Никто не обращал внимания на мои предостережения, но Виннету подал знак и выкрикнул несколько слов, которых я не понял. Апачи выполнили его приказ – все повернули назад. Виннету один плыл ко мне. Я ожидал его на берегу и сразу же сказал:
– Я благодарен тебе, что ты отослал воинов назад и предотвратил несчастье.
– Ты убил моего отца?
– Нет. Я был вынужден оглушить его, он не хотел сдаваться.
– Ты мог его убить!
– Мог, но я всегда стараюсь щадить врага, а тут был отец моего брата Виннету. Возьми его оружие! Ты решишь, победил я или нет, от тебя зависит, будут ли выполнены условия нашего договора.
Виннету взял томагавк и долго, долго смотрел мне в глаза. Его лицо смягчилось, тревога и жестокость в его глазах сменились радостью.
– Сэки-Лата странный человек! – наконец сказал он. – Кто сможет его понять?
– Ты научишься понимать меня.
– Ты вернул мне томагавк, хотя еще не знал, выполним ли мы уговор! Ты мог бы им защищаться. Сейчас твоя жизнь в моих руках!
– Я не боюсь! У меня есть руки и кулаки, а Виннету не лжец, он благородный воин, который держит слово.
Виннету протянул мне руку и ответил:
– Ты прав. Возвращаю свободу тебе и твоим друзьям за исключением Рэттлера. Я верю тебе.
– Пойдем к Инчу-Чуне, – сказал я.
– Да, пойдем. Хочу своими глазами убедиться, что он жив.
Мы подошли к кедру и развязали вождя. Виннету осмотрел отца и заметил:
– Он жив, но долго еще не проснется, а потом у него будет болеть голова. Я не могу оставаться здесь, пришлю сюда несколько человек. Пусть мой брат идет со мной!
Так он впервые назвал меня братом. Сколько раз потом он обращался так же ко мне, с любовью и глубоким уважением произнося эти дорогие для меня слова!
Мы подошли к реке и вместе переплыли на другой берег. Краснокожие с нетерпением ждали нас.
Выйдя из воды, Виннету взял меня за руку и громко объявил:
– Сэки-Лата победил! Он и его три товарища – свободны!
– Уфф, уфф, уфф! – раздались крики апачей.
Тангуа стоял в стороне и угрюмо смотрел вдаль. Мне еще предстояло свести с ним счеты, наказать его, и не только за то, что он оклеветал нас: нельзя было допускать, чтобы такой мерзавец мог и в будущем убивать и грабить ни в чем не повинных людей.
Виннету прошел мимо него, не удостоив взглядом, и подвел меня к столбам, к которым все еще были привязаны мои друзья.
– Мы спасены, – воскликнул Сэм. – Нас не угробят! Дорогой сэр, друг, воин и гринхорн, как вам это удалось?
Виннету протянул мне свой нож и предложил:
– Освободи их! Ты это заслужил.
Я разрезал путы. Мои товарищи, как только почувствовали свободу, схватили меня в объятия сразу все вместе, тискали и давили так, что я испугался за свои ребра. Сэм даже поцеловал мне руку, а из его маленьких глазок в густую бороду текли слезы.
– Сэр, – говорил он, – пусть меня слопает первый встречный медведь, если я забуду, чем вам обязан. Как же вам это удалось? Вы просто исчезли. Вы так боялись воды, и все подумали, что вы утонули.
– Разве я не сказал: если утону, мы будем спасены?
– Сэки-Лата так сказал? – спросил Виннету. – Значит, ты притворялся?
– Да, – признался я.
– Мой брат знал, что делал. Я думаю, ты поплыл под водой против течения, а потом вниз по реке. Мой брат не только силен как медведь, но и хитер как лисица. Враги должны бояться его!
– Виннету был моим врагом…
– Да, но не сейчас.
– Ты не веришь больше этому лжецу Тангуа?
Тот же долгий, испытующий взгляд, как и на том берегу, потом крепкое пожатие руки.
– В твоих глазах я вижу доброту, а твоему сердцу чужда несправедливость. Я верю тебе.
Я оделся, достал из кармана блузы жестянку из-под сардин и сказал:
– Мой брат Виннету хорошо меня понял. А сейчас я еще раз докажу, что сердце мое не знает измены. Ты увидишь предмет, который должен узнать.
