На железном ветру - Виктор Егоров 13 стр.


Неожиданно для Михаила обыск оказался делом на редкость скучным. В книгах о Нате Пинкертоне и Шерлоке Холмсе подобные картины дух захватывали, о них читалось с не меньшим интересом, чем о вооруженных схватках. Знаменитые сыщики путем сложных умозаключений (каковые обыкновенному смертному никогда бы и в голову не пришли) быстро определяли местонахождение тайника и выкладывали искомое перед изумленной публикой. В действительности же все происходило по-иному.

Воропаев взял на себя самый трудный участок - кабинет, все книжные шкафы и секретер. Михаилу досталась столовая, прихожая и кухня. Главное, неизвестно было, что искать. Воропаев сказал: письма, записки, фотокарточки, оружие... Он-то, роясь в книгах, в письменном столе, возможно их и найдет. А какой дурак будет хранить оружие, тем более письма, в кухонных кастрюлях, в примусе и в посудном шкафу? Невзирая, однако, на свой скептицизм, Михаил добросовестно заглянул во все названные предметы, обшарил все подозрительные и неподозрительные места. С помощью дворника сдвинул со своих мест шкаф и секретер и простукал клеенные обоями стены, как это делали Нат Пинкертон и Шерлок Холмс. Дворник благодушно наблюдал за его манипуляциями и только покачивал головою в папахе, дивясь людской изощренности.

Осталось осмотреть прихожую. Но гладкие пустые стены исключали всякую надежду на потрясающие находки. Михаил обшарил шинель и полупальто - в карманах одни табачные крошки. Ну что еще? В углу, до половины скрытая одеждой, стояла гладкая толстая палка. Взял, повертел так и этак. Палка как палка - дугою рукоятка с веселой физиономией сатира на конце. Попробовал отвинтить рукоятку - Шерлоку Холмсу доводилось находить в таких палках брильянты и отравленные стилеты - рукоятка не поддалась. Но что-то мешало Михаилу поставить палку на место. Ну да: Красовский не хромал, зачем ему палка? А тот, который вышел из подъезда, чуточку, а все же хромал. Возможная связь между палкой и встреченным на улице бородатым мужчиной напоминала что-то знакомое, давнишнее... Будто подобное когда-то было. Только наяву или во сне? Воспоминание коснулось легкой тенью и улетучилось бесследно. Но палка-то, палка... Зачем она Красовскому?

- Скажите: Корытин живет здесь один? - спросил Михаил дворника.

- Не знаю, уважаемый... Я к нему в гости не ходил.

- А нет ли в доме жильца с бородой и чтобы немножко хромал?

- Зачем нет? - обрадовался дворник. - У старика Хомякова - во-от такая борода. А что, уважаемый, разве Советская власть запрещает?

- Что?

- Носить бороду?

- Донцов, зайди-ка! - окликнул из кабинета Воропаев. - С чего это ты дискуссию о бородах затеял? - спросил он, с юмором поглядывая на вошедшего помощника. Сам сидел на полу, просматривал книги с нижней полки.

- Вот. - Михаил показал палку. - Красовский не хромой, почему у него палка?

- И верно - почему?

Деланно серьезный тон насторожил Михаила. Упавшим голосом проговорил:

- Не знаю. Только я видел: из подъезда вышел какой-то тип. Бородатый. И прихрамывал.

- Он-то и оставил здесь свой костыль, - подхватил Воропаев. - Специально, стервец, устроил, чтобы нас с тобой помучить. Превратился в невидимку и прошмыгнул мимо меня. Посмотри на полу, - может, еще волоски от бороды найдешь...

Лицо Михаила жарко запылало.

- Да ты не тушуйся, - добродушно рассмеялся Воропаев. - Поначалу у всех так - в каждом темном углу преступники мерещатся. А насчет бородатого успокойся - своими глазами видел, как он выходил из нижней квартиры. Но сыщик ты, конечно, знаменитый.

Михаил стоял, точно в воду опущенный. Обыск больше не интересовал его. Живо представил вспышку веселья, которую в "дежурке" вызовет рассказ о его умозаключениях.

