьевич?
- Кури, кури! - Озеров пододвинул пепельницу.
Полещук щелкнул зажигалкой, сделал пару глубоких затяжек и задумался. Ох, как ему не хотелось подписываться на это дело! - Понятно, зачем им нужен Сафват: у него замминистра военного - земеля и приятель…
- Значит, не Комитет? - спросил он, стараясь выпускать дым в сторону от некурящего Озерова.
- Нет, Саша, "двойка" [2-е Главное управление Генштаба (ГРУ) - прим. авт. ] , - ответил Озеров. - Кстати, может, по рюмочке? Коньяк, виски…?
- Коньяк, - не задумываясь, сказал Полещук и добавил:
- Может, это нагло с моей стороны, но я бы не отказался от чашечки кофе…
- Какие проблемы, Саша! - Озеров достал из сейфа бутылку армянского коньяка, две рюмки, мельком бросил взгляд на свой стол, на котором не было ни единой бумажки, закрыл сейф и вышел из кабинета.
Полещук закурил и стал разглядывать кабинет. Собственно, разглядывать там было нечего: совершенно безликое помещение, украшенное броским фирменным календарем торгпредства. Больше ничего не было, даже портрета генсека Брежнева. "Сейчас точно будет меня вербовать, - подумал Полещук. - Коньяк, кофе… Сафват…" Ему стало немного не по себе, появилось желание хлебнуть коньяка. Прямо из горла, пока нет Озерова.
- Ну, не заскучал? - спросил Озеров, входя в кабинет с двумя стаканчиками кофе. - Сейчас чуток расслабимся. Ты - с канала, тебе нужно. Как там, кстати, обстановка?
- А то вы не знаете Валерий Геннадьевич, бомбят… ПВО в основном, но достается всем…
Озеров разлил по рюмкам коньяк.
- Да, тяжко вам приходится, - сказал он с серьезным выражением на лице. - Давай выпьем!
Оба выпили и пригубили стаканчики с кофе. Полещук вытащил из пачки очередную сигарету. Озеров наполнил рюмки.
- Еще по одной, - сказал он. - За удачу и все хорошее!
Выпили.
- Ну, что, - не выдержал Полещук, - давайте к делу! Только это вряд ли получится…
- Не забывай, Саша, что ты советский офицер! - сверкнул линзами очков Озеров. - Это - во-первых. А во-вторых, мы не вербуем своих - речь идет о привлечении тебя к работе военной разведки. Пойми правильно: нам нужны такие люди, как ты, эрудированные, отлично владеющие языком, знающие местные реалии, напрямую общающиеся с египетскими офицерами…
- Глаза и уши?
- Да, глаза и уши. А для начала - контакт с Сафватом…
"Коготок завяз - всей птичке пропасть", - подумал Полещук и сказал:
- С Сафватом я постараюсь аккуратно поговорить. Пусть он сам решает, контачить с вами или нет. Насчет остального подумаю. Но, Валерий Геннадьевич, я обычный канальский переводчик… Какой с меня толк, какая информация?
- Переведем, Саша, будешь в генштабе работать. В Каире. Давай еще коньячку!
- Ладно, подумаю. Наливайте!
- Давай-ка, Александр, смоделируем твою предстоящую беседу с Сафватом, - произнес Озеров, наполняя рюмки янтарным напитком. - Очень важно не спугнуть товарища, подготовить его к контакту с нами. От этого, точнее, от твоего правильного общения с ним, зависит успех серьезнейшего мероприятия…
И Озеров, как когда-то в институте, долго инструктировал Полещука, что и как говорить египетскому офицеру, какие вопросы могут последовать, анализировал варианты ответов на них…
- О нашем разговоре, естественно, никому ни слова, - сказал он напоследок.
- Понимаю, "двойка"! Какие, к черту разговоры на стороне!
- Хорошо, что понимаешь. Ну, поехали! - поднял рюмку Озеров. - За будущее сотрудничество!
Возвращаясь в Насер-сити, Полещук прокручивал в голове разговор с Озеровым и мучительно искал выход из сложной ситуации, в которой невольно оказался. Он представил себе удивленное лицо комбата, когда тот услышит о связях Полещука с некой советской спецслужбой и предложение встретиться с ее представителем. И ему стало тоскливо. Полещук решил позвонить Сафвату, которого действительно давно не видел, но никаких разговоров на тему, предложенную Озеровым, не вести. На кой хрен мне это нужно? - спросил он сам себя. А тем более Сафвату! Стучать на своих!..