Я открыл банку, достал из нее прядь волос и подал Виннету. Он уже протянул руку, чтобы взять "предмет", но, увидев его, пораженный, воскликнул:
– Это мои волосы! Кто их тебе дал?
– Инчу-Чуна в своей торжественной речи упомянул, что, когда вы стояли, привязанные к деревьям, добрый Маниту послал вам незримого спасителя. Да, его не было видно, тогда он не мог показаться на глаза кайова, но сейчас у него нет причины скрываться от них. Мне кажется, ты должен поверить, что я всегда был твоим Другом.
– Значит, это ты… ты… ты нас освободил? Тебе мы обязаны и свободой, и жизнью! – донельзя взволнованный, вскричал Виннету.
Куда подевались его обычная невозмутимость! Он взял меня за руку и повел к сестре, которая стояла в стороне, не сводя с нас глаз. Он остановился перед ней и сказал:
– Ншо-Чи видит смелого воина, который освободил меня и отца, когда кайова привязали нас к деревьям. Пусть Ншо-Чи поблагодарит его!
Виннету прижал меня к груди и поцеловал в обе щеки, а Ншо-Чи подала мне руку и произнесла только одно слово:
– Прости!
Вместо благодарности девушка просила прощения! За что? Я все понял. За то, что в душе она усомнилась во мне. Она знала меня лучше других, но поверила в мою мнимую трусость. Усомнилась в моей честности и отваге; для нее важнее благодарности, которой требовал от нее Виннету, было получить мое прощение. Я пожал ей руку и ответил:
– Ншо-Чи вспомнила, о чем я ей говорил? Мои слова сбылись. Теперь моя сестра верит мне?
– Я верю моему белому брату!
Тангуа стоял поблизости, злой и угрюмый. Я подошел к нему и, глядя прямо в глаза, спросил:
– Вождь кайова Тангуа лжец или он предпочитает правду?
– Ты хочешь меня обидеть?
– Нет, но я хочу знать, что думать о тебе. Отвечай!
– Шеттерхэнд знает, что я люблю правду.
– Проверим! Ты всегда выполняешь условия договора?
– Да.
– Тогда так должно быть всегда, ибо тот, кто не соблюдает обещание, достоин презрения. Помнишь, что ты мне обещал?
– Когда?
– Когда я стоял у столба.
– Тогда я о многом говорил.
– Это правда, но ведь ты догадываешься, о чем я веду речь?
– Нет.
– Тогда я вынужден напомнить тебе – ты желал разделаться со мной.
Он весь съежился.
– В самом деле?
– Да. Тебе хотелось размозжить мне череп.
Тангуа явно испугался.
– Не… помню… – запинаясь, прошептал он. – Шеттерхэнд неправильно меня понял.
– Виннету все слышал и может подтвердить.
– Да, – с готовностью подтвердил Виннету. – Тангуа хотел рассчитаться с Шеттерхэндом и хвастался, что размозжит ему череп.
– Слышишь? Это твои слова! Что ж, выполняй обещание!
– Ты этого требуешь?
– Да. Ты назвал меня трусливой жабой. Ты оклеветал меня и сделал все, чтобы погубить нас. Тогда ты был храбрым. Хватит ли тебе теперь храбрости, чтобы сражаться со мной?
– Я сражаюсь только с вождями!
– Я и есть вождь!
– Как это ты докажешь?
– Просто: повешу тебя на первом попавшемся дереве, если ты откажешься от боя со мной.
Для индейца угроза быть повешенным является смертельной обидой. Выхватив из-за пояса нож, Тангуа разразился угрозами и бранью:
– Собака, я заколю тебя!
– Хорошо, но только в честном поединке!
– И не подумаю! Я не хочу иметь дела с Шеттерхэндом!
– А когда я был связан и беззащитен, ты хотел иметь со мной дело, подлый трус!
Тангуа был готов кинуться на меня, но между нами встал Виннету.
– Мой брат Сэки-Лата прав. Тангуа пытался очернить и погубить тебя. Если теперь Тангуа не сдержит слово, значит, он трус и должен быть изгнан из своего племени. Решай немедленно, мы не хотим, чтобы говорили, будто апачи принимают у себя трусов. Что собирается сделать вождь кайова?
