Твои глаза…
Но что-то говорит мне,
что всё не так, как мне мечталось быть.
И сердце сокращается в том ритме,
в котором мы давно не можем жить.Счастливым быть уже я не сумею.
Другая жизнь у Родины в крови.
Лужков построит новую Помпею
в последний день
несбывшейся любви.13 августа 2008
* * *
Грустью я обижен и растрачен -
на тебя,
на жизнь,
на белый свет.
Я растрачен и переиначен,
бьет в глаза холодный белый свет.Это там,
где небо было вольно
под крестом могучего орла,
там, где песня-сказка,
вспыхнув болью,
по оврагам-кочкам понесла.Там, где был я верен и уверен
в крепости заветного кольца.
Сердца жар был волчьей страстью мерян
в злых зрачках любимого лица.И теперь под волчий вой,
играя
как река, -
в предчувствии беды -
кровь моя бурлящая,
дурная
сносит этой крепости следы.Размыкая ветреные руки
безучастной спутницы – судьбы,
жаркого дыхания разлуки
на твоих губах растут клубы.Словно с ветки лист
в страну иную -
с губ слетает поцелуя след.
Словно песню спев свою земную -
в небо вышел неземной поэт…24 сентября 2008
Одиночество
Во тьме земной
грущу в окно я,
где звезды рушатся на дно
моей души, -
мне все равно…
Ведь одиночество такое,
что не вмещается в окно.Но заклинаю
сквозь невзгоды:
– Любовь бессменна и нежна,
неубиваема она.
Замки срывая, платья, годы,
она придет -
твоя жена.Ты задохнешься чуть не плача,
когда ошпарят,
хохоча,
как будто духом первача, -
бессмертно молодые губы,
рот в рот -
органами звуча.25 сентября 2008
Вызов
От тебя я письмо получил -
чистый лист -
ослепительно белый,
как дыханье в казенной ночи
или к сделке готовое тело.Я на нем начертал слово "Да!",
хоть себя ненавидел за смелость.
Испарились чернила.
Звезда
вместо них на листе загорелась.Твое фото смахнул со стола.
Показалось, что ты побледнела…
За окошком осенняя мгла…Да, я понял, чего ты хотела…
29 ноября 2008
* * *
Через полчаса мне уходить,
улетать, сбегать, перегорать,
забывать, бросать и не будить…
В общем, любовь предавать.Через полчаса мне одному
те полжизни, что ты отняла,
в топку паровозную бросать.
Сердце отправляя на луну -
пусть мертвые хоронят мертвецов…А я на самолете улечу.
Предавшие любовь -
пешком не успевают.28-30 ноября 2008
Мне 22, я весь в губной помаде
* * *
Мне двадцать два.
Я весь в губной помаде
девчонок, что целуются, спеша.
Я как поэт -
извел пять тонн бумаги,
но как поэт
не сделал ни шиша.Не потому ли по ночам мне верится,
что я смогу,
поднявшись спозаранку,
сдернуть с неба
Большую Медведицу
и подарить
Свердловскому зоопарку.Сентябрь 1985
Это не о тебе
Л. Л.
Свои чувства, как зверя, затравливаю.
Сердце – не кубик Рубика.
Я тебя из себя выдавливаю,
как засохшую пасту из тюбика.Боль, как крик в катакомбах, глушится.
Но все дальше от выхода ты.
На натянутых нервах сушится
душа, застиранная до дыр.Только заново переиначивает
память-сводня
душу мою
и в лицо твое заворачивает
мое сердце, как в простыню.Да! – Я ложью себя не унижу.
Да! – Хотел бы тебя вернуть.
Я теперь много больше вижу
глазами, плакавшими вовнутрь.Я ведь помню тебя не миленькой
недотрогою в белом шарфе,
не женою в квартире маленькой,
где полы до смешного шатки.
Не вышептываюшей губами,
когда голос любви иссяк,
а разбитою женщиной,
с волосами,
нервно собранными в кулак.Отдираю тебя…
Легче кожу! -
слишком присох к тебе.
Впрочем,
ты, наверно, несчастна тоже,
раз звонишь в середине ночи.Давит плечи чугун утраты!
Только разве словами сказать?!