Воропаев будто подслушал эти мысли. Сунул на полку последнюю книгу, весело подмигнул:

- Не дрейфь, Донцов. Про бородатого с палкой умолчим, а то наши ребята животы надорвут. - Упруго вскочил с пола, отряхнул ладонь о ладонь. - Ну вот, обыск закончили, в итоге - ноль. Если, конечно, не считать палки. Опечатаем квартиру, и айда.

13

Утром Холодков пригласил Михаила к себе в кабинет.

- С завтрашнего дня, коллега, вы переводитесь на оперативную работу. Напишите сейчас на имя начальника АХЧ заявление с просьбой выдать вам личное оружие, а также обмундирование. - Неожиданно улыбнулся, помолодев сразу на пятнадцать лет. - Вот и кончилось ваше сидение в канцелярии. Рады? Поздравляю!

От волнения Михаил сумел произнести лишь несколько бессвязных междометий.

С заявлением, на углу которого мелким почерком Холодкова было начертано "Прошу оформить", помчался к начальнику АХЧ, от него к коменданту, затем в оружейный и вещевой склады. Казалось бы, чего проще: получить положенное тебе по праву. Но и тут имелись свои трудности и хитрости, преодоление которых требовало своей стратегии и тактики. От Поля Михаил знал, что комендант - жила, как и все коменданты, - старается сбыть новичкам завалявшиеся на складе старые смит-вессоны, и, коли новичок желает получить настоящее оружие, следует проявить твердость. Михаил проявил, за что и был награжден запиской, предлагавшей зав. окладом выдать ему наган-самовзвод. Впрочем, настойчивость вряд ли помогла бы. Выручила слава, исподволь распространившаяся по зданию Чека. Комендант спросил, не тот ли он Донцов, который вчера задержал пытавшегося бежать арестованного, и когда Михаил скромно кивнул, просьба насчет нагана была немедленно удовлетворена.

Спустя полчаса, совершенно преображенный, он переступил порог канцелярии.

В новой, лихо сдвинутой на ухо красноармейской фуражке со звездой, в черной кожанке, синих галифе и сапогах, он сразу повзрослел на несколько лет. Помимо того, вид он имел крайне воинственный. Если все прочие носили кобуры под кожанкой, а Поль и вовсе предпочитал карман, то Михаил не счел возможным скрывать свое вооружение: повесил кобуру поверх кожанки. Правда, сперва он определил ей скромное место сбоку, почти на спине. Но, поразмыслив, сдвинул ближе к животу, чтобы не только дворнику неповадно было принимать его за жулика, но чтобы и слепому с первого взгляда становилось ясно: этот геройский парень принадлежит к славной когорте Всероссийской Чека.

- Он просится на витрину, - выразила свое восхищение Шура.

- Магазина детских игрушек, - дополнила Сима и предложила новоиспеченному оперативному работнику круглое зеркальце. В нем Михаил увидел красную от смущения и распаренную, как у жениха на смотринах, физиономию. Все остальное великолепие зеркальце не сумело отразить в силу своих малых размеров.

Покрасоваться в наглухо затянутой ремнем кожанке Михаилу не пришлось - жара вынудила его скинуть всю амуницию, а рабочая дисциплина, рьяно поддерживаемая Костей, - сесть за стол и приступить к исполнению регистраторских обязанностей. Утешало одно: завтра он навсегда распрощается с канцелярией и станет недосягаем для Симиных колкостей.

Незадолго до перерыва подошел Костя.

- Донцов, айда получать паек и зарплату. Начпрод звонил, ругается - одни мы с тобой остались.

Домой Михаил явился позднее, чем обычно. Дожидался, когда из канцелярии все уйдут, чтобы переодеться в старое. Не предстанешь же, в самом деле, перед отцом в кожанке, в сапогах и с револьвером в кобуре. Даже мать не поверит, будто эти вещи положены по штату ученику высшего начального училища.

Не в радость Михаилу были и паек и пухлая пачка сиреневых ассигнаций, достоинством по двадцать пять тысяч каждая. Для всех прочих паек есть паек, зарплата есть зарплата, а для него это улики. Не раз подумывал: не лучше ли признаться отцу. Рано или поздно он все равно узнает правду. Но каждый раз казалось: лучше поздно, чем рано. Свойственная Михаилу решительность бесследно улетучивалась, стоило ему представить, какой поднимется в доме переполох, шум и гам, если отец узнает правду. Ведь старик свыкся с мыслью, что младший сын его непременно выйдет в инженеры.

