Вар произнес последнее слово врастяжку и воззрился на Арминия из-под насупленных бровей.
- Этот Сегест… Он кое-что рассказал о тебе.
Арминий оценил и слова Вара, и тон, каким они были произнесены, и хмурый взгляд наместника. Римлянин казался ровесником отца Арминия, но был человеком совершенно иного типа. Зигимер был тверд и суров, как мореный дуб. Справедливости ради следовало признать, что среди римлян тоже встречались такие мужи, Арминий повидал их немало, но Вар к ним не относился. С точки зрения германца, наместник не походил на военачальника, ведущего людей в бой. У римлян имелись люди, занимающиеся только снабжением войск снаряжением и припасами, - так называемые интенданты. Германцам не приходило в голову организовать дело подобным образом, но в римской армии это срабатывало неплохо. Может, Вар больше подходил для роли интенданта, а не военачальника.
Однако, несмотря на свою внешность, он все же мог оказаться настоящим полководцем. По облику римлянина вообще трудно судить о его характере. Глядя на него, нелегко сказать, каков он на самом деле. Арминий встречал одного военного трибуна, который в обычной жизни вел себя, как женщина, но, оказавшись на поле боя, превращался в сеющего ужас демона.
Впрочем, сейчас для Арминия важнее всего было придумать ответ на слова наместника. Германцу показалось, что он нашел правильные слова. Пожав плечами и скрыв истинные чувства за улыбкой, он промолвил:
- Меня это не удивляет. Выставляя меня в дурном свете, Сегест думает, что скроет, кто он есть на самом деле - глупец, лжец и клятвопреступник.
- Это… э-э… Туснельда…
Вар с трудом выговорил имя женщины и употребил местоимение "это", словно речь шла не о человеке, а о неодушевленном предмете.
- Она счастлива с тобой?
- Так точно, командир.
На сей раз Арминий ответил сразу, без раздумий и колебаний.
Квинтилий Вар это заметил. Возможно, он не был хорошим полководцем, но наверняка был неглуп. В его темных глазах блеснула лукавая искорка.
- Понимаю. И верю. И ты тоже с ней счастлив, правда?
- Так точно, командир.
Арминий попытался растолковать римлянину, как именно обстоит дело.
- Забирая ее у отца, я не думал, будем ли мы счастливы. Меня тогда волновало другое. Но я рад, что ее забрал.
Искорка превратилась в улыбку - едва заметную, но все улыбку.
- Сколько тебе лет, Арминий?
Прежде чем ответить, германцу пришлось посчитать на пальцах.
- Мне двадцать четыре года, командир. А что?
- Я тебе завидую, - промолвил Вар, - Как легко быть счастливым с женщиной… Почти с любой женщиной… Когда тебе двадцать четыре. А когда тебе тридцать четыре, сорок четыре или пятьдесят четыре…
Он вздохнул.
Мать и отец Арминия принимали жизнь друг с другом как должное. В общем, им было хорошо вместе. Были ли они счастливы? Арминий никогда об этом не задумывался. Он знал, что законы позволяют римским мужам менять жен (а женам - мужей) почти так же легко, как меняют одежду. Его народ смотрел на это иначе. Может, потому германским мужчинам и женщинам, мужьям и женам приходилось просто мириться друг с другом, как с неизбежностью.
Ну а что касается пятидесяти четырех лет… Для того, кому двадцать четыре, прожить так много - значит совершить путешествие грандиознее, чем путешествие из Германии в Паннонию и обратно. Пятьдесят четыре - это великое путешествие во времени, длиннее, чем путешествие из Германии в Рим и обратно. Гораздо длинней, ведь Арминий более или менее мог представить себе поездку в Рим. Он видел римские города в Паннонии и вдоль Рейна и полагал, что сам Рим похож на один из них, только гораздо больше. А вот себя в пятьдесят четыре года он вообще не мог представить. Он что, будет немощным старцем с плохими зубами, страдающим одышкой? Правда, Вар отнюдь не выглядел таким древним, но наместник уже начал седеть и лысеть, и сразу было видно, что его лучшие дни позади.
