Распрямляя ствол,
сорвался древний лист в гнилую темень.
Свет вспыхнул, и, возобновив родство,
с кладбища заспешили в вечность тени.
Черту сомненья люди перешли,
поддались кости заступу покорно.
И прах его был выбран из земли
и стал землей.
Но дуб лишился корня.1991
* * *
Под бестрепетным лунным прицелом
слышу землю
с другого конца.
И ложусь в неестественно белом
на могилу отца-праотца.Слышу зовы и рая, и ада,
но во мгле не пойму, где какой, -
в небеса с легким шелестом
падаю,
в небо смерти и жизни самой.И когда человеки лихие -
с пулей-ножичком
тешатся тьмой,
мертвецы,
испокон не чужие,
вырастают стеной крепостной.Пофамильно,
повзводно,
поротно
мои прадеды-деды идут
с ненаглядными,
с самыми "родными"…
И дядьев молчаливых ведут.
Сердца стук -
словно бубен шамана,
дословесная темная речь.
Предки,
смертью прикрывшие раны,
жизнь живую выходят стеречь,прорастая во мне васильками,
проливаясь водою живой
и губами шепча и сердцами:
– Не боися, сынок, мы с тобой.Крест нательный к губам прижимаю
и о здравии Бога молю.
То ли жизнь мертвецам продлеваю,
то ли смерть приручаю свою…14 ноября 2008 – 20 апреля 2009
* * *
Когда Бог проклял землю, то ветрами
замел дороги к истине самой
и все живое выдернул с корнями.
И сгинул род людской.И лишь деревья по земле незрячей,
как высохшие ящеры, ползут.
И, заклиная небо, корни прячут
и новой почвы ждут.1991
* * *
Убиенному войску в былинах лежать навсегда.
Я последний солдат,
на кресте целовавший судьбу.
Сквозь подошвы мои прорастает трава-лебеда.
Через вещую кровь я по трупам иду на Стамбул.Оборванкой свобода встречает меня у ворот,
собирая копеечку
в русский поверженный щит.
Нерадивая память в забвенье считает ворон,
распластавших крыла надо мной
в православной ночи.Над Софией, как Китеж,
восходит печальный Исус,
неразумный народ свой
пытаясь представить во тьме.
Крик печали плывет с минарета,
как будто в лесу,
и не виден сквозь морок
Егорий на белом коне.В недрах рода идет эта гибель-игра.
И у ног цитадели не видно родного следа.
Запинаясь о собственный труп,
я иду на Царьград.
Через душу мою проступает трава-лебеда.19 ноября 1991
Мое древо
Вдоль по тени креста,
заслонившего ворогам небо,
древо жизни моей
пролегает по отчей земле -
по-над проклятой Богом,
обильной невзращенным хлебом,
где сквозь душу мою
пролетает Яга на метле.
И свистит Соловей,
и разводит чертей дева-рыба,
и поганый Тугарин
стрелу запускает в зенит.
Ветки древа сего,
раскорячась, вздымаются дыбом,
ветер с древа рыдать
на заросший могильник летит.
Там встает русский дух,
наливаясь антоновским соком,
слезы с голых ветвей
обретают в природе лицо.
Внук взял дедовский щит, -
его память в просторе высоком
мать-земля оживляет
руками своих мертвецов,
что растут из нее.
И вступающим в русское поле
меч и посох дают.
А когда они гибнут в миру,
древо жизни моей
пролегает сквозь отчую волю,
и на высохшем корне
листок зеленеет к утру.1991
* * *
Господь с тобой, мое языческое "Я",
извечное, как Рим,
загнувшийся вне духа,
понесшее в миру татарскою прорухой
и прочей поганью, по-русски говоря.Господь с тобой, зане, грядущим временам
путь к Богу осветив, дотлело древо рода,
пока сквозь пепл взрастал славяно-русский хам,
сживая на корню норманнского урода.Окстись, душа! За Русь, за нас, за эти строфы.
Искус постигни – сделать выбор за отца.
Взрослея памятью, пойми,
что вне Голгофы
свобода совести простительна юнцам,но не тебе, душа,
Владимира виденье,
что через всех монголов, сквозь разброд и страх
еще пробилось как-то в наше поколенье -
корявой лебедой в приплюснутых глазах.
Господь с той лебедой, таящей подоснову
земного бытия,
когда уже невмочь
этический соблазн Пришествия Второго
от "Я есмь путь"
в себе самом перевозмочь.1991
* * *
Думал я, что получу свободу,
отпустив тебя, вздохну…
Но вот
в этот дух,
что тщетно рвался к Богу,
намертво пустила корни плоть.И теперь сквозь все, что наболело,
вырвались,
отчаяньем дыша,
в прошлое -
мое земное тело,
вслед тебе -
бессмертная душа.1991–1992
Потому что я русский
Россия – Европе
Бутумуру
Забвенны римляне-титаны
и греки в подвигах-боях, -
башмак извечен Чингисхана -
в увечных сроках-временах……Во мне природа шевелится -
по венам,
яростен и зол,
в крови на нервной кобылице
несется с посвистом монгол.Прекрасен он в преддверье пира,
и дико-царственны глаза, -
живой сперматозоид мира.
Убить нельзя, забыть нельзя!Я, опьяненный, кровь пускаю
себе,
почувствовав всерьез,
как я границы открываю
в неблагодарную до слез
Европу…Пьян русак спесивый,
забыв тиранов и вождей…
Твой час, Европа, -
день в России
открытых окон и дверей.17 ноября 2008
Краткая история
Не сосчитать тогда на свете было лун.
Мы были варвары, нам помогал Перун.
Но солнце красное, как зарево, взошло.
Мы были варвары, но это всё прошло.Мы были Западом, Востоком, и собой
мы становились под одной звездой.
Друг другу Родиной мы помогали стать.
И плыл орел по тени от креста.Шли за Урал мы с правдою в сердцах
и грели Родину в ладонях, как птенца.
И в Енисее – в пламени свечи
мы остужали звонкие мечи.Но дух стенал, а счастья нет как нет,
и наша кровь порой меняла цвет.
За веком век летел, за годом год,
мы были варвары, такое не пройдет……Пропал орел. И звезды замело.
Мы были Родиной, но это все прошло.
Мы были Родиной,
но связь оборвалась -
Россия кончилась,
Помпея началась.1993–1996
* * *
Когда сияла в небесах
моя великая Держава,
мы просто не имели права
знать о расставленных сетях.Когда ж запуталась в сетях
моя великая Держава,
мы просто не имеем права
забыть о прежних небесах.1995
* * *
Приди, покусись, оторви
от нашего русского хлеба
краюху заплечного неба,
настоянного на крови.Приди, покусись и возьми
извечное русское поле
набегом языческой воли,
руками, мечом и костьми.Приди, покусись и уйди
погостами варварских полчищ.
И пусть тебе светит в пути
над миром разверстая полночь.1995
Живые и мертвые
И палили танки по Руси.
И пожар взвивался над страной.
И летели души в небеси,
озаряя
в прошлом град святой.И тела трещали, как дрова,
и светился пепел много дней.
И молчала пленная Москва,
ожидая участи своей.Мертвые не вспомнят про нее
и про нас.
Они в веках лежат.
И кружит над нами воронье.
А над ними ангелы кружат.10 декабря 1993
Святое право
Настал черед, мой сводный брат,
омыть в крови святое право.
В бою никто не виноват -
ни сын, ни пасынок державы.Ты за маммону принял бой,
борясь с Христовыми полками.
Мы оба воины с тобой,
ну что ж, померимся богами!И правы будем мы вдвойне,
облекшись в дедовские латы.
Не на трибуне, на войне
солдат становится солдатом.Своим богам и небесам
молись. И трепещи душою.
Русь терпелива, но и нам
обрыдло цацкаться с тобою.Ну а потомки нас простят
и песню боевую сложат.
И в землю отчую положат.
Иль прахом
пушку зарядят.1993
* * *
Бесноватых мутантов немая орава
возжигает во тьме
матерь-землю мою.
И в нее превращаясь,
я выстрадал право
за нее – за родную погибнуть в бою.Пыль веков на чело
черной птицей садится,
обагрив русской славой
земное былье.
В каждой пяди ее
кровь златая святится,
и могила Христа в каждой пяди ее.И, горстьми зачерпнув
этой вечной основы,
я встречаю врага
на крылатом коне.
Ну а лечь в эту землю
и слиться с ней снова,
прямо скажем,
не самый бесславный конец.25 марта 1994
* * *
Памяти погибшего священника
Обелиск на растоптанной
братской могиле
все коптит жженым мясом
в бесстрастное небо,
хоть торжественный прах,
торопясь, выносили
на просевшие баржи
и сплавили в небыль.
Только помнят подвалы,
как кровушку нашу
сапогами месили, мочой поливали.
Как, пустивши на круг
поминальную чашу,
в нее рыла свиные себя окунали.
Как восставших из тьмы
добивали ногами,
повылазили бесы
под траурным сводом.
Но, златые хоругви
спустив пред врагами,
Русь Святая на них
не пошла крестным ходом.
Лишь в священном дыму
оскорбленною тенью
черный ангел
сверкнул и пропал в одночасье.
И груженой баржою
без благословенья
уплывает Россия
на поиски счастья…10 декабря 1993 – 2 февраля 1994
Идет война
Идет война. И Бог уже не выдаст,
свинья не съест. И Путин ни при чем…
Из дерева одежды шьем на вырост
и крестимся каленым кирпичом.Идет война. И в землю мы врастаем,
роднясь с травой и облаком в реке.
Закрой глаза – и в перелетной стае
заговоришь на птичьем языке.Идет война. Любовь давно в разгаре,
горячая, нездешняя любовь.
Гуляй, душа, – в ударе так в ударе,
пока с небес на землю льется кровь.Идет война. И набухают вены.
И мальчики рождаются в траве.
Теперь мы все немножечко чечены,
кто с пулей, кто с Аллахом в голове.1995–1996
Чеченская коррида
Начало
Махмуду Эсамбаеву
Над Грозным тягостная вьюга.
В шаманском танце хохоча,
смерть втягивает в пляску друга,
махнув рукой на палача.И словно год назад в столице -
грохочет танком, целя в лоб.
И черной птицею садится
на невостребованный гроб…Для зрелища, стуча копытом,
встает коррида в полный рост.
По следу крови за убитым
другой ногами бьет в помост.Стан лебединый гнет недобро,
дрожит, как струнка,
чтобы вмиг
рукой, как полной яда коброй,
врагу всадить точеный клык.К хлысту чеченской длинной воли,
мечась на лезвии меча,
его душа, дрожа от боли,
льнет,
кастаньетами звуча.
Щелчок. И вывалились бесы,
огнем обсыпав каблуки.
В белках кровавых
волчья несыть
разводит желтые круги.Застыл тореро, хорошея,
в отважной дикой красоте.
И бычья вытянулась шея,
сверкнув рябиной на кусте.Бой кончен,
выходя из роли,
танцор плащом стирает пот.
А по щекам,
как струйка крови,
слеза горячая течет.20 декабря 1994
Памяти жертв Буденновска
Истории своей не надобно отныне
нам – русским выродкам,
без воли и судьбы…
Лишь песня на губах -
как мертвый в поле стынет,
и матери кричат
в предчувствии беды.В Руси отныне ночь -
из человечьих месив.
И смерть метет косой
по полю спелой лжи.
Встает слепой солдат,
погибший в Гудермесе,
и, руки вытянув,
идет по нашу жизнь.О Русь моя,
очнись, ответь, кому в угоду
твой желторотый сын
был послан на убой,
а царственный дурак
убийцам дал свободу,
чтобы наемники смеялись над тобой?!А ты, поймав в горах,
опять бы их простила,
забыв про боль обид,
предательства оскал…
Над проданной страной
плывет свинячье рыло,
и шастает во тьме обугленный шакал.И женщины бредут
с глазами водяными
бесчувственной толпой
по колее войны.
В запёкшихся устах
одно застряло имя…
И верить хочется,
что живы их сыны.И что вот-вот придет
конец бездарной драке,
а вместе с ним конец продажного ворья.
И под раскатистые всхлипы воронья
плоть русскую
не будут жрать собаки.Пока же на Руси
года кровавой прозы
и мертвую страну насилует бандит…Расстрелянный солдат,
подставленный под Грозным,
лежит, как Крест Святой,
и в небеса глядит.Ноябрь 1995
* * *
Николаю Ивановичу Тряпкину
Раскачиваясь,
расшатываясь,
приседая,
вынося головой проливной понос,
дорогу у мертвецов узнавая,
к России тянусь я -
воскресший великоросс.Она ж
средь могил разрытых стонет
и все сползает в омут черных дней
с шершавой
теплой
божеской ладони,
смотря глазами матери моей.Меня знобит
как пред скончаньем века,
зубовный хруст
с земли крадется ввысь,
мол, на Руси -
все меньше человеков,
все больше, больше
серых русских крыс.И вижу я,
как в мусорке смердящей
еще живое что-то
что-то ест, жует,
корявой смертью, злобою ледащей
накачивая
выпавший дряблый живот.И видел я, как девка простая
за доллары отдавалась
и за копейки.
Но из мокрой жопищи вылетая,
песнь любви свистали канарейки.И снится
войны мне опухшая морда,
что, как сеятель,
в похмельной качке
пригоршнями
разбрасывает по моргам
отработанных русских мальчиков.Обгрызана земля моя,
изнасилована
маньяками разными,
гадами и безродцами,
что сосут ее кровь.
Но взбесилась она,
черной местью
им под ноги льется…
Я ведь добрым рос,
нежным, с мягкой душою…
Но каждый – варвар
в неурожайный год.
Рот поганого набив землею,
буду держать -
пока хлебом не прорастет.Шумит океан крови русской.
За нами
наши деды, впереди -
нерожденные дети…
Возвращается мама
с небесными глазами -
по трупам врагов
как Пресветлая Дева.Декабрь 1995
* * *
Владимиру Бондаренко
Я спокоен,
я абсолютно спокоен.
Только,
как у раздавленной псины,
в глазах стекленеет слюда…
Се – есть
самая наиподлейшая из боен,
где подставлен был русский солдат,что живьем еще вмерз
в полумертвую тощую почву.
Слово "долг" пузырится
на обгрызанных, нищих губах.
И вкогтившись в имперскую землю,
родную заочно,
он в Россию друзей провожает -
в красных,
как солдатская клятва, гробах.Он обложен, как волк,
что обязан быть чьей-то добычей…
Наступать не дают…
Значит, кто-то опять
под лопаткой найдет ржавый нож, -
он давно изучил тот
разбойничий славный обычай…
С голодухи блюет по утрам он
от спирта и уполномоченных рож.И гудит в голове,
что, в такую войнушку играя,
интерес свой имеет
ползучая
кремлевская власть.
А Россиюшка-мать,
голубица…
бабища дрянная -
предала,
поревела немного
и бандитам как есть отдалась…Я иду по Кремлю,
вижу Русь подтатарскую вживе.
А вокруг пустота.
И похмельный туман впереди…
Когда мордою в грязь
опускают свои и чужие,
то своих ненавидишь
до смертного хрипа в груди.На колени, холопы!
Молитесь, покуда не в силах
вашу мерзкую плоть
на убой гнать – заместо коров.
Ведь какая же дрянь,
разлагаясь, течет в ваших жилах,
если к нефти чеченской
приравняли вы русскую кровь?!Я, наверное, плачу
на этих всерусских поминках,
жаль мне наших старух…Но не жаль мне -
других матерей,
когда вдруг разрываются мины
под подошвами их сыновей.Что сидят в роддомах,
бородатые рожи натужив
промеж белых коленок
онемевших беременных баб.
И безумный Шамиль,
напослед выходящий наружу,
на весь мир вырастает
в кавказский крутой баобаб…Сразу в круг стар и млад -
под камланья шаманского вопли,
словно кровь нашу топчут, -
на ножонках кривых копотят.
А из "мирного дома",
пока мы разводим тут сопли,
замочили еще пару русских ребят.
Миру-мир, праху-прах.
Молча смотрим на небо,
на черный пылающий крест.
Мы детей народим
и, даст Бог, восстановим Державу…
И простит нас свинья,
и Господь, вероятно, не съест.
И "Аллаху Акбару" -
слава…Январь 1996
Шестая рота
Памяти русского солдата -
комбата Марка Евтюхина,
геройски погибшего с 6-й ротой
104-го парашютно-десантного полкаОт возмездия банды уходят -
сквозь густой улус-кертский туман,
словно черные духи природы
с гор стекая в ночной Дагестан.Бог не смотрит…
Но здесь по приказу
десантура вгрызается в тьму.
Тьма упряма, густа, непролазна.
И расклад – двадцать семь к одному.Десантуру она накрывает,
наплывает волна за волной.
И душа за душой отлетает, -
вместо -
ангел становится в строй.Бьются молча,
расчетливо,
страшно.
Слишком близко, -
и пушки молчат.
Вот сошлись в ножевой – рукопашной
духи тьмы и последний солдат…Бьются в небе небесные роты.
Но и там силам зла нет числа.
И Шестая
небесной пехоты
рота в землю навечно вросла.Божьи дети -
под Богом распяты.
Торжествует злодейка-судьба…
Но с небес слышен голос комбата:
– Вызываю огонь на себя!
Псков, 76-я Гвардейская десантно-штурмоваядивизия – Москва, 17 ноября 2008
Дикая дивизия
Хану Нахичеванскому
Разбрелись,
полегли в смутных небесах славяне.
И не ведал никто,
русский дух – он жив, не жив?..
Отличились тогда други-братцы-мусульмане,
други-братцы пошли да в Брусиловский прорыв.