Больно.
В сердце моем распяты
любимой плачущие глаза.1985
Игра
Лед на губах. В глазах.
Во все углы
вмерз лед. Чтоб не упасть – ни шагу.
Ты вышла из любви, как из игры
выходят иногда,
забросив шайбу.Сегодня праздник льда в моей судьбе.
Проиграна любовь,
ты взмыла круто.
А я еще остался в ней сидеть,
словно наказанный на две минуты…1985
* * *
Сегодня я понял, что тебя я люблю.
Это было как молния,
режущая ночами.
Словно ты падаешь, а я ловлю…
Но этого не было.
И мы молчали.А было то, что, в халате стоя,
ты как будто от холода сжалась.
Я ж свои поцелуи глотал запоем,
чтоб, не дай бог,
тебе не досталось.И как сам я себе изменял,
до сих пор еще поражаюсь,
но хлестала она меня -
босоногая эта жалость.Может, это бы и забылось,
но уж так повелось меж людьми:
каждый!
хочет!
любви!
ненавидя в любви слово "милость".Но входит оно любящей свекровью,
не давая побыть вдвоем.
И то, что в себе мы зовем любовью,
мы жестокостью в других зовем.
Ну а может быть, все и не так было,
не с такой уж щемящей тоской.
Только долго меня словами знобило:
"А я думала, ты не такой…"А снилось,
ты падаешь,
а я – ловлю.
Или вместе с обрыва срываемся…
Сегодня я понял,
что тебя я люблю.
Сегодня я понял,
что мы прощаемся.1985
Банально о самом банальном
Я знал, что больше женщин не увижу,
когда вошел на миг в глаза твои.
И сон пришел -
глухой и неподвижный,
когда за мной захлопнулись они.Я жил тобой,
вместить пытаясь в строки
случайный поцелуй, связавший нас.
И не искал,
от счастья одинокий,
я выхода из этих долгих глаз.Но я не знал,
как гибельны подушки
для чувства, что насущным хлебом стало.
Лишь наше сердце билось в наши души.
Я вскакивал,
а ты во сне стонала…Проснись скорей -
мы будущее губим!
Верни меня.
Я в память ухожу.
Ведь я же на лице своем не губы,
а тот – потрескавшийся
поцелуй ношу.1985
Обидное
Забыт я,
но, словно окалину,
меня нельзя стереть рукой.
Пусть даже я умру когда-нибудь -
такой – до одури живой.Пусть солнце сгинет в серой вечности -
для всех моя любовь взойдет!
Лишь если вымрет человечество,
она от голода умрет.Пока ж – аз есмь!
Имею тело.
И там тебя боготворю.
Хотя какое, впрочем, дело
тебе,
что я еще люблю?!Гуляй с моими недрузьями.
Там, как и ты,
такие есть,
что, вылюбившись,
лечат память,
как неприличную болезнь.
Но ты, кто мною меж другими
любимой будешь,
как никто…
Ты все же вспомнишь мое имя,
хотя б -
как грустный анекдот…1985
* * *
Снова эта весна налетела нежданно…
Неосознанных чувств разноцветная гамма…
И я снова бегу к тебе улицей детства.
И я вижу, я вижу глаза твои, мама…И вот так год от года.
Из недр зимовьих
в атакующей лаве безумных и смелых
наступают деревья – в буденновках новых,
а зима отступает колоннами белых.Молодеет природа, и мы молодеем,
ветер чуда гуляет по сонным аллеям.
Снова мысли стучат – не дождутся решенья.
Вот опять из весны мне пришла телеграмма.
Меня ждут мои взлеты,
открытья,
свершенья.
Я в весну побежал.
Ты прости меня, мама.Вдруг сдавило в груди,
словно после ухода
любимой к другому – в конце романа…
…С каждой весной
все моложе природа,
с каждой весной
все белей моя мама.1982
По поводу
…Кроме того, при этом сберегаются
леса нашей Родины, чистота ее рек,
озер, воздушного пространства…
ВТОРМАФантазии природы
не хватает
посреднику
меж ней и интеллектом.
Рассыпалась по крышам глуховато
и разложила небо в мокрый спектр.Во весь эфир,
как вечный будетлянин,
утробу почвой вывернув наружу,
корнями в память проросла,
ветвями,
царапаясь,
ко мне полезла в душу.Наивная…
Я слишком занят. Знала б,
куда ее мне? – разве в телевизор…
Насторожилась…
Желтой стелет вязью
в мое окно,
как будто в книгу жалоб:
"Для сохранения живой культуры,
загубленной с таким к себе доверьем,
не лучше ль в землю сеять книги мудрые…
Еще, быть может,
вырастут деревья…"1985
* * *
Саше Дудоладову
Не велите Велимира мерить.
Надорветесь.
Разлетелся Велимир по миру
птицами
из наволочки весен.И кумирством Велимиру не потрафить.
Не войдут в кумира реки, звери…
Как ни разу не хватило в типографии
буквы "л" – "люблю" его измерить.
"Ладомир" не должен быть понятен.
Вам понятен хлеб и ветер в венике?!
Миллион поэтов вам понятен?
Вымерьте меня,
поймете Хлебникова.1985
* * *
Все гении давно уже в железе,
и
не внемлют люди новым голосам,
но кто-то должен
реабилитировать поэзию,
И этот кто-то -
должен быть я сам.1981
Художник
Вам всем,
кто не имел врагов,
не плакал от потерь,
оракул будущих времен
в рай приоткроет дверь.Отмоет дочиста статут
и выпьет воду сам,
и ваши крылья отрастут.
А я пошел
к чертям…1985
Воздушные замки
Перепачкав в песочнице личики,
дети строят воздушные замки.
И смеются, хватаясь за руки,
песочного бунта зачинщики…И взлетают в пространство отважно
шпили башен, проткнув небосклон,
пусть пока лишь песочных,
нестрашно,
пусть пока лишь воздушных,
неважно,
это только сейчас, а потом…А потом набежали мамаши,
по домам увели их силком -
по развалинам замков,
ставших
снова серым -
обычным песком…1983
Высота детства
Понимаю припадками детства -
жизнь открытьями глубока -
вровень с улицей по соседству,
как увидел в семь лет с чердака.И на пятки звезда наступает
только с той высотой пополам
и тебя по ночам распинает
на оконном кресте твоих рам.Вот твой час -
когда, вспыхнув, сознание
видит будущее.
И ломко
он решает судьбу:
прозябание
или – вечно – за истиной гонка.
Этих взрослых звезд прорастание
в неуемных глазах ребенка…Королев, Циолковский… В стремени
удержаться дано лишь им…
Обезличивание – лишь форма времени,
проходящего по остальным.
Человеки ли, дубликаты?..
Только в каждом Вселенная мается.
Это взрослые виноваты
в том,
что детство кончается…1984
* * *
Когда каюк мне
как поэту
придет,
поставлю на утробу.
Глупее нет – стоять у гроба,
когда в нем ни фитюльки нету.Я знаю, это будет ночью, -
поэты ночью видят лучше, -
когда сгущается до точки
вся жизнь под ногтем авторучки.И вот – его теряя имя
и примеряя мир иной,
смеяться буду над другими,
как будто плача над собой…А днем,
наевшись цитрамона,
всю писанину – под кровать!
И обалдело-просветленным
пойти с сынишкой погулять…И там -
в какой-нибудь аллее
тех – работящих пожалеть,
кто чувства лучшие пропели,
но не успели
умереть…1986
* * *
Я – случай из восьмого "Д",
и без "дозы" вам со мной не справиться…
Я живу в воображении людей
или в памяти, какая разница…Мне снится сон – навязчивый и жуткий,
привычен, впрочем, он для наркомана:
меня с ладони кормит проститутка,
а я ей говорю: "Мне скучно, мама…"А за окном, как в кадре негатива,
мои года, темнея на заре,
как лебеди, качаются пугливо
и машут крыльями календарей.И надевая белые халаты,
мы трем бензином стекла целый день,
мы знаем, это птицы виноваты…
смывая молча белых лебедей…А я ей говорю: "Мне скучно, грустно…"
И вспоминаю школу, класс и долго
я не могу попасть указкой узкой,
хоть и нашел на карте, в реку Волгу.А наяву я сплю, мне не до шутки.
Проходит день – как все – обыкновенный.
Потом и сон – навязчивый и жуткий…
Она никак попасть не может в вену…1984
Прах Шаляпина
Из России, из волжской сторонки,
его гений могучий гремел,
опрокидывая галерки,
подминая парижский партер.И по миру уже разметался
этот голос – поющих полей.
Ну а он бушевал и скитался,
еще славе не чуждый своей.Словно рвался от правды земли,
русской удалью мир восхищая…
Вот лишь рампы слепящей огни
от Парижа его отделяют.Но гудит, содрогается он,
разрывается в боли щемящей…
Словно тот, будь он проклят, вагон,
на чужбину его увозящий.Только выдохся, сник и одрях
и смирился с судьбою коварной.
И в Россию дошел только прах,
перевитый строкой ординарной…1984
У Вечного огня
Юрию Кузнецову
Мне снилось, что, с надеждами поссорясь,
пришла сюда моя седая совесть.
Я шел за ней…
"Вот здесь я родилась…"
И тонкой болью слабенькая связь
сквозь прожитые потянулась годы.
И сердце вздрогнуло, и связь оборвалась…
Как на войне.
Вцепившись в кабель рваный,
молчит связист…
И нужен доброволец.
Смогу ли я,
продравшись через раны
погибших там, мне, в общем-то, чужих
до собственной добраться боли
и посмотреть в себя глазами их?!
Понять, как я живу и что мне светит.
Я ждал ответа от самой земли…
Я был уверен, что они ответят.
Они должны ответить,
черт возьми!
Я так воспитан,
я памятью,
как порохом, пропитан.
А вечного огня живые искры
в горячем сердце порождают выстрел.
И мне еще совсем немного лет…
А может, в этом вовсе нет секрета:
искать всю жизнь на жизнь свою ответ
и не найти готового ответа?!
И просто жить…
Но, время пересилив,
найти ответ в своем понятье "жить".
Жить так,
чтобы бескрайняя Россия
слилась в одно с Россиею души.
А с временем я слово породню.
И если совесть вложит мне, как другу,
в мою уже морщинистую руку
мою же молодую пятерню,
то я умру, родиться не боясь
на языке иного поколения.
Здесь мертвых нет!
Здесь совесть родилась,
рожденною задолго до рождения.1986
* * *
Мне почта принесла пожар Чернобыля.
Как будто встал глазами в центр пекла.
Но я статьи не видел, -
все черно было,
был просто белый лист
засыпан пеплом.Читал, – глаза съедала катаракта.
А там, как с дерева -
с руки воздетой
апрель, задев за май,
упал в реактор,
от мира отгороженный газетой.Прорвало апокалипсис. Час пробил.
Полынь чернела, и крепчал поток.
И люди шли,
и каждый как святой был -
шел и светился с головы до ног.Никто из них не замечал потопа, -
они, влюбляясь, солнца излучали.
И в своих чревах женщины качали
живых… радиоактивных изотопов.Я строчки разобрал, но позже – к лету.
Пока ж они казались неким шифром.
И каждый день выветривал газету,
посыпая мне голову шрифтом.Июнь 1986
Письмо погибшего пожарного
1
Дайте послушать танец маленьких лебедей,
пусть Чайковским накроется мертвая зона.
На последнем аккорде покидаю я
общество бравых людей,
как банальная рифма,
я останусь под сенью закона.Вы меня узнаете? -
Исполняю чужие слова.
А своих я не знал и не буду теперь уже ведать.
Стал я частью земли,
за которую отдал сполна,
не успевши узнать,
в чьих руках догорела победа.А успели ли мы эвакуировать города
с обескровленного
отечественными нейтронами знамени,
зачеркнул ли Чайковский бессмертный балет
свой,
когда
умирающим лебедем я танцевал
в умирающем пламени?А правда, что водкой болезни и смерть отводили,
а люди бежали от прошлого
и все-таки опоздали?
И землю с собою в душе увозили,
а позже
и сами землею стали?..И на ней теперь пляшут сухие дожди…
Две строки для жены, чтоб пока не рожала, -
трудно будет с ребенком одной.
Я вернусь.
Подожди…
До следующего пожара.