- Просто необходимо. Я слышал, что все эти обычаи имеют глубокие корни и важное значение. Отец и мать воспитали и вырастили свое дитя, свою дочь, они отдали ей тысячи бессонных ночей, тысячи забот. Тут вдруг приходит чужой мужчина и забирает ее у них. Так вот, это противоречие хотя бы внешне разрешается в обряде обручения. Дочь готова дать похитить себя, а родители изо всех сил стараются предотвратить это. Ее запирают, тщательно прячут и бдительно охраняют. Жених тратит уйму сил, чтобы перехитрить родителей, и, если это не помогает, он прибегает к силе. Происходит напряженное и очень интересное состязание в сообразительности и ловкости, а племя следит за отдельными фазами этой борьбы. Разные люди помогают той или иной партии. При этом успех дела решают хитрость и личное мужество, благодаря которым добивающийся девичьей руки демонстрирует свои достоинства.
Узнав эту новость от Тома Мадди, я долго не мог прийти в себя. Но Том Мадди был в ярости. Он поклялся, что все уже устроено и краснокожему не удастся увести девушку. Когда же я спросил, как он собирается помешать задуманному, он потребовал от меня клятвы. Я поклялся, но сделал это, разумеется, только для того, чтобы предотвратить исполнение ужасного замысла. Тогда он показал мне пистолет. Он был заряжен порохом. Этот порох должен был выжечь сиу глаза, обезобразить лицо и навсегда ослепить. "Тогда ей определенно и в голову не взбредет стать его скво!" - добавил он, прежде чем удалился. Но не забыл напомнить мне о клятве.
- Это не человек, а дьявол! - не выдержала Душенька.
- Если не дьявол, то уж негодяй, который ни перед чем не остановится, лишь бы добиться своей цели, - продолжал Папперман. - Разумеется, выдавать его я не имел права. И все же нескольких намеков было бы достаточно, чтобы дать понять индейцу, какой опасности он подвергается. Но он исчез! Как в воду канул! Итак, у меня была двойная задача: одного избежать, а другого обнаружить! Уверяю вас, необходимую осторожность соблюсти было не так легко. Целую неделю я не мог добиться результата.
И вот однажды выдалась беззвездная, промозглая ночь. Несмотря на то, что накрапывал дождь, я не остался в лагере, а в очередной раз принялся ползать вокруг стойбища, нутром чувствуя, что именно в эту неуютную ночь и должно все произойти. Беззвучно прокравшись к задворкам дома, я собирался залечь в засаду, и… Господь Бог! Тут кто-то уже был один - только с другой стороны. Он тоже обнаружил мое присутствие, несмотря на темень. Кто это? Индеец или Том Мадди? Я уже открыл было рот, чтобы подать голос, как вдруг человек поднял руку. Едва я успел отодвинуться в сторону, как прогремел выстрел… И я получил весь заряд! Ни одной крупинки не пролетело мимо! Но, к счастью, не в глаза, а в обращенную к негодяю половину лица.
Хотя это был подлый и слабенький выстрел - ведь пули не было, - но с близкого расстояния, и я свалился как мешок без сознания, да так и остался недвижим, пока меня не нашли и не перенесли внутрь дома. Пока шаман, его жена и Ашта занимались мной, явился еще один - сиу. Он возник неожиданно, как внезапный порыв ветра, и у него хватило проницательности, чтобы уяснить ситуацию. Когда я очнулся, снаружи раздался громкий победный клич огаллала. Всем стало ясно: похищение удалось, выстрел Тома Мадди предостерег жениха от опасности. Сиу оставалось только увезти Ашту. Но он не посчитал нужным сделать это. Он ввел ее в дом и был принят там как сын.
Я долгое время провалялся в горячечном бреду и от боли выл как пес, с которого сдирают живьем шкуру. А потом, встав на ноги, дал тягу, так никому ничего и не рассказав. Никто, кроме меня и самого Мадди, не знал преступника и причин выстрела. А этот подлец той же ночью бесследно исчез, и вот уже сколько лет я жажду повстречаться с ним.