Тангуа обвел взглядом плотные ряды индейцев. Апачей было в четыре раза больше, чем кайова, к тому же последние находились на чужой территории. Нельзя было допустить ссоры между двумя племенами, особенно сейчас, когда кайова доставили богатый выкуп, а их вождь все еще был пленником апачей.
– Я подумаю, – ответил уклончиво Тангуа.
– Мужественный воин долго не думает. Либо будешь бороться, либо тебя всю жизнь будут называть трусом.
– Тангуа трус? Тому, кто осмелится так сказать, я вонжу нож в сердце!
– Я так скажу, – гордо и спокойно произнес Виннету, – если ты не сдержишь слово, данное Шеттерхэнду.
– Сдержу!
– Значит, ты готов сразиться с ним?
– Да.
– Немедленно?
– Немедленно! Я жажду его крови!
– Теперь надо решить, каким видом оружия вы будете сражаться.
– Кто должен решить?
– Сэки-Лата.
– Почему?
– Потому что ты его обидел.
– Нет, это я должен выбирать оружие.
– Ты?
– Да, я, потому что это он обидел меня. Я вождь, а он просто бледнолицый. Значит, я важнее его.
Я решил спор:
– Пусть Тангуа выбирает, мне все равно, каким оружием победить его.
– Ты не победишь меня! – крикнул Тангуа. – Неужели ты думаешь, я соглашусь сражаться на кулаках, зная, что ты всегда побеждаешь в таком поединке, или на ножах, чтобы ты убил меня, как Мэтан-Акву, или на томагавках, что даже для Инчу-Чуны оказалось не под силу?
– Что же ты выбираешь?
– Мы будем стреляться, и моя пуля пронзит твое сердце!
– Согласен. А мой брат Виннету заметил, в чем признался Тангуа?
– Нет.
– Тангуа подтвердил, что я сражался с Ножом-Молнией, чтобы освободить апачей; до сих пор Тангуа отрицал это. Видишь, я имею право называть его лжецом!
– Лжецом? – крикнул Тангуа. – Ты поплатишься жизнью. Поскорее дайте ему ружье! Пусть поединок начнется немедленно, я заткну глотку этой собаке!
Свое ружье Тангуа держал в руке. Виннету послал воина в пуэбло за моим карабином и патронами, которые я всегда носил с собой, пока был на свободе. Все сохранялось в полном порядке. Виннету хоть и считал меня врагом, заботился о моих вещах.
– Пусть мой брат скажет, сколько раз и с какого расстояния вы будете стрелять, – обратился ко мне Виннету.
– Мне совершенно все равно, – ответил я. – Кто выбирает оружие, тот пусть и ставит условия.
– Да, я решу, – сказал Тангуа. – Стреляться с двухсот шагов до тех пор, пока один из нас не упадет и не сможет подняться.
– Хорошо, – согласился Виннету. – Я буду следить за соблюдением правил. Стреляете по очереди. Я встану рядом и пристрелю того, кто осмелится нарушить условия. Кто стреляет первым?
– Я, конечно, – выкрикнул Тангуа.
Виннету холодно произнес:
– Тангуа пытается получить все преимущества. Первым будет стрелять Шеттерхэнд.
– Нет! – ответил я. – Пусть будет, как ему хочется. Он выстрелит один раз, потом я, и все будет кончено.
– Нет! – возразил Тангуа. – Мы будем стрелять до тех пор, пока один из нас не упадет!
– Конечно, именно это я и хотел сказать, потому что мой первый выстрел свалит тебя.
– Хвастун!
– Посмотрим! И знай: хотя я должен убить тебя за твою подлость, я не сделаю этого. Я накажу тебя тем, что прострелю твое правое колено.
– Вы слышали? – расхохотался Тангуа. – Этот бледнолицый, которого его друзья называют гринхорном, предупреждает, что с двухсот шагов размозжит мне колено! Смейтесь, воины, смейтесь!
Он посмотрел вокруг, но никто не рассмеялся, и Тангуа сказал:
– Вы боитесь его, а я с ним разделаюсь! Пойдемте, отмерим двести шагов!