…В начале февраля лейтенанта Полещука приказом главного военного советника перевели из пехоты в войска ПВО, в 8-ю дивизию. В радиотехнические роты, дислоцированные в зоне Суэцкого канала, от Порт-Саида до Сохны и южнее, тем же приказом были направлены многие квалифицированные переводчики-арабисты. Никто из них не знал, что случилось, но еще в Каире, в офисе генерала Катушкина, все они почувствовали, что грядут некие серьезные события…
Часть вторая. Горькое озеро
Глава первая
Группа израильских самолетов вчера подвергла атаке египетские позиции в районах Порт-Тауфика и Кибрита (южный сектор Суэцкого канала).
Представитель вооруженных сил ОАР заявил, что во время воздушного боя к северо-западу от Порт-Саида египетские самолеты сбили израильский истребитель-бомбардировщик "Фантом".
(Каир, 9 февраля, ТАСС)
- Ну, и кто твой ротный? - спросил Лякин, ухмыляясь в свои прокуренные пшеничные усы. - Ого! Целый капитан! Агеев, говоришь? Да, старик, опускаешься ты все ниже и ниже…
- Значит, так надо, Серега, - ответил Полещук. - Мы же собой не распоряжаемся. Какая разница - кто и где, капитан или полковник, все равно канал!
Полещук замолчал, глядя на Лякина, разливающего по стаканам разбавленный спирт.
- Давай, Саня! За твое назначение! Надо же - ротный переводчик!
Полещук молча выпил спирт, ткнул вилкой в банку с консервированным тунцом, вытащил кусок, отправил его в рот и сказал:
- Не глумись, Лякин! Ну, тебя на хрен!
- А где рота-то? Сколько до супостата?
- Фаид. Большое Горькое озеро… До евреев всего пять километров по воде…
- Да, - с чувством произнес Лякин. - Не повезло… - Он осушил стакан, поморщился и, не закусывая, стал дымить "Клеопатрой". - Для самолета пять километров - это секунды, а радар - та еще цель… Не повезло… Когда едешь-то?
- Не знаю, Сереж. Жду этого Агеева. Завтра должен прилететь. Значит, дня через три поедем на позицию.
Лякин задумался, потом положил в пепельницу дымящуюся сигарету и взял бутылку с разбавленным спиртом.
- Давай, Щука, еще махнем спиртяги. Дела, похоже, очень хреновые, евреи раздолбили буквально всю ПВО… Мой генерал намекает, что скоро грядут изменения, но не говорит, какие. Только палец ко рту прикладывает, мол, секрет и тайна великая…
- Какая там тайна, Серега! - сказал Полещук, подставляя стакан. - Наладят, наверное, очередной воздушный мост, перебросят из Союза оружие, технику… А евреи "Фантомами" и "Скайхоками" быстро разнесут ее в клочья. И кранты всей этой великой тайне!
- Ладно, Саня, не будем загадывать, - сказал Лякин. - Лучше выпьем. И по бабам! Кстати, как твоя греческая красотка поживает?
- Интересное предложение, - сказал Полещук и потянулся за сигаретами. - Что, деньги на ночной клуб завелись?
- Вовсе не обязательно на найт-клуб тратиться, - буркнул Лякин. - Можно чего-нибудь попроще отыскать. Тачку возьмем, и оста [таксист - егип. ] привезет, куда надо. Там и снимем шармуту… Или двух, если денег хватит… Ты мне не ответил - где твоя гречанка, Тэта, кажется?
- Откуда я знаю, где эта Тэта? Наверное, в Афинах, лопает грецкие орехи…
Полещук вспомнил Тэту и подумал, что, если он поедет сейчас с Лякиным снимать дешевую проститутку, это будет измена. Гнусная измена ценою в несколько фунтов. Не говоря уже о возможном триппере, или еще чего-нибудь похлеще… Но Тэты сегодня в Каире не было. И потом… Это ее предложение нелегально лететь в Грецию… Очень похоже на работу спецслужб… Едва познакомились и - в постель…
- Серега, мы еще не все выпили? - спросил Полещук, пялясь на пустую бутылку.
- Ну, Щука, ты даешь! Вообще что ли ничего не помнишь? В холодильнике пузырь стоит. Вместе же разбавляли… - И Лякин, дымя сигаретой, направился к холодильнику.
- Слышь, Саня, - сказал он из кухни, громко хлопая дверцей допотопного британского агрегата, - ты, это…
- Чего, Сереж?
- Ну, поосторожней там… В своем Фаиде… У нас хабира одного осколком насмерть…
Лякин появился в проеме двери с бутылкой из-под египетского бренди "Опора".
