Вишневский достал из вещмешка пачку германских галет.
– Держи…
– Это всё мне? – удивился мальчик.
– Только давай договоримся, ты их съешь в поезде, – наставительно произнёс Бекетов.
– А вы меня к папе отвезёте? – не унимался Кирюша.
Венгеров и Хлюстовский снова переглянулись. Ольга и Наталья вконец растерялись. "Уполномоченные" смутились. Недаром говорят: устами младенца глаголет истина.
– Всё, некогда разговаривать! – рыкнул Венгеров. – Приказ есть приказ! Когда уходит поезд?
Ординарец почесал за ухом.
– В полдень… Скоро уже…
– Быстро собирайтесь! – Венгеров взял инициативу в свои руки. – Я конвоирую пленных до поезда.
– Начфронта приказал это сделать мне, – заметил Власов.
– Я помогу, – настаивал Венгеров. Власов не возражал.
Через пятнадцать минут Ольга, Наташа и дети в сопровождении "уполномоченных" и красноармейцев покинули здание Кадетского корпуса.
Власов погрузил всех в машину, реквизированную у здешнего купца, и отправился на вокзал.
Сердце Бекетова билось, словно набат. В этот момент он боялся только одного, если у Мрачковского возникнут какие-то подозрения, и он свяжется с Москвой по телеграфу. Но его опасения были напрасными.
Когда семейство Каппель уже погрузилось в отведённый им вагон, Николай задержался на платформе. Он подал руку Михаилу и сказал:
– Спасибо, товарищ. Ты нам очень помог.
Венгеров ответил рукопожатием.
– Иначе я не мог. С приказами товарища Троцкого не шутят…
Друзья детства расстались, не зная, когда свидятся вновь и при каких обстоятельствах сведёт их судьба.
Николай поднялся в вагон. Семейство и "уполномоченные" разместились с удобствами. По распоряжению Мрачковского им отвели купе в санитарном вагоне и даже поставили на довольствие. И только тогда, когда двери купе закрылись, Ольга и Наташа дали волю слезам. Кирюша тотчас распечатал галеты и начал их жевать с аппетитом.
– Мамочка, не плачь… – сказал малыш с полным ртом. – Скушай печенку…
Ольга в порыве чувств обняла сына и начала покрывать его лицо поцелуями. Татьяна, смышлёная девочка, ей уже исполнилось десять лет, шепнула Вишневскому на ухо:
– А я вас помню, вы приезжали к нам в поместье… Примерно год назад. Значит, вас послал папа?..
Вишневский не выдержал и обнял девочку.
Николай стоял в коридоре и слышал женские рыдания через тонкие перегородки. Он размышлял о том, что Каппель обязан Михаилу Венгерову жизнью своих близких. Сможет ли генерал вернуть долг?
Однако с отъездом испытания Ольги Капель-Строльман, увы, не закончились. Не успел санитарный эшелон отъехать от города, как начался артобстрел каппелевской артиллерией. Железнодорожные пути были разрушены, и санитарный эшелон остановился. Раненые и медсёстры пребывали в панике. Кто-то из раненых красноармейцев кричал, что беляки перестреляют всех. А один доброхот утверждал, что беляки заживо всех раненых закопают, а медсестёр изнасилуют.
Бекетов, Вишневский и его денщик не выдержали, покинули купе, чтобы навести порядок и разъяснить израненным бойцам: генерал Капель, отнюдь, не зверь, и не намерен расправляться с ранеными.
Красноречие и уверенность офицеров возобладали над паникой. В нескольких вагонах был наведён порядок. Бекетов убедил начальника санитарного эшелона, пожилого пермского врача, не предпринимать никаких действий.
Начпоезда с недоверием и в то же время с интересом посмотрел на него.
– Вы так убеждены, словно Капель вам отец родной! – высказался он.
– Почти. Мы в молодости служили в одном полку. Я был свидетелем на его венчании. И теперь я служу под его началом в чине штабс-ротмистра. И могу вас заверить: генерал с детьми, женщинами и ранеными не воюет. Всем раненым будет оказана необходимая помощь. Вы сможете выполнять свои профессиональные обязанности и далее…
Штабс-ротмистр и штабс-капитан усилием воли заставили себя остаться в эшелоне подле Ольги Сергеевны и детей. Ведь там, совсем рядом, проходила линия фронта.