Ощущая свою молодую силу, Арминий неожиданно проникся сочувствием - чуть ли не жалостью - к этому римлянину.
И он почти наверняка понял, о чем думает Вар. Скорее всего, римлянин хочет, чтобы германцы не изводили его своими проблемами. Наместник - не полководец, он человек мирный и хочет лишь мира и спокойствия на вверенной ему территории. И если ему это посулить…
- Я не хочу кровавой вражды с Сегестом, - заявил Арминий. - Я готов поклясться в том всеми богами, и моими и твоими. У меня есть Туснельда, и мне этого достаточно. Моя честь удовлетворена, и мне не нужно прибивать к дереву голову ее отца.
Губы Квинтилия Вара скривились, и Арминий слишком поздно сообразил, что последнюю фразу, пожалуй, произнес зря. Римляне поклонялись богам, принимавшим жертвенную кровь, но не человеческую. Странно, откуда у римских богов столько силы, если они отворачиваются от самой ценной еды?
Но Вар вдруг издал смешок, а потом расплылся в широкой улыбке.
- Ты, может, и римский гражданин, но во многом остаешься германцем, - заметил он.
- Так и есть, - согласился Арминий.
- Значит, ты просишь закрыть это дело, поскольку полностью удовлетворен? - настойчиво спросил римский чиновник.
- Я так сказал. И именно это имел в виду.
Вар снова улыбнулся - слегка печально.
- Да, все же заметно, что ты не совсем римлянин. Между тем, что мы говорим, и тем, что имеем в виду, зачастую большая разница. К сожалению, все обстоит именно так. Но на твои слова, сдается, можно положиться.
- Рад это слышать, командир, - сказал Арминий.
В чем-то римлянин был прав, но не до конца. Общаясь с соплеменниками, Арминий и вправду всегда говорил, что думал. Но вот общаясь с римлянами… Молодой вождь многому научился у захватчиков и знал, как обратить против римлян их собственные уловки. Он умел притворяться, не выдавая того, что в действительности у него на уме.
- Что ж, хорошо, - сказал наместник. - Отправляйся домой. Живи спокойно. Наслаждайся своей женщиной, этой… э-э… Туснельдой.
Германское имя опять далось Вару с трудом, но он все-таки выговорил его и продолжил:
- Я скажу Сегесту, что между вами не должно быть вражды. Он обязательно меня послушается.
"Он - твой пес", - подумал Арминий.
Но, несмотря на такие мысли, на лице его отразилось лишь удовлетворение.
- Я рад. И благодарю тебя, - промолвил он.
- Не за что, сынок, - отмахнувшись от благодарности, ответил Вар и задумался. - Знаешь, ты немного напоминаешь моего сына. Ростом ты выше, волосы у тебя светлее, но что-то в манере держать голову…
Он рассмеялся.
- И ты тоже умеешь сдерживать свои порывы, когда ведешь важный разговор.
Арминий встревожился, но лишь на миг. Римлянин не смог заглянуть в его сердце, а потому не увидел таящейся там ненависти к империи. Нет, Вар, пожилой человек, увидел в Арминий просто юношу, стремящегося жить, как ему хочется, а не по указке стариков. Для этого не требовалось быть провидцем, достаточно было вспомнить собственную молодость.
- Гай сейчас в Афинах, заканчивает обучение, - продолжал Вар.
Потом, чуть помолчав, добавил:
- Ты ведь и сам получил некоторого рода обучение, хоть и небольшое?
Как и чему может учиться в Афинах Гай Квинтилий Вар, Арминий даже отдаленно не мог себе представить, поэтому отозвался осторожно:
- Я многое узнал о римской армии.
"Узнал, насколько опасными вы можете быть".
