ПОЙНТЕР
Замечательное, прекрасное животное и с точки зрения внешнего вида, и по своим охотничьим качествам: уму, чутью, умению держать стойку.
Кожа у него тонкая, покрыта короткой мягкой шерстью, мускулы сильные, крепкие, сухие; вены, в коих течет благородная кровь, иногда проступают на теле, словно у породистого скакуна. Шея длинная, зад туловища скругленный, живот втянут, как у борзой, лопатки длинные и подтянутые, грудь высокая и широкая; конечности тонкие и сухие, лапы в комке, задние ноги широко расставлены.
Внешне собака выглядит очень грациозной, иногда даже хрупкой и худой, но внешность обманчива, ибо на охоте пойнтер неутомим. Только посмотрите на него в поле, его излюбленном месте работы! Он срывается с места и мчится галопом, высоко задрав морду и виляя хвостом. Он несется вперед, возвращается, опять бежит вперед, высматривая и вынюхивая дичь. В эти минуты он забывает обо всем на свете, даже о хозяине!
Охотник-новичок испустит изумленный вопль, когда увидит эти сумасшедшие прыжки. Терпение! Очень скоро пойнтер учует дичь, ибо у него очень развито обоняние.
Да, сомнений больше нет, дичь где-то здесь! И тотчас же собака меняет аллюр. Пойнтер делает еще несколько шагов вперед, осторожно и высоко поднимая лапы, словно он ступает по утыканному колючками полю, а затем замирает на месте с раздувающимися от возбуждения ноздрями и горящими веселым огнем глазами.
Вот он стоит совершенно неподвижно, тело и вытянутый хвост у него словно закаменели. Хоть из пушек пали, он даже не шелохнется! И пусть хозяин далеко, в 200–300 метрах, не важно! Пойнтер будет стоять неподвижно на месте до тех пор, пока подоспевший охотник не разрушит колдовские чары и не избавит собаку и дичь от этого наваждения.
Нет ничего более грациозного и прекрасного, чем мгновенно прервавший свой бег пойнтер, когда он внезапно увидел замершую на поле куропатку или зайца на лежке. Как бы быстро пойнтер ни бежал, он застывает, словно его поразила молния, и стоит, уставившись на дичь.
Некоторые боязливые охотники опасаются, что не уследят за передвижениями собаки, и даже склонны обвинять пойнтера в том, что он охотится якобы только ради собственного удовольствия, совершенно забывая о хозяине.
Так что же, скажу я вместе с господином де Невилем! Ведь раскрепощенность еще не означает излишнюю вольность, не так ли? Что до меня, то я вижу в желании пойнтера убежать возможно дальше и осмотреть как можно большую территорию огромное достоинство, которое помогает охотнику сберечь время, избавляет от излишних трудов и усталости и к тому же обеспечивает богатую добычу. Итак, я не вижу здесь ничего дурного; я нахожу, что у пойнтера чрезвычайно острое зрение и тонкий нюх сочетаются с большим умом и потрясающим умением держать стойку; он воистину неутомим, ибо готов часами носиться по просторам в поисках дичи. Пойнтер так любит охотиться, что и в самом деле забывает обо всем на свете, он не остановится даже для того, чтобы попить, так ему не терпится вспугнуть птицу или зверька.
Иногда хозяину стоит и придержать чересчур уж рьяного пса, ибо пойнтер может посидеть спокойно на месте только тогда, когда уж буквально свалится с ног от усталости.
Но у всякой медали есть и своя оборотная сторона. Щенок пойнтера обладает множеством недостатков, которые в будущем, у взрослой собаки, превратятся в достоинства… Многие говорят, и не без причины, что пойнтер в щенячьем возрасте ужасно непослушен, а потому воспитывать его приходится очень долго, с большой затратой нервов. Труднее всего научить пойнтера приносить дичь, ибо он испытывает к этому занятию явное отвращение. Некоторые охотники замечают, что привычка пойнтера бегать галопом мешает ему хорошо выслеживать дичь в лесу, особенно когда приходит пора охотиться на вальдшнепа.
Но при воспитании маленького пойнтера надо набраться терпения, ибо всякая спешка в подобном деле ни к чему хорошему не приведет. Со временем ваш питомец научится менять аллюр в соответствии с обстоятельствами, он станет чуть менее пылок. Если и с приближением зрелости ваш пес иногда будет позволять себе некоторые вольности, небольшое наказание позволит вам завершить благотворную работу времени.
