Несмотря на трагические потери сегодняшнего дня, эта смерть давила на сознание Нестерова. Во сто раз легче было бы ему остаться на месте Михайлова, но он не имел на это права. Командир меньше, чем кто бы то ни было, может руководствоваться в своих действиях эмоциями или желаниями. Он должен поступать так, как требует обстановка.
А обстановка оставляла одно решение - отход.
Конец боя грозил превратиться в истребление. Спасти тех, кто был еще жив, можно было только одним путем - оторваться от карателей, дравшихся с невиданным упорством и настойчивостью. Командир немецкого полка не жалел людей и не считался с потерями, бросая редевшие роты всё в новые и новые атаки на позиции партизан. Вот если бы противник почему-либо задержался! Хотя бы на десять минут!
И тут - словно судьба сжалилась над Нестеровым - он увидел подползавшего к нему Николая Михайлова. Разгоряченный, как всегда весело возбужденный боем, оп лег рядом с командиром, не только живой, но и без единой царапины.
Окопчик Нестерова был расположен среди пней недавней вырубки, на небольшом возвышении. Кроме самого Нестерова, в нем сейчас никого не было. Трофейный пулемет Гочкиса стоял тут же.
"Всё, что требуется, - совсем спокойно сказал Михайлов. - Отводи людей, товарищ Нестеров. Я задержу гадов".
И Нестеров, не раздумывая, без колебаний принял это предложение. Его быстрое согласие во многом объяснялось тем, что Михайлов уже два раза, при сходных обстоятельствах, оставался прикрывать отход и оба раза, блестяще справившись с задачей, благополучно уходил. Нестеров как-то невольно верил в счастливую звезду своего партизана, везение которого вошло в поговорку среди людей отряда.
Правда, оба раза с Михайловым оставался напарник, а сейчас не было никого, и не было возможности приказать кому-нибудь остаться с ним. Единственное, что успел сделать Нестеров, - это собрать поблизости семь штук ручных гранат.
Вспоминая эти минуты, даже секунды, Нестеров помнил и то, что был убежден - Михайлову повезет и теперь.
Но на третий раз ему не повезло!..
- Саша! - сказал Нестеров идущему рядом с ним Лозовому. - Всё может случиться. Если я не дойду, а тебе это удастся, тотчас же, не откладывая, пошли на "Большую землю" материалы на Николая Михайлова.
- Разумеется, Федор Степанович! - ответил Лозовой. Он не спросил, о каких материалах говорит командир.
Это было ясно и без вопроса…
Верхушки деревьев еще пламенели багрянцем заходящего солнца, а внизу, под ними, сумерки сгущались плотнее. Нестерову приходилось напрягать зрение, чтобы различать наиболее удобный для носилок путь.
Лесная тишина ничем не нарушалась. Становилось очевидным, что Лозовой был прав и немцы не преследуют партизан.
- Теперь, - сказал Нестеров, - только бы застать па месте отряд Доценко.
И только он успел это сказать, совсем близко, из-за стволов деревьев, показалось двое людей. Нестеров узнал своих разведчиков, посланных вперед дозором. Время от времени они возвращались получить указания о направлении дальнейшего пути.
Но на этот раз их заставила вернуться иная причина.
- В трех километрах отсюда, - доложил разведчик, - движется нам навстречу отряд Доценко.
- Весь отряд? - удивленно и радостно спросил Лозовой.
- Весь, товарищ комиссар. Мы встретили их дозор.
- На них не было нападения?
- Было, но они смогли уклониться от боя и весь день кружили по лесу, запутывая карателей. Потом направились в нашу сторону. Они думали, что каратели напали только на их отряд.
- Стоп! - сказал Нестеров. - Будем ожидать их здесь. Возвращайтесь! - приказал он разведчикам. - И ведите Доценко прямо сюда. Порядок! - обратился он к комиссару, когда фигуры обоих партизан скрылись за деревьями. - Раненых разместить негде, но это полбеды. Как следует отдохнем и вместе направимся к нашей резервной базе.