Звуки орудий, американского пулемёта и ружейные выстрелы пронзали воздух. Кирюша хныкал. Старшая Татьяна стоически боролась со страхом. Ольга Сергеевна молилась… Наташа пребывала в прострации.
Неожиданно Вишневский задал Бекетову вопрос:
– Штабс-ротмистр, давно хочу спросить вас: отчего вы называете большевиков краснозадыми?
Бекетов усмехнулся.
– Потому, что они такие есть – краснозадые. Другого слова они не заслуживают. Они хотят всю Россию в свою красную задницу засунуть! И заставить нас в ней жить…
К ночи эшелон захватили каппелевцы. Офицеры вывели измученную Ольгу Сергеевну, Наталью и детей на воздух. Командир каппелевского отряда, ротмистр Ушинский, захвативший эшелон тотчас узнал Вишневского.
– Бог мой, штабс-капитан! Как вы здесь оказались?
– Вывозил из Перми жену нашего генерала… – коротко ответил тот.
Ротмистр приказал доставить семью генерала и офицеров в военную ставку.
Лето-осень 1919 года. Омск
Положение корпуса генерала Каппеля в Перми оставалось шатким. Бекетов после успешно проведённой операции по освобождению его семьи, доложил о том, что красные со дня на день ждут военного подкрепления из центральной России. Увы, генералу помощи ждать было неоткуда. Поэтому он решил, немедля, переправить жену и детей в Омск под крыло Верховного правителя.
По решению генерала штабс-капитану Вишневскому вменялось в обязанность сопровождать госпожу Каппель с детьми в Омск и разместить их в родительском поместье. А также оставаться в городе до особого распоряжения генерала.
Ольга на прощание обняла и расцеловала мужа.
– Господи… Володя, свидимся ли ещё когда-нибудь?..
Генерал крепко сжал жену в объятиях – в нынешней ситуации он не мог дать определённого ответа. Однако нашёл в себе силы сказать:
– Всё будет хорошо, Оленька… Позаботься о детях. Штабс-капитан Вишневский будет сопровождать вас. У него – поместье недалеко от города, там места всем хватит. В случае непредвиденных обстоятельств я найду возможность оповестить тебя. Вишневский – человек надёжный. Он переправит тебя и детей в безопасное место.
Ольга пристально воззрилась на мужа, глаза её были расширены от ужаса, под ними залегли чёрные тени.
– Что значит: в случае непредвиденных обстоятельств?..
Капель замялся.
– На фронте неспокойно… Красные спешно формируют новые части, вооружают их немецким оружием и "бросают" против Директории. У нас же пополнения практически нет. Штаб Верховного правителя погряз в дрязгах и интригах. Их мало волнует, что происходит в боевых частях. Главное произвести благоприятное впечатление, когда генералы Нокс и Жанен в очередной раз посетят Омск. Увы, адмирал, хоть и порядочный человек, преданно любящий Россию, – бессилен. Моё же вмешательство окружение Колчака рассматривает, как посягательство на Верховную власть. Этих интриганов преследует бредовая мысль, что я намерен провозгласить себя диктатором.
Ольга тихо заплакала и прильнула к плечу мужа.
– Неужели это конец?.. Конец великой России?..
Каппель отстранил от себя жену.
– Ольга, прошу тебя никогда не говорить при мне таких слов.
Женщина утёрла слёзы тыльной стороной руки.
– Прости меня, Володя, прости… Просто я устала… Я боюсь за тебя, за детей… За Россию. Там, в Перми, когда нас держали в заложниках, я часто спрашивала себя: а что же будет дальше?
Каппель положил руки на хрупкие плечи жены.
– Дальше мы будем бороться с большевиками, пока не победим их или не погибнем сами. – Спокойно ответил он.
