- Это ты получи - милостыню жаждущему! Подбери и выпей за мое здоровье! Да не забудь прокричать: "Да здравствует…"
Договорить он не успел. С изумительным хладнокровием молодой француз поднялся с кресла. Бледный, с горящими глазами, он со всего размаха отвесил оскорбителю звонкую оплеуху, которую услышали даже на корме.
- Получил? Я держу слово! - крикнул смельчак.
Американец дико зарычал и схватился за револьвер.
Но соперник с быстротой молнии вырвал у него оружие. Еще миг - и револьвер полетел за борт.
- Ну и характер! - обернулся он к разъяренному янки. - Но поверь, так просто меня не убить!
Вдвойне пьяный - от гнева и вина - зачинщик ссоры совсем потерял голову. Отплатить во что бы то ни стало, или - прощай, престиж! Грубое проклятие сорвалось с его окровавленных губ: "Hell dammit!" Он набросился на француза, - сейчас этот выскочка узнает что к чему! Противники намертво сцепились, тяжело дыша, стараясь сбить друг друга с ног. Остальные попятились, давая им свободное место. Кое-кто уже начал заключать пари: чья возьмет?
Борцы, все так же намертво сцепленные, катались по палубе. То один, то другой оказывался сверху.
Вдруг без видимой причины пароход страшно накренился. Что случилось? Неудачный поворот руля? Поломка винта? Как знать.
Так или иначе, но исполинская волна прокатилась по палубе; раздался крик ужаса. Затем вода отступила с шумом отлива.
Пассажиры инстинктивно ухватились - за планшир, за брезенты, за решетки - кто за что! Все, кроме боровшихся двух, отделались неожиданным душем. А вот янки и француз… Сперва водная гора накрыла их, потом подняла, как два перышка, и бросила в пучину. Какое-то время их видели на волне, потом ее гребень обрушился, и молодые люди скрылись в пучине в тот самый момент, когда корабль выпрямился. Раздался крик, от которого леденеют сердца матросов:
- Двое за бортом!
ГЛАВА 2
Отчаянный призыв. - Затеряны в океане. - Акулы. - Древесный ствол. - Среди ветвей. - Оригинальный разговор. - Шерстяной король. - Тотор и Мериносик. - Берег! Виден берег! - Пресная вода. - Эгоизм. - Ссора. - Берегись!
Корабль, делающий приблизительно 16 узлов, проходит в час шестнадцать раз по 1852 метра, то есть около 30 километров. Словом, это то, что называют коммерческой скоростью на железной дороге.
Но пассажирский поезд можно легко остановить - на это есть тормоза. Пароход - иное дело!
Водный исполин, не имеющий твердой опоры, должен сначала остановиться, затем дать винтом задний ход. Эти маневры требуют времени, ибо большую скорость сразу не погасить, - судно по инерции уходит далеко вперед. Так получилось и с "Каледонцем", - несмотря на крики и судорожные усилия остановить судно, громада из дерева и металла удалялась от места происшествия с быстротой болида.
Ожесточение обоих противников не выдержало испытания ужасным купанием. Видели вы когда-нибудь готовых разорвать друг друга собак, на которых с размаху выливают ведро воды? Свара немедленно прекращается, а собаки разбегаются, прижав уши. Вот и молодые люди, оказавшись за бортом, конечно, вынуждены были забыть о драке и употребить все силы на спасение. Выплыв на поверхность, они увидели темный корпус и светящиеся мачты "Каледонца", который стремительно удалялся от них.
Оба пришли в ужас, оба закричали, но бесконечная водная пустыня поглотила их слабые голоса. А яркий свет все удалялся, постепенно затухая в волнах.
Во внезапно наступившем мраке юный янки высунулся до пояса из воды и закричал срывающимся голосом:
- Сюда! На помощь! Тысяча фунтов… десять тысяч спасителю! Мой отец богат, - кто хочет золота?! Помогите, помогите!
Француз уже оправился и не тратил силы на крики. Чувство юмора вернулось к нему, и он предложил вопящему янки:
- Ну, дружок, спой-ка это на мотив песенки "Каде Руссель" и попроси заодно халат на ночь.
- Сюда! Помогите! Дам золота… Миллион, два, слышите…
- Да брось ты чушь молоть! Мы в огромной лоханке, и ты здесь такой же бедолага, как и я.
Прошли две долгие, жестокие минуты. "Каледонец" пронесся целый километр и только тогда сумел остановиться. Стали спешно снаряжать спасателей. Наконец - взмах весел, и лодки отошли к месту несчастья.
Так как на борту не было светящихся буйков, предстояло отыскивать попавших в море буквально на ощупь, в полном мраке, пока пакетбот не развернется и не подойдет к тому же месту. А это не менее двадцати минут!
Американец продолжал бессмысленно кричать. Француз же, не терявший головы, заметил, что, хотя они изо всех сил плывут к пароходу, их неуклонно относит в сторону. Всего за несколько минут электрическое сияние оказалось далеко слева.
- Слышишь, ты, - обратился он к янки, - нас подхватило сильное течение и несет к берегу.
- На помощь! На помощь! - был все тот же ответ. - Сто тысяч долларов, только помогите!
- Ну, ты довольно однообразен, зайчик мой, напрасно кричишь… Не все можно купить за деньги. Разве не видишь, мы удаляемся. Самое время спеть: "Прощай, кораблик ми-и-лый".
В это время юный француз заметил и еще кое-что, сильно его встревожившее.
Между тем янки совсем упал духом:
- Проклятье! Это правда… Пароход далеко. Я погиб!..
- Зато они близко… Все-то ты твердишь "я" да "я". Ты, право, эгоист. Я-то нет, и вот доказательство. Говорю тебе, греби! Колоти лапами изо всех сил, слышишь!
- Что? В чем дело?
- Плыви, понятно? И постарайся наделать побольше шума! Тогда они уйдут, - мне отец говорил…
- Кто уйдет?
- Акулы! По-английски "shark", милейший…
Действительно, вокруг то и дело вспыхивали фосфорические полосы. Они то перекрещивались, то вновь отдалялись друг от друга, но главное - неуклонно приближались к терпящим крушение людям.
Молодой американец, вскрикнув от ужаса, начал судорожно барахтаться.
- God bless me! Акулы - это ужасно!
- С ними шутки плохи! Они с непрошенными гостями не церемонятся… Черт возьми, в открытом море рискуешь угодить в скверную компанию!
Расстояние между пловцами и пароходом увеличивалось с пугающей быстротой, зато акулы, увы, не отставали. Однако осторожные хищницы, испуганные резкими движениями пловцов, пока что на них не нападали. Между тем спасательные шлюпки безнадежно отстали. Течение слишком далеко унесло молодых людей. Янки проклинал вся и всех, француз стойко переносил свое несчастье и думал только о том, что хорошо бы в конце концов куда-нибудь доплыть. Первый, чувствуя ледяное дыхание смерти, оплакивал счастливую, беззаботную жизнь, которая была для него незаслуженным подарком с колыбели. Второй же, сохраняя великолепное хладнокровие, прикидывал, что берег, пожалуй, не так далек.
Но вот что-то и впрямь зачернело перед ними. Громадное, вырванное с корнями дерево, также уносимое течением. Шестидесятиметровый ствол с сучьями - настоящий плавучий островок!
- Удача! - закричал француз. - Отец говорил, что каждому потерпевшему кораблекрушение попадается плывущее дерево, посланное Провидением. Вот и оно! Влезем-ка на него! Готово!
Он ухватился за огромную ветку. Ноги, руки заработали вовсю - и вот с обезьяньей ловкостью юный пловец взобрался на ствол. При скудном свете звезд товарищ по несчастью увидел его и последовал хорошему примеру. Хоть на какое-то время скрыться от акульих челюстей. Ощупью каждый нашел по развилке в ветвях и устроился поудобней, предоставив течению нести дерево.
А что же свет парохода? Исчез! Они одни на шатком древесном обломке, одни, если не считать хищниц, острые зубы которых, как ножницы, клацали впустую, вдали от людей, брошенных на милость прибоя или любой волны, которая, всего лишь чуть-чуть переместив центр тяжести, может окончательно сбросить их с кроны во власть морских чудовищ…
Часы тянулись нескончаемо долго. Ужасные часы! А там, на небесной тверди, медленно, в величавом спокойствии вечности перемещались звезды.
Вцепившиеся каждый в свою ветвь, с затекшими ногами, оба, промокшие до костей, юноши дрожали, несмотря на теплую тропическую ночь.
Время от времени дерево странно вздрагивало. Это американец, уставший от неудобного положения, менял позу. Парижанин, более закаленный и более осмотрительный, разумно сохранял неподвижность.
- Осторожней, приятель, осторожней, - урезонивал он недавнего врага, - не то дерево перевернется, а тогда - шутки плохи!
Американец, не переставая стонать и чертыхаться, никак не отозвался на это обращение.
- Ты болен? - с участием спросил его француз.
Ответа не было.
- Значит, все еще дуешься? Ну и нрав! Послушай! Дуться в такую минуту не просто мерзко, это еще глупо! Я тебе напрямик говорю!
Тогда наконец послышался сердитый ответ:
- Это все из-за вас! С какой стати вы влезли в мои дела? Я вас не знаю и знать не хочу! С людьми такого сорта у меня нет ничего общего… Вы не принадлежите к моему кругу!
Из ветвей послышался звонкий хохот. И вот на обломке шаткого дерева между не видящими друг друга собеседниками начался во мраке безумнейший из разговоров:
- А между тем меня тебе представили - мой кулак и нога. Неужели в твоем высшем свете этого недостаточно для знакомства?
- О, если мы только выберемся на сушу, я отплачу, я вам шею сверну!
- Ну и ну! Ты думаешь, я так и буду этого дожидаться? О нет, малыш, я тебе покажу, как люди моего сорта намыливают шею таким, как ты!
- Да кто вы такой?.. Я говорю с вами по-английски, а вы, хоть отлично понимаете этот язык, отвечаете по-французски, правда, употребляя далеко не классические обороты!
- Оказывается, ты не такой дурак, каким казался!
- Кто же вы?
- Меня зовут Тотор.
- А фамилия вашего отца?
- Фрике!
- Что он делает? Какое положение занимает в обществе?
- Просто любопытствуешь или боишься уронить свое достоинство? Изволь: отец ради забавы совершил кругосветное путешествие… Его девиз: "Чем дальше, тем ближе!" А во время этой сказочной гонки вокруг планеты - помогая слабым, бил сильных… Он освобождал рабов, уничтожал пиратов, завоевывал государства. И веселился, как блаженный, ввязываясь в драку когда надо и не надо. И всегда ему улыбалась удача!
- Вот как! А теперь?
- Описав свои приключения и закончив "Учебник умелого робинзона", он, как бы это сказать, почетный парижский мальчишка на отдыхе, а я - его преемник. Ну а теперь ты, господин, которого я тоже не знаю, находишь ли ты меня достаточно знатным, чтобы вместе со мной сидеть на дереве посреди моря?
- Право, не поймешь, что тут в шутку, что всерьез! И почему вы все время говорите мне "ты"?
- Сам начал, помнишь, на палубе "Каледонца"? Теперь же это вошло у меня в привычку. А твой-то родитель что поделывает?
- Отец - миллиардер.
- То, что у нас называется "человек с мошной". Чем же он занимается?
- Король шерсти!
- Черт возьми! Властелин руна, султан овечий! Смею надеяться, что твой папаша - не из Шампани…
- А что?
- Потому что девяносто баранов да один шампанец, это получается… Нет, не могу сказать!
- Вы потешаетесь надо мной!
- На такую дерзость я бы не решился. Так, значит, ты в некотором смысле сын монарха - шерстяной дофин! У нас во Франции сына кондитера называют "маленький кондитер". Говорят еще: "маленький литейщик", "маленький угольщик". А американцы в твоем лице будут иметь "маленького мериноса", Мериносика. И я делаюсь твоим крестным отцом!
Совершенно оторопевший от потока слов американец уже не знал, смеяться ему или плакать. Но высокомерие велело ему не сдаваться. Привыкнув, что все склоняются перед золотым тельцом, с колыбели избалованный безудержной лестью, он увидел в забавном прозвище оскорбление своего "сана".
"Его величество" никогда не отречется от престола, даже при кораблекрушении. И он ответил с повелительной высокомерностью:
- Я запрещаю вам называть меня так.
- Слышу, Меринос.
- Вы поняли?
- Так точно, Меринос.
- Имейте в виду, я заставлю вас слушаться, хотя бы и силой.
- Ой, как страшно, Меринос! Я жду рассвета, чтобы узреть черты героя! Но вот горизонт начинает розоветь… Скоро взойдет солнце, и я увижу тебя, о Меринос, во всей твоей славе…
Но на этот раз американец не принял вызов. Он заметил темную линию, пересекающую океан, и воскликнул:
- Слава Богу! Берег!
Тропическая ночь за несколько минут уступила место дню. И, промокшие, закоченевшие на своем "плоту", спутники наконец увидели друг друга сквозь пахучие листья эвкалипта.
Парижанин рассмеялся:
- Однако! Знаешь, ты похож на обезьяну, старина Меринос, на несчастную разодетую обезьяну, которая красуется перед ярмарочным балаганом! Наверное, и я так выгляжу!
Спутник хотел ответить, но вдруг расчихался.
- Будь здоров! - уже серьезнее продолжал парижанин. - Здесь тебе не найти ни пилюль, ни таблеток, так что о простуде не может быть и речи…
Потом добавил, всмотревшись в берег:
- Черт возьми, шикарная картина: восход солнца над пустынным берегом!
Любопытные чайки кружили над молодыми людьми, издавая резкие крики, какие-то птицы с серыми спинками покачивались на волнах, хохлатые цапли, поклевывая перламутровые блики на прекрасных деревьях с темно-зеленой листвой, казались мириадами гигантских камелий.
Пара черных лебедей взлетела, громко хлопая крыльями, а баклан стал доверчиво устраиваться на другом конце "плота".
Рядом со стволом, который дрейфовал, медленно кружась, плавали огромные гладиолусы, пурпурные кувшинки, ирисы, словно усеянные аметистами, ярко-синие алоэ со светло-желтыми стеблями, подсолнухи размером с колесо, мирты, папоротники… Всю эту растительность принес в морс какой-то яростный ураган.
В километре отсюда берег был прорезан узким эстуарием - там текла красивая река, окаймленная могучими деревьями. Голубовато-зеленые кроны эвкалиптов благоухали вовсю. Чем ближе "плот" подплывал к берегу, тем очевидней становилось богатство жизни на этой земле. Там было все… кроме людей.
Глубина воды на глазах уменьшалась, и акулы, отчаявшись заполучить добычу, убрались восвояси, яростно взмахивая плавниками.
Вдруг ствол вздрогнул, натолкнувшись на встречное течение реки, и начал отходить от берега, до которого было еще метров четыреста.
- Одну минутку! - воскликнул парижанин. - Если мы хотим высадиться, некогда заниматься пустяками. Меринос, в воду, и - саженками! В мои планы не входит огибать Австралию верхом на ветке.
- А в чем дело?
- Я отчаливаю, а ты оставайся, если хочешь. Прощай, спасительное древо!
С этими словами француз бросился в воду и поплыл к берегу.
Его спутник наконец понял, что происходит, и последовал за Тотором. Не без труда пробирались они между листьями и цветами. Отфыркиваясь, пловцы удивлялись бесстрашию водных птиц, которые плескались рядом с ними, как домашние утки. Вода становилась все прозрачнее. Теперь она была кристально чиста. Парижанин жадно хватал ее губами и кричал:
- Ура! Пресная вода! Куда лучше марочного вина! Умираю от жажды! Буду пить, пока не лопну…
Загребая руками, он одновременно пил - с наслаждением, с невыразимым ощущением счастья. А прополоскав заодно горло, прибавил:
- Знаешь, это великолепно! Вода не хуже вина… в отсутствие последнего. Попробуй.
Американец сухо ответил:
- Нет!
- Как! Даже после такой ночи у тебя не пересохло в горле? - удивился Тотор. - Чудо природы… Ты что, может, боишься микробов?
- Не все ли вам равно? Каждый волен сам устанавливать себе правила гигиены.
- Как хочешь. Только мне на это наплевать. Где гигиена, там - никакого удовольствия!
Янки даже не моргнул и предпочел терпеть жажду.
Молодые люди, отличные пловцы, пересекли наискось широкий поток. Их немного отнесло, но наконец они вышли на отмель в маленьком заливе. Кругом красовались роскошные тростники с пунцовыми цветами. С бедных робинзонов ручьями стекала вода, они жестоко устали и едва держались на ногах. Но какое счастье - вот она, земля! Американец, верный своему эгоизму, воскликнул:
- Спасен! Я спасен!
- Ты спасен, он спасен, мы спасены! - поправил француз. - И неудивительно! В море только ленивые погибают, отец объясняет это в своей книге… Всегда можно уцепиться за какой-нибудь обломок, удрать от акул и выйти на гостеприимный берег…
- На котором я надеюсь пробыть недолго, - отозвался янки. - Капитан отыщет меня и доставит на место.
Удивляюсь, что он не пошел вдоль берега, - я бы уже увидел шлейф дыма "Каледонца".
Американец сказал это уверенно, капризно, как человек, которому никогда еще не противоречили. "Его величество" привык гнуть людей и подчинять себе обстоятельства!
- Ба! - возразил Тотор. - Это его долг, но будет ли он в состоянии его выполнить? Течение отнесло нас далеко.
- Мой отец - главный акционер судоходной компании. Он хозяин всех этих пароходов, матросов. И посмотрел бы я, как это они не явятся сюда! Я хочу, чтобы меня отыскали, хочу, чтобы отвезли домой… Не то я прикажу не выдавать жалованья капитану, машинисту, матросам и - by God! - велю затопить пароход на глубине пятисот сажен!
- Давай, давай, трепли языком. Твои приказы бессмысленны. Так только детишки требуют, чтобы им дали луну, да еще грозят ей кулачком. А миллионы короля шерсти - это еще меньше, чем клок той же шерсти во время урагана.