- Большая удача! - сказал Лозовой.
Нестеров повеселел. Теперь никакие каратели им не страшны. По через минуту он снова вернулся к прежним мыслям.
- Больше всего меня мучает то, что мы сомневались в Николае и какое-то время ему не верили…
- Поступить иначе мы не имели права, Федор Степанович.
- …и что он знал об этом, - докончил Нестеров.
Николай Михаилов появился в отряде Нестерова за пять месяцев до дня своей гибели. И обстоятельства его появления не могли не возбудить и, конечно, возбудили весьма серьезные подозрения на его счет.
В тот день, ранним утром, еще до рассвета, отряд совершил массированный налет на крупный гарнизон фашистов в большом селе, превращенном в опорный пункт на скрещении двух шоссейных дорог.
Разведка донесла, что в село прибыл транспорт с оружием и боеприпасами, в которых остро нуждался непрерывно увеличивающийся отряд. Кроме того, в этом же селе находился крупный продовольственный склад, что также было на руку Нестерову.
Тщательно разработанный план был осуществлен четко и успешно. Партизаны могли поздравить себя с редкой удачей. Гарнизон, насчитывавший до двухсот солдат, был уничтожен полностью. Такое случалось не часто. Решающую роль сыграла внезапность.
Узкая полоска зари только-только появилась на востоке, когда отряд уже выступил в обратный путь. Длинная вереница немецких повозок, запряженных лошадьми из немецкой конюшни, потянулась к лесу.
Нестеров торопил людей. Шум боя и яркие всполохи ракет могли заметить в соседних селах. С минуты на минуту можно было ждать появления солдат из других гарнизонов. И хотя Нестеров не очень опасался нового боя, зная малочисленность вражеских частей в этом районе, он беспокоился за сохранность трофейного обоза. Направление, по которому ушли партизаны, легко было определить по следам повозок на мокрой земле. Авиация, несмотря на плохую погоду, могла обнаружить отряд в открытом поле. Значит, надо как можно скорее достигнуть леса, а там уж опасность стала бы минимальной.
Успеют ли они пройти эти десять километров до того, как совсем рассветет?..
Но время шло, а от арьергарда, двигавшегося в полутора километрах, не приходило тревожных известий. Ни позади, ни в воздухе не было ничего угрожающего. Становилось всё более очевидным, что, как ни было это странно, ракет никто не заметил и шума боя никто не услышал.
- Не помню такого удачного дела, - сказал Нестеров подошедшему к ному командиру отрядной разведки Остапу Кучеренко, уже немолодому мужчине с типичным лицом украинца-хлебороба.
- Пока всё идет удачно, - осторожно, точно боясь сглазить, ответил тот. Как почти все разведчики на свете, Кучеренко был немного суеверен.
Он скрутил цигарку и, только сделав несколько затяжек, сообщил то, ради чего и подошел к командиру. Нестеров с удивлением узнал, что к отряду самовольно присоединились два человека. Само по себе такое происшествие было самым обыденным, но Нестеров знал, что именно здесь, в этом селе, превращенном в опорный пункт, не осталось ни одного жителя.
- Откуда они? - спросил он.
- Еще не знаю. Ребята рассказывают, что один из них принимал участие в бою и дрался отчаянно смело.
- А другой?
- О нем никто ничего сказать не может. В бою его не видели.
- Какого они возраста?
- Тот, что был в бою, - молодой. Второй много старше.
- Хорошо, - сказал Нестеров. - На базе приведешь их ко мне. А пока не спускай глаз. Где Лозовой?
- Александр Петрович возле раненых.
- Хорошо, - повторил Нестеров. - Пошли кого-нибудь к арьергарду. Пусть подтягиваются ближе. Через час войдем в лес.
Как он сказал, так и вышло. Ровно через час последняя повозка скрылась в густой тени деревьев. Теперь уж никакая авиация не сможет обнаружить место отряда.
Двигались медленно. Густые заросли часто преграждали путь. Обходы занимали много времени. Пришлось заночевать в лесу, всего в двенадцати километрах от собственной базы. Увидев наконец своего комиссара, Нестеров рассказал ему о новичках.