На мой взгляд, следует быть чрезвычайно осторожным в применении насилия при воспитании. Обычно бывает достаточно только показать собаке плетку или хлыст, чтобы ее поведение стало безупречным, кроме, разумеется, некоторых особей, требующих, чтобы человек подчинил их себе силой. Однако я настаиваю на том, что надо применить насильственные методы, когда пойнтер упрямо отказывается приносить дичь. Нет ничего хуже для сердца охотника, чем подбитая, но ненайденная дичь! А как досадно остаться с пустыми руками после сумасшедшей погони за удирающим зайцем через чащобы и овраги! Нет, просто необходимо заставить пойнтера приносить добычу! Мне прекрасно известно, что сей аристократ выказывает к этой черной работе величайшее презрение, ведь в Англии ее исполняет бедняга ретривер, покорный слуга пойнтера.
Но так как мы, охотники Галлии, имеем привычку охотиться с одной собакой, придется гордому выходцу из псарен Альбиона покориться.
Итак, сэр Пойнтер будет вынужден познакомиться и с жестким ошейником, и с плеткой, но так как ни вы, ни я не способны подвергнуть любимую собаку подобным пыткам, следует отдать щенка на выучку специальному человеку. Я знаю одного замечательного знатока своего дела, это Манюэль, легендарный специалист по натаскиванию и дрессуре собак из крохотного городка Малерб. Он берет у вас самую волевую (я бы даже сказал, самую своевольную), самую непослушную собаку, даже взрослую, надевает ей ошейник с шипами и с поводком метров в 15. Он держит у себя собаку ровно две недели, а затем возвращает вам очень похудавшее, но и очень изящное животное, которое приносит дичь с невообразимой покорностью и смирением. Все удовольствие обойдется вам в 50 франков. Согласитесь, это даром.
Что же касается вашего желания, чтобы пойнтер в лесу не убегал слишком далеко, то добиться этого довольно трудно. Иногда кое-кому и удается достичь таких успехов в дрессуре, но нужно обладать воистину железной рукой.
Иногда в лесу хозяева напрасно надрывают глотки или без толку хлещут плеткой слишком рьяного пса, который ведет себя в лесу точно так же, как и в поле, а потому делает стойку и застывает на месте так далеко от вас, что вы уже не слышите звона колокольчика, висящего на его ошейнике. Ничего не поделаешь! У каждого свои недостатки!
ФРАНЦУЗСКИЙ БРАК
Я всегда был очень расположен к французскому браку. Моя первая собака - сука - несравненная Флора, принадлежала к славной породе французских браков.
У меня были и другие собаки после того, как милое, доброе животное, умершее от старости, отправилось в собачью Валгаллу; некоторые из них были просто великолепны, но еще не было дня, чтобы я не пожалел о моей утрате и чтобы не сказал себе, что никогда у меня не будет собаки, равной ей.
Но не являются ли мои печали по поводу смерти бедной Флоры всего лишь сожалением по поводу пролетевшей юности?
Не так ли думаете и вы, охотники, что, как и я, приближаетесь к берегу того опасного мыса, что называется шестидесятилетием? Ведь вы тоже считаете, что самой лучшей собакой в жизни была ваша первая собака, точно так же как и самое первое ружье было самым лучшим?
Увы! Увы! Ведь тогда, в юности, вооружившись простеньким ружьишком и посвистав собаке, вы с жаром юного неофита бродили по лесам и полям. Тогда вы были свободны от забот, не ведали усталости и верили в себя, в свое счастливое будущее… Вы верили в завтрашний день, их было много впереди, счастливых дней, и вы шли по жизни вперед, рассматривая все вокруг сквозь обманчивую, но такую блестящую призму юности! А теперь парки скупо отсчитывают оставшиеся нам дни… Увы! Увы!
Да, все так и есть…
Вот сейчас передо мной находится целая коллекция оружия: семь ружей и карабинов, произведенных такими оружейниками, как Ланкастер, Гринер и Кольт, но я не могу просто так снять со стены ни одно из этих произведений оружейного искусства, не посмотрев сначала с нежностью на мое старенькое шомпольное ружье, доставшееся мне по наследству от отца. Как вы понимаете, оно занимает самое почетное место.
Где те счастливые дни, когда я впервые вышел на охотничью тропу в дорогих моему сердцу местах Между Парижем и Шартром?
