Намёк был прозрачен. Дюко полез в карман, бормоча:
- Несомненно, в этом Его Величеству помогают мудрые советы Вашего Высокопреосвященства.
Краденое золото Дюко ещё в Бордо обменял на бриллианты, рубины, сапфиры и жемчуг. Камни достались ему дёшево. Война подорвала торговлю, и ювелиры были рады избавиться от лежащего мёртвым грузом товара по бросовым ценам. Высыпав на ладонь несколько драгоценных камней, майор почтительно начал:
- Э-э, Ваше Высокопреосвященство…
- Смелее, сын мой.
- Видите ли, я от всего сердца желал бы обосноваться в вашем прекрасном королевстве. Не будучи его подданным, я, тем не менее, считаю своим долгом внести скромную лепту в его благосостояние и прошу в том содействия Вашего Высокопреосвященства.
Камни, вложенные в будто невзначай раскрытую на подлокотнике руку, исчезли в складках алого облачения.
- Моя святая обязанность, дорогой граф, как слуги нашей матери-Церкви, помогать снедаемым хворями детям ея. Вы всегда найдёте в моём лице не только пастыря, но ещё и верного друга.
Верного и очень дорого обходящегося друга, кисло подумал Дюко.
- Вам нужен дом, - продолжал кардинал, - вдали от мирской суеты и докучливых визитёров?
- Да, Ваше Высокопреосвященство.
- У меня есть на примете подходящее местечко. Усадьба, принадлежащая моему роду несколько веков. Живописный уголок. То, что вы ищете. - кардинал сладко улыбнулся.
Ох, и выжига, хмыкнул про себя Дюко. Мало ему взятки, хочет выжать досуха, сдав по грабительской цене руины, которые, наверно, ещё и приводить в божеский вид придётся за собственный счёт! Однако, учитывая, что именно кардинал, а не король, на деле правит Неаполем… Дюко отвесил толстяку низкий поклон:
- Доброта Вашего Высокопреосвященства может сравниться лишь с мудростью.
- Усадьба просторна. - хитро прищурился кардинал, - В ней хватит места и самому больному и его сиделкам, которых, помнится мне, семеро. Все с усами и вооружены до зубов.
Майор развёл руки в демонстративном раскаянии:
- Такие времена, Ваше Высокопреосвященство. Дороги небезопасны. Не будет ли дерзостью с моей стороны предложить плату за постой вперёд?
- Что вы, что вы, граф! - запротестовал толстяк, но горсть золотых франков исчезла так же быстро, как до того драгоценности.
Пусть не граф, пусть не Понятовский, французик щедро платил, и только это имело значение. У кардинала очень уж велики были расходы на поддержание привычного образа жизни.
Следующим утром мрачный падре с огромным горбатым носом проводил "графа" и его людей на север, к построенной на голой скале у моря Вилле Лупиджи.
Усадьба находилась в крайне плачевном состоянии. Впрочем, "графа" это мало трогало. Он не собирался здесь жить, он собирался переждать здесь, пока во Франции утихнут страсти вокруг пропавшего золота императора. Зато с вершины утёса, на котором стояла Вилла Лупиджи, далеко просматривались окрестности, и Дюко прочувствованно выразил восхищение дивной панорамой носачу в сутане.
Найдя убежище и могущественного покровителя, майор Дюко впервые с той минуты, когда застрелил полковника Мелло, вздохнул спокойно.
Скрепя сердце, Шарп согласился отпустить Фредериксона на разведку в Кан. Только в городе можно было, не вызывая подозрений, выяснить, где находится шато Лассан.
Фредериксон пошёл без оружия, выдавая себя за немецкого ветерана наполеоновской армии, разыскивающего своего бывшего командира полка. Безработных вояк в Кане было полно, одним больше - одним меньше, из их толпы Фредериксон ничем не выделялся, а потому не устоял перед искушением навестить могилу тёзки, Вильгельма Завоевателя. Священник церкви, где покоился прах великого воина, поведал стрелку, что в 1087 году, когда тело привезли, оно было раздуто от газов и при перекладывании лопнуло.
- Храм вмиг опустел! - патер счастливо хихикал, будто сам присутствовал в церкви в тот день, - Не то, чтобы от него много осталось, от нашего Нормандца-то…
- В смысле?
