* * *
Ровно через четыре дня судебный исполнитель описал избу и утварь Устюговых.
У дома собрались соседи, отец Савватий, детвора. Женщины увели почти бесчувственную Наталью. Кольки не было. Василий молчал. Ни тени растерянности не скользнуло по его суровому и обмороженному лицу. Что-то новое - решительное и жестокое - появилось во взгляде холодных серо-голубых глаз. Казалось, он внимательно наблюдал, насколько тщательно исполнитель накладывает на дверь избы красную сургучную печать. И только дед, присев на завалинку, качая седой головой, твердил, жалуясь неведомо кому:
- Жили сами по себе, и беда - не беда. Попутал нечистый с янками - вконец разорили супостаты.
Глава 19
У ВАНКАРЕМСКОЙ ЛАГУНЫ
Зима загнала Тымкара в поселение. В один из морозных дней он появился в Ванкареме.
На нем была еще летняя одежда, вытертая на локтях и коленях. Из проношенной пятки правого торбаса торчала стелька, сделанная из сухой травы.
За эти два года он заходил сюда не впервые. Да и раньше, еще при жизни отца, ему случалось тут бывать. Ванкаремцы знали Тымкара.
- Тымкар, это ты? - встречали его жители поселения, ежась в теплых одеждах из оленьих шкур.
- Откуда пришел?
- Этти! - приветствовали его у следующего шатра. - Ты, однако, замерз, заходи кушать!
Все яранги стояли вдоль берега моря, и Тымкар не мог миновать их стороной. Собаки предупреждали о появлении чужого человека, и любопытные чукчи выглядывали из жилищ.
- Ходят слухи, что Тымкар убил таньга, - переговаривались они.
- Шаман изгнал его из Уэнома.
- Какомэй! Тымкар?! - из яранги выглядывали женщины.
- Есть слухи, что он хотел взять уводом дочь Омрыквута.
- Каждому человеку нужна жена. У Тымкара уже взрослое тело.
Тымкар не слышал их разговоров.
- Что ж, в Ванкареме немало девушек…
- Тымкар, заходи! Ты замерз ведь.
В открытых настежь дверях фактории стоял Джонсон. Тымкар прошел мимо.
Ванкарем - большое селение. А юноше нужно было в другой конец, и он уже жалел, что не дождался сумерек: слишком много внимания привлек к себе. "Что думают они обо мне?"
- Пусть к нам придет, - краснея, говорила отцу Рахтынаут-Амнона.
- Зачем? У тебя есть жених по обещанию, - вразумлял ее отец.
- Тымкар, здравствуй! Каковы новости? - раздался голос из следующего шатра.
- Кто же носит летнюю одежду зимой?
- Тымкар - "одиноко живущий человек", - оправдывал его другой.
Морозный ветерок дул в лицо, струилась поземка.
- Что делал он все лето в тундре, если у него нет теплой одежды?
- Говорят, он убил таньга, проезжавшего здесь две зимы назад.
- Но кто знает, верно ли это?
- Этти! Заходи, - снова слышались гостеприимные приветствия.
Тымкар шел дальше.
- Он с бородатыми людьми плавал к американам.
- Его отец Эттой добровольно ушел к "верхним людям".
- Брат Унпенер погиб на охоте. Тауруквуна замерзла.
- Какая? - спрашивала жена плечистого чукчи.
- Кто же не знает Тауруквуны из Энурмино!
- Какомэй! Откуда пришел он?
- Тымкар, здравствуй! - ласково кивала ему молодая красивая чукчанка.
- Пошла в ярангу! - зашипел на нее ревнивый муж, и они оба скрылись в шатре.
- Кстати пришел он, пурга будет.
- Чем же он рассержен, что ни к кому не заходит?
- Он, видно, идет к Вакатхыргину. Разве вы не знаете, что он всегда заходит к нему?
- У Вакатхыргина молоденькая дочь. Джон-американ поменял ей имя: теперь ее зовут Мэри, Не из-за нее ли он идет туда?
- Ты, однако, многоговорливая бабенка, Иди в ярангу!
- Тымкар, этти!. - седой чукча выходит к нему навстречу, берет за плечи, вглядывается в обмороженное лицо. - Ты пришел, Тымкар? - и ласково подталкивает его ко входу в ярангу.