- Я знаю, - ответил Лозовой. - Видел обоих. Впечатление плохое.
Эти слова насторожили Нестерова. Пять раз гестапо засылало в отряд своих агентов, но все пятеро были своевременно разоблачены. Может быть, эти двое - шестая попытка?..
Приказав командирам рот обеспечить охрану лагеря, Нестеров послал своего ординарца разыскать и позвать к нему Кучеренко.
Тот пришел пасмурный и злой.
- Згинув гадюка! - сказал он.
- Кто?
- Та новичок же.
Выяснилось, что один из новеньких, тот, что постарше, непонятным образом исчез.
- Проворонил? - зло спросил Нестеров.
- Хоть расстреливай, глаз не спускали с обоих.
- Кто не спускал глаз?
- Да вси!
Уж одно то, что Кучеренко стал путать русские слова с украинскими, показывало, как сильно он расстроен случившимся.
- Все - значит никто, - сказал Лозовой. - Почему не назначил конвойных?
- А на який бис? Боны ж нэ пленны, в партизаны прийшлы.
Возразить на это было нечего. К новым людям, приходившим в отряд, никогда не приставляли конвоя. Раз пришел сам, то не убежит же.
Из дальнейших расспросов выяснилось, что человек вошел в этот лес вместе со всеми, а километра через два пропал куда-то. Кучеренко приказал его найти, но поиски пи к чему не привели, как сквозь землю провалился.
- Почему ты сразу не сообщил мне? - спросил Нестеров.
- Думал, найдется.
- Ты уверен, что это случилось не дальше чем в двух километрах от опушки леса?
- Это точно.
Нестеров и Лозовой облегченно вздохнули. Если человек этот и был фашистским агентом, то его краткое пребывание в отряде ничем не угрожало. До базы он не дошел, и ее местонахождение осталось ему неизвестным.
- Говорил он с кем-нибудь?
- Ни, мовчал, як той сыч.
- Наверное, просто струсил, - сказал Лозовой. - И подался к дому. Такое случается.
- Может, и так. - Нестеров повернулся к Кучеренко. - Смотри не упусти второго. Голову сниму!
- То треба зробыть зараз, - угрюмо ответил разведчик и пропал в темноте.
Ночь прошла спокойно. К рассвету отряд был уже на базе.
Нестеров не опасался, что пропавший в дороге неизвестный мог проследить отряд, тайно следуя за ним. В этом отношении на Кучеренко и его разведчиков можно было положиться. По утомленному их виду командир понял, что люди не спали всю ночь.
Он приказал привести к нему оставшегося.
2
Первое впечатление было в пользу новичка. Открытое, честное лицо, прямой взгляд серых глаз. Человек был, несомненно, русским.
Но командир не должен поддаваться первому впечатлению. И Нестеров сурово сказал:
- Рассказывайте!
Он знал свою "слабость" - верить людям. Но рядом сидел Лозовой, воплощение твердости, совесть отряда, как его называли. В присутствии комиссара Нестеров не опасался своей доверчивости.
Новичок, казалось, немного смутился. Легкая краска выступила на его щеках, но, как и прежде, он смотрел прямо в лицо людям, которые его допрашивали.
"Слишком открытый, слишком честный взгляд", - неожиданно подумал Нестеров и покосился на комиссара. Но лицо Лозового не выражало ничего, кроме внимания.
- Я мало что могу рассказать вам, - начал допрашиваемый. - Бежал из плена…
- При каких обстоятельствах попали в плен?
- Воевал в партизанском отряде. В бою был контужен. Потерял сознание. Очнулся в плену.
- Где и в каком отряде воевали?
Ответ был настолько неожиданным, что Нестерову показалось, что он ослышался.
- Не знаю.
- Как так "не знаю"?
- Но помню.
- Из-за контузии? - спокойно и даже сочувственно спросил Лозовой.
Нестеров понял цель вопроса и ожидал, что допрашиваемый обрадуется и воспользуется подсказанной ему правдоподобной версией.
Но тот ответил иначе:
- Вряд ли. Контузия была не тяжелой. Меня никто не лечил. Всё прошло само собой.
- Почему же вы не помните?
- Не знаю.
- Хорошо! - Лозовой взял допрос в свои руки. - Расскажите, кто вы такой, кем были в партизанском отряде, где содержались в плену, как удалось бежать?
- Меня зовут Николай Поликарпович. Фамилия Михайлов. Воевал рядовым партизаном. В плену находился в лагере, где - не знаю. Бежал с тремя товарищами, потом их потерял. Остался один, пошел на восток. Позавчера дошел до села, в котором вы останавливались перед нападением на опорный пункт. Решил присоединиться к вам и пошел с вамп.
Он говорил отрывистыми фразами, деревянным голосом, точно отвечая заученный урок. Румянец на щеках разливался, темнея всё больше.
Нестеров чувствовал, что его первоначальная симпатия к этому человеку исчезла, сменившись неприязнью. Несообразности в рассказе бросались в глаза. Не говоря уж о более чем странном факте, что Михайлов забыл, в каком отряде он воевал до плена, в его словах была и явная ложь. Отряд перед нападением на опорный пункт не останавливался ни в каком селе, а расположился в лесу. "Пойти с отрядом" было совсем не так просто. Партизаны сразу бы заметили неизвестного человека, к тому же идущего без оружия. Не мог же Михайлов бежать из лагеря военнопленных с оружием.
- Не расскажете ли вы более подробно? - невозмутимо спросил комиссар.
- Нет, не могу, - ответил Михайлов. В его голосе ясно слышалась усталость. - Я плохо помню, что со мной происходило в последнее время. Если вы мне не верите, я уйду. Поищу другой отряд.
- Вы думаете, это так просто сделать? Вы дошли с нами до нашей базы…
- О! - воскликнул Михайлов, сразу оживившись. - Вы думаете, что я шпион? Так расстреляйте меня, и дело с концом! Потеря не велика.
Нестерову не показалось - он ясно видел, как при этих словах глаза Михайлова радостно вспыхнули.
- Расстрелять вас мы можем в любую минуту, - сказал Лозовой. - Время военное, a оснований у нас достаточно. Я хочу выяснить истину.
- Тогда верьте моим словам. - Михайлов снова как-то сразу сник. Он опустил голову и сказал едва слышно: - Что я могу сделать, если действительно ничего не помню.
Нестеров и Лозовой переглянулись.
- Знаете что, - внезапно сказал комиссар, - отложим нашу беседу. Когда вы как следует отдохнете, к вам, возможно, вернется память.
- Как хотите, - безучастно ответил Михайлов.
- А сейчас скажите мне только одно. Этого вы не можете не помнить. Кто был тот человек, который вместе с вами присоединился к нашему отряду?
- Я был один.
- Тот человек, - напористо продолжал Лозовой, - который шел с вами, а потом куда-то исчез?
- Я не знаю, о ком вы говорите. Я пришел в село один. Один пошел за вами. И сюда пришел один. Кругом меня были только ваши люди. И в бою, и в походе.
- Этот человек шел рядом с вами. И, так же как вы, был безоружен.
Михайлов резко поднял голову. Его глаза сверкнули.
- Вы ошибаетесь! - сказал он. - Я добыл оружие в бою. У меня его отобрали, прежде чем привести в эту землянку. А человека, о котором вы спрашиваете, я помню. Я принял его за санитара. Потом он ушел куда-то.
- Почему именно за санитара?
- По тому самому, что у него не было оружия.
- Наши санитары, - сказал Лозовой, - такие же партизаны, как и остальные. И они все вооружены.
- Тогда я не знаю.
Лозовой вышел и вскоре вернулся с дюжим партизаном.
- Отведи-ка вот его в землянку Кулешова, - приказал он, указывая на Михайлова. - Пусть его накормят и устроят на отдых.