На прощанье генерал обнял и расцеловал детей. Маленький Кирюша подарил отцу рисунок…
Каппель снабдил штабс-капитана Вишневского рекомендательным письмом для адмирала Колчака. В нём генерал сообщал Верховному правителю о том, что его жена и дети были заложниками в Перми у Мрачковского. И только благодаря самоотверженности двух офицеров и ординарца остались в живых. После освобождения генерал не видел более надёжного места для дальнейшего пребывания семьи, кроме как Омска. Штабс-капитану Вишневскому вменялось обеспечить семью жильём и охраной. Для осуществления оного генерал Каппель просил содействия Верховного правителя.
По прибытии из Перми в Омск в эшелоне с ранеными, Вишневский нанял экипаж, погрузил в него Ольгу Сергеевну, детей, Наташу и своего верного ординарца-денщика Николая Хлюстовского. И отправил в имение. Сам же собрался к адмиралу.
Вишневский прекрасно ориентировался в родном городе и быстро особняк, в котором расположился штаб Верховного правителя. При входе он предъявил часовому пакет, скреплённый сургучовой печатью генерала Каппеля, и беспрепятственно прошёл внутрь здания. И тут же окунулся в суматоху столичной жизни: по коридорам сновали чиновники всех мастей, деловито прохаживались офицеры высшего состава, молодые секретарши что-то печатали на машинках подле кабинетов министров.
Вишневский поднялся на третий этаж и, наконец, оказался перед резными дверями, ведшими в апартаменты Верховного правителя. Перед ними стояла охрана, за столом сидел один из адъютантов.
Вишневский изложил суть дела, по которому он прибыл в Омск. Адъютант не скрывал своего удивления и возмущения по поводу пленения Ольги Сергеевны Каппель и обещал записать штабс-капитана на приём к Верховному правителю через пару дней, ибо сейчас он, мол, занят – важное совещание с союзниками.
Штабс-капитан поблагодарил адъютанта и попросил передать пакет адмиралу.
– Непременно исполню вашу просьбу в точности, – заверил молодой адъютант, ещё не испорченный "подковёрными играми", искренне уважающий генерала Каппеля. – Вас же прошу явиться на приём в четверг, ровно в пятнадцать часов.
Адъютант записал время в журнале регистрации и поставил специальную отметку напротив.
– Распишитесь, штабс-капитан…
Вишневский обмакнул перо в чернильницу и вывел каллиграфическую букву "В", а затем – витиеватый росчерк. После чего он спешно покинул ставку, нанял экипаж и отправился в поместье. По дороге Алексей понял, что голоден, как волк.
Экипаж ехал до боли знакомой дорогой. Невольно в душу Алексея закрались воспоминания. Детство он помнил смутно, зато отрочество – отчётливо, потому как оно было тесно связано с Ириной Аристовой. Прошедшие годы, казалось, излечили Алексея от любви к ней, но, увы… Чем ближе штабс-капитан приближался к дому, тем отчётливее становился образ любимой женщины, избравшей другого спутника жизни. Алексей неожиданно поймал себя на мысли: рана, нанесённая Ириной много лет назад, кровоточит до сих пор. Однако письмо о смерти отца тронуло его недостаточным образом. Почему?
Алексей невольно вспомнил день, когда в поместье родителей появился Анатоль Бердичевский со своей матушкой Аглаей Дмитриевной, обвешанной бриллиантами. Затем Новогодний бал, когда Анатоль фактически украл у него Ирину. Сердце пронзила нестерпимая боль…
– Всё в прошлом… – прошептал Алексей. – Ирина далеко, наверное, в Тобольске… в родовой резиденции Бердичевских. Утопает в объятиях своего мужа…
Неожиданно мозг Алексея пронзила совершенно другая мысль: "Господи, фронт постепенно приближается к Тобольску… Что с ней станется, если город захватят красные? Успеет ли Анатоль увезти Ирину из города?.."
Наконец деревья расступились, за поворотом появилась усадьба. Алексей усилием воли отбросил все дурные мысли, ведь дома его ждала матушка. Отец умер два года назад, заболел пневмонией и сгорел за неделю. Сёстры-близняшки Зоя и Маргарита, ещё до Первой мировой войны отправившиеся в Италию, там и остались, удачно устроив свои судьбы. Алексей порой думал: "Слава богу, что отец не увидит того, что теперь творится в России. Он бы этого точно не пережил и с оружием в руках на склоне лет воевал против большевиков… А за сестёр я спокоен – Италия от России не близко. И краснозадые, как говорит штабс-ротмистр Бекетов, до неё не доберутся".
