Гиацинтовые острова - Кривин Феликс Давидович 23 стр.


Если, конечно, относиться к избранному пути со всей ответственностью. Там, где нет ответственности, все пути кончаются, как правило, печально. И тот, кто забирается высоко, опускается в результате низко, совершая свой полет лишь в одном направлении: сверху вниз. Именно это обстоятельство подчеркивала Летучая Собака, излагая Белке Летяге свои собственные жизненные наблюдения.

Летучая Собака не была в полном смысле собакой. Вернее, она не была ни в каком смысле собакой, она была настоящей летучей мышью, хотя летучая мышь - тоже не настоящая мышь. Потому что настоящие мыши не летают, а если мышь летает, значит, она не настоящая, а летучая мышь. Настоящая летучая мышь, которую, если она достаточно велика, можно назвать и Летучей Собакой.

А Белка Летяга не была в полном смысле белкой, хотя ее нередко путали с белкой. Она была не из семейства белок, а из семейства летяг. У них, у летяг, между передними и задними ногами натянуто что-то вроде крыльев. Такие перепонки, которые так хорошо натягиваются, что дают возможность Летяге перелетать с одного дерева на другое.

- Каждый хочет летать, - излагала свои наблюдения Летучая Собака. - Даже те, которые не умеют летать, и те норовят полетать. Ты, конечно, Летяга, не обижайся. Я знала одну змею, которая прекрасно ползала, ну просто все восхищались, как она замечательно ползала, но ей, представь себе, захотелось летать. И теперь она летает, но как? Заберется на высокое дерево и - летит вниз. Не вверх, а вниз, что ты на это скажешь? Нет, Летяга, летать нужно так, чтобы подниматься вверх, а не опускаться все ниже и ниже. А если тебя поднимает только ползанье, как эту змею, когда она заползает на дерево, тогда не летай, а ползи…

- Разве я ползаю? - обиделась Летяга, приняв это замечание на свой счет. - Я, можно сказать, бегаю, а также прыгаю.

- Вот и прыгай себе на здоровье. Так нет же, некоторые, вместо того чтобы прыгать себе на здоровье, пытаются летать. Ты знаешь Леопардовую Лягушку? Нет, она не родственница Леопарда, но если б она потренировалась, она бы, возможно, научилась прыгать, как Леопард. Так нет же, она не захотела прыгать, как Леопард. Она пристрастилась летать: заберется на дерево и - летит, опускаясь все ниже и ниже.

- Я стараюсь не опускаться, - сказала Летяга. - Я почти никогда не опускаюсь на землю, а только перелетаю с дерева на дерево.

- И все время на одном уровне? Это мне напоминает Летучую Рыбу. Она вылетит из воды, поднимется метра на полтора, а потом опять шлепнется в воду. А зачем, спрашивается? Если ты рыба, ты должна плавать, потому что лучше тебя этого никто не сделает. А если все рыбы начнут летать, кто же у нас будет плавать? Тем более что так, как птица, ты все равно не полетишь.

- У нас на дереве живет птица, - сказала Летяга. - Она почти не бывает дома: все летает, летает…

- Вот видишь, она летает. И при этом, заметь, вверх, а не вниз. Потому что у нее крылья такие, как у меня…

- У нее не такие, - сказала Летяга. - У нее крылья с перьями, а у тебя вовсе не крылья.

- Ну хорошо. Допустим, у меня руки. Но они все равно что крылья.

- Нет, не все равно. Птицы крылатые, а ты всего-навсего рукокрылая.

- Да, я рукокрылая, - гордо сказала Летучая Собака. - Крылья-это дело моих рук, поэтому меня называют рукокрылой. Ты думаешь, каждого назовут рукокрылым? Далеко не каждого.

- Но птицей тебя не назовут…

Летяга задела больную струну. Была у Летучей Собаки одна больная струна, и вот Летяга ее задела.

- Да, птицей меня не называют, - печально зазвенела Собака на этой струне. - Меня называют Летучей Собакой, Летучей Лисицей, Летучей Мышью, но Летучей Птицей меня не называют, хотя я сама проложила себе дорогу в небо и мои крылья - это дело моих собственных рук.

Бесспорно, Летучей Собаке удалось добиться большего, чем какой-нибудь Летающей Лягушке, хотя лягушки появились на свет даже раньше птиц и раньше птиц пытались покорить небо. И они прыгали, пытаясь допрыгнуть до неба, несмотря на то, что до неба очень трудно допрыгнуть с земли. Земноводные, они хотели освоить третью стихию так, чтобы сохранить за собой и первую, и вторую, они хотели допрыгнуть до неба, не упрыгнув далеко от земли. Поэтому у них не выросли крылья, и они, как были, так и остались земноводными, пусть даже иногда Летающими Лягушками, которые умеют летать только сверху вниз - так, чтобы каждый полет возвращал их на землю.

