- Предатель, подлый пес! - взревел, узнав его, один из легионеров. - Сейчас я отправлю тебя обратно в подземный мир, в конуру у Плутона, из которой ты вылез!
Сверкнул гладиус, быстрый и смертоносный, как жалящая змея, но там, куда был нацелен удар, Арминия уже не было. Такой же быстрый и смертоносный, он, словно танцуя, уклонился - и снова ринулся в бой. Его меч глухо ударял по щиту римлянина. Легионер был хорош, и ничего удивительного - иначе он погиб бы куда раньше, может, даже не в этой битве. Но каким бы хорошим бойцом ты ни был, это не спасет тебя от атаки сзади.
Легионер вдруг с отчаянным воплем повалился вперед. Вопль его резко оборвался, когда Арминий рубанул римлянина клинком под затылком, наполовину перерубив шею. Тело легионера конвульсивно дернулось. Арминий ударил еще раз и взмахнул в воздухе отсеченной головой.
- Славный удар! - одобрительно промолвил напавший сзади германец. - Не поделишься снаряжением ублюдка?
- Можешь взять себе, - отозвался Арминий. - У меня этого полно.
- Буду тебе обязан, - промолвил воин. - Думаю, его кольчуга мне подойдет. Да и сандалии тоже. Римляне умеют мастерить хорошие вещи. Почему мы ничего подобного не мастерим?
- Не знаю, - ответил Арминий. - Но, несмотря на все свои умения, они проиграли эту битву - а мы выиграли. Победа стоит куда дороже, чем умение мастерить вещи, потому что все добро римлян теперь наше.
- Точно, - согласился воин. - Если правильно посмотреть, победа стоит дороже.
- Она стоит всего на свете, - заявил Арминий, оглядываясь по сторонам.
Похоже, все шло как надо: контратаковавшие римляне сделали все, на что были способны существа из плоти и крови, - и их постигла общая участь всех существ из плоти и крови. Правда, несколько уцелевших еще оставались на ногах: они дрались отчаянно, не в надежде на победу, но стремясь обрести быструю смерть в бою. Что, похоже, многим удавалось.
Это напомнило Арминию о римском наместнике.
- Где Вар? - спросил он.
Вопрос был, по сути, риторическим. Всякий, кто видел когда-нибудь походную колонну римских войск, знал, что на марше командующий всегда занимает строго определенное место, чуть впереди обоза.
Арминий усмехнулся с жестокой радостью. О, как ему хотелось захватить римского командующего живьем! Как порадуются боги, упиваясь его кровью, его безумными воплями, его медленной, мучительной смертью. И не только боги: порадуется и сам Арминий. Римлянин доверял ему, напыщенный болван. Как можно доверять кому-то, кроме близкой родни?
Так или иначе, Вар оказался глупцом, за что и поплатился. И другие римляне поплатились вместе с ним. Больше того, Риму придется расплачиваться за его дурость и в будущем. Только сам Вар так долго не проживет.
Последний легионер из контратаковавшего отряда упал с пробитым копьем горлом. Он умер быстро - по меркам нынешнего дня ему, можно сказать, повезло. Арминий не хотел, чтобы такая же удача привалила Вару.
- Вперед! - воззвал он к германцам. - Надо захватить римского командующего!
Однако остальные выказали куда меньше рвения, чем хотелось бы Арминию.
- Зачем нам землю рыть? - фыркнул один из воинов. - Никуда он не денется. Если его не прикончат сейчас, прикончат позже. Не бросать же из-за него добычу. А здесь - самое лучшее добро!
Многие одобрительно закивали.
- Нам нужно убедиться, что он не ушел! - стоял на своем Арминий. - Кроме того, я хочу взять его живым. Боги в священной роще заслужили свою долю добычи.
Некоторые бойцы закивали, но лишь немногие.
- Ежели богам охота заполучить его живым, - заявил воин, желающий заняться мародерством, - они сами об этом позаботятся, не заставляя нас бросать честно захваченное добро и немедленно бежать куда-то сломя голову.
- Я могу привести еще один довод, чтобы заставить тебя пойти со мной, - промолвил Арминий.
- Да? И какой?
- Если не пойдешь, я отрублю тебе башку, трусливый лентяй!
Арминий постарался взять себя в руки, понимая, что в следующий миг ему, возможно, придется вступить в бой и умереть.
- Я прикончил достаточно римлян, чтобы никто не смел называть меня трусом, - отозвался воин. - Что до лентяя - пожалуй, так и есть. Почему бы и нет? Только раб или дурак работает больше необходимого.
Арминий не сразу нашелся с ответом: он и сам придерживался того же мнения. Римляне думали по-другому, придавая трудолюбию большое значение. Ну и что это им дало, во всяком случае, здесь, в Германии? Кроме гибели трех легионов?
- Раз так, - промолвил Арминий, - пойдем со мной. И если ты убьешь много римлян - а их все еще нужно убивать, - я выдам тебе награду из собственной доли.
- Вот теперь ты говоришь как мужчина! - воскликнул воин. - Идем!
К ним присоединилось немало других германцев, но Арминий заметил, что многие просто не в силах оторваться от грабежа; на них не действовали ни посулы, ни угрозы. В конце концов тех, что последовали за Арминием, должно было оказаться достаточно.
Им пришлось проталкиваться через толпу мародеров. Пару раз они чуть было не вступили в схватку с соотечественниками, чтобы проложить себе путь. Что поделать, обоз манил к себе людей, как нектар - пчел. Кроме того, то здесь, то там еще продолжали сражаться группы легионеров: некоторые как будто готовы были сложить головы за свое добро, спятив от него так же, как германцы. Много ли мертвецам будет проку от вещей? А все легионеры очень скоро станут мертвецами.
Но солнце уже клонилось к закату, дни сейчас были короче, чем в разгар лета. Некоторые римляне могли скрыться в сгущавшейся тьме. Арминий пообещал себе, что, если среди спасшихся окажется Вар, он убьет воина, задержавшего его своими препирательствами. Может, этот тупица не знал, насколько дорога каждая минута, зато Арминий прекрасно знал это.
Путь им преградила еще одна группа римлян, решивших умереть той смертью, какую они выбрали сами, а не той, какую уготовили им германцы. Что же, смерть в лице Арминия и его товарищей не заставила себя долго ждать.
Арминий рубил и колол как одержимый и одним ударом меча разрубил пополам скатум - большой щит, что считалось невозможным. Оставшийся без щита римлянин, на лице которого были написаны недоверие и ужас, пустился было бежать, но Арминий одним прыжком настиг его и поверг наземь.
- Его рукой движет бог, - сказал один германец другому, и тот кивнул в знак согласия.
Любому было ясно, что такая ярость и такое рвение - признаки одержимости высшими силами.
Сам Арминий не думал о том, движет ли его рукой некое божество: он неистово стремился поймать Вара, поэтому все стоявшие между ним и римлянином должны были или убраться с дороги, или погибнуть. А поскольку преграждавшие ему путь легионеры не убирались, они гибли один за другим. Одна беда - между вождем и римским наместником их оставалось еще слишком много. Лучше бы было поменьше.
- Вперед! - ревел Арминий и сам рвался вперед изо всех сил, надеясь, что не опоздает.
Наступала ночь - и в буквальном смысле слова, и в переносном. А когда приходит конец, лучшее, что может сделать человек, - это встретить его достойно.
Публий Квинтилий Вар огляделся. Конец приближался, несомненно. Он уже почти настал.
Римский командир с отрубленным правым ухом, в кольчуге, залитой кровью, появился, шатаясь, оттуда, где впереди шло избиение.
Вар был потрясен, узнав в этом человеке с безумным взглядом Цейония. Военный трибун всегда был так собран, так опрятен. Куда подевались его собранность и опрятность?
- Надо сдаваться, командир! - крикнул Цейоний. - Может, если мы сдадимся, германцы оставят нас в живых!
Некоторые люди даже на пороге вечности упорно цепляются за иллюзии. Вар тоже этим грешил, грешил слишком долго, но теперь полностью освободился от былых заблуждений. Он покачал головой и как можно мягче промолвил:
- Нет, это уже не поможет. Нам остается лишь сражаться, пока можно.
- Но… - начал было Цейоний.
- Нет! - перебил Вар. - Поступай, как знаешь, и да сопутствует тебе удача. Но легионы не сдадутся.
- Ты - проклятый, старый, упрямый тупица! - выругался центурион.
Вар склонил голову в знак того, что не спорит.
Цейоний с воплем отчаяния устремился к болоту. Возможно, ему и удастся спастись. Возможно, он наткнется на германца, который возьмет его в плен и не убьет, а обратит в раба. Все возможно - хотя Вару не верилось в такой исход.
Рядом с ним центурион выкрикнул приказ остававшимся рядом римлянам перейти в контратаку, чтобы еще ненадолго сдержать врага. Когда Вар схватил его за руку, командир подскочил, меч дернулся в его руке, но он тут же снова твердо сжал рукоять.
Вар понимал: придется умереть несколько раньше, чем он собирался, но какая разница? А уж теперь разница была и вовсе невелика.
Вар сказал центуриону то, что должен был сказать:
- Прости, пожалуйста. Я совершил ошибку, и все мы за нее расплачиваемся. Это моя вина. Мне очень жаль.
- Тебе не кажется, что сейчас уже поздно извиняться? - прорычал боевой командир.
- Слишком поздно… для всего, - согласился Вар.
- Ага, чтоб его в зад! - выругался центурион. - Слишком поздно для всего, это точно. А раз так, что ты собираешься делать?
- Умереть, - просто ответил Вар.
- Хочешь, чтобы я оказал тебе эту честь?
- Это сделает мой раб, - ответил Вар. - Но после того как я уйду, будь добр подарить быструю смерть ему. Мы оба будем тебе весьма благодарны.
- Я позабочусь об этом, - пообещал центурион. - А потом поищу кого-нибудь, кто поможет мне.
- Спасибо, - промолвил Вар.
После чего, возвысив голос, воскликнул почти радостно:
- Аристокл! Я нашел человека, который тебя убьет.
- О, спасибо, господин! - с явным облегчением отозвался маленький грек. - Лучше один из наших, чем… эти.
Он взмахнул рукой, имея в виду все творящееся вокруг безумие.
Германцы ударили бы по ним раньше, но слишком много варваров увлеклись разграблением обоза, находившегося неподалеку. Некоторые хлестали вино прямо из мехов, другие набивали котомки ячменным хлебом, третьи уводили обозных лошадей, перебив мимоходом присматривавших за конями рабов. Каждый вовсю отводил душу, и выглядели эти варвары на редкость довольными.
Маленькие группки римлян еще продолжали сражаться, но у легионеров не было возможности сформировать строй, и германцы, в отличие от них привыкшие сражаться каждый сам за себя, брали над ними верх.
- Я буду рад умереть, - промолвил центурион. - Это избавит меня от позора. Я уже не увижу, как дикари завладеют нашими орлами.
- Мне очень жаль, - снова промолвил Вар.
Он знал, что значат орлы для человека, прослужившего под их сенью почти всю жизнь. Но все три легиона погибали, и можно ли было надеяться на спасение орлов?
Копье, свистнув, вонзилось в мягкую землю и задрожало всего в нескольких локтях от ног Вара.
- Не смею тебя торопить, господин, - заметил Аристокл, - но не думаю, что следует медлить.
- Ты прав. Я и не собираюсь медлить. Если кому-нибудь из присутствующих доведется увидеть Августа, пусть передаст, что мне очень жаль, - промолвил Вар, вынимая из ножен меч.
Он ни разу не обнажал оружие на здешней войне, и первой кровью, которую предстояло испить этому клинку в Германии, должна была стать кровь его хозяина.
Наместник вручил меч рабу.
- Действуй, Аристокл. Осмелюсь предположить, что ты мечтал об этом годами. Рази сильнее.