Завернутое в кожанку обмундирование и пустую кобуру (наган лежал в кармане) Михаил спрятал под лестницей, с тем чтобы чуть погодя незаметно внести в прихожую и утром так же незаметно захватить с собою. Сложность и унизительность всех этих ухищрений совершенно испортили ему настроение, и домой он явился мрачный, как обманутый муж из кинодрамы "Во власти сладкого дурмана". Отец, дымя "козьей ножкой", просматривал за столом свежий номер "Бакинского рабочего". Михаил молча положил перед ним рогожный куль с пайком, бросил на подоконник учебники, забежал в "темную", сунул под подушку наган и многомиллионную пачку денег.

- Ты чего приволок? - послышался голос Егора Васильевича.

Михаил выглянул в горницу.

- Паек. В ЧОНе выдали.

- Эй, мать, поди-ка! - позвал Егор Васильевич жену. "Сейчас начнется", - скрываясь в "темной", тоскливо подумал Михаил. Вся беда была в том, что паек он принес нешуточный: четыре фунта мяса, головку сахара, несколько фунтов гороху, пшена, риса, сотню мирзабекьяновских папирос. Поверят или не поверят? Вот мученье...

Михаил в изнеможении упал на постель лицом вниз. Прислушивался к голосам за стеной. Мать ахала: еще бы, такой паек хоть кого выведет из равновесия. Вскоре скрипнула дверь. Судя по тяжелым шагам, - отец.

- Слышь, парень, у меня на буровой многие в ЧОНе состоят, а об таком пайке что-то никто слова не говорил. Ты, случаем, не брешешь?

Голос у Егора Васильевича был теплый, растроганный. Видно, он очень хотел поверить сыну.

- Почему я должен брехать? - не поворачиваясь, сонно отозвался Михаил и сказал первое, что пришло в голову: - Это не каждому дают, только отличившимся. - И вспомнив ночную встречу с чоновцами, когда Поль читал стихи, добавил: - Задержал недавно двоих контриков. Без документов.

- А-а, ну да, ну да, - согласился Егор Васильевич, однако не счел возможным обойтись без назидания. - А ты все же поосторожней там... Паек он, само собой... все же лоб-то не больно подставляй.

"Черт бы взял этот паек!" - хотелось заорать Михаилу. Он чувствовал себя мелким пошлым лгунишкой, и это было до того гадко, что даже во рту появилось мерзостное ощущение, будто разжевал муху или таракана. Почудилось вдруг, что никакой он не чекист, ибо противоестественно для чекиста испытывать столь пакостное переживание. Он жалкий, трусливый самозванец, по недоразумению принятый в среду чистых и честных, беззаветно храбрых и возвышенных людей.

Все! С этим надо кончать. Сегодня он переночует дома, а завтра утром прямо скажет родителям о переменах, происшедших в его жизни. Скажет и уйдет, чтобы не слышать ругани отца и причитаний матери. И не вернется. В конце концов угол где-нибудь найти нетрудно. Пока поживет у Ванюши.

Приняв твердое и бесповоротное решение, он успокоился. Незамеченным вышел из квартиры, сбегая вниз, достал из-под лестницы обмундирование и спрятал в "темной" под своей кроватью.

На следующий день Михаил встал пораньше - выполнить задуманное следовало до того, как отец уйдет на работу. Наспех сделал несколько гимнастических упражнений и вышел на кухню умыться. Сестер уже не было - это хорошо, меньше крику. Долго плескался в тазике - все-таки нелегкое дело одной фразой разрушить отцовские иллюзии. Решил предстать перед отцом в новом обмундировании, при оружии, - оно солидней. Но получилось иначе.

Вошел в "темную" и обмер на пороге. В изголовье кровати стояли отец и мать. Подушка была откинута, на простыне лежали наган и пачка денег. На полу, на развернутой кожанке, - сапоги, синие галифе и ремень с кобурой. Понял: мать взялась убирать постель, и вот...