Суровость исчезает с лица юноши. Вслед за хозяином он входит в наружную часть жилища, замечает торчащую из проносившейся обуви стельку, вытаскивает ее, обтирает рукавом иней с ресниц, снимает шапку.
Собаки недоверчиво обнюхивают гостя. Тот ощупывает онемевшие щеки. Старик молча глядит на него, такого же рослого, как он сам, ожидая, когда гость отряхнется от снега.
Вакатхыргину сорок девять лет, он еще бодр и сам добывает пропитание себе и дочери, но седина делает его стариком. Жены у него нет уже семнадцать зим: она умерла в тот радостно-печальный день, когда родилась дочь Эмкуль.
- Однако я позову Эмкуль.
Старик вышел и направился к домику-яранге Джонсона.
С тех пор как он отпустил ее "помогающей" к купцу, прошел месяц. Джон угостил его тогда спиртом, дал пачку патронов, чаю. Но дочь уже не раз жаловалась, что американ пристает к ней, настаивает, чтобы она на ночь оставалась в его жилище.
В этот предвечерний час Вакатхыргин теперь всегда отправлялся за дочерью и до утра уже никуда ее больше не отпускал.
Каждый раз, когда отец шел за Эмкуль, сердце его наполнялось гневом. Этот бездельник Джон дал кличку ей, как собаке, назвал какой-то Мэри… "Даже собаке трудно придумать более отвратительное имя!" - сплевывая, негодовал старик.
Вакатхыргин уже жалел, что позарился на патроны, табак, чай. Но как быть ему теперь? Где взять эти товары, чтобы вернуть их за дочь?
Старик хорошо знал покойного отца Тымкара: они были почти ровесники и всегда останавливались друг у друга, когда выезжали из родных поселений. Случалось им встречаться и на моржовом лежбище, и на осенних ярмарках у оленеводов. Своих сыновей у Вакатхыргина не было, дочери повыходили замуж и разъехались с мужьями по другим поселениям. Он давно привязался к Тымкару, помнит его еще малышом, потом - подростком, юношей. Теперь Тымкар стал уже совсем взрослым, и каждый раз, когда Тымкар заходил к нему, у старика рождалась надежда, что, быть может, он женится на Эмкуль, и они станут жить все вместе, в одном шатре.
Тымкар не говорил ему ничего про Кайпэ из стойбища Омрыквута. Однако по рассуждениям старика выходило, что юноша ходит в тундру наниматься "помогающим", чтобы жениться потом на дочери оленевода и со временем самому стать хозяином стада. И каждое возвращение Тымкара в Ванкарем радовало Вакатхыргина.
…Вместе с отцом к шатру подходила девушка.
Она еще издали приветствовала гостя, Тымкар ответил ей улыбаясь. Он стоял у входа в ярангу, высокий, стройный. Вползли в жилое помещение - низенькую комнатку из оленьих шкур. Эмкуль зажгла два жирника: над одним повесила чайник, над другим котел и лишь тогда вспомнила о подарке Джонсона, Вакатхыргин внимательно посмотрел на дочь, на Тымкара, на табак, рука уже доставала из-за пазухи трубку: он не курил целых два дня, но подарка не взял.
- ! Я не хочу его табака! - с раздражением, неожиданно громко отрезал старик и рунул трубку обратно за пазуху.
- Какомэй! - удивился Тымкар: ему очень хотелось курить, даже больше, чем есть.
- Ты молчи, - глаза старика сделались жесткими. - В этом шатре я хозяин.
- Конечно, конечно, - поспешил подтвердить гость, хотя вовсе еще не понимал, как можно отказаться от табака.
- У меня только одна Дочь. Мне не нужен его табак!
- Джон-американ просто так дал мне его, - поняв намек отца, смутилась девушка.
Старик не спускал глаз с дочери.
- Разве просил я у него? Дорогой товар! Плохие людишки - эти сильные товарами американы! Чем заплачу, Эмкуль? Карэм! - выкрикнул он. - Карэм!
Эмкуль заплакала, отбросила в сторону пачку. Разве это плохо, что она взяла табак для отца? Отец совсем стал старый…
Старик за чаем рассказал Тымкару о приставаниях купца к его дочери, о том, что Эмкуль уже третья, кого Джон зовет к себе "помогающими", а он, Вакатхыргин, старый, но потерявший разум морж, - согласился…
Девушка, пряча лицо, так согнулась, что черные косы касались пола.