- Свиньи-бунтовщики вскрыли после революции захоронение и разбросали кости. В 1802-м мы нашли несколько фрагментов, да только я сомневаюсь, что они Вильгельмовы. В Судный День, наверно, многие здорово удивятся, когда из гроба выберется вместо легендарного воителя какой-нибудь золотушный нищеброд.
За стаканчиком вина патер подробно рассказал Фредериксону, как добраться до селения, где обитал комендант, в шестидесяти километрах от Кана. Священник повторил предупреждение отца Марена:
- Будьте осторожны. Округа кишит лиходеями. Император такого бы никогда не допустил.
- Да уж. - согласился Фредериксон, и оба принялись с жаром ругать новую власть.
В сумерках Фредериксон слегка под хмельком вернулся к товарищам, и ночью стрелки отправились в дорогу. Местность была населена довольно густо, а потому идти днём, как того ни хотелось друзьям, не представлялось возможным. Опытному глазу многое сказали бы вспугнутые птицы, брызнувший из кустов заяц. Ночью было спокойнее. Жильё угадывалось по запаху, благо у каждого дома распространяла миазмы навозная куча.
Шли на запад. Иногда лес сменялся лабиринтом живых изгородей, живо напоминавших Шарпу Англию. Иногда - полями. Иногда - холмами, с вершины которых друзья определяли направление. На третью ночь стрелки подошли к неглубокой долине, наполненной благоуханием отцветающих яблонь. Шарп с Харпером скользнули во тьму разведать обстановку вокруг шато. Мост через ров перегораживали бочки. За ними в воротах дремал в обнимку со старинным мушкетом юнец. Спал малец так сладко, что Шарп еле поборол соблазн заглянуть в шато. Поборол, потому что не желал портить первое знакомство с Лассаном, вламываясь к нему в усадьбу среди ночи с оружием, будто разбойник.
День они провели на лесистом отроге холма под сенью дубов и вязов. Бандиты, вероятно, наведывались в долину. Наблюдая за её обитателями из укрытия, стрелки заметили, что каждый мужчина был готов дать отпор, даже двое ребят, обрабатывающих стволы яблонь смолой, поправляли на плечах ремни ружей.
- Пойдём на закате. - сказал Шарп.
Конец рабочего дня, люди добрее.
В успехе друзья не сомневались. Фредериксон утверждал, что ему достаточно полчаса поговорить с Лассаном, и тот поедет в Англию. Следовательно, через недельку, прикидывал Шарп, можно будет возвращаться в Лондон. Две недели, и майор увидит Джейн.
- Кончится всё, возьму отпуск. - мечтательно произнёс Фредериксон.
- Так приезжайте к нам в Дорсет. - близость развязки оживила в душе Шарпа грёзы о друзьях, навещающих их с Джейн в дорсетской тиши.
Фредериксон отсутствующе улыбнулся:
- Нет. Рим - моя Мекка. Вечный город. Мостовые, помнящие поступь Цезаря и Августа. Изящные античные колонны, соседствующие с суровой аскезой церквей первых христиан… Хотите со мной?
- Спасибо, с меня достаточно Дорсета.
Шарп рассматривал шато и завидовал Лассану белой завистью. Не разделяя тяги Фредериксона к развалинам древних цивилизаций, майор пленился перестроенным нормандским замком. Вот бы Джейн купила в Англии что-то подобное. Шарпу не нравились современные постройки с геометрически правильными линиями и окнами по ранжиру. Стрелок мечтал о доме уютном и старом, вроде того, что стоял, окружённый рвом, внизу.
- А я вернусь в Донегол. - подключился к разговору Харпер, - Куплю надел у безбожных протестантов…
- Подашься в землепашцы? - спросил Шарп.
- Хозяйство, ребятишки… Заживу, всем на загляденье.
- Солдатские грёзы. - Фредериксон, кряхтя, перекатился на живот, - Простые солдатские грёзы.