В морщинистом лице Настасьи Корнеевны не было ни кровинки, губы ходили ходуном, но звуков Михаил не слышал, точно мать находилась за стеклянной стеной. Столько боли увидел Михаил в ее глазах, что испугался за нее. Вид Егора Васильевича был грозен. Глаза его извергали молнии, усы встопорщились, как у разъяренного тигра.

- Где взял?

Голос у Егора Васильевича был придушенный, будто его схватили за горло.

У Михаила язык присох к гортани.

- Где взял, спрашиваю?

- Я... э...

- Где взял, сук-кин ты сын?! - загремел вдруг Егор Васильевич и грохнул кулаком по стене. Висевшая над кроватью книжная полка одним концом сорвалась с гвоздя - посыпались книги.

- Папа, я же... Ты же...

- Убью подлеца! Говори!!

Не помня себя, Егор Васильевич сграбастал наган, Настасья Корнеевна в ужасе закричала, повисла у него на руке...

- В Чека... В Чека я работаю!!! - отчаянно заорал Михаил. - Вчера зарплату выдали, паек, обмундирование!

- Вре-о-о-шь!

Михаил схватил пиджак, нашел удостоверение, трясущейся рукою подал отцу.

- Вот... вот... читай...

Настасья Корнеевна изловчилась, отобрала у мужа револьвер и прижала его к груди.

- Азер-бай-д-жан-ская Чрез-вычай-ная ко-мис-сия, - обеими руками ухватив книжечку, читал Егор Васильевич. - Дон-цов Ми-ха-ил Е-го-ро-вич... Кхэ... кхы... кгм....

Егор Васильевич надолго закашлялся. Он был смущен и чувствовал себя виноватым. Этим обстоятельством немедленно воспользовалась Настасья Корнеевна.

- Байбак сивоусый! - накинулась она на мужа. - Что же ты, не разобрамшись, на парня наорал? Чуток не убил, дьявол бешеный!

- А он чего молчал? - возразил Егор Васильевич, оправившись от смущения.

- "Молчал"! Да, может, ему начальство не велело сказывать. Спросить надобно было, а не орать, как оглашенному...

Настасья Корнеевна, видно, забыла, что в руке у нее револьвер и, разгорячившись, начала им размахивать под носом у мужа.

- Мама, он заряжен! - предупредил Михаил.

- Ой, батюшки!

Будто ядовитую змею, Настасья Корнеевна швырнула револьвер на кровать, зажмурилась и втянула голову в плечи.

Егор Васильевич неожиданно для всех рассмеялся.

- Э-эх, а туда же, с револьвертом подступает.

Дальше все обошлось как нельзя лучше. Отец не стал ругать Михаила за брошенную учебу. Видно, радость и облегчение от того, что не оправдались его худшие опасения, были слишком велики и мечта об инженерской будущности сына перед ними померкла. Паек, зарплата и казенное обмундирование тоже кое-что значили. И, наконец, если Мишка пошел по стопам Василия, то, значит, им обоим так на роду написано - быть чекистами. Одно непонятно, о чем думают начальники? Работа нешуточная, а набирают молокососов, да мало того - револьверы им доверяют. Времена...

Появление в доме огнестрельного оружия до смерти напугало мать. Поставила условие: уж коли нельзя наган оставлять за пределами квартиры, то пусть сын держит его незаряженным. Пришел домой - вынь из него, проклятущего, все, что, не дай бог, может выстрельнуть.

Михаил это условие принял.

14

На работу Михаил отправился, имея в кармане миллион, выданный матерью на мелкие расходы. Возможность тратить деньги по своему усмотрению порождала восхитительное чувство самостоятельности. Прежде всего Михаил завернул в раствор, помещавшийся в соседнем здании. Здесь старик грузин Сандро торговал квасом. Увидев в дверях Михаила, он распахнул руки, как бы собираясь принять покупателя в объятья, и возвестил:

- Халёдний квас - уважаем вас!

За кружку кваса, сдобренную уважением, пришлось выложить полмиллиона.

Дальнейший путь Михаила пролегал мимо лавки Мешади Аббаса. Остановился перед дверью лавки. Налицо было раздвоение желаний. С одной стороны, хотелось зайти и купить фундыха, с другой - донести оставшиеся полмиллиона до угла, где сидел чистильщик Варташа.

В лавке, кроме хозяина, никого не было. На полках сиротливо лежало несколько пачек чаю, сакис на тарелочках и коробки спичек.

Мешади Аббас, невысокий полный человек средних лет, в смушковой папахе и с выкрашенной хной бородою, осанисто стоял за прилавком, положив на него выпуклый, обтянутый рубашкой живот. Правоверный Аббас в свое время побывал в Мекке у праха Магомета, за что и получил почетное прозвище Мешади. Увидев входящего Михаила, он с неожиданным для его комплекции проворством метнулся вдоль прилавка навстречу.

- Пах-пах-пах, какой большой человек пришел в эту маленькую лавку! - взревел он громоподобным басом и, к великому смущению посетителя, начал складывать с полок на прилавок пачки чая, спички, тарелки с сакисом, а под конец достал из-под прилавка несколько коробок дореволюционных папирос "Интеллигентные" и "Лора". - Бэры, Миша-эффендим, спасибо скажу! Вое твое - бэры!..

Если исходить из существующих цен, всей зарплаты Михаила недостало бы, чтобы оплатить разложенные перед ним товары. Угадав его сомнения, Мешади Аббас отшатнулся, как человек, оскорбленный в лучших чувствах, и воздел руки к потолку.

- Дэньги? Какие дэньги? Нэ нада дэньги! Так бэры! Аллах велик - он сывыдэтель: для хароший челавэк ничего нэ жалко... Бэры!

Михаил попятился к двери - слишком уж неожиданным и непонятным был этот взрыв щедрости. Ведь хозяин лавки не мог не состоять в приятельских отношениях с компанией Рза-Кули.

- Спасибо, Мешади, я... мне не надо, - пробормотал он, поспешно покидая лавку.

- Зачим, зачим обижаешь? - громогласно запричитал толстяк.

От посещения лавки остался неприятный осадок.

Чистильщик Варташа находился на своем обычном месте на углу.

Сколько раз, проходя мимо, Михаил думал, что как только заимеет сапоги, непременно почистит их у Варташи. И сей миг настал. Варташа, знавший Михаила босоногим пацаном, округлил глаза, когда перед ним предстал военный человек с кобурой на боку. Забыл даже ответить на приветствие. Но зато постарался Варташа на совесть. Щетки мелькали в искусных руках, словно рычаги бешено мчавшегося паровоза. Через пять минут Михаил мог смотреться в свои сапоги, как в зеркало.

- Дорыга нэ биром, - сказал Варташа и заломил полтора миллиона.

Михаил покраснел и робко дал понять, что располагает лишь третью этой суммы.

- Можна, - сказал Варташа и, быстро пересчитав деньги, добавил: - Хады всегда ко мне, Мишка, - чистим-блистим делать будым, куммссар делать будым...

Однако пощеголять в зеркальных сапогах "комиссару" в этот день не довелось.

- Садитесь, Миша, разговор будет долгим.

Холодков указал на стул. Взгляд его на какое-то мгновение задержался на сиявших сапогах, и ресницы весело дрогнули. Спросил:

- Нравится работать в Чека?

Михаил помедлил с ответом.

- Давайте, давайте начистоту, - Холодков нетерпеливо побарабанил по столу пальцами.

- В общем мне нравится, Тихон Григорьевич. Только... - Михаил замялся.

- Что, что "только"?

- Да так... непонятно ничего. Как в густом лесу - мелькает что-то за деревьями, а что - не видно...

- Товарищи на вопросы не отвечают?

- А я теперь и вопросов не задаю, - усмехнулся Михаил. - После того как Костя дал ценный совет.

- Какой именно?

- Чем, говорит, меньше будешь знать о делах, которые тебя не касаются, тем, говорит, лучше...

- А вы с этим не согласны?

- Почему же, согласен.

- Так вот, Миша, разрешаю вам задавать мне любые вопросы. Теперь вы не только можете, но и обязаны знать кое-что о наших сегодняшних задачах. Вам известно положение в стране? Не на фронтах, а внутреннее положение?

- Доклад делал Костя недавно на комсомольском собрании.

Назад Дальше