- Ручаюсь, так и есть, - промолвил Вар, но продолжал улыбаться, вряд ли догадываясь, какие уроки извлек из своей службы Арминий. - Здесь, в Германии, нет ничего, напоминающего римскую дисциплину, верно?
- Верно, командир.
Тут Арминий не кривил душой, и как раз отсутствие дисциплины очень его беспокоило. Именно дисциплина давала римлянам превосходство над германцами, и свести это превосходство к минимуму можно было, лишь захватив римлян врасплох. Но как захватить их врасплох, если они повсюду рассылают лазутчиков?
- Я не удивлюсь, если вы, германцы, научитесь дисциплине и тогда сумеете кое-чего добиться, - сказал Вар. - Римляне нужны вам, чтобы научить вас тому, что следует знать.
- На службе я многому научился у твоих соотечественников.
И вновь Арминий не стал уточнять, чему именно.
Римский наместник его страны кивнул.
- Хорошо. Это хорошо. Мало-помалу германцы обязательно переймут римский образ жизни. Такое уже происходит по другую сторону Рейна. Некоторые из галлов, клянусь, теперь чаще говорят на латыни, чем на родном языке. А иные из них - да поразят меня боги, если я лгу! - даже начинают слагать латинские стихи.
Арминий попытался представить себе германцев, слагающих латинские стихи, и понял: если кто-нибудь из его соплеменников займется чем-нибудь подобным, это будет уже совсем другая страна. И такой страны он видеть не желает.
Квинтилий Вар снова кивнул.
- Ну, вообще-то я позвал тебя не затем, чтобы рассказывать, как изменится жизнь в Германии при следующем поколении. Раз твоя женщина с тобой по доброй воле и не желает тебя покидать, жалобу Сегеста можно отклонить. Но поскольку вы оба - римские граждане, моей обязанностью было во всем разобраться. Полагаю, ты это понимаешь?
- Так точно, - ответил Арминий.
- Вот и хорошо. Можешь идти.
Поколебавшись, Вар добавил:
- Надеюсь, когда-нибудь мы еще встретимся.
- Может быть.
"Может, я увижу тебя на коленях, умоляющим о пощаде. И пощады тебе не будет", - подумал германец, но лицо его осталось спокойным.
Арминий встал с табурета, поклонился, покинул отгороженную часть шатра, служившую Вару кабинетом, а затем торопливо вышел наружу. Никогда не давай человеку возможности передумать - таков был один из уроков, усвоенных им у римлян.
Вскочив в седло без посторонней помощи - Арминий скорее бы умер, чем попросил бы кого-либо из легионеров о подобной услуге, - он развернул невысокую лошадь и покинул лагерь в Минденуме через те же ворота, через которые сюда приехал.
- Он совсем еще мальчик, - произнес Вар слегка удивленно.
- Довольно крупный и мускулистый мальчик, господин, - заметил Аристокл.
- Совсем мальчик, - повторил Вар, не обратив внимания на слова раба. - Мальчик, потерявший голову из-за одной из белокурых германских девушек.
Он не сдержал похотливой усмешки. Германские женщины напоминали Вару римских шлюх, поскольку у него на родине, где было больше темноволосых, проститутки носили светлые парики, чтобы выделиться. Неудивительно, что при виде германских девушек, у которых от природы были светлые волосы, при одной только мысли об этих девицах в голову лезли непристойные мысли.
- Итак, ты решил оставить ему девицу, господин? - спросил раб.
- Да, конечно. Чтобы ее отнять, мне пришлось бы развязать войну. А она отнюдь не Елена, как и я - не Агамемнон, - ответил Вар. - Конечно, ситуация неприятная. Как ни рассуди, кто-то останется обиженным: если не Арминий, то Сегест. Но я стараюсь судить по справедливости. Девица была обещана парню, он похитил ее, не применяя силы, и теперь, похоже, счастлив с нею. Ну а если и девушка довольна, у ее отца нет серьезных поводов для беспокойства.
- Они все - варвары, - промолвил Аристокл, слегка поежившись. - А вдруг Сегест так на тебя обидится, что захочет убить, чего бы ему это ни стоило?