Нестеров удивленно посмотрел на комиссара. Кулешов был врач и жил в одной землянке со вторым врачом, рядом с санитарной частью. Свободных мест там сейчас не было.
- Я велел отвести его не к раненым, а в самую землянку Кулешова, - поняв взгляд командира, сказал Лозовой, когда Михайлов и партизан вышли.
- Ты считаешь его ненормальным?
- В данную минуту он ненормален. Но вчера утром он был вполне нормален. Об этом свидетельствуют рассказы тех, кто видел его в бою. Я расспрашивал многих. Все говорят в одни голос, что Михайлов, или как бы там его ни звали на самом деле, дрался умно и смело. Опыт партизанских боев у него, безусловно, есть.
- Ты хочешь сказать, что тут он говорил правду?
- Да.
- Но в его словах была и явная ложь.
- Или ложь, или… Ты обратил внимание на его одежду, Федор Степанович?
- Специально нет. Вроде он в солдатской гимнастерке и в гражданских брюках. Всё грязное, но ведь так и должно быть.
- Не совсем так. Ты не заметил главного. Гимнастерка грязная, это верно, но она совсем новая. Когда вчера я увидел его в первый раз, Михайлов шел с расстегнутым воротом. Я обратил внимание, что нательная рубашка у него совсем свежая.
- Значит, он не был в лагере для военнопленных.
- Безусловно, не был.
- Еще одна ложь. Решающая.
- Что же ты предлагаешь?
- Расстрелять, как вражеского агента, - решительно сказал Нестеров.
Комиссар задумчиво постукивал пальцами по краю стола.
- Как часто, - сказал он, - ты, Федор Степанович, говорил нам, что опасно недооценивать противника. Гестаповцы не дураки. Когда они засылают своего человека к партизанам, то обращают большое внимание на маскировку. И, конечно, снабжают логичной версией. Вспомни тех пятерых.
- Могло быть, что на этот раз…
- Не могло. Не похоже. Поведение Михайлова чересчур странно. Просто неправдоподобно. Поэтому… я склонен ему верить.
- Но ведь явная ложь.
- Вот в том-то и дело, что нужно выяснить - явная она или нет. Я послал Кулешову записку. Просил его затеять с Михайловым разговор и проверить его умственную полноценность. Кулешов в прошлом невропатолог. В психологии он разбирается. Расстрелять всегда можно. Но случай исключительный…
Нестеров впервые видел споет комиссара в такой нерешительности и пожалел, что поторопился со своим мнением.
- Ладно! - сказал он, вставая. - Поживем - увидим. Пройду по ротам.
- Зайди во взвод Молодкина, - посоветовал Лозовой. - Михайлов дрался вчера с ними вместе. Послушай, что они говорят о нем.
- Зайду.
Стрелковый взвод, которым командовал Молодкин, считался лучшим во всем отряде. В нем подобрались, один к одному, отчаянно смелые ребята. Потому ли, что "смелого пуля боится", или благодаря искусству командира, но, участвуя постоянно в рискованных операциях, взвод, как правило, нес самые незначительные потери. Во вчерашнем бою молодкинцы не потеряли ни одного человека и только сам Молодкин был легко ранен.
Командир взвода вышел навстречу Нестерову.
- Ты почему же, такой-сякой, не в санитарке? - шутливо приветствовал его Нестеров.
Молодкин пренебрежительно махнул рукой:
- Царапина!
- Ну, если так… Я вот зачем пришел, Вася. Ты видел в бою новенького, ну этого… Михайлова?
- А как же, конечно, видел… Ты его от нас не отнимай, Федор Степанович. После вчерашнего боя мои ребята просто влюбились в него.
После такого заявления секретаря партбюро отряда Нестерову незачем было расспрашивать о Михайлове бойцов взвода. Он понял причину нерешительности своего комиссара.
- Ладно, не отниму.
- А где он сейчас? Мне передали его автомат. Он что, арестован?
Нестеров огляделся. Возле них никого не было.
- Вот послушай…
Когда Нестеров кончил говорить, Молодкин долго молчал.