Принесли мой флинт. Я осмотрел его и убедился, что все в полном порядке, а стволы заряжены. На всякий случай я выстрелил из обоих стволов и зарядил ружье повторно. Тут подошел ко мне Сэм и сказал:
– Мне бы хотелось задать вам сто вопросов, но у меня нет ни времени, ни возможности. Поэтому спрошу только об одном: вы действительно собираетесь прострелить ему колено?
– Да.
– Только колено?
– Такого наказания вполне хватит.
– Нет! Такую мразь надо уничтожить без пощады, чтоб мне лопнуть! Вы только вспомните, сколько несчастий произошло с тех пор, как он решил украсть лошадей апачей!
– Его подговорили какие-то белые.
– А он поддался на уговоры! Я просто всадил бы ему пулю в лоб. Уж он-то будет целиться вам в голову!
– Или в грудь. Я в этом уверен.
– Он не попадет. Хлопушка этого негодяя ни на что не годится.
Тем временем индейцы отмерили двести шагов, и мы заняли свои места. Я стоял молча, зато Тангуа безостановочно извергал потоки брани, которую и повторить невозможно. Виннету не выдержал:
– Вождь кайова должен замолчать. Начинаем! Я считаю до трех, и только тогда стреляйте. Кто выстрелит раньше, получит пулю в лоб.
Легко представить, сколь напряженно ожидали дальнейших событий все присутствующие. Они встали в два ряда, образуя широкий коридор, в конце которого стояли мы. Воцарилась тишина.
– Вождь кайова начинает, – сказал Виннету. – Один… Два… Три!
Я стоял неподвижно, лицом к своему противнику. Тот прицелился и выстрелил. Пуля пролетела рядом со мной. Никто не издал ни звука.
– Теперь очередь Шеттерхэнда, – произнес Виннету. – Один… Два…
– Минуточку, – остановил я его. – Вождь кайова повернулся ко мне боком, хотя я стоял прямо.
– Как хочу, так и стою! – ответил Тангуа. – Никто не может мне запретить. В условиях этого не было!
– Конечно, и Тангуа может встать как захочет. Он повернулся боком и думает, что я не попаду в него. Он ошибается, я обязательно попаду и могу выстрелить, ничего не сказав, но хочу поступить честно. Я обещал прострелить ему правое колено, но если он встал боком, пуля раздробит оба колена. Пусть теперь поступает как хочет: я его предупредил. Хуг!
– Стреляй пулями, не словами! – орал Тангуа, и не подумав встать прямо.
– Шеттерхэнд стреляет, – повторил Виннету. – Один… Два… Три!
Раздался выстрел, Тангуа издал громкий крик, уронил ружье, раскинул руки и рухнул на землю.
– Уфф, уфф, уфф! – раздались крики со всех сторон, и индейцы, столпившись, стали рассматривать, куда попала моя пуля.
Я тоже подошел, и краснокожие с уважением пропустили меня к Тангуа.
– В оба колена, в оба колена, – слышалось справа и слева.
Наклонившись, Виннету осматривал рану стонущего Тангуа и, увидев меня, сказал:
– Пуля прошла именно так, как предсказал мой брат: колени раздроблены. Тангуа никогда не поедет верхом, чтобы пересчитать чужие стада.
При виде меня раненый разразился ужасной бранью. Я прикрикнул на него, и он умолк.
– Я предостерегал тебя, но ты не послушался.
Тангуа старался не стонать, потому что индеец должен стойко переносить боль. Он прикусил губу и угрюмо смотрел вдаль. Потом, собравшись с силой, сказал:
– Я ранен и не смогу вернуться домой, придется пока остаться у наших братьев апачей.
Виннету отрицательно покачал головой и решительно возразил:
– Ты покинешь наше пуэбло, мы не станем держать у себя конокрадов и убийц. Хватит того, что мы взяли с вас выкуп вместо крови.
– Но я не смогу сесть на лошадь!
– Рана Сэки-Латы была тяжелее, и он тоже не мог ехать верхом, однако прибыл сюда. Думай о нем почаще! Тебе это будет полезно. Кайова собирались сегодня уехать от нас, и пусть будет так. Если завтра мы встретим на наших пастбищах кого-нибудь из вас, то поступим с ним так, как вы собирались поступить с Сэки-Латой. Я сказал! Хуг!
Виннету взял меня за руку и увел. Толпа расступилась перед нами. Подойдя к реке, мы увидели Инчу-Чуну в лодке, которой управляли два посланных к нему апача. Виннету поспешил к реке, а я подошел к друзьям поговорить.
– Наконец-то, наконец-то мы можем с вами поговорить! – воскликнул Сэм. – Скажите нам, что это за волосы вы показали Виннету?
– Те самые, что я отрезал у него.
– Когда?
– Когда освободил его и Инчу-Чуну.
– Разве вы… ко всем чертям… вы… гринхорн… вы их освободили?!
– Самой собой…
– И не сказали нам ни слова?
– А зачем?
– Как вы это сделали?
– Как любой гринхорн.
– Да говорите же толком, сэр! Это же было невероятно трудно.
– Да, вы даже сомневались, сможете ли вы сделать это.
– А вы сделали! Либо у меня совсем нет мозгов, либо они малость подпортились.
– Первое, Сэм, первое!
– Что за дурацкие шутки! Нет, посмотрите на него! Освобождает индейцев, носит при себе чудодейственную прядь волос и никому об этом ни слова! А на вид такой порядочный! О, как обманчива бывает внешность! А что же произошло сегодня? Я так и не понял. Вы утонули и вдруг опять выплыли!
Я ему все рассказал, а когда закончил, Сэм воскликнул:
– Дорогой мой человек! Что за тяга к проделкам, чтоб мне лопнуть! Простите, я вынужден еще раз спросить: вы действительно впервые на Западе?
– Да.
– А в Соединенных Штатах?
– Тоже.
– Ну тогда мне этого просто не понять. Во всем новичок – и одновременно мастер. Никогда такого не встречал! Я вынужден похвалить вас, именно похвалить. Вы очень хитро вели себя, хи-хи-хи! Только не вздумайте возомнить о себе Бог знает что. Вы еще успеете натворить глупостей, и вам очень далеко до настоящего вестмена!
Сэм отнюдь не собирался закончить на этом свою речь, но подошли Виннету и Инчу-Чуна. Старый вождь долго и испытующе смотрел мне в глаза, как до этого смотрел его сын, и наконец сказал:
– Виннету рассказал мне обо всем. Вы свободны. Простите нас. Сэки-Лата храбрый и хитрый воин, он победил многих врагов. Выкурим трубку мира?
– Да, я хочу быть вашим другом и братом!
– Сейчас мы пойдем в пуэбло, где мой победитель получит удобное жилье. Виннету останется здесь, чтобы навести порядок.
И мы – уже свободные – вошли в крепость, которую покидали пленниками, приговоренными к мучительной смерти.
Глава V
ЯСНЫЙ ДЕНЬ
Я вернулся в пуэбло и только теперь разглядел, какое это было огромное и величественное сооружение Почему-то принято считать, что народам Америки далеко до вершин цивилизации. Однако трудно согласиться с тем, что люди, которые сумели сдвинуть подобные каменные глыбы и построить из них крепость, неприступную даже для современного оружия, стоят на более низкой ступени развития. Споры о принадлежности современных индейцев к потомкам древних цивилизованных племен Америки не утихают до сих пор, и не следует делать поспешные выводы, будто путь к дальнейшему развитию им заказан. Разумеется, при условии, что их не сгонят с родных земель, иначе они просто-напросто погибнут.
По лестницам мы поднялись на третий этаж, где располагались лучшие комнаты пуэбло. Здесь жил с детьми Инчу-Чуна, и тут же выделили помещения для всех нас.
Моя комната оказалась просторной, правда, без окон, однако света, который падал через высокие и широкие дверные проемы, вполне хватало. В комнате было пусто. Ншо-Чи вскоре украсила ее шкурами, покрывалами и всякой всячиной, так что неожиданно для меня стало очень уютно.
Хокенс, Стоун и Паркер получили точно такой же "номер".
Когда мое жилище было прибрано и я наконец-то мог расположиться в нем, Ншо-Чи принесла красивую резную трубку мира, табак, сама набила ее и зажгла. Я затянулся раз-другой, а девушка сказала: