Содержание:
Собака и росомаха 1
Повторный визит 1
Сова и выдра 2
Знакомство 3
Доверчивость 3
След у Родникового 3
Встреча с вороном 4
Эх, дети! 4
Гостья 5
Рыбалка 6
Операция "Кафтан" 6
По щучьему велению 7
Слово 7
Загадка 8
Перевоспитанные воспитатели 8
Последняя встреча 9
Станислав Олефир
Росомаха - зверь серьезный
Собака и росомаха
Познакомился с росомахой я в первый же год жизни в Лиственничном - маленькой таежной деревеньке. Раньше я думал, что это зверь-изгой, зверь-бродяга, который несется, пересекая распадки и долины, уничтожая на своем пути все живое. Встретится олень - нападет, встретится мышка - не пожалеет и ее.
Если путь росомахи лежит на север, то остановится она только у Северного Ледовитого океана. Поглядит на вздыбившиеся торосы, покопается в горке выброшенных на берег водорослей и повернет к богатому красной рыбой и крабами бурному Охотскому морю.
Позже я узнал, что каждая росомаха осваивает строго определенный участок, который тщательно охраняет. У границ владений трется животом о кусты, кочки, коряги, выделяя из специальной железы пахучее вещество.
Как-то совхозный тракторист Митька Пироговский привез в Лиственничное двух молодых лаек - Султана и Люту. Тайга была им в диковинку, от каждого шороха в кустах они трусливо поджимали хвосты. Днем собаки не отходили от поварихи Любы, ночью забивались иод кровать к Пироговскому.
По вскоре Султан и Люта освоились, осмелели, учиняя в тайге настоящий разбой. Породистые собаки легко разыскивали затаившихся в траве молодых зайчат, куропачьи и утиные выводки, потерявших способность летать линных глухарей. С раздувшимися животами псы являлись домой и, даже не взглянув на приготовленную для них еду, чинно разваливались у порога Митькиной избушки.
- Нужны им твои объедки, - говорил Пироговский поварихе Любе. - Настоящая собака в тайге сама себя прокормит и хозяина не забудет. - И, хлопнув Султана по животу, самодовольно изрекал: - А ну, псина, признайся этой тете, сколько ты зайчиков сегодня схамкал? Ишь, как тебя разнесло!
В то утро собаки заспались и вылезли из-под Митькиной кровати, когда завтрак был уже готов. Они обогнали идущую к реке Фатума Любу. Повариха хотела было окликнуть их, но передумала.
Люба зачерппула воды и сделала несколько шагов в сторону кухни, как вдруг за деревьями послышался неистовый лай. Такого еще не было, ну гавкнут лайки разок-другой на чужого и стихнут. Сейчас аж захлебывались.
Люба оглянулась, подняла палку и заторопилась на помощь. Сначала она увидела Люту. Та носилась вокруг особняком стоявшей лиственницы и тявкала, как заведенная. Потом из-за кустов вынырнул Султан, зло хватил зубами растущий под лиственницей куст И тут же метнулся к дереву. Люба глянула вверх и обмерла. Метрах в пяти от земли сидела росомаха. Узкая, словно сдавленная, морда, толстые лапы, длинный, чем-то напоминающий лошадиный, хвост. Вот только цвет… Девушка считала, что росомахи черные, в крайнем случае, бурые, а эта была почти желтой.
Росомаха не видела Любу, а сердито шипела на лаек: приподнимала верхнюю губу и обнажала молочно-белые клыки.
Охотники рассказывали, что росомаха удивительно похожа на медвежонка. "Нет, - подумала Люба, - скорее на кошку…" Сидит загнанная на дерево бедная киска и шипит на извечных своих врагов. А те надрываются, задыхаясь от злобы. Любе следовало бы позвать мужчин, косивших сено. Но она воинственно взмахнула палкой и закричала:
- Брысь! Марш отсюда! Кому говорю?
Росомаха вздрогнула, резко повернулась к Любе и в тот же момент прыгнула чуть ли не на головы собакам. Образовался живой рычащий клубок.
Собаки не уступали росомахе. ни силой, ни ловкостью. Свирепея и горячась, они не обращали внимания на Любины окрики. Казалось, участь росомахи решена. Но вдруг случилось что-то непонятное. Раздался пронзительный визг, и Султан, задыхаясь и кашляя, словно он охрип от лая, метнулся прочь и закружил на месте. Люта с визгом отпрыгнула в сторону, ударилась головой о ствол дерева и, шатаясь, побрела к Фатуме. На мху осталась только росомаха. Зверь коротко рыкнул, поднял голову и уставился на девушку. Но ни ненависти, ни злобы во взгляде росомахи не было. Скорее она смотрела на Любу как-то растерянно, словно чувствовала за собой вину.
Люба присела и тихонько спросила:
- Тебе очень больно?
Росомаха вскочила и опрометью бросилась в чащу.
Султан, беспрестанно кашляя, то ложился на землю, то принимался тереть нос лапой. Из разорванного уха на мох падали капельки крови. Наверно, собака страдала, но девушка, вместо того чтобы пожалеть Султана, злорадно сказала:
- Вот видишь, это тебе не зайчат хрумкать.
Она наклонилась к собаке и почувствовала запах, такой резкий, что у нее запершило в горле. Недоуменно покачав головой, Люба заторопилась домой.
Ожидавшие завтрака бригадир Шурига и два косаря к взволнованному рассказу поварихи отнеслись с недоверием. Какая росомаха возле жилья? Зимой куда еще ни шло, а сейчас ее сюда и под угрозой смерти не загонишь.
Пока они спорили, возвратились никем не замеченные собаки. Впереди Люта, припадавшая на переднюю лапу, за ней помятый Султан. Они забрались под кровать все еще спящего Митьки и, жалобно поскуливая, принялись зализывать раны. Скоро избушку окутал отвратительный запах. Митька открыл глаза, повел носом и, легко определив источник зловония, выгнал упирающихся собак на улицу.
Потом он купал собак в нескольких водах, используя и туалетное мыло, и порошок "Кристалл", обливал бедолаг духами "Милый друг", но ничего не помогло. К вечеру Пироговский уехал в совхоз. Вместе с ним отбыли и лайки. После такой "химической" атаки, предпринятой росомахой, ни Митька, ни его собаки больше в Лиственничном не появлялись.
Повторный визит
А вот росомаха осталась. Правда, к Лиственничному она теперь не приближалась, но Шурига дважды встречал ее по дороге к Сокжоевым покосам.
- Она и в самом деле на других своих сородичей не похожа. Не то чтобы желтая, а какая-то светло-светло-коричневая. И доверчивая до удивления. Стоит так спокойно и смотрит. Метров на двадцать подпустила, потом в сторону прыг, и нет ее.
Косари подозревали, что именно эта росомаха съела четыре связки вяленых хариусов, вывешенных возле палатки. Медведь оборвал бы шпагат, лиса оставила бы объедки, соболю с таким количеством рыбы вообще не справиться.
На крупные, чем-то напоминающие медвежьи, отпечатки лап впервые я наткнулся через три дня, как выпал снег. Росомаха вышла к Фатуме километрах в двух от Лиственничного, повертелась у берега и направилась в сторону Хитрого ручья. Я долго шел по ее следу, намереваясь узнать, зачем она подходила к реке.
По пути росомаха нашла обточенный полевками лосиный рог, собрала заиндевевшие ягоды со смородинного куста. На куропаток, что паслись в зарослях карликовой березки, она не обратила никакого внимания. Около свежей лосиной лежки остановилась, потом двинулась дальше.
Через неделю я обнаружил опять следы. Росомаха прошла прежним маршрутом. Правда, теперь она заинтересовалась темнеющими на снегу головешками моего костра. Обследовала горку сизой золы, подобрала остатки завтрака и спокойно удалилась. След был такой же величины, как и в предыдущий раз. Я едва прикрыл его ладонью. Без сомнения, разгуливал тот же самый зверь. Но почему, подойдя к реке, росомаха не пытается перебраться на другой берег?
Здесь меня и осенило. А ведь приходит она сюда не случайно. Здесь граница ее владений. Вот и проверяет, не вторглась ли другая росомаха?
Как-то незаметно для себя я размечтался: "Хорошо бы приручить росомаху. Куда я - туда и она. Красивая, послушная. Все понимает. Приехал в совхоз, а вместе со мной этакая зверина! Знакомые от удивления и зависти обмирают, дети следом бегут".
А если, в самом деле, взять да и прикормить зверя. Мясом-рыбой я не богат. Но собрала же она у костра хлебные корки. Даже бумажку, в которую я заворачивал бутерброды, съела. В кладовой у меня хранилась целая наволочка овсянки. Это Шурига решил кормить косарей овсяной кашей и закупил килограммов тридцать крупы. Но с молоком вышла промашка. Луга находятся далеко от совхоза, дорога трудная. Пока молочко везут, оно в простоквашу превращается. Сварю-ка я Роске овсяной каши. Пусть питается. А для аромата буду рыбий жир добавлять. Этого добра у Шуриги целая бутыль припрятана. О том, как она попала к нему, стоит рассказать особо.
В прошлом году два заезжих парня решили поохотиться в верховьях Фатумы. Угодья там богатые: соболь, белка, много горностая. Наняли они вездеход, завезли припасы. И надо же - в первый день наскочили на свежий медвежий след. В поисках места под берлогу он бродил по тайге, заглядывая под завалы и выворотни.
Медведя охотники увидели по другую сторону неглубокой лощины, метрах в ста. Тот стоял спиной к ним и что-то вынюхивал. Переглянувшись, стрелки вскинули ружья - и грянул залп.
Ни одна из пуль зверя не зацепила, но напугался тот крепко. К тому же не успел разобраться, откуда грозит опасность, и поступил так, как поступают все звери, - повернулся и рванул по своему же следу. С удивительной скоростью для неповоротливого на вид животного он пересек лощину и оказался перед охотниками. Один из парней успел спрятаться за лиственницу, другой застыл на месте, дрожащими руками перезаряжая ружье. Увидев человека, медведь от страха рявкнул, ударом лапы отбросил его с тропы и скрылся за деревьями.
На другой день охотники налегке выбрались на трассу и укатили в Магадан. Брошенные на берегу Фатумы матрасы, мешки с провиантом и даже железная печка вскоре перекочевали в хозяйство запасливого Шуриги. Там же оказалась и пятилитровая бутыль рыбьего жира, которым охотники собирались приманивать соболей…
Каша получилась наваристая, ароматная. Я сам съел ложки три. Посолить бы еще. Но нельзя. У отведавшего соленой пищи хищника притупляется обоняние.
Часть каши я выложил у кострища, остатки - на большой плоский камень, ближе к Лиственничному. Намоченной в рыбьем жире тряпкой я провел между кострищем и камнем пахучую дорожку. Когда росомаха отправится осматривать свои владения, то конечно учует ее.
В следующий раз я оставлю подкормку еще ближе к Лиственничному и, в конце концов, подманю зверя к самой избушке.
В первую же ночь к кострищу наведались полевки и попировали всласть.
Через два дня кашу отыскали горностай и заяц. Заяц потоптался у кострища, схрумкал стебелек кипрея и ускакал на сопку. Горностай принялся было есть замерзшую кашу, но тут же решил, что полевки вкуснее. Гибкое его тельце легко проскользнуло в нору, и вскоре в подземном царстве начался переполох: мыши метнулись в узкие отсеки, надеясь, что горностай туда не пролезет. Более проворные выскочили наружу и рассыпались в разные стороны. Лишь самая толстая и неповоротливая полевка не успела спрятаться и попала горностаю в зубы. Маленький хищник выбрался из норы и унес добычу под корни толстой ивы.
Полевки как ни в чем не бывало снова собрались у моей приманки и продолжили прерванный пир.
