Коротким сильным кивком головы мастер Ульрих дал ей понять, что нужно заняться соседом справа. Тот, бородатый старик, давно миновавший зенит своей жизни, вежливо кивнул. Он прятал свой взгляд за толстыми круглыми очками, которые поддерживали деревянные паучьи лапки, вцепившиеся в переносицу.
- Доминико ла Коста, звездочет его преосвященства, - низким голосом с ярко выраженным итальянским акцентом представился старик.
- Я жена архитектора собора, - ответила Афра, показав рукой на Ульриха.
- Я знаю.
- Откуда? - Афра нахмурилась. - Мы знакомы?
Звездочет погладил бороду.
- В какой-то мере, дитя мое. Я хочу сказать, что мы не встречались, но звезды сообщили мне, что сегодня…
Звездочет не договорил, потому что тут раздался хорал высоких голосов, похожих на голоса евнухов:
- Ессе sacerdos magnus…
Под небесные звуки два оруженосца открыли двери, и, словно небожитель, в зал вошел епископ Вильгельм фон Дист в сопровождении своей итальянской конкубины.
На епископе была шитая золотом пелерина, застегивавшаяся у шеи на драгоценную пряжку. Каждый шаг открывал одетые в красные чулки ноги, выглядывавшие из-под белого стихаря. Если бы у епископа на голове не было митры, его можно было бы принять за римского гладиатора.
Его преосвященство был известен своими гротескными представлениями. Среди присутствующих аббатов и членов ордена, а особенно у высоких чинов соборного капитула, его картонный нос вызвал священный ужас: при нецеломудренном образе мыслей он очень сильно напоминал мужской детородный орган. Что же касалось спутницы Вильгельма, то черноглазая сицилийка в плетеных одеждах, практически ничего не скрывавших, а, наоборот, выгодным образом подчеркивавших, выглядела довольно безобидно.
В зале повисла тишина, все боялись дохнуть, пока епископ не занял свое место между Афрой и архитектором. Афра не знала, как себя вести. Она смущенно наблюдала за тем, как оруженосцы подали каплуна и епископ освятил ароматную птицу turiferium. Сильным голосом он прокричал:
- Это день, сотворенный Господом! Давайте же ликовать и веселиться!
И тут началось великое обжорство. Гости хватали хрустящее мясо прямо руками. По рядам слышалось чавканье, хрюканье и отрыжки. Этого требовала вежливость.
Каплун Афре не понравился. Нет, не то чтобы он был невкусный, нет, она просто была слишком взволнована, чтобы находить удовольствие в еде. Епископ тем временем успел проглотить первую птицу и еще ни словом не обменялся с девушкой. Что бы это значило? Афра не знала, как себя вести.
В то время как Вильгельм фон Дист принялся за второго каплуна, девушка краем глаза через голову епископа наблюдала за тем, как сицилийка лапала Ульриха под столом. "Вот сучка", - подумала Афра и уже готова была вскочить и залепить распутной девке оплеуху, как епископ наклонился к ней и тихонько прошептал на ухо:
- А вас я хочу на десерт. Хотите спать со мной, прекрасная Афра? Внакладе вы не останетесь.
У Афры кровь прилила к голове. Она была готова ко многому, но не к тому, что епископ-сластолюбец, у которого капало изо рта и пальцы лоснились от жира, сделает ей настолько непристойное предложение.
Казалось, епископ не ожидал ответа. Иначе как можно было объяснить то, что он тут же, нисколько не смущаясь, принялся за третьего каплуна? Наверное, подумала Афра, речь шла не более чем о шутке со стороны его преосвященства. И поэтому девушка с чистой совестью и большим удовольствием тоже принялась за каплуна, не забывая время от времени приветливо кивать епископу и звездочету, сидевшим по обе стороны от нее.