- Ты с нами жить станешь, Тымкар? - спросил его старик перед сном.
- Не знаю, - уклончиво ответил Тымкар.
Вакатхыргин нахмурился.
- Разве ты не знаешь, что меня изгнали из родного селения? - удивился Тымкар.
Старик конечно это знал, но смолчал.
- Говорят, я убил таньга. Большую плату отдали за него уэномцы. Всех прогневил я. "Лучше бы нам не видеть тебя здесь", - сказал мне Кочак минувшей зимой.
Эмкуль и ее отец молчали. Человек, убивший человека, достоин презрения.
- Кто же захочет жить с убийцей? - хитрил Тымкар. - Что скажут ванкаремцы?
Старик достал трубку, бросил косой взгляд на пачку с табаком, что лежала в углу, отвернулся.
Кровля яранги шумела: поднималась пурга.
Все смолкли. Эмкуль и Тымкар вскоре заснули. И только старик ворочался на шкуре. Он был суеверен. Но разве не знал он сына Эттоя? Как мог сын его друга убить человека? Однако, уж верно ли это?
Как только стихла пурга, Тымкар собрался на охоту. Вакатхыргин дал ему свою теплую одежду и ружье с оставшимися четырьмя патронами.
Судя по пятнам на небе, разводья среди торосистых льдов были недалеко.
Проводив Тымкара, старик вернулся в спальное помещение. Эмкуль ушла к Джонсону. Она в тот же день вернула ему подарок, и Джонсон догадался о причине отказа старика принять его дар. Вообще этот Вакатхыргин не нравился ему. Мартин всегда чувствовал себя неуверенно, когда разговаривал с ним. Казалось почему-то, что старик проникает в его тайные замыслы, а это было Джонсону неприятно.
- Твой отец, видно, разбогател, - пренебрежительно бросил он своей служанке. - Положи на стол.
В эти дни Джонсон не приставал к Эмкуль, разговаривал с ней, что случалось редко, расспрашивал, ушел ли в тундру тот или иной чукча, а затем посылал ее позвать к нему жену какого-либо отсутствующего охотника, а Эмкуль отпускал домой.
Отец вначале удивлялся ранним возвращениям дочери, потом же, когда дочь рассказала ему о поручениях Джонсона, Вакатхыргин догадался о проделках американа. Он запретил дочери выполнять такие поручения, "Пусть сам зовет, однако, если ему нужно".
Сегодня Эмкуль опять возвратилась рано, но точно исполнила приказание отца: к Джонсону никто не пришел… Солнце еще не скрылось, а Эмкуль была уже дома. Она вышла на окраину, выглядывая Тымкара.
Тымкар не появлялся. Двумя выстрелами он убил двух нерп и теперь еще далеко-далеко от берега волоком тащил их, впрягшись в специальную упряжь.
Этой пищи хватит на семь, а то и на десять дней. Жира Для отопления старик запас летом: Тымкар видел три полных бурдюка из некроенных шкур тюленей.
Когда распухшее зимнее солнце, устав ползти по горизонту, улеглось между огненных столбов, Тымкар дотащился до яранги. И сразу же его окружили вдовы и те, чьи мужья ничего не добыли.
На следующее утро Тымкар вновь собрался в море, но старик остановил его:
- У тебя только два патрона. Где возьмем еще?
Тымкар понял, что нужно идти в тундру за пушниной, чтобы на нее выменять патронов. Джон-американ шкуры морских зверей не принимал.
Бродя летом по тундре, Тымкар приметил много песцовых и лисьих нор, но все они были слишком далеко.
Вакатхыргин еще накануне выварил в пахучих травах капканы и теперь указал на них Тымкару. Тот взял их специальной рукавицей, чтобы не оставить запаха человека, подвязал к поясу чистой камлейки и направился в тундру.
В этот день Джонсон пытался грубо овладеть Эмкуль, вначале накричав на нее за невыполнение вчерашнего поручения.
Эмкуль вырвалась и убежала домой.
Тымкар ночевать не вернулся. Всю долгую ночь старик прислушивался, не спал; наконец настало утро, Отец и дочь выпили чаю, старик пососал пустую трубку. "Только бы скорее вернулся Тымкар", - думал он: дочь рассказала ему о попытке Джона.
Впервые за всю жизнь Вакатхыргин нарушил свое слово: он не пустил больше дочь к американу, хотя и получил плату за ее работу. Эмкуль молча сидела в пологе. Отец хмурился, прислушиваясь к шорохам за ярангой. Его мучил стыд. "Что стану говорить? Чем заплачу?"
Джонсон не появлялся и никого не присылал за Эмкуль.
К ночи вернулся Тымкар.
- К радости тебя я имею! - воскликнул старик, взял его за плечи, помог раздеться, снять со спины тушку песца (вторым патроном Тымкар промахнулся, а в капканы еще ничего не попало).
За едой он рассказал ему о дочери и купце.
- Однако я не послал Эмкуль к нему сегодня. Это очень нехорошо: так не должны поступать чукчи, если дано слово и получены дары.
- Да, да, - соглашался Тымкар, - это так.
- К тому же у нас нет патронов и табаку. Где возьмем?
- Это так.
Старик то вынимал, то снова клал за пазуху трубку, Тымкар молчал. Девушка сидела потупившись, пряча глаза, щеки ее пылали.
- Кто защитит Эмкуль? Даже того, кто был бы назначен ей мужем, нет у нее. Дочь бедняка… - Он покачал головой.
Девушка еще ниже склонила голову: ей казалось, что сейчас отец предложит ее в жены Тымкару.
Хмурым взором отец поглядел на нее, на сына Эттоя, но ничего не сказал.
Тымкар молчал, Усталого, промерзшего, его, как всегда после сытной еды, клонило ко сну.
* * *
Через несколько дней, когда в яранге Вакатхыргина сушились уже четыре песцовые шкурки, Тымкар понес на обмен шкурку первого добытого зверя, Он дождался очереди и выложил свою добычу.
- Мне нужно за нее пачку патронов, табаку, чаю.
- Не слишком ли много? - усмехнулся Джонсон и взглянул на охотника. Где он видел этого парня?
Тымкар ждал.
- Как звать тебя?
- Тымкар я.
- О, Тымкар из Уэнома?
Тот кивнул головой.
- Ты оттуда привез мне этого песца? Олл-райт! Ладно. Я дам тебе патроны, табаку и чаю, чтобы ты знал и другим сказал, как хорошо платит Джонсон! - и он выложил на прилавок товары, оглядывая изумленных охотников. Им он не давал так много.
Тымкар замялся: ведь он вовсе не из Уэнома принес ему песца. Сейчас чукчи скажут об этом Джону… Да и самому неприятно, что он обманывает купца.
- Ну, что же ты стоишь? Растерялся от радости? Бери товары. - И, довольный своей остротой, Джонсон рассмеялся.
Чукчи тоже засмеялись. Какой тюлень этот Тымкар! А еще, говорят, он убил таньга…
В глазах Тымкара блеснули недобрые огоньки.
- Почему ты смеешься?! - набросился он вдруг на чукчанку, которая приглашала его к себе, когда он входил в Ванкарем.
Подбодренные его гневом и нелепым положением - над ним смеялась даже женщина! - ванкаремцы уже не скрывали своего веселья. Не каждый день случалось им посмеяться!
Красивая молодая чукчанка и не подумала смутиться.
- Ты зачем, Тымкар, пришел сюда? - шевеля плечами, спросила она его, явно намекая на Эмкуль.
Тымкар растерялся, не зная, что ей ответить.
- Ну, забирай свои товары! - властно произнес Джонсон и сдвинул их на прилавке в сторону.
Охотники все еще пересмеивались.
- Эти товары возьми себе обратно! - вдруг заявил молодой охотник и запнулся.
Лица чукчей вытянулись. Что слышат их уши?
- Что? - Джонсон опешил. Его зеленые глаза уставились на толпу.
- Эти товары ты дал старику Вакатхыргину за Эмкуль. Она не придет к тебе больше!
Молодая чукчанка побледнела от досады. Охотники смолкли. Всем стало ясно, что Тымкар берет Эмкуль себе в жены.
Джонсон, наконец, нашелся:
- Эмкуль - твоя невеста? Олл-райт! - и, как ни в чем не бывало, он убрал товары на полку.