Через неделю по припорошенным следам горностая примчался соболь, покопался под сухой лиственницей, затем отведал овсянки.
А росомахи все не было. Я уже начал сомневаться в исходе своей затеи. Расстроившись, я несколько дней не появлялся у кострища.
Однажды мы уехали грузить сено на Соловьевские покосы и провозились там чуть ли не до ночи. Возвращаясь домой, я завернул к Фатуме. У самого берега тянулись следы моей Роски. Нашлась, бродяга!
У тальникового куста росомаха остановилась, заглянула в пустое птичье гнездо и направилась прямо к костру. Там она подобрала всю кашу. Даже снег подчистила. Затем по пахучей дорожке отыскала камень. Там она тоже поела и… Что это? Росомаха двинулась к тропинке, которую я вытоптал, гоняя к кострищу и обратно. Выйдя на тропинку, росомаха, умница какая, повернула в сторону Лиственничного. Шла она без опаски, ни разу не задержалась, чтобы оглянуться Или прислушаться. Словно пользовалась этой дорогой всю жизнь.
За пятьдесят шагов до моей избушки она легла на снег и долго там лежала. Снег под ней подтаял и покрылся коркой, на которой светлело несколько коричневых волосков. Ура! Это она. Та самая, что расправилась с лайками Пироговского. Пришла-таки красавица в гости.
От деревни росомаха шла торопливо. Расстояние между следами большое, выволок (снег, выброшенный лапой зверя) длинный. Наверное, выходя на улицу, я сильно хлоцнул дверью. А может, ее вспугнули подъехавшие за сеном машины. Интересно, чего она здесь ждала? Может, добавки? Или хотела посмотреть на чудака, который просто так ходит по тайге и оставляет вкусную еду?
На следующий день я поднялся до рассвета. Приготовленная с вечера овсянка застыла. На этот раз кроме рыбьего жира я пожертвовал росомахе целую банку сгущенного молока. Торопливо позавтракав вареной картошкой, я подхватил ведро и отправился к кострищу.
Светало. С реки наплывал густой туман. Где-то хрипло кричала кедровка, и ей вторил спрятавшийся в зарослях карликовых берез старый куропач. Было зябко и одиноко.
Через реку спланировал черный длиннохвостый глухарь и опустился на болото. Он летает туда каждое утро. А ночует на склоне сопки. Сейчас ему плохо. Уже начались морозы, а снег еще неглубокий. Вот и приходится спать на студеном ветру.
Болото казалось синим от обилия крупных ягод - наиглавнейшего глухариного лакомства. Но птица пристроилась у припавшей к земле ветки стланика и набивала зоб грубой смоляной хвоей. Чем это объяснить, не знаю. Может, глухари тоже болеют ангиной и им вредно есть заледеневшие ягоды. Или хвоя содержит больше нужных глухарю питательных веществ?
Этой ночью у кострища побывал соболь. Наверное, ему снова захотелось каши. Я не очень радуюсь этому посещению. Если ценного зверька здесь застанет Роска - пиши пропало. Она тоже хорошо лазает по деревьям, а дорогой у тебя мех или не очень - ей все равно. Лишь бы мясо съедобным было.
На этот раз раскладываю кашу вдоль тропы. Самую большую порцию оставляю метрах в тридцати от избушки. Во мне крепнет уверенность, что росомаха явится ночью. Она - ночной добытчик. Днем выходит на охоту очень редко.
Сова и выдра
Повадилась прилетать к моей избушке ястребиная сова. Птица маленькая, незавидная.
Ничего хищного в ее облике нет. Всю ночь она промышляла, а с рассветом появлялась в Лиственничном, усаживалась на вершину стоявшей рядом с моей избушкой лиственницы и спала там весь день. Нормальные совы отдыхают в дуплах, забиваются в самую чащобу, а эта, как специально, на виду устраивается. Веточка под ней в спичку толщиной, кажется, вот-вот обломится.
Вот так пристроится сова на дереве и повернется "лицом" к солнцу. И когда на нее посмотришь, она всегда "глядит" на солнце: и утром, и в обед, и вечером. Сидит как неживая. Во дворе машины урчат, люди разговаривают, а она знай себе дрыхнет. Живущие в Лиственничном синички и поползень почти не обращают на нее внимания. Разве что на голову не садятся. Вот ночью сова им спуску не дает.
Не боялись ее и куропатки, собирающиеся на берегу Фатумы. Известно, что куропатки, глухари, рябчики очень любят покопаться в гальке. Перевернув сто, а может, тысячу камушков, они проглатывают несколько штук, которые перетирают пищу в птичьих желудках.
Как-то я наблюдал за куропаткой. Утром прошел грейдер и отрыл россыпи прекрасных камушков различной величины и формы. Куропатке их нужно с десяток. Работы на одну-две минуты. Она же ковырялась больше часа. Тюкнет клювом, перевернет камушек, посмотрит на него, качнет головой и снова ищет. Наконец, кажется, отмучилась. Взлетела и, описав дугу, снова опустилась на дорогу… собирать камушки.
Еще осенью я попросил бульдозериста подрезать холмик у Фатумы. Получился отличный галечник с ровной площадкой, обрывчиком и даже небольшим козырьком. После снегопадов я расчищаю его деревянной лопатой. О моем галечнике уже знают многие птицы и звери. Почти каждое утро сюда заглядывают суетливые куропатки и степенные глухари. Интересно, что куропачьи петухи и курочки прилетают всегда вместе. У глухарей это "мероприятие" организовано иначе. Вчера, скажем, были одни петухи-токовики, сегодня - только курочки. Иногда на галечник заглядывает заяц. А однажды завернул лось. Правда, камушки они не трогают, а просто любопытствуют: что это темнеет среди снежных сугробов?
Утром я возился с дровами и вдруг слышу, куропатки мои заклекотали. У них это случается. То погода их не устраивает, то испугаются чего-то. Так вот, я колол дрова, а куропатки закричали, захлопали крыльями и вдруг стихли. Наелись, думаю, и улетели. И не заметил, что сова, которая сидела на лиственнице, исчезла.
Заготовил дров и направился по воду. Иду, ведром брякаю. Вдруг из-за деревьев вылетает мне навстречу сова. Не долетев несколько метров, плюхнулась на ивовую ветку и пристально уставилась мне в лицо.
- Кыш отсюда!
Она крыльями взмахнула и опустилась еще ниже. Рукой можно дотянуться. Что это с ней? Вспомнил я о животных, которые якобы ищут помощи у человека. Я никогда не верил подобным россказням. Но вот подлетела же сова и чуть ли не на голову уселась.
Смотрю на птицу. Крылья целые, длинный полосатый хвост на месте. Вот только на лапах что-то… Словно кровью по ним мазанули.
Сова наклонилась ко мне так, что ее ярко-желтые глаза оказались совсем рядом, и вдруг как закричит: "Кик-кик-кик!" Потом клювом - щелк-щелк. Я на нее ведром: "Да иди ты отсюда!" Ведро громыхнуло, сова сорвалась с ветки и вспорхнула на лиственницу, устроилась на ветке и принялась чистить клюв.
Подхожу к галечнику и вюку под обрывом растерзанную куропатку. Кругом перья валяются. Снег и камни в крови. Так вот в чем дело! Оказывается, сова поймала куропатку и, заметив мое приближение, кинулась защищать добычу. Не звякни я ведром, чего доброго, когтями в лицо вцепилась бы.
Отнес я воду, возвращаюсь, а куропатки нет. Неужели сова успела спрятать? Но нет. Сидит голубушка на старом месте и дремлет. Так куда же девалась куропатка? Я задержался в избушке никак не больше десяти минут: подбросил дров, сполоснул и налил воды в кастрюлю.
Осматриваю кусты вокруг галечника и вдруг замечаю пропаханную в снегу борозду. Выдра! У нее на лапках перепонки, и поэтому ее следы не спутаешь ни с чьими. Канавка дотянулась до реки и оборвалась у воды.