- Гуляем, Саня! - сказал он и, выдернув пробку, стал разливать спирт по стаканам. - Давай, Щука, за удачу! За то, чтобы выжить в этом дерьмовой войне!
…Минут через сорок, слегка пошатываясь, приятели спустились вниз, поймали такси, и оста повез их на известную улицу египетской столицы, где можно было легко найти женщин легкого поведения, тех самых шармут. Паршивый аптечный спирт возымел свое действие - парней уже ничто не могло остановить: ни, якобы, отслеживающие их особисты, ни "Правила поведения советских граждан за рубежом", ни элементарная осторожность…
Завтра-послезавтра их ждал канал, и они понимали, что оттуда можно не вернуться живыми… Полещук опять вспомнил Тэту, вспомнил, как прекрасно ему было с красивой гречанкой, как она плакала, прощаясь с ним. Он тронул золотой крестик под рубашкой и сказал Лякину:
- Серега, я никуда не хочу. Честно.
- Стэна, я оста! - приказал он таксисту.
Тот затормозил машину и непонимающе повернулся к пассажирам. Полещук выбрался из такси, за ним - Лякин. Полещук похлопал по карманам, вытащил пачку "Клеопатры", закурил.
- Сереж, ей-Богу, не нужны мне эти шармуты! Спать хочу!
- Ты чего, Щука, совсем одурел от спирта? - возмутился Лякин. - Тебя через пару-тройку дней, упаси Аллах, могут шлепнуть на канале, а ты… Не понимаю! Короче, Щука, поехали! Чтоб не обидно потом было!
Он в несколько затяжек прикончил сигарету и направился к машине.
- Давай, Саня, не хрен думать! Один раз живем на этом свете!
Полещук докурил сигарету и, подумав, что последний аргумент Лякина вполне справедлив, махнул рукой и забрался в салон такси.
- Ялла бина! - крикнул Лякин, и машина помчалась по ночному Каиру.
…Девица, довольно симпатичная, лет двадцати навскидку, в просторном, европейского вида ситцевом платьице, кофте и с грязненькой, что было заметно даже в полумраке, какой-то хламидой на голове, оказалась сговорчивой. Она хитровато улыбнулась, уточнила цену и, узнав, что у клиентов нет места, стала решительно руководить таксистом, направляя его в какие-то закоулки. Не в меру выпившие переводчики не возражали, предвкушая момент, когда они, наконец-то, овладеют этой египетской шлюшкой.
- Гандоны-то есть? - спросил Полещук, глядя на сидевшую впереди проститутку.
- Обижаешь, Саня! - похлопал по своему карману Лякин. - Все продумано, резины хватит на целое отделение. - Он засмеялся и положил руку на плечо Полещука.
Машина остановилась в темном переулке возле какого-то здания. Расплатились с таксистом. Полещук осмотрелся: кругом темень, перед входом горит тусклый фонарь. Тишина. Девушка сказала, что нужны деньги вперед, за комнату и прочее. Полещук и Лякин достали бумажники и выдали ей пять фунтов. Девица взяла деньги и со словами "швеиит майя" [чуток жидкости - егип. ] , приподняв подол, присела в углу. Зажурчала струя. Парни возбудились.
- Так, Саня, - сказал Лякин, лихорадочно закуривая, - мы ее заставим сплясать канкан на столе. Не умеет - научим!
- Она же - грязная, и глаз подбит и ноги разные… - напевно, словами из песни Высоцкого, ответил Полещук, - она ж одета, как уборщица…
- Плевать на это, очень хочется! - добавил Лякин. - Неважно, Щука! - Ох, и попляшет она у нас!
Девушка одернула платье, подошла к парням и сказала:
- Ляхза вахида [один момент - араб. ] , подождите, сейчас договорюсь с хозяином…
И, призывно махнув подолом, она исчезла в темном подъезде.
Полещук и Лякин еще полчаса, дымя "Клеопатрой", ждали, когда вернется египтянка. В темный подъезд зайти так и не решились. Даже в пьяном угаре до них дошло, что кроме удара по голове, в лучшем случае, их там ничего не ждет… Ушлая египетская девчонка примитивно обвела их вокруг пальца. Утраченных пяти фунтов было немного жаль, но оба они, посмеявшись над своей пьяной глупостью, посчитали оставшиеся деньги, поймали такси и поехали "залить несчастье" хотя бы местным пивом. Полещука же преследовало приятное ощущение, что изменить Тэте так и не получилось. Будь она хоть трижды разведчицей НАТО…
* * *
После ранения и госпиталя Сафват изменился. Это был уже не тот Сафват, который еще недавно заразительно смеялся, пересыпая свою речь шутками и прибаутками, курил сигареты с гашишем и пил виски. Его угнетала потеря батальона, который из-за предательства даже не смог приблизиться к линии Бар-Лева. Глядя в потолок госпитальной палаты, комбат подолгу размышлял о том, кто мог передать евреям информацию о совершенно секретной операции по форсированию канала. Ведь даже он до последнего момента не знал, когда ему сообщат время "Ч", то самое время, когда, по образному выражению русских преподавателей на курсах "Выстрел", "яйца первого солдата зависнут над траншеей обороняющегося противника"…
Матерно ругнувшись по-русски, перебрав всевозможные варианты, включая своего земляка генерала Хамди, Сафват пришел к выводу, что утечка все-таки пошла оттуда, из Генштаба. "Конечно, Хамди здесь ни при чем, - размышлял Сафват, - он, по определению, не способен на предательство… Тогда, кто? Не писарь же, в конце концов, рисующий значки на карте! Нет, это не сержант из оперативного управления ГШ, а фигура гораздо более серьезная, с возможностями оперативной передачи секретных сведений врагу…"
Лишь в одном предположение Сафвата было верным: утечка секретной информации действительно пошла из Генштаба. Но он не знал, да и не мог знать, что в оперативное управление ГШ, на "кухню войны", как бы случайно забрел зять президента, Мирван Хасан. Причем, в тот самый момент, когда там обсуждалась предстоящая операция и принималось решение по ее реализации. Появление молодого вальяжного франта, родственника президента Насера, никого из офицеров и генералов не удивило. Все они прекрасно понимали, что от нечего делать, где он только не шляется. А показать Мирвану на дверь, любому из них означало лишение погон с золотыми орлами и скрещенными саблями, а то и еще чего-нибудь похлеще, например, престижной недвижимости, или вообще жизни.
…Генерал Хамди, навестивший Сафвата в госпитале "Маади", вспомнил этот эпизод, но промолчал, и на вопросы земляка отвечал односложно, мол, понятия не имею, откуда утечка и кто предатель. Хотя подозрение у генерала появилось. Мысленно перебрав всех людей, посвященных в секреты Генштаба, он остановился на одном человеке. Им мог быть только Мирван Хасан.
- Не сомневайся, дорогой, контрразведка разберется, - сказал генерал Хамди и вздохнул. - Найдем предателя и расстреляем…
- Расстреляем… А кто мне вернет батальон, триста бойцов? - с грустью в голосе спросил Сафват. - Кто?!
Полещук долго не решался завести с Сафватом разговор на тему, обозначенную Озеровым. Как-то непривычно было видеть обычно жизнерадостного комбата в таком состоянии.
- Как твоя рука? - спросил Полещук. - Еще болит?
Сафват глянул на свою забинтованную конечность и вдруг засмеялся:
- Болит, еще как болит! Хорошо, что левая, а то и стакан поднять было бы трудно. Контузия, говорят, еще была. И крови много потерял… Про Муну я вообще молчу. Искяндер, ты когда-нибудь видел жену, египетскую женщину, которая подносит виски и скручивает сигарету с гашишем? Молчишь? И я не видел…
- Сафват, ты, надеюсь, понимаешь, что тебя вместе с твоим батальоном сдали не мифические силы из космоса, а люди из Генштаба?
- Не надо об этом, - скривился подполковник. - Душа ноет…
- Душа, душа… - Полещук посмотрел на дверь. - Слушай, азизи, а если я закурю?
- Можешь даже выпить, - сказал Сафват. - У богатых даже в госпитале свои причуды. Открой тумбочку, там все имеется. Муна принесла.
В прикроватной тумбочке действительно было все: и выпить, и закусить. Полещук вытащил на свет плоскую флягу виски, большую плитку шоколада из "Гроппи" и пару апельсинов.
- Сафват, а тебе можно? - спросил Полещук, откручивая пробку фляги. - Слушай, а во что наливать?
- Ты же русский, азизи, - сказал Сафват, приподнявшись на кровати. - Глотай прямо из горла! И мне дай чуть-чуть. Хотя запретили напрочь…
После пары глотков виски Сафват откинулся на подушку, а Полещук, внимательно глядя на него, закурил.
- Знаешь, Сафват, это предательство, - замялся Полещук, - не оставляет меня в покое. - Есть нормальный вариант, подполковник.