Старик Вакатхыргин удивился, увидев Тымкара с пустыми руками.
- Я отдал ему патроны, табак и чай за Эмкуль.
- Тымкар… - старик обнял его, как сына. - К радости тебя имею я! Эмкуль - хорошая девушка.
- Да, да. Конечно, - перебил его Тымкар. - Она не пойдет больше к нему. У нас есть еще шкурки. Мы получим за них табак, патроны и чай.
- Эмкуль! - воскликнул отец, его глаза увлажнились. - Эмкуль… - слезы помешали старику договорить.
- Однако я пойду покормлю собак, - неожиданно и для отца и для дочери сказал юноша. - Утром на нарте поеду осматривать капканы, - и Тымкар выполз в наружную часть яранги.
* * *
Шли дни, недели, месяцы.
Тымкар не намекал о женитьбе. Тем не менее Эмкуль считала, что вопрос о ее муже решен. Она ухаживала за Тымкаром, как жена, недоумевая, почему он так долго тянет. Старик терялся в догадках, но жизненный опыт подсказывал ему, что нужно ждать: рано или поздно все станет ясно.
Тымкар, Вакатхыргин и его дочь жили дружной семьей. В их яранге всегда были табак и чай, свежее нерпичье мясо - его добывал во льдах старик, жир - его вытапливала девушка, патроны - их выменивал Тымкар. В пологе было тепло. Чукчи завидовали. Хорошо им: охотников много, ртов мало. Эмкуль сшила Тымкару теплую одежду из припасенных раньше оленьих шкур.
В долгие дни пурги девушка расшивала Тымкару полы кухлянки и рукавицы из тюленьей замши, а он накалывал рисунки на моржовый клык, изображая на нем зверей, сцены охоты, ссору на трапе с чернобородым янки, Богораза, какую-то сказку о счастье. Здесь были и чукчи с ружьями, и девушки, и ребенок в красивой меховой одежде. Вакатхыргин с интересом следил за его работой; старик любил сказки и умел их рассказывать.
Временами Тымкар задумывался. Беспокойные мысли переносили его от Кайпэ к Сипкалюк, потом - к Тэнэт, Тауруквуне, Эмкуль. Образы путались, сливались. От переносья ложилась поперечная складка на лбу у глаз собирались легкие морщинки. Виделись ему мать, отец, Кочак и тот пастух, который поймал его арканом, как дикого оленя…
Вакатхыргин искоса поглядывал на него, раскуривая трубку на длинном мундштуке. Ему жаль было Тымкара, потерявшего всех родных. Но почему он не берет в жены его дочь? Что нужно ему? Почему его ум неспокоен? И старику казалось, что, женись Тымкар на ней, - и их шатер станет самым счастливым в Ванкареме.
- Тымкар, - тихо окликнула его однажды Эмкуль, когда ей показалось, что отец заснул, - О чем ты думаешь?
Тымкар улыбнулся.
- Думал, как выменять у Джона ружье. Много хочет песцов.
- Разве мое ружье перестало радовать твое сердце? - вмешался старик.
- Разве каждый охотник не должен иметь свое ружье? - и Тымкар снова углубился в работу над клыком.
Опять все смолкли.
Тымкар знал, что значит ходить по тундре без ружья, а он весной собирался в тундру на поиски стойбища Омрыквута. Семь шкурок песцов и лисиц собрал он, Джонсон требовал двадцать. Если бы не приходилось отдавать шкурки за патроны, табак, чай, за материю на камлейки, Тымкар уже накопил бы нужное число. Но он не один, и надо жить.
Пурга сменялась ясными морозными днями, давно прошла январская оттепель, дни увеличились.
Подружки и другие молодые чукчанки внимательно оглядывали Эмкуль, но не находили в ее фигуре никаких изменений.
- Однако твой муж не женолюбивый, как видно, - уже не впервые допекала девушку жена соседа.
- Да уж не бессильный ли он в любви? - интересовалась красивая чукчанка, сама неравнодушная к Тымкару.
- Когда же ты станешь настоящей женщиной? - допытывались другие.
Эмкуль краснела, опускала глаза. Разве это хорошо - женщине и не иметь ребенка? Но сказать им, что Тымкар ей не муж, одинаково стыдно, как и слушать эти вопросы.