Архитектор приписал ярость в словах Верингера страданиям, которые тот испытывал. Кто знает, подумал Ульрих, как бы ты вел себя в такой ситуации. Поэтому он пропустил колкое замечание мимо ушей и, чтобы нарушить неловкое молчание, сказал:
- Как видите, работа продвигается быстрее, чем было запланировано.
Верингер сплюнул на землю и хрипло прокричал:
- Невелика премудрость, если вы удовлетворитесь всего одной башней! Мастер Эрвин в гробу перевернется. Собор с одной башней - это позор, дешевая показуха, как и ваш собор в Ульме!
Тут мастер Ульрих не выдержал.
- Вам бы стоило попридержать язык, мастер Верингер. Если я не ошибаюсь, до недавнего времени вы были не более чем каменотесом, а до этого, если мне не изменяет память, монахом. Вам еще никогда не приходилось проектировать даже деревенской церкви, я уже не говорю о соборе. Вы думаете, камни терпеливы. Ошибаетесь. Камень повинуется тем же законам тяготения, что и все на этой Божьей земле. Его огромные размеры даже создают для него свои собственные законы.
- Чушь собачья! Я еще никогда не слышал, чтоб соборы рушились.
- Напротив, мастер Верингер, напротив. Вам не хватает опыта. Вы, наверное, еще никогда не уезжали из Страсбурга дальше, чем на день пути. Иначе бы вы знали об ужасных катастрофах, случившихся в Англии и во Франции, когда под обрушившейся стеной оказались погребены сотни рабочих.
- А вы будто все знаете!
- Кое-что. Я изучал чертежи этих соборов, искал причины катастроф. И при этом я выяснил, что камень далеко не так терпелив и вынослив, как многие думают. Камень ведет себя даже очень нетерпеливо, когда начинают играть не по его правилам.
Верингер Ботт открывал и закрывал рот, как будто ему было нечем дышать, голова, единственная подвижная часть его жалкого организма, от волнения задрожала.
- Умник! - злобно крикнул он. - Чертов зазнайка! Что вам вообще нужно в Страсбурге? Почему вы не остались в Ульме? Завязли по уши в дерьме?
На какое-то мгновение мастер Ульрих остановился, озадаченный грубым замечанием.
- Что вы хотите этим сказать? - спросил он наконец.
И тут же раздосадованное выражение лица Верингера сменилось коварной ухмылкой.
- Ну, плотники и каменотесы, которые приходят из Ульма, рассказывают интересные истории о вашем прошлом. Каждый утверждает, что знает истинную причину того, почему вы оставили Ульм.
- Что они говорят? Давай выкладывай! - Ульрих подошел к калеке, схватил его за воротник, встряхнул и взволнованно закричал:
- Ну же, говори! Что болтают люди?
- Вот теперь-то вы показали свое настоящее лицо, - прохрипел прикованный к коляске Верингер. - Набрасываетесь на беззащитного калеку. Ну же, ударьте меня!
Тут вмешался подмастерье, с испугом наблюдавший за ссорой мастеров. Он оттолкнул мастера Ульриха, повернул коляску в противоположную сторону и увез парализованного в Мюнстергассе. Отъехав на безопасное расстояние, он еще раз развернул кресло, и Верингер прокричал так, что слышно было на всю площадь:
- Это была не последняя наша встреча, мастер Ульрих, мы еще с вами поговорим!
Ульрих фон Энзинген понял, что нажил себе смертельного врага.
Глава 6
Ложа отступников
С момента встречи с одноруким нищим прошло уже много недель, когда Афра снова неожиданно столкнулась с ним по дороге в строительный барак. Она его даже не сразу узнала, так как на этот раз на нем было обычное повседневное чистое платье. Ни следа бедности, которая вызвала тогда сочувствие Афры.
- Что случилось? - полюбопытствовала девушка. - Я много раз высматривала тебя. На рынке, еще когда францисканцы и августинцы кормили бедных, я спрашивала об одноруком - я ведь не знаю твоего имени, - но никто ничего не мог мне сказать.
- Якоб Люсциниус, - сказал однорукий. - Я забыл вам представиться. Но кому интересно имя нищего? Вообще-то меня зовут Якоб Соловей, а Люсциниус - это латинский перевод. Мне показалось, что так будет лучше, когда начинаешь новую жизнь.
- Звучит неплохо. В первую очередь учено.
Однорукий засмеялся:
- Вам нужно было спрашивать у доминиканцев на Варфоломеевом дворе, там бы вам кое-что сказали.
Афра вопросительно взглянула на Люсциниуса.
- А почему именно там?