Дулом винтовки капитан раздвинул листву перед собой. Шесть коров гнали в сарай на дойку. Во дворе шато застыл мужчина. Лассан? Забавно, как много солдатских грёз, подобно рыбам, нанизано на бечеву честности одного-единственного человека. Хутор в Ирландии, усадьба в Дорсете, блокнот зарисовок римского форума, овеществление которых зависит от того, скажет ли честный человек правду. Фредериксон убрал винтовку и устроился подремать.
Солнце клонилось к закату. Тени удлинились. Три стрелка крались сквозь деревья вниз, к тропке, петляющей между живых изгородей, вывёртывая вдоль рва шато. Мост сторожил тот же мальчишка, что и в прошлую ночь. Ему было скучно. Полагая, что его никто не видит, юнец выделывал с ружьём артикулы: брал на плечо, к ноге, колол воображаемым штыком. Устав от упражнений, малец повернулся и скрылся в воротах шато.
- Пора? - прошептал Фредериксон из-за спины Шарпа.
Майор недоумённо разглядывал высокую башенку. Почему Лассан никого не поставил на смотровую площадку? Непонятно.
- Пора. - вздохнул он.
Шарп решил отправиться к Лассану вдвоём с Фредериксоном, оставив Харпера со всем их вооружением дожидаться в зарослях. Безоружных людей, пришедших засветло, едва ли заподозрят в дурном умысле.
Мальчишка не показывался. Офицеры вылезли из кустов на тропку. Никто их не окликал и не бил тревогу. Обращённая к деревне стена шато, напоминая о тех временах, когда шато был частью крепости.
- Прекрасный дом. - вполголоса сказал Фредериксон.
- Мсье Лассан - везунчик. - так же тихо согласился Шарп.
Не особенно скрываясь, друзья шли по дорожке. Гравий шуршал под каблуками, но обитателям шато, казалось, нет дела до непрошенных гостей. Стрелки ступили на замшелые доски моста, обогнули баррикаду, достигли арки ворот. Шарп видел стайку гусей, щиплющих траву у дальней стены двора.
- Назад! - шёпотом скомандовал капитан, шедший впереди.
Юнец возвращался. Он побывал, вероятно, на кухне, потому что осторожно нёс парующую миску. Ружьё висело на плече. Стрелки приникли к стенам тёмного прохода арки. Боясь расплескать ужин, подросток мало обращал внимание на то, что творится вокруг.
Мягко, как кот, Фредериксон прыгнул к нему. Краем глаза поймав метнувшуюся тень, парнишка отпрянул. Недостаточно быстро. Миска покатилась по брусчатке. Ладонь зажимала мальчонке рот, короткий нож недобро холодил шею.
- Ни слова. - прошипел сторожу Фредериксон по-французски, - Тихо, мой мальчик. Не вынуждай меня делать тебе больно.
Шарп снял с плеча вытянувшегося в струну юнца, следящего за ним круглыми от ужаса глазами, ружьё с шершавым от ржавчины стволом и, открыв полку, высыпал порох на землю.
- Мы не замышляем ничего плохого. - отчётливо и спокойно сказал на ухо парнишке Фредериксон, - У нас нет оружия. Мы хотим поговорить с хозяином шато. Понимаешь? Только поговорить.
Капитан отнял ладонь от губ подростка.
Мальчишка потерял от страха голос. Фредериксон легонько подтолкнул его в спину:
- С нами пойдёшь. Не трясись, мы не желаем зла.
Шарп прислонил ружьё к стене и пошагал во двор. Сзади Фредериксон вёл парнишку. Напротив арки светилось окно. За стёклами, забранными в мелкую клетку переплёта, двигались силуэты. Гусь, растопырив крылья, шипел на майора.
Дверь кухни была не заперта. Стрелок потянул створку на себя и вошёл внутрь. Фредериксон отпустил юного сторожа и последовал за другом.
В освещённой свечами кухоньке хлопотами две женщины. Старшая, с натруженными красными руками, помешивала варево в котле, висящем над огнём. Худенькая и одетая в чёрное младшая склонилась над раскрытой на столе расходной тетрадью. Обе женщины с испугом воззрились на вторгшихся незнакомцев.
- Мадам? - с порога обратился Фредериксон.
- Кто вы? - враждебно спросила младшая.
- Просим прощения за беспокойство, мадам. Мы - британские офицеры…
Она окаменела на миг, а затем бросилась к двум стоящим в нише бочкам, крича:
- Вам мало прошлого раза?