Однако, если Вар умел обращаться с мечом, то Аристоклу негде было этому научиться. Раб, взявшийся за оружие (если, конечно, он не был гладиатором), рисковал умереть мучительной смертью. Рим слишком часто сталкивался с восстаниями и заговорами рабов, чтобы позволить им обучаться боевым искусствам. Поэтому костлявый грек держал меч, как кухонный нож… Причем то был кухонный нож в руках человека, не умеющего обращаться даже с кухонным ножом.
Вар со вздохом задрал тунику и указал пальцем место между ребрами, с левой стороны грудной клетки.
- Приставь острие сюда и вонзи, - промолвил он, словно девица, помогающая рьяному, но неопытному юноше лишиться невинности.
Впрочем, жизни тоже можно лишиться лишь однажды.
Аристокл приставил меч туда, куда ему показали. Сглотнул. Закрыл глаза. И с гримасой отчаяния навалился на клинок.
Было больно. Такой страшной боли Вар не испытывал ни разу в жизни. При этом он почувствовал некую отрешенную гордость - потому, что не отпрянул, не попытался сорваться с клинка. Зато сдержать крик ему не удалось. А когда меч вырвали из раны, наместник упал на землю, дожидаясь конца.
Ждать пришлось дольше, чем он надеялся. Судя по всему, люди всегда умирают дольше, чем надеются, и болезненней. Кровь наполнила ноздри и рот Вара - его словно душили, хотя на самом деле он скорее тонул, тонул в собственной крови.
Аристокл завизжал. Центурион нанес ему удар сзади, неожиданно, что было не так уж плохо. И уже затуманенным взором Вар успел увидеть, что воину пришлось нанести второй удар, чтобы довести дело до конца. Это, конечно, было нехорошо, но Аристокл находился не в том положении, чтобы жаловаться.
Как, впрочем, и сам Вар.
Арминий не спал полтора дня, а то и больше, но возбуждение придавало ему сил. Он вообще сомневался, что когда-нибудь снова сможет спать.
Дело было закончено. Почти закончено. Германцы еще охотились за римлянами, разбежавшимися по лесам, болотам и полям, но рано или поздно большую часть беглецов выследят и убьют. Конечно, некоторые, очень немногие, спасутся, но это Арминия уже не беспокоило. Пусть бегут и несут ужас за Рейн, в Галлию. А вслед за ужасом придет… Арминий.
У ног вождя лежали легионные орлы. Он хорошо понимал, что значат эти символы для римских воинов. Так или иначе это усвоили все германцы. Защитники орлов были мертвы. Они поклялись защищать своих орлов, не щадя жизни, и исполнили клятву.
Еще у ног Арминия лежала голова Вара. Когда германцы нашли наместника, тот был уже мертв, и его тощий раб лежал мертвым рядом с ним. Арминий был разочарован: он хотел заставить обоих смотреть на то, как он расправится с остальными пленными римлянами, а уж потом подарить богам и этих двоих. Но что поделаешь - нельзя добиться в жизни всего. Он и так уже получил больше чем достаточно.
Мимо, пошатываясь, прошел германец, неся захваченный в римском обозе винный мех. При виде Арминия он с пьяной улыбкой сделал свободной рукой широкий жест, словно охватывающий все вокруг, и с воодушевлением выдавил единственное слово:
- Хорошо!
- Хорошо, - согласился Арминий.
Так и было.
Отряды германцев гнали вереницы закованных в цепи легионеров к дубовой роще, где пленников предстояло принести в жертву. Из рощи уже доносились крики тех, кого успели доставить в святилище для выполнения обряда: народ Арминия всегда заботился о том, чтобы алчущие крови боги не испытывали жажды. Теперь можно будет долго об этом не беспокоиться, ибо сегодня богов ожидает настоящее пиршество.
То здесь, то там римляне - по двое, по трое - несли к деревьям своих товарищей, которые не в силах были идти. Варвары не оставляли на поле боя никого, в ком еще теплилась жизнь, ибо дать побежденному умереть своей смертью - значило лишить богов части их законной добычи.
Подойдя к сыну, Зигимер склонился перед ним и взволнованно произнес:
- Ты сделал это. Ты действительно это сделал.
- Германия свободна! - заявил Арминий. - Римляне больше никогда не посмеют сунуть носы за Рейн. А вот мы навестим их, и довольно скоро.
- Не сомневаюсь, так и будет, - подтвердил отец. Судя по его виду, он был ошеломлен размахом одержанной победы. - А после…
Зигимер покачал головой. Ему трудно было даже вообразить, что может последовать после такого триумфа.
И Арминий тоже не мог этого вообразить. Но молодой вождь был уверен: наступит время, и он все решит.
Придя в себя, Калд Кэлий сперва решил, что умер и угодил в Тартар. Голова болела так, словно была разбита вдребезги, и легионеру потребовалось некоторое время, чтобы понять - он жив, но уж лучше бы ему быть мертвым.
Когда он попытался поднять руку, чтобы прикоснуться к саднящему лбу, оказалось, что запястья его скованы цепью, звякнувшей при движении. Кто, почему?..
И тут его осенило.
- Ох! - выдохнул он. - Битва! Должно быть, мы разбиты! Но если германцы выиграли сражение, что же теперь будет?
Едва Кэлий успел об этом подумать, как пришел ответ на его мысленный вопрос: вопль боли и ужаса, такой дикий, что бедняга усомнился, действительно ли он очнулся на земле или уже пребывает в царстве мертвых, среди обреченных на вечные муки.
Несмотря на страшную боль в разбитой голове, Калд заставил себя повернуться, о чем в следующий миг пожалел. Теперь он видел, откуда доносится крик. Несколько германцев держали несчастного римлянина, закованного в цепи, как и сам Кэлий, и один из варваров медленно, старательно и с явным удовольствием отрезал пленнику голову. Потом дикие вопли захлебнулись, перешли в бульканье, хлынувшая кровь обрызгала гогочущих германцев.
Наконец дикарю удалось рассечь мечом (то был римский гладиус) шейные позвонки, и германец с довольным рычанием поднял голову за волосы. Уже после того, как голову отделили от тела, глаза несколько раз моргнули, и лишь потом веки упали и закрылись навсегда. Рот так и остался полуоткрытым, словно в посмертной попытке вымолвить слово. Кэлию очень хотелось верить, что это всего лишь игра его воспаленного воображения.
Германцы принялись бурно поздравлять своего товарища, который отсек голову. Тот сперва смущенно ухмылялся и неловко топтался, словно не заслуживал такого признания; потом направился к одному из ближайших дубов и сыромятным ремнем привязал голову к низкой ветке. Головы других легионеров, с уставившимися в никуда невидящими глазами, уже свешивались с соседних ветвей или были прибиты к стволам.
Повсюду в роще виднелись эти кровавые дары, и Калд Кэлий ощущал железистый запах крови.
Но это было еще не самое худшее. Рядом с отсеченными головами (или другими частями тел легионеров) на священных деревьях красовались орлы Семнадцатого, Восемнадцатого и Девятнадцатого легионов, а в придачу - отличительные знаки более мелких подразделений.
Видеть орлов принесенными в дар мрачным германским богам было для Кэлия чуть ли не самым худшим мучением. Ему хотелось умереть от стыда. Ему просто хотелось умереть - как угодно, лишь бы быстро.
Огромный германец в нахлобученном набекрень легионерском шлеме, с коротким римским мечом в правой руке стоял над Кэлием, взирая на него сверху вниз.
- Тебя ведь зовут Калд Кэлий, - продемонстрировал варвар свое знание латыни. - А?
- Верно, - машинально ответил римлянин. - А ты что за демон?
- Меня зовут Ингевон, - ответил варвар. - Ты меня помнишь?
Кэлий хотел покачать головой, но передумал - не только потому, что это причинило бы боль, но и потому, что внезапно вспомнил.
- То селение… - прохрипел он.
Ингевон кивнул.
- Правильно. Та деревня. Моя деревня.
Он как будто выплюнул это слово сквозь густые усы.
- Вот мы и встретились снова, а?
Германец многозначительно взвесил гладиус в руке.
- Да, - выдавил Калд Кэлий, еле шевеля пересохшими губами.