С тех пор я объехал весь белый свет. Я пересек пески Марокко, я продирался сквозь заросли мастиковых деревьев, я бродил по джунглям Сенегала с дикарями из племени иоло, я жил в девственных лесах Гвианы вместе с индейцами, вооруженными огромными духовыми трубками, так называемыми сарбаканами, что стреляют стрелами, смазанными ядом кураре… И везде я охотился…
Я осмелился атаковать ягуара, я убил тапира и большого муравьеда, моей добычей были обезьяны, я изрешетил огромную змею, я подстрелил множество самых разных птиц: попугаев, гокко, туканов, трубачей, фламинго, пеликанов и других. Находясь наедине с дикой природой в бескрайних дебрях Амазонки, я мог удовлетворить мою страсть охотника (разумеется, я не стремился устраивать настоящую гекатомбу, а действовал лишь для удовлетворения насущных потребностей своего маленького отряда). Я не признаю убийства ради убийства. Да, я жил охотой, но не более того. И все же сегодня, когда я пишу эти строки, я смотрю на многочисленные трофеи, привезенные из тех долгих и опасных странствий, и бессознательно повторяю: "О, где тот день 1 сентября 1864 года, когда моя славная Флора принесла мне моего первого зайца, сраженного первым выстрелом из шомпольного ружья?"
Но мы немного отклонились от темы нашего разговора. Вернемся же к французскому браку. Обычно это собака средних размеров, крепкая, даже мощная на вид, с более густой и длинной шерстью, чем у пойнтера, а вот конечности у нее несколько короче. Мускулистая, с массивными костями, с хорошо развитой и красиво посаженной головой, с довольно длинными и висячими ушами, широкими ноздрями чуть курносого носа, с длинным прямым хвостом, французский брак выглядит одновременно элегантно и мощно.
Об окраске сказать что-либо определенное трудно. Больше всего почему-то ценят темно-коричневых браков, хотя и среди белых, тигровых, бело-рыжих и прочих встречаются превосходные особи.
Мимоходом замечу, что есть еще так называемые "голубые" собаки, коих именуют так из-за того, что шерсть у них наполовину черная, наполовину белая и имеет очень редкий голубоватый оттенок. Чаще всего их можно встретить в Оверни и в Центральной Франции. У большинства из них нос большой и курносый, как у бенгальских браков.
Французский брак выслеживает дичь спокойно, неторопливо, он идет размеренным шагом, с высоким поставом головы, а потому замечает дичь с большого расстояния, делает стойку и замирает на месте как изваяние. Он неутомим, хорошо переносит жару, и его нюх не утрачивает остроты даже в разгар летнего зноя. Наконец, французский брак не изнежен, он неприхотлив в еде и довольствуется малым, иногда даже может охотиться и на пустой желудок, наподобие старого французского солдата, который зачастую сражался, опрокинув котелок в огонь, если того требовали обстоятельства.
Если французский брак и не обладает многими блестящими достоинствами пойнтера, то у того нет кое-каких качеств брака… Если продолжить сравнение, то пойнтера ведь тоже можно уподобить солдату гордого Альбиона, который совершает или не совершает подвиги в зависимости от наличия или отсутствия ростбифа…
Утверждают (на мой взгляд, совершенно зря), что у французского брака тяжелый характер, а некоторые пессимисты даже уверяют, что это злобная, очень неуживчивая собака. Нет, вы только подумайте! Злобная собака! Злая собака! И это про нашего милого щенка! Про нашу национальную гордость! Какая несправедливость!
Я охотно признаю, что он очень не любит получать удары и частенько показывает зубы тому, кто незаслуженно или слишком сильно наказывает его. Увы, охотник иногда сам бывает виноват в случившемся… Да, неудачник на охоте часто вымещает свою досаду на бессловесном спутнике, хотя тот ни в чем не виноват. За грубыми окриками следуют ничем не оправданные побои, а собака сначала выражает протест против несправедливого наказания глухим ворчанием, жалобным воем, но в конце концов решается на открытый бунт.
Сознаюсь, и я однажды, всего лишь однажды в жизни, совершил сей варварский акт. Ах, какой абсурдный, нелепый поступок! Мне было семнадцать лет, и я ничего не знал ни об охоте, ни о собаках - в этом мое единственное оправдание. Мне показалось, что моя славная Флора слишком рано стала травить зайца, а я из-за этого промазал. И я принялся хлестать бедняжку плеткой, не помня себя от злости и не зная никакого удержу. Я хотел во что бы то ни стало взять верх над бедным животным, и мне это удалось…
Потом мы, правда, помирились над тушкой следующего зайца и жили, как говорится, душа в душу на протяжении двенадцати лет так, что никакое облачко не омрачило нашей дружбы, но все же я до сих пор испытываю угрызения совести…
Прежде чем закончить рассказ о нашем достойном соотечественнике, я хотел бы в свой черед возвысить голос вместе со многими писателями - знатоками собак против глупой привычки уродовать наших верных друзей. Как вы, наверное, уже догадались, речь идет о моде на купирование хвостов у легавых собак.