- Мадам, - начал сбитый с толку Фредериксон, - Вероятно, вы не поняли. Мы…
- Назад, Вильям! - Шарп крутанулся волчком и вышвырнул Фредериксона из кухни.
В серых глазах повернувшейся молодой женщины полыхала лютая ненависть, а маленькие ручки сжимали рукоять уродливого седельного пистолета.
Всё пошло наперекосяк, мелькнула у Шарпа мысль. Почему, бог знает. Выскочить наружу стрелок не успел. Кухня озарилась вспышкой. Тело Шарпа пронзила боль и прежде, чем в ушах затих гром выстрела, сознание майора Шарпа померкло.
Часть третья
Глава 9
В гостиной особняка на Корк-стрит капитан д’Алембор чувствовал себя не в своей тарелке. Он вырос в богатой семье и привык к роскоши, но в этой гостиной всё было чересчур. Чересчур большая люстра, чересчур много настенных светильников из хрусталя. Чересчур много позолоты на мебели в псевдоегипетском стиле, модной лет десять назад. Чересчур пышные рамы картин с чересчур сладкими пасторальными сюжетами на стенах. Чересчур для хорошего вкуса. Кроме того, на всём лежала печать заброшенности. На люстре и в светильниках красовались наплывы свечного воска. Всё в комнате покрывала пыль, даже засахаренные вишни и миндаль в розетках на столиках с львиными ножками.
Комнату не убирали и не проветривали много дней. Каминная решётка от пыли казалась седой. Спёртый воздух кисло пах духами. Горничная, с реверансом принявшая у д’Алембора визитку и проводившая сюда, не заглядывала с тряпкой в эту комнату очень давно. Капитан д’Алембор, который и мысли не допускал, чтобы знакомая ему Джейн Шарп потерпела подобное безобразие в собственном доме, предположил, что супруга майора сняла особняк.
Д’Алембор ждал. В гостиной он нашёл лишь одну книгу. Это был первый из трёх томов душещипательного сочинения, повествующего о дочери священника, выкраденной злодеями и проданной в гарем алжирского бея. Открыв последнюю страницу, д’Алембор убедился в обоснованности своих подозрений. Добродетельная девица всё ещё противостояла бею в его попытках отнять её невинность. Капитан со вздохом захлопнул книжонку. Если верить литературе подобного уровня, свирепость алжирских пиратов сильно преувеличена молвой.
Чёрные с золотом часы на каминной полке пробили полдень. В горле першило от пыли. Капитан подумывал раздвинуть вельветовые шторы и открыть окно, однако отказался от этого намерения, дабы не выглядеть в глазах хозяйки нахалом. Так он и сидел, уставившись на паутину, протянувшуюся меж кистей скатерти третьего столика, на котором в позеленевшей воде уныло никли увядшие цветы.
Часы отмерили четверть часа, половину, без пятнадцати. Придя в этот дом без приглашения, д’Алембор предполагал, что придётся ждать, но не настолько же долго! Пятнадцать минут, решил капитан. Он ждёт ещё пятнадцать минут, а потом уходит.
Стрелка двигалась от деления к делению. Следовало оставить записку. Д’Алембор взялся за шнур колокольчика, чтобы горничная принесла письменные принадлежности, но дверь гостиной открылась, и вошла улыбающаяся миссис Шарп.
- Капитан д’Алембор! - воскликнула она с наигранным удивлением, протягивая руку для поцелуя, - Чай будете? Или что-нибудь покрепче?
- Нет, мадам.
- Извините, мне поздно о вас доложили. Ох, уж эта прислуга! Я не знала, что полк вернулся в Англию.
- Две недели назад, мадам. Полк в Челмсфорде, а я взял отпуск.
- Отпуск вы заслужили, капитан. Не раздвинете ли шторы? А то темновато.