Экипаж въехал во внутренний двор усадьбы. Алексей вышел из экипажа, поставил саквояж с вещами на землю, щедро расплатился с кучером. И тот, хлестнув лошадь кнутом, отправился обратно в город. Не успел Алексей поднять саквояж, как из-за флигеля показался совершенно седой старик с длинной окладистой по грудь бородой.
– Барин! Слава тебе, Господи! Барин молодой вернулися! – возопил он, что есть силы и бросился к Алексею.
– Дормидонт… – Алесей узнал голос кучера, но сам он сильно постарел и изменился.
– Я! Я, барин! Скриплю ещо! Не хочет Господь прибирать меня к себе… Давайте, саквояж-то свой… – он поклонился молодому барину и попытался поднять с земли саквояж. Алексей опередил его.
– Благодарю тебя, Дормидонт, за хлопоты. Я сам… саквояж не тяжёлый…
– Ох, как ваша матушка-то, Анастасия Васильевна, обрадуется… Да госпожа молодая спрашивала про вас… Переживаеть… – Трещал Дормидонт на радостях. – А я теперича и за кучера при барыне, и за истопника, и за плотника… Вона как повернуло-то, барин… – вдруг Дормидонт резко остановился, от его весёлости не осталось и следа. Он спросил молодого барина совершенно серьёзным тоном умудрённого жизненным опытом человека: – Скажите мне, ваш благородь. Только правду: побьём мы краснопузых?
– Обязательно побьём! – заверил его Алексей и снова вспомнил, как Бекетов называл красных и усмехнулся.
– Чегось, барин, я не шутки чай шучу! – обиделся Дормидонт. – Свобода отечества – дело сурьёзное.
– Не сердись, Дормидонт, – примирительно сказал Вишневский. – Просто я служил с одним штабс-ротмистром, он называл красных – краснозадыми. Ты же – краснопузыми…
Дормидонт хрипло рассмеялся.
– Краснозадыми?!
Алексей вошёл в дом. С бельэтажа по лестнице к нему навстречу спешила матушка. Алексей даже издали заметил, как она постарела.
– Алексей, мальчик мой! – с распростёртыми объятиями женщина бросилась к сыну и припала к нему на грудь. – Слава Богу, ты жив…
Анастасия Васильевна всхлипнула.
– Матушка, прошу вас, успокойтесь… Всё позади, я – дома. Надеюсь, что буду служить при штабе Колчака.
Женщина отпрянула от сыновней груди.
– Хвала Господу! Он, наконец, услышал мои молитвы!
Алексей снял офицерскую фуражку.
– Дворецкого, увы, нет… – предупредила матушка. – Умер по весне от лихорадки… А разве сейчас приличную прислугу сыщешь?
Алексей бросил фуражку на кушетку при входе и поставил на неё саквояж.
– А вот горничная осталась прежняя, – сообщила матушка. – Велю ей разобрать твои вещи. Ты, наверное, голоден…
– Да, ужасно… Слона готов проглотить… – признался Алексей, понимая, что надо поговорить, наконец, по поводу Ольги Сергеевны и детей. – Матушка… – серьёзным тоном начал он.
Анастасия Васильевна жестом прервала сына.
– Ольга Сергеевна Каппель и её дети накормлены и отдыхают. Бедняжки! Они так устали с дороги!
Алексей привлёк матушку к себе и поцеловал в висок.
– Благодарю вас. А мой денщик?
– Разместился с комфортом во флигеле. Велела накормить его до отвала и налить водки столько, сколько выпьет. Храпит, что стены ходуном ходят.
Алексей улыбнулся, понимая, отчего верный Николай не встретил его по приезде.
– Благодарю вас, матушка…
– А теперь идём в гостиную. Обсудим всё за обедом…
Алексей, стосковавшийся по домашней пище, накинулся на густой ароматный суп с такой жадностью, что Анастасия Васильевна испугалась. Насытившись, Алексей, откинулся на стуле.