Тем временем гости епископа предались оживленной беседе. Вино, поданное в оловянных кружках, сделало свое дело и развязало языки аббатам и представителям соборного капитула, сидевшим на дальнем конце стола. Они очень громко и оживленно обсуждали Сенеку и его труд "De brevitate vitae", языческую книгу, которая, к всеобщему удивлению, была в библиотеке каждого монастыря и отличалась от слов Евангелия настолько, насколько далеко от Земли обетованной был когда-то Моисей.
Декан соборного капитула, Хюгельманн фон Финстинген, схоласт Эберхард и некоторые другие представители капитула предались оживленной дискуссии о том, мог ли Сенека, если бы жил на пятьсот лет позже, стать церковным учителем, вместо того чтобы быть философом-язычником.
Тут епископ поднялся со стула, снял свой картонный нос, поклонился, как актер на сцене, и, к всеобщему удивлению, сказал:
- Soli omnium otiose sunt qui sapientiae vacant, soli vivunt. Nec enim suam tantum aetatem bene tuentur, omne aevum suo adiciunt est.
Гости почтительно зааплодировали. Даже соборный капитул не поскупился на аплодисменты. Только некоторые торговцы, которым арабские цифры были привычнее, чем латинские буквы, удивленно оглядывались по сторонам, так что епископ счел нужным перевести слова Сенеки на немецкий:
- В досуге живут только те, у кого есть время для философии, только они и живут по-настоящему. Потому что они не только берегут время своей жизни, но и умеют добавлять все время к своему собственному. Сколько бы лет ни прошло, они сделали их своим достоянием.
По знаку его преосвященства в зал вошли трубачи и барабанщики и заиграли танец мавров. Шесть девок скакали, как молодые кобылицы. На них были широкие шуршащие юбки и корсажи, из которых груди вываливались подобно спелым фруктам. Из завязанных узлом на затылке волос торчали павлиньи перья, раскачивавшиеся, как ветви ивы на осеннем ветру. Необузданные движения танцовщиц ни в чем не уступали трюкам, которые показывали зевакам на ярмарках. Только девки были предназначены для того, чтобы показать всем свои розовые задницы и передние треугольники. Поэтому они так сильно размахивали своими юбками, что свечи, освещавшие зал мягким светом, дрожали, как будто на них дул дьявол.
Гораздо больше, чем прелести девок, Афре понравились масляные глазки аббатов и членов соборного капитула, которые сидели на стульях, сложив руки на коленях, и, покраснев до корней волос, созерцали то, что Господь Бог создал на шестой день творения, прежде чем предаться отдыху.
- Немножко греха можно, - сказал епископ, наклонившись к Афре, - иначе бы Церковь никогда не изобрела Абсолют. Грешно ли вообще радоваться тому, что создал Господь Бог?
Афра неуверенно взглянула на Вильгельма фон Диста и пожала плечами. От волнения она не сразу заметила, что Ульрих вместе с сицилийской девкой исчезли.
- Ничего страшного она с ним не сделает, - прошептал епископ, заметив ее взгляд.
Афре потребовалось некоторое время, чтобы понять, что он имеет в виду. Потом она улыбнулась, но улыбка у нее вышла жалкой. Ее переполняло чувство бессильной ярости.
Звуки труб стали сильнее, барабаны забили громче. О разговорах можно было забыть. Тут епископ поднялся, подал Афре руку и, стараясь перекричать оглушающую музыку, крикнул:
- Пойдемте, я вам кое-что покажу.
Епископ в стихаре, красных чулках и туфлях, с митрой, соскальзывавшей при каждом шаге, на голове, не вызывал уважения и ощущения серьезности. Тем не менее Афра старалась казаться спокойной, идя с ним под руку.
Вильгельм фон Дист повел Афру по каменной лестнице, освещенной факелами и охраняемой двумя лакеями, на этаж выше. На стенах длинного коридора висели картины, изображавшие сцены из Ветхого Завета, в основном двусмысленные - такие как "Сюзанна в ванной" или "Адам и Ева в раю".