Так часто высшие становятся низшими, а низшие становятся высшими - все зависит от дорог, которые мы выбираем.

Вспомним дриопитеков. Дриопитеки жили очень давно, но давайте все же постараемся их вспомнить.

Дриопитеки, а иначе говоря - древесные обезьяны, были высшими среди обезьян, что по тем временам было немало. Природа в своем постоянном усовершенствовании как раз дошла до обезьяны и, созерцая творение своих рук, радовалась ему и грустила, что ничего лучшего ей уже не создать. Да и какую фантазию нужно иметь, чтобы - по тем временам - создать что-то лучшее обезьяны?

Созерцая свое высшее творение, природа с удивлением отмечала, что дриопитеки, высшие среди обезьян, делятся в свою очередь на высших и низших. Это, впрочем, было естественно, и, поселяя их на деревьях, природа могла бы заранее предугадать, что одни из них будут повыше, а другие - пониже.

Самые проворные поспешили забраться наверх и там поселились, прыгая по вершинам. А те, что остались внизу, держались поближе к земле и даже временами сходили с деревьев на землю. И вот что получилось из этого. Высшие дриопитеки прыгали по вершинам, выше которых прыгать уже было некуда, и это, с прискорбием нужно отметить, тормозило эволюционный процесс. А низшие - ходили по низам и даже иногда спускались на землю. Конечно, они не умели ходить по земле и попути хватались за каждую палку, но, естественно, не в силу своей агрессивности, а в силу привычки хвататься за ветки у себя на деревьях. Все думали, что обезьяна взяла в руки палку, но это было не так: она только хотела ухватиться за ветку, потому что не научилась еще ходить по земле.

А когда она научилась… Вот теперь природа могла по-настоящему удивиться, потому что у нее на глазах низшие стали высшими, а высшие - низшими. Низшие дриопитеки поднялись до человека, а высшие, которым некуда было подниматься, потому что они и без того достигли вершин, так навсегда и остались обезьянами.

Вот что означают для нас дороги, которые мы выбираем. Они помогают стать человеком - в том случае, конечно, если мы выполняем следующие условия:

- выбираем себе дорогу, не гонясь за крупным куском (печальный пример Ложноскорпиона);

- ищем истинную дорогу не там, где она легче ищется и трудней находится, а там, где ее искать труднее, зато легче найти (вопреки опыту Жабы Биброны и всей ее ложной компании);

- не считаем нужным только то, что нужно нам, отметая то, что лично нам как будто не нужно. Как странной рыбе Кефали нужны и небо, и земля, так и нам нужны и море, и небо, и вся вселенная;

- не допускаем, чтобы жизнь проносилась мимо нас, как река, которая течет мимо Оляпки (и над Оляпкой, и под Оляпкой);

- учтя пример Баклана и Пеликана, знаем, что в дороге очень важная вещь - взаимовыручка;

- не боимся поднять на себя океан, как глубоководная рыба Омосудис;

- помним опыт домашних птиц: кто живет без полета, тот долго не живет;

- не полагаемся на других, как таракан, и не боимся сами принять решение;

- задаем себе вопрос Молоха: что ты с собой несешь? Если ничего не несешь, нечего пускаться в дорогу;

- не стремимся во что бы то ни стало забраться повыше. Помним, что Летающие Лягушки летают только вниз, а дриопитеки, сидя на своих вершинах, так навсегда и остались обезьянами.

ГИПОТЕЗА О ВОЗНИКНОВЕНИИ ЖИЗНИ

По одной из гипотез жизнь на Землю была занесена метеоритами.

Это была маленькая, микроскопическая жизнь, которую и сейчас можно обнаружить на странствующих в пространстве метеоритах.

И вот эта незаметная жизнь выросла в огромную, необъятную жизнь двух миров - растительного и животного.

Растения крепко держатся за землю, словно боятся, что ее у них отберут и опять начнется это бесплодное, бессмысленное существование в космосе. Микроскопическое существование, несмотря на беспредельный космический простор. Простор большой, а существование - микроскопическое.

Поэтому растения лишь в редких случаях решаются путешествовать по земле: они боятся, что в дороге у них, чего доброго, украдут Землю.

А животные - не боятся.

Животные - потомственные бродяги, они помнят, как их предки странствовали в пространствах вселенной, и точно так же странствуют, бегают по земле. По ее полям, лесам, по морям и океанам, по селам и городам… Вечные странники, они не сидят на месте, они бы не усидели и на Земле, а побрели бы от нее в бесконечные дали вселенной…

Их приходится удерживать силой. Силой земного притяжения.

Но вот птиц - тех даже силой нелегко удержать. Они рассказывают своим птенцам сказку о далекой планете птиц, и птенцы, едва вылупившись, уже порываются лететь.

А куда лететь? Об этом не говорится в сказке.

И птицы летят, куда несут их крылья, надеясь, что крылья их унесут далеко. И каждый раз, улетая, они прощаются с Землей навсегда, и Земля возвращает их силой своего притяжения.

Потому что как ни притягательна сказка, а из жизни не улетишь. В жизнь можно прилететь - из сказки, из мечты или откуда-нибудь со звезд, как утверждает гипотеза.

Может быть, ошибочная гипотеза, но она многое объясняет.

Объясняет, почему растения зарываются в землю, почему животные бегают по земле и почему птицы летают. Она объясняет, почему мы, бродяги, всё стремимся в какую-то даль и вечно ищем какую-то сказку…

Как далеко уводят порой гипотезы!

Одна из них привела нас на землю.

ПОЧЕМУ ЧЕРЕПАХИ ТАК ДОЛГО ЖИВУТ

Черепахи живут очень долго, хотя многое сокращает им жизнь. Им сокращает жизнь и время, и стихийные бедствия, и даже соседи их, нечерепахи. Почему же черепахи живут так долго - по двести лет?

Может быть, они просто не замечают течения времени? Может быть, панцири их защищают от времени, которое скользит по ним, не оставляя следов? Но нет, время проходит для них не бесследно, и двести лет пролетают, как один миг, - как сто лет для орла, как тридцать лет для быка и как один день для бабочки-поденки…

Почему же черепаха живет так долго? Может быть, она никуда не спешит? Нет, она спешит, хотя многие этого не замечают.

Средняя улитка развивает скорость до сорока пяти километров в год. Средняя черепаха развивает скорость до сорока пяти километров в месяц. И когда черепаха на полном скаку проносится мимо улитки, улитка думает: "Ох, лихачи, лихачи! Вечно они превышают!"

Все превышают. Черепаха превышает до сорока пяти километров в месяц. Лошадь превышает до сорока пяти километров в час. Человек превышает до сорока пяти километров в минуту. Все превышают скорость, все куда-то спешат, одна улитка никуда не спешит и ничего никогда не превышает.

Улитка не спешит, но она как раз и недолго живет. Всей ее жизни на какие-то сто километров. А черепаха спешит, очень спешит…

Почему же так долго живут черепахи?

Их спасает не панцирь, который носят они не снимая, и не камни, под которыми они находят приют. Ничто, ничто на свете их не спасает. Их спасают Черепаховы острова.

Есть на свете Галапагосские острова, Черепаховы острова (так их можно называть в переводе с галапагосского). И на этих Черепаховых островах водились когда-то исполинские черепахи (галапагосы). Это было царство галапагосов, королевство галапагосов, мечта всех на свете галапагосов, а иначе говоря - черепах.

Но зачем говорить иначе, если каждая черепаха, простая, незаметная черепаха становится исполинским галапагосом, лишь только попадает на Галапагосовы, на Черепаховы острова? Об этом знают все черепахи на свете, в это верят все черепахи на свете, и поэтому они так спешат. И они плывут, и ползут, и как могут спешат на Галапагосские острова, где когда-то водились исполинские черепахи.

Когда-то водились. А теперь их нет, потому что острова со всех сторон окружены океаном, а у галапагосов не было своих кораблей, и им некуда было спастись от стихийных и нестихийных бедствий…

Кончилось царство галапагосов, кончилось королевство галапагосов, но мечта галапагосов не кончилась.

Вот почему так долго живут черепахи: они помнят, что на свете есть Черепаховы острова, и они идут к ним, плывут и ползут - в царство, которого больше нет, в королевство, которого больше нет… А чтобы дойти до того, чего нет, нужно жить очень и очень долго.

КАК УПРАВЛЯТЬ ИНСТИНКТАМИ

Муравьи не умеют плавать и не любят переходить вброд, потому что нигде для них не бывает достаточно мелко. Там, где пчеле по пояс, муравью с головой. Там, где жуку по колено, муравью с головой. А когда всюду с головой, приходится высоко держать голову.

Однако дело не только в том, чтобы высоко держать голову, нужно еще и работать головой. Думать, как говорят у людей, а у муравьев - умело использовать инстинкты. А то включишь инстинкт нападения вместо инстинкта защиты - тут тебе и конец.

Муравей большой специалист по части своих инстинктов. Вот однажды был случай: отправился он в путешествие, а на пути у него бразильская река Парагиби. Остановился Муравей, стал прикидывать: какой пустить в ход инстинкт?

Инстинкт движения по прямой - так ведь утонешь в два счета.

Инстинкт обходного движения, - пожалуй, речку не обойдешь.

А тут еще другие инстинкты голос подают:

- Никуда не ходи, Муравей, чего тебе на том берегу? Оставайся здесь, пообедай, поужинай, заведи семью…

Ну, это самые низменные инстинкты.

- Все это не подходит! - решает Муравей и включает инстинкт туннеля. И полтора километра прокапывает под рекой, чтобы попасть на тот берег, который (с точки зрения низменных инстинктов) мало чем отличается от этого.

Но он отличается, если присмотреться к нему, он отличается - ведь недаром Муравей так туда рвется, недаром под землей и под водой трудится - без обеда, без ужина, без семьи…

РОЗОВАЯ ЧАЙКА

Все птицы зимой улетают на юг, а Розовая Чайка улетает на север. Некоторые считают, что она сбилась с пути, как эти кулички, которых относит ветром до самого полюса. Слабосильные кулички покоряются любому движению ветра, а когда вот так покоряешься, то сколько б ни летел на юг, все равно окажешься на Северном полюсе.

Но Розовая Чайка не покоряется ветру, она знает, куда летит. Что толку улетать от зимы на юг - после лета и опять к лету? После летнего тепла хочется зимнего холода, как хочется лета после зимы, как хочется дня после ночи, как хочется птице земли после неба и неба после земли.

Вы так думаете? А как же тогда привычка?

Например, Полярная Крачка каждый год улетает на юг, но этот юг мало чем отличается от севера. Вылетает Крачка из Арктики, а прилетает зимовать в Антарктику. Ну скажите, пожалуйста: какая разница, где зимовать - в Арктике или в Антарктике?

Когда летишь на юг, важно вовремя остановиться. Например, где-нибудь в Африке. Поближе к тропикам, где солнце стоит высоко. А если все время лететь на юг, лететь и лететь на юг, то можно залететь на такой юг, который будет все равно что твой север.

Но Полярная Крачка не знает середины. Той самой середины, которая находится в тропиках, не знает Полярная Крачка. Она так считает: если уж север, так север, а если уж юг, так юг. У самого полюса.

И ведь не близкий свет - почти двадцать тысяч километров. Туда двадцать тысяч километров, да потом обратно двадцать тысяч километров. Зачем? Чтоб поменять свою родную зиму на чужую, но такую же холодную?

Что на холодную - это да, а что на зиму - это неверно. Потому что когда здесь, на севере, зима, там, на юге, естественно, лето. Пусть холодное, пусть антарктическое, но все-таки лето. Вот к этому лету и летит Полярная Крачка от своей зимы.

Она ведь родилась почти у самого полюса и не привыкла к жаркому лету. Ей подавай лето похолодней, со стужами, морозами, пронизывающими ветрами. Лето, которое почти не отличается от зимы… Вот что значит привычка.

А Розовая Чайка летит к полюсу зимовать, преодолевая привычку к теплому лету. Зачем это ей нужно? Разве на земле уже больше негде зимовать?

Живет на юге розовая птица Фламинго, которую никогда не видели среди белых снегов, а она бы так хорошо выглядела среди белых снегов, гораздо лучше, чем посреди разноцветного юга. Но птица Фламинго перелетает с юга на юг, у нее привычка перелетать только с юга на юг, и она не хочет быть украшением севера.

Никто не хочет быть украшением севера, даже те, которые никак не могут быть украшением юга.

А ведь северу нужно совсем немного. Достаточно к белому добавить чуточку розового, и потеплеет этот холодный цвет, и в нем появится что-то живое. Главное, чтоб появилось что-то живое… А вот оно, кстати, и появилось.

- Привет тебе, Розовая Чайка! С прибытием!

САМЫЙ ДАЛЬНИЙ ПОХОД

Гусеницы походного шелкопряда выступают в поход в строгом порядке. Каждый видит только идущего впереди и держится за идущего впереди, чтобы не сбиться с пути - что очень важно в походе.

Но если случится какой-нибудь поворот и последний окажется впереди первого, то первый тут же ухватится за него и уже не будет чувствовать себя первым. И они будут ходить по кругу, бесконечно долго ходить по кругу, потому что будут среди них и вторые, и пятые, и десятые, но не будет первого, который смог бы их куда-нибудь повести. И это будет их самый дальний поход, потому что самый дальний поход - это, как известно, поход по кругу.

Назад Дальше