– Господи… Как дома-то хорошо… Ничего не изменилось…
– Только вот батюшка твой умер… – уточнила Анастасия.
Алексей осенил себя крестным знамением.
– Сегодня же схожу на его могилу…
– А теперь расскажи мне подробнее об Ольге Сергеевне. Судя по фамилии, она – родственница знаменитого генерала Каппеля. Поверь мне, я в курсе всех событий, газеты читаю регулярно. Сейчас иначе нельзя.
– Ольга Сергеевна – жена генерала Каппеля. – Пояснил Алексей. – И в целях безопасности она и дети поживут у нас, если вы, конечно, не возражаете. Красные похитили Ольгу и детей, удерживали в заложниках…
Матушка всплеснула руками.
– Боже мой! Алексей, как можно возражать! Сейчас – трудное время. И мы, дворяне, должны помогать друг другу. Пусть живёт у нас столько, сколько захочет. А дети – это счастье. Я всегда мечтала, что эти стенах зазвучат голоса моих внуков. Но, увы… Зоя с Маргаритой далеко… И вряд ли я увижу их детей воочию. Кстати, дочери прислали мне в прошлом году фотографии!
Алексей удивлённо вскинул аристократические брови.
– Неужели дошли?! Из Италии?
– В это трудно поверить, но дошли! Сейчас я тебе покажу… – Анастасия Васильевна встала из-за стола и извлекла из комода семейный альбом.
Алексей по опыту знал: просмотр семейных фото займёт немало времени. Насладившись воспоминаниями, Алексей отправился на местное кладбище на могилку отца. По дороге он поймал себя на мысли, что там, в армии, смерть близкого человека он воспринимал совершенно по-иному. Вероятно, потому, что вокруг него царила смерть. Но сейчас он ощутил боль утраты сполна…
Алексей неспешно шёл по деревни. Крестьяне, попадавшиеся навстречу, почтительно кланялись господину офицеру. Алексей вздохнул полной грудью и удовлетворённо подумал: "Здесь почти что ничего не изменилось… Большевики ещё не успели изуродовать сознание крестьян…"
Наконец он достиг кладбища. Небольшая часовня покосилась от времени. Подле неё хлопотали два каменщика и плотник. Руководил работами пожилой дьякон. Алексей приблизился к ним.
– Бог в помощь!
Работники и дьякон обернулись.
– День добрый, господин офицер. – Поприветствовал дьякон. – Вы из здешних? Что-то не признаю вас…
– Алексей Дмитриевич Вишневский, штабс-капитан корпуса генерала Каппеля. Прибыл в Омск на новое место службы…
Дьякон перекрестился.
– Господь милостив, вернулись. Батюшка ваш не дождался, покинул наш бренный мир.
– Я пришёл проведать его могилу. Матушка нынче в хлопотах, занята. Сопроводить меня не смогла…
– Я охотно покажу вам место захоронения… – откликнулся дьякон.
Алексей извлёк из кармана портмоне и отсчитал дьякону несколько крупных купюр.
– Примите, на восстановление часовни… Я ещё ребёнком был, а она при кладбище стояла…
– Часовне без малого двести лет, – пояснил дьякон, – а за пожертвование благодарю.
…Алексей склонился перед могильным холмом, теребя фуражку в руках. Высокий деревянный крест уже успел потемнеть. Алексей тщился вызвать в воспоминаниях отца. Но, увы, они, казалось, ушли из его памяти, ушли навсегда. Между прошлым и настоящим образовалась некая брешь и пустота и имя им – война, кровь, смерть. Однако Ирину Аристову он вспомнил, стоило только добраться до родных мест.
Стоя у могилы, он начал было размышлять: отчего образ доброго отзывчивого отца стёрся из памяти, а образ Ирины, жестоко обманувшей его, вспыхнул снова яркой звездой? Почему так устроена человеческая суть?
Алексей перекрестился, надел фуражку на голову и уже намеревался отправиться в обратный путь, как заметил между деревьями до боли знакомый женский силуэт. Невольно Алексей последовал за ним…