Епископ открыл дверь, находившуюся в конце коридора. Молча махнув Афре рукой, он велел ей войти. Она не решалась последовать приглашению, догадываясь, что за этим последует, когда ее взгляд упал в комнату через приоткрытую дверь. Какое-то мгновение Афра думала, что ее чувства сыграли с ней злую шутку. Неудивительно - после событий этого вечера. Но чем больше она смотрела в едва освещенную комнату, тем сильнее утверждалась в мысли, что увиденное было правдой. Дыхание у нее перехватило не от вида кровати, занимавшей половину комнаты, а от картины высотой в человеческий рост, висевшей над ней: портрет святой Сесилии, для которого она позировала в монастыре.
- Вам нравится? - спросил епископ и втолкнул Афру в комнату.
- Да, конечно, - удивленно ответила Афра, - она прекрасна, святая Сесилия.
- Действительно, святая Сесилия.
"Как, во имя всего святого, эта картина попала к вам?" - хотела спросить Афра. Вопрос вертелся у нее на языке, но она не решалась его задать. Было ли это простым совпадением или епископ знал ее историю?
Девушка обрадовалась, когда епископ, предвосхищая ее вопрос, ответил:
- Я купил ее у торговца картинами в Вормсе. Он утверждал, что она родом из швабского монастыря и служила там алтарной иконой. Кстати, - тут Вильгельм сделал паузу и застенчиво усмехнулся, - обнаженная святая показалась монахиням чересчур соблазнительной. Картина вызывала у них чувства, неподходящие для стен монастыря. Говорят, дело дошло до извращений, и аббатиса была вынуждена удалить картину из обители.
Пока он говорил, Афра наблюдала за ним со стороны. Она не могла понять, притворяется ли Вильгельм фон Дист или же действительно ничего не знает.
- Вы настолько же прекрасны и соблазнительны, как святая Сесилия, - произнес епископ и погладил Афру по голове.
Афра незаметно вздрогнула. Охотнее всего она не стала бы слушать комплименты и убежала бы. Но ее словно парализовало, и она не могла ни на что решиться.
- Можно даже заметить некоторое сходство между вами и святой Сесилией, - добавил епископ и продолжил: - Не стану вас больше томить, милое дитя. Мне давно известно, кто позировал для святой Сесилии.
- Откуда вы знаете, ваше преосвященство? - Афре не хватало воздуха.
Епископ загадочно ухмыльнулся.
- Должен признаться, из-за вас я ночей не спал. Еще ни одна картина в моей коллекции не возбуждала меня так, как эта. И ни одна не заставляла так долго ломать голову.
- Как это понимать?
- Ну, когда торговец картинами впервые показал мне ее, мне стало ясно, что художник нарисовал святую не из своей фантазии, а с живого прототипа. Скажу вам по секрету: когда аббаты и члены капитула утверждают, что епископ не имеет ни малейшего понятия о теологии, то они даже правы. Но, поверьте мне, в искусстве я разбираюсь намного лучше. И то, что так смущало монахинь из монастыря Святой Сесилии, я почувствовал тут же: мне еще никогда не приходилось видеть настолько живого женского портрета. Художник - настоящий знаток своего дела.
- Его зовут Альто Брабантский, и у него горб.
- Мне это известно. Прошло много времени, прежде чем мы его нашли. В поисках работы он уехал вниз по течению Дуная.
- Что вы хотели от него, ваше преосвященство?
Епископ покачал головой.
- Художник интересовал меня только во вторую очередь. Больше всего меня занимала загадочная модель. Поэтому я послал двух моих лучших сыщиков. Они должны были узнать имя и место пребывания прекрасной Сесилии, чего бы это ни стоило. В монастыре Святой Сесилии было известно только имя модели - Афра - и то, что она уехала с брабантским художником в Регенсбург или Аугсбург. Наконец они разыскали художника Альто в Регенсбурге. Но он отказывался сообщать о вашем местопребывании. При виде более крупной суммы он сдался и рассказал, что послал вас к своему деверю в Ульм. Поэтому я отправил своих шпионов в Ульм…
- Вы хотите сказать, что ваши люди следили за мной в Ульме?