- Приятная мысль!
Вар бросил на раба кислый взгляд. Хуже всего - он не мог упрекнуть Аристокла в греческой въедливости, потому что в данной ситуации вопрос раба был вполне понятным, даже естественным.
- Маловероятно, - ответил Вар после недолгого размышления. - Сегест производит впечатление довольно цивилизованного человека - для германца, конечно. Что же касается Арминия, он показался мне похожим на Ахилла, даже если оставить в стороне историю с женщиной. Но Арминий скорее возьмется за оружие, чем станет дуться на обиду в своей палатке.
- Если речь идет о внешности, никакой он не Ахилл, - заявил Аристокл, неодобрительно отзывавшийся об облике каждого германца, с которым ему доводилось встречаться.
Суровый облик северян не нравился греку, поэтому Вар слегка удивился, когда тот добавил:
- Впрочем, не скрою, мне попадались германцы и противнее.
- Только не говори, что его облик запал тебе в душу! - со смехом воскликнул римлянин.
Аристокл выразительно затряс головой.
- Ну уж нет! Он слишком большой и волосатый, чтобы быть по-настоящему интересным. Но… Он не так уж плох. Я не ожидал увидеть такого в богом забытой глухомани.
- Германцы не одобряют подобных забав, как и галлы. Арминию лучше не слышать, как ты о нем говоришь, - заметил Вар.
- Дикари, - презрительно фыркнул Аристокл и криво усмехнулся. - Я уж как-нибудь обойдусь, господин: какое мне дело до тех, кто спит с женщинами.
Как и многие другие римские аристократы, Вар ради разнообразия время от времени развлекался с мальчиками, хотя обычно предпочитал другую сторону монеты.
- В общем, мне тоже понравился Арминий, - сказал он.
Аристокл круто изогнул бровь: как всякий умный раб, он знал, кого предпочитает в постели его господин.
- Не в этом смысле! - со смешком проговорил Вар. - Но он мне понравился. Он напомнил мне Гая.
- Шутишь! - воскликнул Аристокл.
Раб тоже иногда может попасть впросак, не сдержав вырвавшегося словца. Рабу следует внимательнее следить за своим языком: поддавшись порыву и выпалив что-нибудь наобум, он может сурово за это поплатиться. Однако Вар не отличался жестокостью и злобой. Конечно, у него имелись недостатки, но иного свойства.
- Во имя богов, я же не собираюсь его усыновлять, - проворчал римский наместник. - Просто он действительно напоминает мне моего мальчика, как один щенок может напоминать другого. Все они неуклюжие, с большими лапами и всюду суют свои носы, пытаясь узнать, как устроен мир. Арминию довелось обучаться у центурионов, а не у философов, иначе его манеры могли быть и похуже.
На сей раз рабу хватило ума промолчать. Лишь едва заметный изгиб левого уголка рта да слегка сморщившийся нос намекали на то, что думает грек о костяке римской армии. Вар не обратил внимания на мимику Аристокла: это рабу пристало внимательно следить за выражением лица господина, но не наоборот.
- Скоро мы начнем посылать воинов собирать налоги, - сменил тему наместник. - Пора германцам усвоить, что за право быть жителями провинции Рима надо платить.
- Представляю, в какой восторг они придут, - с иронией отозвался Аристокл.
Его господин лишь пожал плечами.
- Если ты сядешь на полуобъезженного коня, он обязательно попытается сбросить тебя и сломать тебе шею. Но, не объездив скакуна, ты не сможешь пустить его под седло, - и зачем он тогда вообще нужен? Если мы не покажем германцам, что эта провинция принадлежит нам, что они обязаны подчиняться нашим законам, нам лучше оставаться по другую сторону Рейна.
- Это было бы неплохо, - хмыкнул Аристокл. - Ветера тоже жалкая дыра, но Минденум… Тут гораздо хуже, не в обиду будь сказано нашим отважным войскам и их доблестным командирам.