Д’Алембор убрал тяжёлые занавеси и сел напротив Джейн. Обмениваясь с девушкой новостями, обсуждая нехарактерно тёплую для Лондона погоду и долгожданный мир, капитан не переставал дивиться переменам, произошедшим в Джейн. Тихая скромница преобразилась в одетую по последнему писку моды светскую даму. Зелёное атласное платье с высокой талией свободно ниспадало до лодыжек. Декольте было вырезано так глубоко, что взгляд смущённого капитана невольно то и дело западал на ложбинке меж маленьких крепких грудок. Буфы на плечах переходили в длинные облегающие рукава, оканчивающиеся оборками. Чулков она не надела. Ноги оплетали серебристые ремешки комнатных туфель "а-ля Древняя Греция". Копна белокурых волос была собрана на макушке, открывая высокую изящную шею, украшенную ожерельем с рубинами, взятым, как предположил капитан, Шарпом под Витторией.
Рубины Джейн чертовски шли. Смущение д’Алембора позабавило девушку. Она улыбнулась.
Капитан вкратце изложил обстоятельства встречи с Шарпом в Бордо, объяснив, что тот не имел возможности передать с оказией письмо.
- Где же майор сейчас? - резко осведомилась Джейн.
- Увы, не знаю. Он отправился искать французского офицера, который может удостоверить невиновность майора.
Джейн порывисто встала и подошла к окну. Глядя на залитую солнцем улицу, она призналась, что ей уже известно о неприятностях мужа со слов чиновников ведомства Главного Военного Юриста.
- А от него ни единой весточки. До вашего визита, капитан, я даже не ведала, жив Ричард или мёртв.
- Рад обнадёжить вас добрыми вестями, мадам.
- Добрыми?! - она покосилась на капитана и торопливо добавила, - Ну, конечно, добрыми. Как, по-вашему, Ричард действительно присвоил золото императора?
- Естественно, нет! - возмутился капитан, - Обвинение - полная чушь!
Джейн вновь присела, расправила складки на платье и, кусая губу, спросила:
- Хорошо, капитан. Допустим, мой муж невиновен. Почему бы ему в таком случае не отдаться в руки правосудия? Чего боятся невиновному человеку?
- Отдастся, мадам. Найдёт француза-свидетеля и непременно отдастся. Однако при любом раскладе без вашей помощи ему не обойтись.
- Помощь? В чём же?
- Он может потерпеть неудачу в своих поисках во Франции. Ему понадобятся друзья здесь, влиятельные друзья…
- Это уж точно. - едко сказала Джейн.
- Он упоминал при вас лорда Россендейла, мадам? - реакция Джейн беспокоила д’Алембора, - Лорда Россендейла, адъютанта Его Высочества принца…
- Я знаю лорда Россендейла, - прервала капитана девушка, - и уже беседовала с ним.
Д’Алембор почувствовал облегчение. Его равно тяготили и новая Джейн и разговор с ней, но теперь хотя бы было понятно, что участь мужа ей не безразлична, и миссис Шарп уже предприняла кое-какие шаги в этом направлении.
- Могу ли я поинтересоваться, мадам, согласился ли лорд Россендейл помочь майору?
- Его Милость уверил меня, что сделает всё возможное. - отчуждённо ответила Джейн.
- Он доложит принцу-регенту?
- Не знаю, капитан.
- Может, мне стоит самому поговорить с лордом?
- Я не могу вам запретить встретиться с лордом Россендейлом. - поджала губы Джейн, - Но должна предупредить: он очень занятой человек.
Д’Алембор промолчал, чтобы не выдать накатившего раздражения.
Джейн посмотрела на часы:
- Мы все, капитан, делаем, что в наших силах, чтобы помочь моему мужу. По правде говоря, лучше всего у него получается выпутываться самому. - она криво улыбнулась, - Разве нет?
- Ну… да, мадам.
- Вот и славно. Как вам нравится мой новый дом, капитан?
- Ваш?
- Да. Майор хотел усадьбу где-нибудь в глуши. А я не собираюсь заживо хоронить себя в забытом Богом Дорсете. Кроме того, интересы майора легче блюсти отсюда, чем из занюханного медвежьего угла.
Любопытно, какие могут быть в Лондоне интересы у ненавидящего Лондон Шарпа, скептически подумал капитан.
- И я купила этот особняк. - продолжала Джейн, - Как, по-вашему, майору он придётся по вкусу?
Высказывать своё мнение д’Алембор остерёгся:
- Просторный…