Вильгельм фон Дист кивнул.
- Я ведь ничего не знал о вас. Зато теперь я знаю все.
- Все? - насмешливо улыбнулась Афра.
- Можете меня проверить. Но прежде вы должны узнать, откуда я добыл сведения. Мои шпионы подрядились на строительство собора. Поэтому они постоянно были рядом с вами. Достаточно близко, чтобы знать о ваших развратных отношениях с мастером Ульрихом. Более того…
- Стойте! Я не хочу этого знать, - на душе у девушки скребли кошки. Снова всплыло ее прошлое. Не было никакого сомнения в том, что она находилась во власти епископа. И как же теперь себя вести?
- Умно придумали, - сказала Афра.
Епископ решил принять ее колкое замечание за комплимент и продолжал:
- Мне было ясно, что, чтобы добраться до вас, я должен заманить мастера Ульриха в Страсбург.
- В таком случае, вы написали письмо мастеру Ульриху исключительно из-за меня?
- Не могу отрицать этого. Для спасения собственной чести должен сказать, что в то время место архитектора собора действительно было вакантным.
Слова епископа вызвали у Афры противоречивые чувства. Несомненно, Вильгельм фон Дист был подлым человеком и думал только о собственной выгоде. Для достижения своих целей он использовал предосудительные средства. Но то, что именно она была целью его невероятных усилий, подняло ее в собственных глазах. Это даже дало ей некоторое чувство власти.
- И что теперь будет? - решительно спросила Афра.
- Вы должны отдать мне свое божественное тело, - ответил епископ. - Прошу вас.
Стоявший перед ней Вильгельм фон Дист, в красных чулках и белом стихаре, был смешон. И если бы ситуация не была настолько серьезной, Афра громко расхохоталась бы. Но вместо этого девушка серьезно спросила:
- А если я откажусь?
- Вы слишком умны, чтобы сделать это.
- Вы уверены?
- Совершенно. Вы же не хотите разрушить жизнь архитектора и свою собственную.
Афра посмотрела на епископа расширившимися от ужаса глазами. Так мог говорить дьявол. Ей пришлось приложить огромные усилия, чтобы сохранить самообладание.
И пока она раздумывала над тем, что еще может знать епископ, тот как бы между прочим заметил:
- В отсутствие Ульриха фон Энзингена его обвинили в том, что он отравил свою жену Гризельдис.
- Это ложь, гнусная ложь! Жена мастера Ульриха уже давно страдала от неизлечимой болезни. Просто подло обвинять его в ее смерти!
- Может быть, - отмахнулся епископ. - Дело в том, что свидетели клянутся, будто видели, как архитектор покупал яд у некого алхимика. А через день жена Ульриха фон Энзингена преставилась.
- Ложь! - вскричала Афра, вне себя от ярости. - Алхимик Рубальдус может подтвердить, что мы приходили к нему совсем по другому вопросу.
- Это невозможно.
- Почему?
- Его труп был найден у ворот Якоба через день после того, как он посетил епископа.
- Рубальдус мертв? Но это невозможно!
- От этого факта никуда не денешься.
- Как же, во имя неба, мог умереть Рубальдус? Убийцу нашли?
Епископ скривился.
- Вы требуете от меня слишком многого. Насколько я слышал, у него в горле был нож - не нож мясника, каким обычно пользуются убийцы, а оружие благородного знатного человека, с серебряной рукоятью.
Убийство есть убийство, пронеслось в голове у Афры, и не важно, убили ли тебя ржавым клинком или серебряным оружием. Намного больше интересовал ее вопрос, была ли связь между смертью Рубальдуса и пергаментом. Кроме нее и Ульриха, никто не знал о содержании таинственного письма. И похоже на то, что, несмотря на свои уверения, Рубальдус очень хорошо его понял. Это и послужило причиной его внезапного отъезда в Аугсбург.