Судя по тону, Аристокл задался целью оскорбить всех военных Римской империи.
- Что ж, осенью мы вернемся в Ветеру, - сказал Вар. - Я хочу, чтобы к тому времени местные обитатели как следует вбили в свои тупые головы: эта земля теперь наша, и жизнь здесь будет идти так же, как во всех других подвластных Риму землях.
- Чем скорее ты наведешь здесь порядок, чем скорее мы сможем вернуться в Рим или другое цивилизованное место, тем счастливее я буду.
На сей раз в словах раба не было и тени сарказма: он явно говорил совершенно искренне.
- Я тоже был бы рад оказаться в более приличном месте, - признался Квинтилий Вар. - Когда Август призвал меня к себе, я ожидал совсем другого назначения. Сам знаешь, Аристокл: приказ отправиться сюда стал для меня сюрпризом, причем отнюдь не радостным. Но такое назначение - все же своеобразный комплимент.
- Без которого вполне можно было бы обойтись, - пробормотал Аристокл.
- Верно, - отозвался Вар. - Я понимаю это, поверь, прекрасно понимаю. Беда в том, что я не мог отказаться, раз уж Август решил послать меня сюда. Может, это не самое приятное поручение, но очень важное, куда более важное, чем управление Сирией. Сирия - объезженный конь, а Германию, как я уже сказал, только предстоит объездить. И предстоит не кому-нибудь, а мне.
Он выпятил подбородок.
- Мне оказали такое доверие, потому что Тиберий застрял в Паннонии. Кабы не тамошний бунт, сюда послали бы его: он ближе к Августу, он уже стяжал воинскую славу, чего обо мне не скажешь.
- В море множество мелкой рыбешки. В армии множество других командиров, - заметил Аристокл.
- Но лишь немногим Август готов доверить командование тремя легионами, - возразил Вар. - Помнишь гражданские войны, которые полыхали во времена нашей молодости? Потом целых тридцать лет не было ничего подобного, а почему? Потому что Август не позволял удачливым полководцам сосредоточить в своих руках крупные силы. Военачальник, стоящий во главе трех легионов, в состоянии разжечь в империи мятеж. Август поручил мне командование не в последнюю очередь потому, что знает, как я ему предан.
Вар вытащил из поясного кошеля денарий и уставился на чеканный серебряный профиль двоюродного дяди своей жены. Что ты чувствуешь, когда твое лицо отчеканено на монетах, когда весь мир знает, как ты выглядишь? Сам наместник велел отчеканить "ВАР" на некоторых монетах, которые выдавал здесь легионерам, но это было другое дело.
Вар покачал головой. Если бы он бросил вызов Августу, он проиграл бы. Ни одному из тех, кто выступал против Августа, не удалось победить. Да у Вара и не было задора и боевого духа, потребных, чтобы воевать против своего благодетеля. По правде, ему не хотелось воевать даже против германцев, хотя он приготовился сделать это, если не будет иного выхода.
"Интересно, - подумал наместник, - поможет ли Арминий нашему делу? Хотелось верить, что так и будет. Ничто так не облегчает покорение провинции, как помощь добровольных прихлебателей, которые всегда находятся среди туземцев".
V
Калд Кэлий вел колонну римлян по германскому лесу. Обычно говорили, что в этих лесах не сыщешь тропы, однако на самом деле все было совсем не так. Узких, извилистых тропок тут имелось видимо-невидимо: одни протоптали олени, другие - туры, а кое-какие - люди. Только отличить людскую тропу от звериной римлянину было не так-то просто.
Приказ, полученный из Минденума, предписывал соблюдать осторожность… Что бы это ни значило. Нет, Кэлий знал, как соблюдать осторожность на открытой местности: передовой отряд вместе с тыловым и фланговым прикрытиями защищали от внезапного нападения. Но в лесу, увы, придерживаться предписанного уставом порядка движения не было никакой возможности.