- У ворот доминиканского монастыря, там, где нищие каждый день получают горячий суп, я однажды услышал, что брата библиотекаря, странного старика, увели в сумасшедший дом за воротами города и его место вакантно. Это, должно быть, был знак свыше, в любом случае я тут же изъявил желание занять это место, по крайней мере временно. Я немного рисковал - вам же известна моя история. Но то ли аббат действительно ничего не знал, то ли не захотел интересоваться моим прошлым - трудно сказать. Конечно, пришлось кое-что присочинить. Как бы там ни было, меня приняли как члена ордена, не являющегося духовным лицом, исключительно благодаря моим познаниям в латыни, очень сильно удивившим приора. С тех пор я - господин покоя с десятками тысяч свитков и книг. Хотя я, честно говоря, мало понимаю в книгах.
- Это чудесное занятие, - восхищенно сказала Афра. - Я знаю, о чем говорю. Мой отец тоже был библиотекарем. Он был одним из самых счастливых людей на земле.
- Ну, - протянул Люсциниус, - наверное, есть занятия и похуже, чем разыскивать травник среди десятков тысяч других свитков, но, конечно же, есть и более интересные. Но я не хочу жаловаться. У меня есть крыша над головой, и хотя бы раз в день я могу поесть. Это больше, чем то, на что я мог надеяться еще месяц назад.
Афра кивнула.
- Я с детства люблю книги, с тех пор как отец научил меня читать и писать. Но больше всего я люблю библиотеки, этот запах, который в них царит: смесь аромата дубленой кожи и запыленного пергамента.
- Позвольте мне сделать замечание. Это необычно для женщины вашего положения. Я думал, вас скорее порадует запах роз или фиалок. Но если вам позволит время, навестите меня. Поверьте мне, библиотекарь - это в первую очередь одинокий человек.
Афра, не задумываясь, согласилась прийти уже на следующий день.
Монастырь доминиканцев на Варфоломеевом дворе принадлежал к новейшим в Страсбурге постройкам такого рода. Изначально белые монахи, известные своим строгим образом жизни и искусством проповеди, селились за стенами города, в Финкенвайлере. И только сто пятьдесят лет назад они нашли для себя новое убежище в стенах города, поблизости от монастыря францисканцев, и вскоре уже организовали конвент, институт, где преподавали такие великие умы, как Альберт Великий.
Привратник у низеньких ворот удивился, когда женщина пожелала пройти в монастырь, чтобы поискать в библиотеке какую-то книгу. На Афре было скромное платье, и, так как ни одно из предписаний ордена доминиканцев не запрещало женщинам входить на территорию монастыря, привратник открыл узкую дверь и попросил Афру следовать за ним, во имя Господне.
У Афры был собственный опыт пребывания в монастыре, поэтому и эта обитель произвела на нее тягостное впечатление. После того как они пересекли внутренний двор, окруженный со всех сторон арками крестового хода, привратник провел ее к проходу на противоположной стороне двора. Их шаги гулко отдавались в мрачном коридоре с голыми стенами, который они оставили позади. В конце коридора была лестница, по которой они спустились на этаж ниже. Там посетителей встретила комната с таким низким потолком, что его можно было коснуться вытянутыми руками.
На громкий окрик привратника из бокового хода, кашляя, вышел Люсциниус.
- Я никогда бы не подумал, что вы решитесь прийти в царство теней истории и мысли, - сказал он и отпустил брата привратника кивком головы.
- Я же говорила, что книги оказывают на меня магическое влияние, - ответила Афра. - Кроме того…
Афра замолчала и испуганно огляделась. Света от свечей практически не было. Окна отсутствовали.
- Вы представляли себе библиотеку несколько иначе, - засмеялся Якоб Люсциниус и подошел ближе.
- Честно говоря, да! - Афре еще никогда не приходилось наблюдать такого хаоса из нагроможденных друг на друга книг. Полки, на которых книги стояли в непонятной системе, давным-давно превысили свои способности выдерживать тяжесть. Под весом исписанных книг мощные полки ломались, как гнилые доски. Фолианты, сложенные друг на друга, образовывали целые колонны. Когда мимо них проходили, они начинали раскачиваться. И над всем витал едкий непонятный запах, смешивавшийся с серебристым туманом пыли.
- Возможно, теперь вы понимаете, почему мой почтенный предшественник сошел с ума, - иронично заметил Люсциниус. - Я уже прокладываю себе дорогу к нему.
Афра ухмыльнулась, хотя в словах Якоба была доля правды.
- В любом случае, мне кажется, он был удивительным человеком, - продолжал Люсциниус. - Брат Доминик - так его зовут - никогда не учился и не имеет никакого понятия о теологии. Он был одержим идеей прочесть все книги, которые хранятся в этой комнате. Как мне рассказывали, полжизни все было в порядке. Ученые монахи из монастыря подумали даже, что произошло чудо, когда брат Доминик вдруг заговорил на иностранных языках, как когда-то апостолы Господни. Доминик говорил на греческом и иудейском, английском и французском. Часто собратья понимали только отдельные куски его речей. Но чем дольше брат библиотекарь учился, тем больше он отдалялся от других. Он избегал совместных молитв, попеременного пения и литаний. Доминик только изредка появлялся в трапезной во время общих приемов пищи. Его собратья были вынуждены ставить миску с едой у двери библиотеки, которую он обычно запирал. Наверное, Доминик боялся, что нарушат порядок в царившем там хаосе. Потому что, как бы непонятен ни был его беспорядок, за ним крылась хорошо продуманная система. В течение нескольких секунд брат Доминик мог найти любую книгу, какую бы ни попросили. К сожалению, он не захотел поделиться секретом своей системы. Теперь от меня зависит, будет ли порядок в этом хаосе. Нелегкая задача.
Афра осторожно вздохнула. Она не решалась глубже вдохнуть едкий запах, сильно отличавший эту библиотеку от других.
- Не воздух ли свел с ума брата Доминика? - неуверенно спросила Афра Люсциниуса. - Тебе нужно быть поосторожнее.
Люсциниус пожал плечами.
- Мне еще не приходилось слышать, чтобы кто-то сходил с ума из-за плохого воздуха. Иначе все жители Страсбурга, окна домов которых выходят на Иль, тоже сошли бы с ума. Потому что нигде в мире не воняет так сильно, как там.
В одном из боковых коридоров Афра разглядывала ценные однотомники старых книг. Люсциниус уже подписал корешки книг неловким почерком левши и, начиная с "А" (с Альберта Великого), - разложил по алфавиту.
- Дальше буквы "В" я еще не продвинулся, - сокрушался Люсциниус. - Сложность заключается, кроме всего прочего, в том, что во многих трудах не указан автор. Поэтому мне приходится вставлять в алфавит названия некоторых книг вместо их авторов. И еще сложнее, если нет даже названия книги. Многие теологи просто начинали писать, не раздумывая над тем, как должен называться их труд. Как следствие - толстые умные книги, названия которых никто не знает, не говоря уже об авторе. Осматривайтесь, если вам интересно.
Люсциниус исчез. Афра воспользовалась представившейся ей возможностью. С самой верхней полки, где, как девушка предполагала, книги стояли уже в новом порядке, она сняла толстую, переплетенную толстой телячьей кожей книгу на букву "В". На латыни она называлась "Compendium theologicae veritatis". Потом Афра задрала юбки. Уверенно, как будто делала это уже много раз, она разорвала подол платья с внутренней стороны и вынула пергамент. Афра проворно спрятала сложенный документ между мелко исписанными страницами фолианта. Потом поставила книгу обратно в ряд.
- "Compendium theologicae veritatis", - пробормотала она несколько раз подряд, чтобы запомнить название книги. - "Compendium theologicae veritatis".
- Вы что-то сказали? - прокричал Люсциниус из бокового хода напротив, где он как раз перекладывал книги из вертикальной стопки в горизонтальную, что, без сомнения, было лучше |шля их хранения.
- Нет, то есть да, - ответила Афра. - Я тут рассматриваю эту полку и радуюсь порядку на ней. Наверняка это твоя заслуга, брат Якоб. И так, наверное, будет много сотен лет, - при этом она пристально смотрела на книгу, послужившую тайником.
Откуда-то из темноты показался Люсциниус. Афра не удержалась и расхохоталась. При этом ее руки от волнения дрожали. На голове у библиотекаря было какое-то странное сооружение. Череп его обтягивала кожаная лента. Слева и справа были вставлены горящие свечи, по две с каждой стороны, светившие при ходьбе неровным светом.
- Прости, - сказала Афра, с трудом сдерживая смех, - я вовсе не хотела над тобой смеяться, но твое освещение выглядит просто потешно!
- Изобретение брата Доминика, - ответил библиотекарь, закатив глаза, но голову при этом он держал ровно. - Может быть, выглядит и забавно, но для такого однорукого, как я, это единственная возможность работать при нормальном свете. Куда бы я ни повернулся, свет поворачивается так же быстро, как и я, - и в доказательство своих слов он покрутил головой сначала влево, потом вправо.
- Я имела в виду эту полку, - снова начала Афра.
Люсциниус сдержанно кивнул:
- Да, это мой первенец, так сказать. Но вот в том, сохранится ли здесь все в таком же порядке на века, я позволю себе усомниться.
Он усмехнулся и снова ушел, чтобы заняться работой.
Афра с облегчением выдохнула из легких едкий воздух. Пригладила зеленое платье, которое почти не снимала последние недели из боязни, что пергамент выкрадут. Решение спрятать документ здесь, в библиотеке доминиканцев, пришло спонтанно. При виде огромного количества книг девушка осознала, что для загадочного письма монаха из монастыря Монтекассино не найти более укромного места, чем фолианты монастырской библиотеки. В конце концов, этот документ был скрыт таким образом более пятисот лёт.
На прощание библиотекарь взял с Афры обещание прийти снова. Афра пообещала, но по своим соображениям.
- И если вам все равно, - сказал он едва ли не робко, - то я выпущу вас через ворота Бедного Грешника.
- Ворота Бедного Грешника? - растерялась Афра.
- Вы должны знать, что в каждом монастыре есть такие ворота. Они не указаны ни на одной схеме, официально их вообще как бы и нет, и милый Боженька, вероятно, тоже о них не знает или же не хочет знать. Через ворота Бедного Грешника монахи выпускают девиц и юношей, - при этом Люсциниус осенил себя крестным знамением левой рукой, - которым, в общем-то, совершенно нечего делать в монастыре. Вы понимаете.
Афра покачала головой. Она очень хорошо понимала. Если она все правильно рассчитала, то тайный выход был ей очень даже на руку.
Раз в месяц епископ Вильгельм фон Дист приглашал к себе во дворец напротив собора на большой пир, связанный с полным отпущением грехов на сто лет вперед. Большой пир считался общественным событием, и было просто немыслимо отказаться от приглашения его преосвященства.
Все это было не лишено определенной пикантности, поскольку епископ Вильгельм имел привычку сажать друзей и врагов за одним столом. Поэтому иногда получалось так, что злейшие враги, которые при встрече старались обойти друг друга десятой дорогой, оказывались за столом друг напротив друга, - к вящему злорадству его преосвященства.
Афра и Ульрих были уже наслышаны о глупости эксцентричного епископа. Слышали они и о том, что за столом подавали только одно блюдо, но в изобилии - каплуна, порезанного кастрированного петуха, о котором еще древние римляне говорили, что его поедание способствует необыкновенной красоте. Его преосвященство обычно съедал два-три каплуна, хотя этого нельзя было сказать, судя по его внешности, но из-за этой привычки к нему прилипло прозвище: его преосвященство Каплун.
Ворота в резиденцию охраняли четверо слуг с факелами, и каждый посетитель должен был назвать свое имя, только йотом его пропускали.
- Мастер Ульрих фон Энзинген и его жена Афра, - сказал архитектор.
Главный лакей отыскал имя в списке, потом благосклонным жестом впустил вновь прибывших. В холле перед лестницей было многолюдно: важные господа в роскошных одеждах, бархате и парче, дамы в шелковых платьях с воротниками величиной с колесо телеги, высокопоставленные духовные лица, обвешанные всякой мишурой и блестками, и девушки легкого поведения, не скрывавшие своих прелестей.
Афра вздохнула, прикрыла рот рукой и тихо сказала:
- Ульрих, как ты считаешь, мы туда попали? Я в своем платье похожа на нищенку.
Не глядя на Афру, архитектор кивнул и, скользнув взглядом по толпе гостей, произнес:
- Действительно, прекрасная госпожа нищенка, действительно Охотнее всего я бы прямо сейчас повернул обратно.
- Мы не можем себе этого позволить, - ответила Афра и с трудом улыбнулась. - И в первую очередь именно ты! Стиснем зубы - и вперед!
Лицо мастера Ульриха скривилось.
Едва отзвенел вечерний звон в соборе напротив, как наверху широкой лестницы появился одетый в белое платье, едва закрывавшее колени, церемониймейстер и начал зачитывать имена приглашенных гостей. Большинство уходили под возгласы неодобрения или бурные аплодисменты. Названные выстроились друг за другом и образовали процессию, которая наконец под звуки капеллы из духовых и ударных инструментов начала подниматься по лестнице.
- Как ты себя чувствуешь? - шепнула Афра мастеру Ульриху.
- Как король Сигизмунд, идущий на коронацию.
- Глупый ты, Ульрих.
- Одному Богу известно, кто здесь глупее, - прошептал Ульрих и закатил глаза.
- Ну, соберись же. Не каждый день обедаешь у епископа.
В приемном зале всех ожидал празднично накрытый стол, уставленный бесчисленным множеством свечей. Он был в форме подковы и занимал почти весь зал. По обеим его сторонам могла свободно разместиться сотня гостей. Афра взяла Ульриха под руку и потащила его к правому концу стола, где, как она надеялась, они будут не так на виду.
Но она не подумала о церемониймейстере. Он разгадал ее намерение, подошел к Афре и отвел их с Ульрихом во главу стола, где посадил обоих на расстоянии двух стульев друг от друга.
Афра покраснела и стала бросать на Ульриха полные мольбы взгляды. Через два стула она тихонько сказала:
- Ты так далеко! Я совершенно не знаю, как себя вести.