После той памятной ночи я лишь однажды побывал на озере Кануби. Дома индейцев были пусты. Оказывается, на сенека напала банда белых и все обитатели селения были убиты, до последнего человека. В живых осталась только Ашта, благодаря тому, что последовала с сиу-огаллала в его племя.
- Вы виделись с ней с тех пор? - спросила моя жена.
- Нет, нет! Я всегда считал огаллала врагами белых и остерегался входить с ними в контакт. Конечно, я наводил справки. Узнал, что красивая индеанка сенека, скво шамана, вполне счастлива. Он основал наверху, на Найобрэре, поселение для себя и своих учеников и до сих пор живет там ради старых тотемов и вампумов и ради книг, которые присылают ему бледнолицые, почитающие его, как ученого человека.
- Естественно, вы знаете имя этого индейца? -спросил я, воспользовавшись паузой.
- Да, - кивнул он.
- Его зовут Вакон?
- Да, Вакон.
- Тогда я знаю его, хотя никогда раньше не видел. Он потратил всю свою жизнь и все свои силы на изучение истории красной расы, написал об этом много работ, которые, к сожалению, еще не печатались, поскольку он хочет обнародовать их лишь после окончания последнего тома.
- Сколько же ему сейчас? - спросила Душенька.
- Не имеет значения, - ответил я. - Истинно великие люди, как правило, умирают не раньше, чем достигнут того, чего они хотели или должны были достичь. Так называемые герои войны, конечно, не в счет. Вы устали?
Последний вопрос я задал Папперману, который начал укутывать себя одеялом, словно собирался лечь.
- Собственно, нет, - ответил он, - но такое впечатление, будто я снова поражен выстрелом Тома Мадди. Это все воспоминания! Мне эта индеанка была очень дорога, очень! Я никогда, никогда не смотрел после этого ни на одну женщину! Я остался одиноким, а когда придет время, умру так же одиноко… Попытаюсь заснуть. Спокойной ночи!
Мы пожелали ему того же, но пожелания не сбылись ни у него, ни у нас. Добрых два часа он ворочался, потом вылез из-под одеяла и отправился на прогулку. К полуночи он еще не вернулся. Примерно в это время сон наконец одолел меня. Но спустя два часа я снова проснулся. Он сидел рядом. Я тоже сел. И тотчас же вскочил на ноги Молодой Орел, а из палатки послышался голос моей жены:
- Я тоже не сплю! Можно кое-что предложить?
- Что? - повернулся я к палатке.
Она приоткрыла полог и сказала:
- Давайте отправимся к озеру. Все равно никто больше не уснет - из-за этой истории.
Тут Папперман подскочил и с радостью согласился:
- Конечно, едем! Тогда мы прибудем точно к восходу солнца, как и я тогда.
Я согласился, Молодой Орел тоже. Вскоре наша небольшая кавалькада растянулась по широкому склону, ведущему к озеру. Утро тихонько занималось, и наши лошади хорошо видели землю.
Неужели нас действительно так разволновал рассказ Паппермана, что мы не могли уснуть? Или была какая-то другая причина отправиться в путь намного раньше, чем это входило в наши планы? Странно!
Добравшись до равнины, мы подстегнули лошадей. Наступал новый день. С восходом солнца мы достигли опушки леса, окружавшего озеро. Узкая поляна уходила в чащу, постепенно сужаясь до размеров тропы.
- Здесь я и шел тогда, - пояснил Папперман, ехавший впереди. - Только лес теперь стал выше и гуще. Вот здесь я обнаружил следы. Лес скоро кончится и мы увидим озеро. Вот последние заросли. А сейчас появится озеро и тот самый высокий камень, на котором сидела Ашта… О Боже!
Он резко осадил мула и уставился в одну точку. Мы поторопились выехать из леса. Теперь и мы убедились: удивиться было чему.
Озеро действительно было достойно своего восточного собрата. Справа от нас виднелись остатки домов племени сенека, залитые первыми лучами солнца, а перед нами - прозрачная сине-зеленая гладь воды, взъерошенная легким утренним бризом. Берега поросли пышной зеленью. А слева от нас, где кусты почти достигали воды, возвышался белый гладкий камень, на котором стояла юная индеанка, одетая точно так же, как описывал Папперман. Перышки колибри искрились в солнечном свете всеми цветами радуги. Но девушка не смотрела, как тогда, на солнце; взгляд ее был направлен в нашу сторону.
Папперман медленно соскользнул со своего мула, так же медленно как во сне подошел к ней и спросил:
- Как тебя зовут?
- Ашта, - прозвучало в ответ так же, как и тогда.
- А сколько тебе лет?
- Восемнадцать.
Старый вестмен провёл рукой по лицу. Он заговорил сам с собой:
- Да нет, не может быть. Она другая, хотя и похожа, очень похожа…
- Ты говоришь о моей матери? - спросила она неожиданно. - Говорят, что я очень ее напоминаю.
- Как ее зовут?
- Как и меня - Ашта.
- А твоего отца?
- Его имя Вакон. Мы живем далеко отсюда, на севере, у реки Найобрэра.
Папперман хлопнул в ладоши и закричал:
- Она ее дочь, ее дочь!
- Ты знаешь отца и мать? - удивленно спросила девушка. - О, у тебя лицо обожжено порохом! Может, ты Папперман?
- Он самый.
- Ты был на озере Кануби еще в те времена, когда отец и мать познакомились друг с другом?
- Да, именно тогда.
Она быстро спустилась с камня и бросилась к нему, поцеловала ему сначала руки, потом в изуродованную щеку и воскликнула:
- Ты спаситель моего отца! Ты пожертвовал собой ради него! Почему ты никогда не приходил к нам? Отец и мать до сих пор пытаются тебя разыскать!
Старый вестмен дрожал от волнения и умиления.
- Откуда твой отец знает, что тот выстрел предназначался не мне, а ему? - удивился он. - Я этого никогда не рассказывал!
- Все случилось неожиданно. Ты рассказал об этом, когда был без сознания. Отец дважды видел того человека, но так и не смог его поймать. Его настоящая фамилия не Мадди, а Сантэр. Когда вчера вечером ваш огонь светил с гор, как настоящая маленькая звездочка, мать мне сказала: "Вот так светил тем вечером лагерный костер нашего белого спасителя, прежде чем я его увидела в первый раз".
- Твоя мать здесь?
- Была здесь, но сейчас ее нет, - ответила девушка. - С рассветом все уехали. Я осталась, чтобы разведать обстановку.
- "Разведать"? - заулыбался Папперман, - А если бы мы были врагами?
- Тогда вы не увидели бы меня.
- Откуда ты знала, кто мы?
- Мы видели ваш огонь.
- И из этого сделали вывод, что мы не опасны?
- Среди вас находится скво!
- А! Совершенно верно. И теперь тебе надо быстро отсюда уйти?
- Да, чтобы привести других. Но я не покину этого места, не узнав от тебя, когда и где мы сможем увидеться вновь.
- Куда вы направляетесь?
- Этого я пока не могу сказать.
Молодой Орел, только что спустившийся с коня, вдруг произнес:
- Можешь! Посмотри на меня! Я твой брат.
Только теперь я обратил внимание, что на нем новый кожаный костюм, бережно сохраненный для него Папперманом. В нем он выглядел весьма респектабельно. Он указал на правую сторону груди, где жемчугом была вышита маленькая двенадцатилучевая звезда. В тот же миг я увидел такую же звезду на ее одеянии, в том же месте.
- Значит, ты "Виннету"? - спросила она.
- Да.
- А я Виннета. Мы оба носим звезды великого Виннету! Значит, мы брат и сестра! Я сиу-огаллала. А ты?
- Апач-мескалеро.
- Из племени Виннету?! Прошу тебя, назови свое имя. Или у тебя его еще нет?
- Есть, - улыбнулся он. - Меня зовут Молодой Орел.
На лице в очередной раз отразилось удивление.
- Такое же имя носит любимый ученик знаменитого Тателла-Саты, - произнесла она задумчиво. - Он получил его еще мальчиком, когда другие и не помышляют об этом. Ты знаешь его?
- Да.
- Он был первым, кому Тателла-Сата разрешил носить звезду нашего Виннету. Ты знаешь, где он сейчас?
- Да.
- И можешь сказать?
- Никто не запретит мне. Он стоит перед тобой.
- Ты? Это ты? - На ее щеках выступил румянец. - Говорят, что ты покинул племя, отправившись за священной глиной…
- Да. И еще дальше.
- Ты поставил перед собой нелегкую задачу…
- Да, это так.
- И тебе удалось решить ее?
- Удалось. Наш Великий Добрый Маниту вел меня и защищал с тех пор, как я покинул гору Виннету. Прошло четыре года, и теперь я возвращаюсь. Наши пути совпадают?
- Да.
- Тогда я не буду больше задавать вопросы, поскольку знаю, что увижу тебя снова.
- А ты этого хочешь?
- Да. А ты?
- И я.
- Тогда прошу: дай мне руку!
- Я дам тебе обе!
Она протянула ему руки и заглянула своими большими глазами в его глаза. А он долго смотрел куда-то в дальнюю даль. Потом сказал:
- Внучка великого шамана сенека, дочь Вакона, исследователя и посвященного, и ученик недосягаемого Тателла-Саты, в сердце которого растоптанная душа красной расы нашла единственное и последнее пристанище, - это ты и я! Маниту свел нас вместе! Мы пойдем к свету. И да сопутствует нам удача и великое благословение. Будь благословенна, милая, прекрасная Виннета!
Он поцеловал руки девушки и спросил:
- Когда ты уходишь?
- Сейчас, - ответил она. - Но прежде я должна узнать, куда направляетесь вы.
- К Утесу Дьявола. Тебе он известен?
- Да, и очень хорошо. Но хочу предостеречь тебя.
- От кого?
- От Киктахан Шонки, старого вождя сиу-огаллала.
- От своего собственного вождя?
- Хо! - воскликнула она гордо. - Ашта не знает над собой вождей. В племенах дакота сейчас глубокий раскол. Молодые воины - за Виннету, старые - против. Будь осторожен. Я знаю, что Киктахан Шонка придет к Утесу Дьявола, чтобы встретиться там с вождями юта и держать совет. Смотри, не попади им в руки! Знаешь ли ты, что они говорят? Олд Шеттерхэнд едет сюда.
- Ты уверена, что это не просто слухи?
- Да! И мы увидим его, если ему удастся избежать опасности, которая его подстерегает!
- Что это за опасность?
- Не знаю. Но они собираются заставить его умереть у столба пыток. Это всегда было заветным желанием всех врагов его брата Виннету. Говорят, сейчас он очень стар и сед. В старости силы покидают тело, и пропадает энергия души. Как ликовали бы они, если бы теперь с почтенным старцем произошло то, чего он избежал в молодости. Если бы я знала, когда и куда он прибудет, выслала бы гонца, чтобы предупредить его.
- Не думай об этом, Ашта. Ведь обо всем, что сказал бы ему твой посланец, ему уже сообщили.
- Так он предупрежден?
- Да.
- Спасибо Маниту! Теперь я могу спокойно уходить.
Она побежала к развалинам ближайшего дома и возвратилась оттуда верхом.
- Будь здоров! - сказала она, протянув Молодому Орлу руку . - Скоро увидимся!
И, обратившись к Папперману, спросила:
- Я не смогу уехать, не услышав, где мы снова встретимся. Назови место, которое тебе подойдет.
Папперман не знал, что должен ответить, а потому сказал:
- Я не знаю конечной цели нашего путешествия, но еду с Молодым Орлом.
- И останешься с ним?
- Да.
- Как долго?
- Сколько ему будет угодно.
- Я все поняла. Теперь я знаю, что встречусь с тобой обязательно!
Тут она повернулась к моей жене и ко мне. Протянув руку и нам, она произнесла:
- Мне не сказали, кто вы, но любопытство не в обычаях индейцев. Будьте здоровы!
Она дала коню шенкеля, и тот понес ее мимо развалин, обогнул кустарник и исчез из виду. Папперман и Молодой Орел еще долго смотрели ей вслед.
Мы с женой спустились с лошадей, и я стал осматривать следы тех, кто здесь был до нас. Душенька между тем занялась приготовлением утреннего кофе.
Раньше мы, естественно, и не помышляли о кофе и прочих маленьких удовольствиях. Но неожиданно получив в Тринидаде мулов и хорошую палатку, мы перед отъездом запаслись кое-чем из того, без чего не привык обходиться так называемый цивилизованный человек даже на Диком Западе. Само собой, к этим вещам относится и кофе.
По следам я скоро узнал, что здесь было сорок человек, среди которых всего двое мужчин; их я посчитал проводниками.
Папперман сообщил, что Ашта ускакала на юг, куда также вели и другие следы. Наш маршрут вел на запад.
- Это ли не настоящее чудо? - заговорил старый вестмен, подсев к нам. - Прямо как тогда! Они знают, что выстрел предназначался не мне. Они искали меня. Что за добрые люди! Сегодня мой величайший праздник. Да, великий праздник! Будь сейчас декабрь, я бы сказал: у меня настоящее Рождество, а это рождественский подарок Господа Бога. Да, самого Господа Бога! Ведь никто другой не сможет дать такого счастья.
Для меня встреча с молодой, красивой индеанкой тоже имела большое значение. Особый интерес вызвали у меня опознавательные знаки. Молодой Орел ничего не говорил о них, а я, стало быть, не спрашивал. Но что делать дальше, я и так знал. Все дело в большом различии между значениями слов "племя" и "клан" у красной расы. Вопрос очень важный, хотя он и обойден вниманием серьезных исследователей. Сколько так называемых народных и детских писателей сочиняли "индейские" книги, не обладая более или менее точными знаниями об этой расе! И все это расхваливалось и рекомендовалось потом другими, еще менее сведущими людьми. Ко мне приходили некоторые из "индеанистов", но не было среди них ни одного, - в самом деле, ни одного - кто знал что-либо о самом главном в родовом укладе краснокожих.
В развитии каждой расы проявляются две противоположные тенденции - обособление и объединение; идея обособления захватывает расу, нацию, племя, город, деревню, вплоть до отдельного человека, который где-нибудь в заброшенной сторожке лишь изредка вспоминает о том, что он принадлежит ко всему человеческому роду. Другая тенденция ведет к объединению отдельных личностей посредством большой идеи в единый, великий народ. Какой из этих двух путей ведет к подлинному счастью, человечество пока не определило, а значит, познает это только на своем горьком опыте.
Ни одна раса не демонстрирует столь наглядно жестокость такого опыта, как американская. Именно в ней в наибольшей степени торжествует идея расщепления и раскола. Каждое из многочисленных индейских племен и каждый из бесчисленных родов готовы погибнуть во имя утверждения своей гордыни и от голого самовозвеличивания. Этот процесс уже давно привел бы к полнейшему самоистреблению расы, если бы великие шаманы прошлого не противодействовали ему религиозными и социальными методами.