- О чем вы думаете? - голос Вильгельма фон Диета вернул Афру к действительности. - Вы, наверное, знали алхимика?
- Что значит "знала"? Я встречалась с этим странным человеком всего раз, тогда, когда пошла к нему вместе с Ульрихом.
- То есть все-таки да!
- Да, но не по тому делу, в котором вы обвиняете мастера Ульриха.
- Я мастера Ульриха ни в чем не обвиняю. Я только цитирую то, что мне сообщили из Ульма! Итак, зачем же вы ходили к алхимику вместе с мастером Ульрихом?
Афра заколебалась. Она уже готова была назвать епископу реальную причину. В конце концов, приходилось считаться также с тем, что епископ Вильгельм фон Дист был уже на пути к раскрытию тайны. Но потом девушка решила поставить на карту все и ответила:
- Мастер Ульрих вел с алхимиком переговоры по поводу какого-то чудесного средства для строительства собора. Рубальдус утверждал, что таких чудесных средств у него много. Ульрих заинтересовался особым веществом, которое при взаимодействии с водой заставляло строительный раствор быстрее застывать, и вообще должно было сделать его прочнее. Но Рубальдус потребовал слишком многого, и сделка не состоялась.
Афра сама удивилась тому, как складно сумела солгать. История прозвучала довольно правдоподобно. К тому же не похоже было на то, что епископ Вильгельм усомнился в ее словах. Это придало ей уверенности, и она сказала:
- А возвращаясь к вашему требованию, ваше преосвященство… Дайте мне пару дней. Я не отказываюсь делить с вами ложе, но я не девка, которая спит сегодня с одним, завтра с другим. Вам не доставило бы удовольствия оплодотворить женщину, которая просто терпеливо будет все сносить. Мне нужно прийти к согласию с собой, если вы понимаете, что я имею в виду.
Вильгельм фон Дист зажмурился, что не придало ему импозантности. Афра уже начала бояться, что он просто бросится на нее прямо сейчас. Но вопреки ее опасениям епископ ответил:
- Я вас понимаю. Я так долго ждал этого мгновения, считал месяцы и годы, тут несколько часов ничего не решат.
Говоря все это, он смотрел на картину прояснившимся взглядом. И, не отводя от нее глаз, сказал:
- Я надеюсь, что могу верить вашим словам, и вы не пытаетесь играть со мной в игры. Это вышло бы вам боком.
- Как можно, ваше преосвященство! - Афра притворилась возмущенной, хотя мысленно давно искала возможность выпутаться из сложившейся ситуации. Но ее надежда тут же разбилась вдребезги, когда, все еще глядя на святую Сесилию, Вильгельм продолжил:
- Мне доподлинно известно, что вы вовсе не невинная девственница, которую изображаете на картине.
- Как вы правы! - иронично ответила Афра епископу. - Да, признаю: я уже спала с мужчиной. Так что вы будете не первым.
Епископ с укором посмотрел на Афру:
- Я не это имел в виду. Кстати, это очень противно - девственница в постели. - Он указал пальцем на картину. - Картина может кое-что рассказать.
- Например?
- Что вы - детоубийца!
Слова епископа словно взорвались у Афры в голове. Ей показалось, что голова ее вот-вот лопнет. Казалось, сердце ее остановилось. Она забыла, что нужно дышать.
- Откуда вам это известно? - бесцветным голосом спросила девушка. Собственно говоря, ей было все равно, откуда Вильгельм фон Дист об этом узнал. Главным было то, что ему известна ее тайна, которую она скрывала даже от Ульриха. Как он отреагирует, если узнает об этом? Нет, Афра действительно не хотела об этом знать и охотнее всего забрала бы свой вопрос назад.
Но епископ ответил: